Кровь от крови моей

В детстве нередко случалось, что Эймонд и Хелейна засыпали в одной постели, после того как читали друг другу вслух. Тогда Алисента просила Кристона Коля унести девочку в другую комнату, и Эймонд просыпался в одиночестве. Он на всю жизнь запомнил то чувство холода, что сковывало его изнутри, когда открыв глаза, он видел перед собой пустую подушку. Он никогда не говорил, что от долгой разлуки с ней, его мутит от всего: от погоды, еды, разговоров. С годами Эймонд научился справляться с этим, но временами, детская боль напоминала о себе. Разумеется, принц злился не на неё, а на то, что её забирают. Кто-нибудь обязательно тянул её за руку, после долгих совместных игр, кто-то окрикивал её, когда они разговаривали, и нещадно дразнил, когда она шептала Эймонду свои тайны. Этим “кем-то” часто был Эйгон. Сейчас Эймонд понимал, что брату, наверняка, было одиноко и он завидовал близости, что возникла между младшими, но выражать свои чувства по-человечески он никогда не умел. “Идиотка,” — шипел он, когда Хелейна говорила что-то невпопад. Девочка уже даже не обижалась, или просто не подавала виду. Однажды, они сидели на поляне, позади замка и Эймонд спросил её: — Как приходят твои озарения? — Я сама не знаю, не могу угадать, когда это произойдет, — она гладила пальцем лепестки цветка, по которому ползла божья коровка. — Просто вдруг слышу голоса, они шепчут мне слова или обрывки стихов. Иногда я повторяю за ними вслух, но чаще проговариваю внутри. Голоса настаивают, чтобы я что-то сказала определенному человеку, но чаще всего этот человек не слышит, не понимает или грустно так улыбается. — Это, наверное, обидно, — Эймонд оторвал несколько травинок и плёл из них жгут. — Очень, но потом привыкаешь. Голоса говорят, что человек поймет значение слов позже, но я всё равно должна проговаривать. — А сны? Ты можешь отличить какой из них сбудется? — Не всегда, но они и правда отличаются. Те, что сбудутся очень похожи на реальность, порой я просыпаюсь и не понимаю, проснулась ли на самом деле. — Тяжело знать будущее? — Да… — она оторвала лепесток с букашкой и поднесла к лицу, божья коровка переползла ей на нос. — А тебе бы не хотелось, чтобы твой дар оценили, чтобы видели как это непросто? — Знаешь, что говорят про нашу семью? — Что мы можем стать либо безумными, либо великими. “Каждый раз, когда рождается новый Таргариен, боги подбрасывают монету, и весь мир, затаив дыхание, следит, какой стороной она ляжет”. — Эймонд отчеканил как на уроке. У него всегда была хорошая память. — Как ты думаешь, лучше быть великим или безумным? — Но ты не безумна! — его утомила несправедливость по отношению к сестре. Все видели в ней надалёкую добрую девочку, порхающую как бабочка и красивую как цветок, но никому в голову не приходило, каково бывает очнуться внутри собственного кошмара, терпеть насмешки таких, как Эйгон. Видеть, что матушка обращается с ней как с малолетней, хотя она взрослее и мудрее многих. Какие нужны силы и спокойствие, чтобы нести бремя сновидца? — Ты умная и очень сильная! — вышвырнул жгут и нахмурился. — Достаточно того, что ты меня такой видишь, — улыбнулась Хелейна. — Остальные пусть говорят обо мне, что им угодно. Иногда даже забавно от того, что тебя считают нелепой. За этим можно прятать правду, и бережно хранить тайны. Теперь у них появился еще один общий секрет. Правда о прекрасной ночи. Он смотрел, как Хелейна улыбается во сне, никаких кошмаров, пока он рядом. Тем не менее, уже светало. Разумнее было уйти до смены караула, чтобы не вызвать кривотолков, но ему ли тревожиться из-за сплетен? Прислуга и придворные замка уже давно решили, что близнецы Хелейны вовсе не от Эйгона… Хотел бы он, чтобы это было так. Семья… Его семья состояла из одиночек. Каждый был сам за себя. Настоящая уютная теплая гавань возможна лишь рядом с сестрой. Эймонд исправился. Это слово больше ей не подходило. С любимой женщиной. Хелейна почувствовала его пристальный взгляд, и ресницы её задрожали. Она заморгала, потёрлала лоб тыльной стороной ладони. — Эй, — опять вернула его в детство. Короткий звук вместо приветствия или поддержки, если говорить не слишком хотелось. — Эй, — он