Кровь от крови моей

— Вот так, хорошо, ещё шаг, это совсем не страшно, — шептал вкрадчивый голос. Хелейна Таргариен раскрыла ставни, и в лицо подул озорной теплый ветерок. Облака пушистой периной застилали небо. Казалось, шагнешь и взлетишь вместе с ними, туда, где её ждёт Пламенная Мечта. Хелейна подняла голову и сделала шаг на карниз. Там впереди свобода, великолепный полёт, там нет боли… Хелейна подскочила на постели и сжала промокшую от пота сорочку. За окном стоял густой туман. Ничего кроме белой пустоты. Она повернусь направо, смятая простынь, откинутая подушка, Эймонда не было. Королева взяла подушку, прижала к себе и уткнулась в неё носом. Запах дыма и грозы, запах любимого мужчины. Теперь остался только аромат. Эймонд, наверняка, уже у матери и ему сейчас очень тяжело. А потом он улетит в Штормовой предел и обручится. Хелейна ощутила как тело пронзают сотни игл, в горле застревает ком из слёз. Расстаться — это всё равно что разодрать себя на куски, только никто не увидит раны и язвы на тлеющей душе. Она могла знать, что так всё и закончится, но всё же, надеялась на другой исход. Как наивно для провидицы. Мать говорила, что заплаканные глаза женщину не красят, поэтому сейчас она беззвучно содрогалась в обнимку с подушкой. У неё никогда не было видений об Эймонде, словно Семеро закрывали его будущее намеренно. Зато у них было общее прошлое, в котором страсть еще на них не обрушилась, принося с собой разбитые надежды. И любви тогда ещё толком не было, но они были семьёй. Настоящей, не той, которая собралась на последнем ужине Визериса. Если бы в четырнадцать лет, Хелейну кто-нибудь спросил, кому она полностью доверяет, то это был бы Эймонд. Он знал, что значит хранить секреты, был внимательным вдумчивым, часто хмурым. А еще он всегда заботился о ней. Приносил муравьёв и пестрых жучков в стеклянном сосуде. Помогал с занятиями по валирийскому и другим предметам. Хелейне нравилось учиться, но она отдавала предпочтение травничеству и изучению животного мира. Была бы её воля она бы с удовольствием углубилась в основы врачевания, которые могли бы преподать мейстеры, но мать запретила. — Неужели, ты никогда не хотела чему-то научиться настолько, чтобы это приносило пользу людям? — спрашивала Хелейна Алисенту. Королева отвечала, что главная обязанность Хелейны приносить пользу будущему мужу. Тогда ещё о браке с Эйгоном она упоминала вскользь и Хелейна думала, что мать постепенно откажется от гиблой затеи. Разве она не видела, что старший относится к ней плохо? Да все в замке видели это! И разве можно что-нибудь возразить юнцу, который думал лишь о потребностях тела, которое, он, кстати, совсем не тренировал? Возможно, Алисента надеялась, что со временем он одумается. Оказывается, мать тоже была наивной. Хелейна даже в день свадьбы не могла поверить, что это происходит наяву. Какое предательство со стороны матушки! Теперь Эйгон будет диктовать ей условия? Как она будет жить? О, Семеро, ей придется спать с ним! Она настолько погрузилась в тревожные мысли, что не выказывала никакой радости подаркам, которые, по традиции, сначала приносили жениху и невесте по отдельности. На обязательном завтраке в обществе женщин, она не проронила ни слова. Королева беспокоилась, не заболела ли дочь в день венчания, что было бы нехорошим знаком. Она привыкла видеть Хелейну с улыбкой, пусть она часто играла в одиночестве, но обычно в хорошем настроении, которое передавалось и придворным. Но в день свадьбы юная принцесса словно погасла. Лицо её покрыла пелена безразличия, уголки губ опустились. Она чуть не упала во время священного обряда обмена плащами, согласно которому муж надевает плащ со своим гербом на жену, а потом облачается в плащ с её гербом. Но поскольку