переплёл их пальцы. — Ñuja ãbra kirine issa? Хелейна улыбнулась и потянулась к нему, покрывало сползло оголяя плечи, руки и грудь. На коже проявились следы от царапин и синяков. Эймонд спустил покрывало ниже, на бедре тоже были синяки. — Проклятие… — прошептал принц, Хелейна непонимающе глядела на него, а потом заметила куда он смотрит. — У каждого действия есть последствия, — она посмотрела на своё тело отстраненно, словно оно вовсе ей не принадлежало. — Мне не больно, Эймонд. — Мне больно, — а он смотрел на её ссадины и царапины, как будто покалечил сам себя. — Я ни о чём не жалею, милый. Только вот, эта ночь не должна повториться… Он захотел ей горячо возразить, но поток его мыслей прервал стук в дверь. — Моя принцесса, вы проснулись? — Бриена—новая служанка, приставленная к Хелейне, как к будущей королеве. Отто убедил Алисенту, что она заслуживает отдельной коронации и празднества в её честь. Что бы про него ни говорили, но о внучке он всегда заботился. Принц и принцесса дружно посмотрели на дверь, потом друг на друга, Эймонд неудачно развернулся и упал с кровати, раздался глухой стук, Хелейна засмеялась, упав лицом в подушку. — Всё ли у вас хорошо, моя принцесса? Она привстала, протянула руку, чтобы помочь Эймонду. — Как глупо… — одними губами проворчал он. Поднялся и надел штаны. Принцесса потянулась за халатом и быстро завязала его вокруг талии, не переставая смеяться. Эймонд её веселья не разделял, в его действиях было больше растерянности. Когда он захотел взять повязку, которая висела у изголовья, то обнаружил, что её там нет. А потом увидел её в руке у Хелейны, которая стояла с противоположной стороны кровати. Девушка побежала к камину, комната была большая и места для таких забав было предостаточно. Принц побежал за ней, она спрятала повязку за спину, и он стал наклонятся и крутить Хелейну из стороны в сторону, но никак не мог дотянуться. В конце концов, он не смог противиться её настроению и тоже беззвучно засмеялся. К реальности их вернул стук в дверь. — Да-да, Бриена, всё хорошо! — вспомнив про служанку, воскликнула принцесса и опять побежала к кровати. — Всё просто чудесно! Эймонду удалось изловчиться и уложить её обратно на постель, она чуть не захохотала в голос, но он приложил пальцы к её губам и прошептал на ухо: — Королевы так себя не ведут. Хелейна поцеловала пальцы Эймонда, отодвинула его руку и тоже прошептала: — Как удачно, что я ещё не королева… Они были слишком близко, а жар прошлой ночи ещё не погас в их жилах. Эймонд притянул её лицо к себе и поцеловал так страстно, что от неожиданности она втянула носом воздух и потянула его за волосы. — Я могу войти? — нервно спросила служанка, явно не понимая, почему ей до сих пор не открыли. Хелейна с трудом оторвалась от Эймонда и прокричала: — Я ещё сплю! — принц начал целовать её шею, — Дивный сон! — Королева Алисента сказала, что пора уже начинать приготовления. Эймонд начал злиться и бросил гневный взгляд в сторону двери. Хелейна нежно коснулась его щеки, чтобы он перестал хмуриться, а затем приложила повязку к его лицу и закрепила её узлом. Принц забрал остальную одежду и скрылся за одним из гобеленов, который прикрывал дверь с выходом во двор. Таких тайных дверей в замке было много, но далеко не во всех комнатах. Даже королевская семья не знала о некоторых ходах. Хелейне совсем не нравился зелёный цвет. И вовсе не из чувства противоречия матери, которая при любом удобном случае, напоминала, как важен этот оттенок для неё и для дома Хайтауэр. В детстве она носила его с большой неохотой, а потом и вовсе отказалась. Незадолго до коронации, Алисента распорядилась о расшитом изумрудами платье. Хелейна же, вопреки своей смиренной натуре, настояла на белом с голубым узоре и серебряной короне. Появились цвета, которые стали связывать с её персоной, от зеленого же, Хелейна предпочитала держаться подальше. Тонкое белое кружево покрывало лиф и рукава платья, расшитый серебряными нитями, пояс туго перетягивал талию. Ниже к подолу белый плавно переходил в лазурный, а дальше в насыщенно голубой. Волосы Хелейны были распущены и волнами ниспадали до пояса. Гостей в этот раз было немного. Только узкий круг