они принадлежали к одному дому, никто ничем не обменивался. Хелейне оставалось вздохнуть с облегчением, что не пришлось пить кровь друг друга, согласно обычаям Старой Валирии. Эйгон тоже был не в восторге от церемонии и, по обыкновению, старался скорее сбежать. Не смотря на то, что праздники всегда были его стихией и он, как никто, умел развлекаться, собственная свадьба его утомила. Весь вечер он сидел злой. Ещё одна часть обряда, это раздевание молодых перед брачной ночью, в котором должны были поучаствовать гости. Женщины, пребывавшие в гостях, должны были снять по одному предмету одежды с молодого мужа, а гости–мужчины снимали одежду с молодой жены, после чего кто-то из них нёс её в спальню. Для скромной Хелейны эта дикая традиция стала настоящей пыткой. Она во все глаза таращилась на силача, который взял её на руки. Он был чрезвычайно горд собой и приговаривал: “Не нужно беспокоиться, принцесса, супружеские ночи бывают очень сладкими.” “Но не с Эйгоном!” — хотелось крикнуть Хелейне. Старшие женщины на свадебном пиру полушепотом рассказывали ей об особенностях близости с мужчиной. Уверяли, что муж, как человек опытный, сделает всё сам и главное, постараться не мешать ему. Хелейна же не хотела ни мешать, ни помогать, она хотела чтобы её оставили в покое, чтобы на утро она проснулась беспечной девочкой, которая собирала цветы на лугу. Они с Эйгоном даже никогда не обнимались. Страшно представить, что он окажется внутри… Её страхи оказались не напрасны. Эйгона долго не было и принцесса уже начала думать, что он не придет и задремала. Стоило ей провалиться в сон, как дверь отворилась, громко ударившись о стену. —Что ж, дольше откладывать нельзя, — развязно проговорил он и плюхнулся на кровать рядом с женой. — О, а ты очень даже ничего в тусклом свете, или я настолько пьян? Принцесса ничего не отвечала. Она вся сжалась в комок и молилась Семерым, чтобы всё закончилось быстро. Без лишних предисловий, он повалил её на спину и раздвинул ноги. Мышцы тут же свело судорогой. — Посмотрим… Хмм… — протянул Эйгон, пристраиваясь между её бёдер, — Проклятье, какая же ты сухая.. Да еще холодная как лягушка. Но без слизи, — он громко захохотал. Это отвлекло его от Хелейны на несколько мгновений, а потом он резко вонзился в неё. Хелейна вскрикнула, ощущая жжение внизу живота, мышцы никак не желали расслабляться. Означало ли это, что она мешала мужу? Несколько толчков стали мучительными для обоих. — Невыносимо… Где твоя влага? Может с тобой что-то не так? Что могла ответить принцесса? Что не знает, всё ли с ней в порядке? Не понимает, что значит для неё теперь порядок. Она просто кричала. От обиды, от боли, от страха. Эйгону быстро надоело, достигнув разрядки, он сполз с Хелейны, прихватил кувшин с вином, и отправился на прогулку по коридорам замка, забыв закрыть за собой дверь. Воистину, худшее из его качеств — равнодушие. Она не знала, сколько прошло времени. Ночь длилась, и длилась, и она была ужасна. Внизу живота всё болело. — Хелейна, — голос Эймонда был испуганным. Она повернулась и посмотрела на бледное лицо брата. В его лиловых глазах, таких же как у неё, плескалась паника. — Я думал, он тебя убивает. Ты так кричала. Она бросилась на шею Эймонду, чего никогда в жизни не делала. Он оторопел, но обнял её в ответ. Эйгон не снял с неё сорочку, так что неловкости не было, но была потребность в защите, настолько отчаянная потребность, что она готова была умолять брата не уходить. Именно той ночью, в сердце Хелейны впервые шевельнулась любовь. Разве любить брата постыдно? Хоть это у неё не смогут отнять… У неё есть он. Он сможет дать отпор Эйгону, он никогда не сделает ей больно. Роды Хелейны прошли легко и без помех, главным образом потому что оба близнеца были довольно маленькими. Джейхэйрис сразу же закричал, не дожидаясь пока повитуха похлопает его, а вот его сестра долго не подавала голос. Мейстеры начали предполагать худшее, когда малышка Джейхэйра тихонько захныкала. Окунувшись в заботу о детях, Хелейна ощущала себя почти счастливой. Ей доставляло удовольствие делать всё, что нужно для своих малышей. Помогали. няни, служанки, иногда мать, и даже Эймонд. Она уверяла его, что это не обязательно. — А мне нравится, они милые, — говорил он, качая детей по очереди. Жизнь обрела подобие гармонии, распорядок детей стал распорядком Хелейны, Эйгон пропадал за стенами замка, Эймонд ударился в учёбу и фехтование. Как-то в полдень Хелейна вышла на тренировочный двор, почитать о целебных настойках, пока дети посапывали после обеда. Ей совсем не хотелось к матери, их отношения стали еще холоднее, чем до замужества Хелейны. Дед был занят, как всегда, однако не забывал раз в день навещать правнуков. Она находила странное успокоение в том, чтобы наблюдать за тренировкой Эймонда. Наверное, она чувствовала себя более защищенной, когда он был поблизости. Она приготовилась окунуться в чтение, но в этот день её постоянно отвлекали крики сира Кристона, который без устали наставлял принца. Волей-неволей, она стала наблюдать за братом. Как он передвигается, отклоняется и пригибается, как уверенно держит меч. Его движения были довольно резкими и очень быстрыми, некоторые из них было сложно уловить из-за скорости. Временами он подходил, чтобы отдышаться и выпить воды из кувшина, который она ему подавала. В тот полдень всё было как обычно. Он тренировался, а Хелейна смотрела на него. На то, как напрягаются его мышцы, как резко очерчиваются вены на его руках, как он облизывает пересохшие губы, как поднимается и опускается его обнаженная грудь при дыхании и вот тогда она поняла, что с ней, как с женщиной, всё прекрасно. Роды сделали её чувствительнее, даже чувственное. Она острее ощущала прикосновения и запахи. Но возбуждение испытала впервые. И поскольку понятия не имела, что с ней происходит, посчитала свою реакцию какой-то хворью. “Приличным женщинам чуждо сладострастие.” Кто-то из родственниц говорил подобное, скорее всего потому, что им не довелось его испытывать. Весь оставшийся день, Хелейна не находила себе места, пытаясь объяснить себе дрожь и коленях. — Вы жаждите мужчину, моя принцесса, — сказала одна из служанок, помогая ей переодеваться. — Как ты это поняла? — Это заметно. И вы вся мокрая. “Вот о чём говорил Эйгон в брачную ночь,” — подумала тогда Хелейна, — “И что же теперь делать?” Потребовалось несколько дней чтобы понять, Хелейна жаждала не какого-то мужчину, а именно Эймонда. Хорошие манеры и прекрасные тела, окружающих её рыцарей не вызывали и половины тех ощущений, что мог пробудить один взгляд принца. “Я схожу с ума. Точно. Значит, правду обо мне говорят… Но почему я должна стыдиться? За одним братом я замужем, почему не могу желать другого? Он ведь об этом не узнает.” Но он узнал. Что-то она не успела спрятать в своих фиалковых глазах. В то утро, после полёта на Вхагар, он увидел её трепет, нежность и мог увидеть желание. Одна мысль о том, что оно может оказаться взаимным переполняло Хелейну счастьем! Их ночь казалась сбывшиеся мечтой. Его руки, такие желанные, такие тёплые ласкали её, губы целовали. И он весь был в ней. Она не была девственницей, но впервые отдалась по любви. Любовь… Теперь Хелейна точно знала, что это была именно она. Огонь желания не смог перекрыть душевную близость. Любимый. Любимый Эймонд. Даже сейчас, испытывая жуткую боль от разлуки и расставания, Хелейна была благодарна за это чувство. Пусть даже она горит теперь в семи преисподних, но она также познала и семь небес.