придворных слуг и сторонников Алисенты. Короновать жену должен был Эйгон, но после бурных увеселений не смог подняться с постели. Отто поначалу хотел заменить его, но Алисента сказала, что сама проведёт церемонию. Медленно и торжественно Хелейна шла по ковру в главном зале Красного замка. Она смущенно улыбалась, не привыкшая к столь пристальному вниманию. Эймонду, стоявшему по правую руку от матери, пришла на ум знаменитая фраза: “Словно Дева спустилась с небес,” к тому же, он так отчётливо увидел в ней невесту, что пришлось поморгать, чтобы очнуться от видения. Кусая губы, Хелейна подошла к матери и склонила голову. — Провозглашаю тебя, Хелейна первая своего имени! Пусть Семеро видят! Да пребудет с тобой доброта великой Матери, красота Девы и мудрость Старицы! — с этими словами она надела витую корону на голову Хелейны, а затем отошла на шаг и поклонилась. — Моя королева. Никогда еще в этом зале так искренне не смеялись и так громко не хлопали. Лица присутствующих озаряли добрые улыбки, а последующий торжественный обед больше походил на семейные посиделки. Здесь не было громкой музыки, или вычурных тостов в честь супруги короля, но она и без них сияла как сотни звёзд. Улыбалась, качала маленького Джейхейриса, который уже успел побывать на руках прадеда, стащить со стола пару виноградин и подергать за рукава придворных. Джейхейра всегда отличалась от брата характером. Была нелюдимой и часто капризничала. Успокаивалась она в редкие моменты, к примеру, на руках у Эймонда. Стоило ей забраться к нему на колени, как она тут же начинала заплетать волосы принца, и так этим увлекалась, что совсем забывала об окружающих. Негромкая беседа и тихая музыка заставляли забыть о невзгодах и конфликтах, и хоть немного побыть семьёй. Эймонд пригласил Хелейну на танец, и они все делали для того, чтобы не сближаться на глазах у матери. —Почему ты морщишься? — тихо спросил Эймонд. — Обувь не удобная, очень жмёт, — они разошлись на несколько шагов, чтобы сойтись после поворота и соединить ладони звонким хлопком. — Зато высокая. И ты стала выше. Не придётся тянуться, — Эймонд соблазнительно улыбнулся ей и она покраснела. — Эймонд, позволишь? — спросил Отто, занимая его место в танце. — Конечно, — он коротко поклонился и отошёл от Хелейны. К нему тут же подоспела мать. — Нужно обсудить создавшиеся положение. Через час мы должны собраться и всё обговорить. Отведешь Хелейну спать? Эйгона я так и не дождалась, хотя он обещал мне быть на совете. — Я всё сделаю, матушка. Джейхейра тихо сопела, положив голову на плечо Эймонда, когда он нёс её до покоев. Джейхейрис был бодр и шёл рядом, крепко держа маму за руку. — Эйман, — ему явно нравилось как звучит имя Эймонда, и он часто пытался его повторить. — Устала? — спросил принц, видя, что настроение Хелейны изменилось. — Нехорошее предчувствие, — прошептала молодая королева. — Может дело всё-таки в обуви? — Может быть, — она слабо улыбнулась. Эймонд проводил их в покои Хелейны, а служанка уже отвела близнецов в их личную комнату. Когда они остались одни, он произнес: — Доброй ночи, моя королева, — намеренно сделал акцент на слове “моя” и получив в ответ поцелуй в щеку, удалился и поспешил на совет. Еще не войдя в зал, Эймонд понял, что семья не приходит к согласию в обсуждаемом вопросе. Громче всех кричал Эйгон, брат уловил в его голосе панику и раздражение. У него, разумеется, были причины. Вероятно, Рэйнира уже узнала, что в обход неё, на трон посадили младшего и теперь он — главная мишень. Незаметно открыв дверь, он увидел мать, прижавшую ладонь ко рту, Эйгона, сидящего ближе к окну, и хмуро заглядывающего столешницу. И Отто, который наливал вино в кубок, чего никогда не позволял себе во время собраний. Они как будто сговорились и затихли, как только зашел Эймонд. — Она не пойдёт против нас, — Алисента сама не верила в то, что говорила, но как и в случае с последней волей Визериса, продолжала настаивать на своём мнении. — Дочь, — Отто грустно посмотрел на неё, но ничего не стал добавлять. Он отпил из кубка и перевел взгляд на Эймонда. — В любом случае, мы должны быть готовы к нападению. Для начала нужно узнать, кто будет на нашей стороне. Мощный союз поможет укрепить наши позиции. — Не забывайте, что у них есть флот Виларионов. На воде у нас нет преимуществ, — все удивлённо посмотрели на Эйгона, который неожиданно заинтересовался кем-то, кроме себя. — Как насчёт армии Баратеона? — спросила Алисента. Постепенно она начала готовить себя к худшему. — Или он встанет на сторону “Чёрных”? — Я бы не был так уверен. Он довольно расчетлив, если мы покажем преимущества союза и убедим, что победа будет на нашей стороне, он не откажет в военной поддержке, — Отто подошел к Эймонду. — Тебе придётся вступить в брак, ради помощи семье, — он не спрашивал, ему не нужно было согласие внука. — Я слышал дочурки Баратеона довольно милы. Только одна загвоздка. Брат совершенно не умеет обращаться с женщинами. Эймонд не удержался от ухмылки. “Если бы ты знал, Эйгон…” — Которая из них? — сухо спросил он деда. — Это не важно. Выбирай любую. В этом весь Отто Хайтауэр. Ему не важны были люди, а лишь то, что они могут ему предложить. Наверняка, он даже именами их не интересовался. Ветер нещадно бил по лицу, глаза застилали капли дождя, но Эймонд Таргариен не замечал подобных мелочей, он был захвачен азартом погони. Охотник, высматривающий добычу сквозь пелену грозовых облаков. Всё получилось, как нельзя лучше. Боррос Баратеон согласился отдать Эймонду в жёны старшую дочь Кэсс и этим скрепил союз с “Зелёными” Быть может, если бы не малыш Люцерис, который заявился к нему с просьбами присоединиться к его матери, при этом ничего не предлагая, Эймонду бы не так повезло. В стремлении отвергнуть предложение Рэйниры, он отдал предпочтение её противнику. И сейчас этот юный, дерзкий Веларион удирал от него, знатно перепугавшись. Эймонду отчаянно хотелось, чтобы Люк испытал тот же ужас, что и он в детстве, в момент потери глаза. В ту минуту всё померкло, он думал, что ослеп, невыносимая боль и лужа крови. Потребовались годы, чтобы привыкнуть, начать жить по-новому. Пришлось терпеть жуткие мигрени и головокружения, тыкаться в знакомые предметы, выносить ещё более подлые насмешки Эйгона, использовать сапфир вместо глаза, а малышу всё сошло с рук. Но сегодня он обделается от страха! — За тобой должок, мальчик! — кричал он на валирийском. Вхагар повела головой в сторону, словно что-то учуяла. Маленький дракон Люцериса хорошо маскировался посреди грозы. Вхагар ускорилась и Эймонд сам, подобно зверю, ощущал тревогу исходящую от Люка. А вот Вхагар двигалась по наитию, причем по собственному. Слишком поздно Эймонд начал понимать, что больше ей не управляет. Она заразилась жаждой охоты и уже не слушала приказов. Словно во сне, он наблюдал как огромная пасть Вхагар переламывает шею Арраксу и тот падает в воды залива “Разбитых кораблей,” лишившись крыльев, и утягивает за собой безголовое тело юного Люцериса. “Взмах и принц будет обезоружен, а волны прибоем накроют его.” Нет! Это, должно быть, сон! Это не может быть правдой! Он хотел просто напугать! Но убил мирного посла противоположной стороны — сына Рэйниры. Он только что начал войну. Эймонд слышал эхо своих шагов, поднимаясь по тайной лестнице в покои Хелейны. С его волос и одежды капала вода, он глотал непролитые слёзы. Прежде чем отодвинуть полог гобелена, он застыл, представляя разочарование в глазах любимой, гнев Отто и порицание матери. Никто из них ещё не знал, что он вернулся из Штормового предела и ещё можно было сбежать, но его не так воспитали. Эймонд был готов ответить за свои действия. В комнате Хелейны было темно, гроза пришла и в Королевскую гавань. Теперь она разразилась за окнами, чертя на небе вспышками молний и оглушая громовыми раскатами. Шум дождя не успокаивал, а звучал как барабанная дробь перед расправой. На секунду, он подумал, что лучше не беспокоить её, развернуться, уйти, затаиться, но успел упасть на ближайший стул и больше не смог подняться. — Эймонд? Хелейна спрыгнула с кровати, на ощупь зажгла свечу и повернулась в сторону вошедшего. — О, милый… — только и смогла сказать она, заметив в каком он состоянии. Она подбежала, взяла его ледяные руки в свои, гладила влажные волосы, попыталась снять промокший жилет. — Я убил его, — произнес принц не своим голосом. — Не ты, дракон… — Ты знала? — Эймонд поднял бледное лицо и посмотрел на королеву так, будто видел впервые. А ведь он никогда не задумывался, что именно Хелейна хранит в своём необыкновенном разуме, что в нём есть секреты и от него тоже. — Ты могла сказать мне, — прохрипел он. — Почему ты никогда ничего мне говоришь?! — Тише, любимый, прошу тебя. — Одно твоё слово, и всё могло бы быть иначе! — он встал со стула, вынуждая её отпрянуть и двинулся вперёд, наступая. — Ты знаешь всё, не так ли? Про всех нас! И ты выше простых смертных! Поэтому умалчиваешь? — Я молчу, потому что не знаю всего до конца, могу лишь догадываться, — она старалась быть спокойной и рассудительной, тогда как Эймонд потерял самообладание. — Но ты всегда знала про меня и Люцериса… — Что ты его ненавидишь? Да. Для этого не нужно быть Оракулом или Сновидцем. Но Судьба уже распорядилась вами,— она смотрела не отрываясь, не показывала страха, но он его чувствовал. Ему бы замолчать, но он уже не мог остановиться… — Судьба! А как же свободный выбор? — У тебя был выбор, Эймонд, — она всё ещё не повышала голос и стояла прямо, не шелохнувшись. — Ты мог не гнаться за ним, но пошёл на поводу у своей прихоти и жажды мести. — Я не хотел убивать его! — Знаю… Но есть события, ход которых ты уже не изменишь, как бы ни старался. Я прошла через это, пыталась менять Судьбу. Поверь мне, это невозможно. — Но ты знала, что я так поступлю, подвергну семью и тебя опасности, и ты всё равно была со мной. — Да, и это мой выбор, это то, на что я могу повлиять. Я не могу позволить себе роскошь быть обычным человеком, осуждать или проклинать мироздание, потому что знаю, всё происходит так, как должно быть. — Неужели от нас ничего не зависит? — его голос снова стал еле различим в шуме дождя. Хелейна провела рукой по его плечу. — У тебя всегда есть возможность не принять вред. — Прости меня, — зашептал Эймонд. Слёзы всё-таки хлынули из глаз. — Прости меня. Я должен был уберечь тебя от кошмаров, а не становиться одним из них. О каком выборе можно было говорить теперь, когда он точно знал, что начнётся война и ему неизбежно придётся причинять вред? И она может пострадать. Его свет и радость… И хуже всего, что это не последний удар для неё. — Я женюсь. — Дедушка сказал мне. Это … хорошо. Нам нужны союзники, им нужны гарантии… — она тоже глотала слёзы. — Седьмое пекло, Хелейна, не будь же так спокойна… — Я не спокойна! — она впервые закричала. — Я разбита этой вестью… Но что ты хочешь, чтобы я сказала? Мы — брат и сестра, мы вовсе не должны были чувствовать то, что чувствуем. Я замужем, а ты волен поступать, как велит тебе сердце… — Моё сердце велит остаться с тобой, — он порывисто обнял, сжимая ткань её одеяний. — Но есть долг… Возможно, им было бы проще испытывать только братскую любовь, но что если чувства, которые они так усиленно отвергали и пытались подавить и были тем самым главным сокровищем, которое подарила им Судьба? — Если бы ты знала, что будешь так страдать, ты бы выбрала это? — спросил Эймонд, не разжимая объятий. — Если бы я знала, что буду так любить… Я бы выбрала это. Порой, любовь неотделима от страданий. К сожалению. — Не презирай меня, милая. — Никогда, — нежно сказала Хелейна, утыкаясь носом в его шею и вдыхая родной запах.— Никогда. “Прошлая ночь не должна повториться,” — так сказала ему Хелейна ранее. Однако… Он прерывисто дышал, согревая её бедра теплом своих ладоней, она поднималась и опускалась на него, дрожа всем телом. Её белоснежные волосы отливали серебром в свете разъяренных молний, с шеи скатывался пот, а с губ слетали слова любви на валирийском. Он их почти не слышал в грохоте стихии, но знал, что она их произносит. Завтра, он должен пойти и родным и открыть им правду. Завтра он будет осужден своей семьёй. Но сейчас, в эту минуту, была важна только Хелейна. — Седьмые небеса, — шептала она, отклоняясь назад. То, что для одной — бережно хранимая святость, для другого – беспощадное пламя. Их любовь была и тем, и другим. Обжигала невозможностью быть вместе и возвышала силой чувств. Эймонд растворился в ощущениях, поглощённый этой ночью, а гроза над Королевской гаванью продолжала бушевать, возвещая о приближающейся битве.