Кровь от крови моей

Несмотря на то, что Визерис Первый своего имени был любим и почитаем народом, люди даже не знали о его кончине. Жизнь в Королевской гавани продолжалась, пока королева Алисента готовила мужа к переходу в иной мир. Тело и лицо Визериса было обезображено настолько, что опознать в нём некогда пышущего здоровьем и бодростью короля стало довольно трудно. Слишком скромная и незаметная церемония для человека, получившего прозвище “Миролюбивый король”. Эймонд подозревал, что дед и матушка ничего никому не говорили, чтобы не вызвать волнений среди горожан. А также затем, чтобы незаметно привести в исполнение свои личные планы. — Он захотел увидеть Эйгона на троне, — прошептала Алисента. Она повторила это уже в третий раз, словно пытаясь убедить саму себя, доказать, что это был не сон, а последняя воля мужа. Руки её дрожали, когда она касалась бинтов, изредка поглядывала на Молчаливых сестёр. Наверняка, она искала у кого-то поддержки. “Скажите же мне, что я не брежу, он действительно этого хотел, ведь так?” Но ответом служила лишь тишина холодных кирпичных стен, колыхание пламени свечей и тихое дыхание Эймонда, который наблюдал за матерью с искренним состраданием. Она стояла, склонив голову, её плечи сотрясались от тихих рыданий. Оплакивала ли она супруга, жизнь с ним, прожитую без любви, или же предстоящие муки выбора, который должен повлиять на судьбу Семи королевств. Эймонд не хотел верить в то, что Эйгон сядет на Железный трон. Разумеется, он так и не смирился с первенством сестры Рэйниры, а ведь именно её Визерис назначил преемницей. Но Эйгон… Что он сможет сделать как монарх? Что он умеет? Даже Эймонд при всех полученных навыках, не был уверен, что готов возглавить страну, что уж говорить о брате, который всячески противился наследованию короны? Однако мать была верна традициям. В её жизни всегда всё было правильно. Она стала законной женой Визериса, она родила наследника трона, как и полагается настоящей королеве. Веками мужчины Таргариены были во главе, значит и её старший сын должен сделать всё правильно, а все остальные должны признать его законные права. Эймонд всё же надеялся, что мать хорошо подумает, прежде, чем совершить этот шаг. Хотя о чём это он? Все идеи, что реализуются на высшем уровне, сначала возникают в голове Отто Хайтауэра, Алисенте сложно противиться его давлению. — Дракарис! — её голос дрогнул лишь на секунду, и тело короля обуяло драконье пламя. Все присутствующие на поляне склонили головы наблюдая, как сгорает правитель, и вместе с огнём возникает неопределенность и смута в головах придворных. У Алисенты не было времени на траур. Мысли её занимал старший сын, который смог проскользнуть мимо стражи и покинуть замок прошлой ночью. “Только не возвращайся,”— думал Эймонд. — “Только не возвращайся”. Он сидел у камина и слушал как мать беседует с сиром Кристоном. Они хотят сделать королём бездаря. Дедушкина идея, конечно же. Шутом в короне управлять проще, чем тем, кто имеет собственные мысли. Эймонда уже порядком раздражало это кудахтанье вокруг старшего брата. Коль потратит весь день на его поиски, и они потеряют время, а ведь время имеет значение, если собираешься совершить переворот. Эх, если бы не мать, он оставил бы Эйгона там, где он есть, вязнуть в пучине излишеств, но ради неё придётся наступить себе на горло. — Я пойду с Колем, матушка, — он встал и посмотрел на наставника. Тот кивнул ему, но Алисента возразила: — Я бы не хотела этого, Эймонд, — она взяла его за руки, все переживания относительно обоих сыновей отразились у неё на лице. — Если что-то случится… “Например, братца пришьют в каком-нибудь притоне.” Вслух, он этого не сказал, но подозревал, что такая возможность существует. — Не только мы знаем о похождениях Эйгона. — Эймонд диву давался, как при таком образе жизни и немалом количестве недоброжелателей, брат всё ещё дышит? Более того, позволяет себе бегать по городу без охраны, как-будто он десятилетний сорванец из пригорода, а не сын короля. Видимо, Алисента решила, что Эймонд найдет Эйгона быстрее чем, преданный ей, лорд командующий и отпустила обоих в надежде, что её непутёвый сынок скоро вернётся в замок. Перед тем, как отправиться на улицы Королевской гавани, Эймонд зашел к Хелейне, как и обещал утром. Когда он пришел к дверям её покоев, охранники были на месте, что не могло не радовать. Они вытянулись по струнке при виде принца и пропустили его за дверь. Сестра спала. Бессонная ночь, прогулка на драконе, а затем похороны отца вымотали её. Он не стал её будить, а лишь поправил одеяло и посмотрел на бледное лицо. Она еще не знала, что станет королевой. Хотя, возможно, ей уже нашептали либо придворные, либо потусторонние собеседники. Эймонд вздохнул. Это он должен был сделать её королевой. Он стряхнул с себя неприятные мысли, наклонился, поцеловал её в макушку и вышел. Эйгон еле волочил ноги, когда они с Колем тащили его в покои матери. Злость вновь наполнила Эймонда. Он готов был зубами выгрызать право быть королём, а этот… А брату всё доставалось в подарок. — Вставай, — процедил Эймонд, когда брат практически упал на мраморный пол. Он явно принял что-то дурманящее рассудок, под глазами возникли круги, на зрачках застыла пелена тумана. Женщина, что его похитила, знала чем опоить, а он оказался лёгкой добычей. Видя его слабость и неспособность себя контролировать, Эймонд даже пожалел его. Он действительно не потянет. — Отпусти меня, — в который раз зашептал Эйгон, пробуждая в брате сильнейший соблазн подвести Алисенту, — Я знаю, ты этого хочешь. Я тебе всю жизнь как кость в горле. Решайся, а я получу свободу… — Поздно, ты уже за воротами, теперь ты будешь выезжать отсюда исключительно в карете. Эйгон взвыл, не то от боли, а может быть от досады. Его вырвало прямо на пол. Эймонд и Коль отскочили, но старший и не думал бежать снова, силы его покинули. — Нужно вызвать мейстеров, — сказал Кристон, взваливая правую руку принца себе на плечо, Эймонд взялся за левую. “Интересно,” — подумал он. — “Если до завтра брат не придёт в себя, его на руках понесут к Железному трону?” Как же она была прекрасна в длинном голубом платье, её любимый цвет — цвет Пламенной Мечты. На рукавах Хелейны поблескивали серебряные нити, напоминая о чешуе её дракона. Таким образом, она отдала ей должное за чудесные полёты. Она уже давно не каталась на Мечте из-за повседневных хлопот и они обе грустили по этому поводу. Все присутствующие в Септе должны были соблюдать церемониал, стоять на отведенных местах, сохранять невозмутимость на лицах и ждать появления будущего правителя Семи королевств, а Эймонд всё никак не мог оторвать взгляд от Хелейны. Ему казалось, что он теряет её, она стала холодна, как никогда раньше. Отстраненность, с которой сестра общалась с матерью, теперь распространилась и на него. Он не мог понять причину и не в силах был спросить. Мог только наблюдать как напрягается её спина под звук фанфар, приветствующих мужа, как белеют костяшки пальцев, от того, что она сцепила их перед собой, как глаза наполняются слезами. Эймонд всё бы отдал, чтобы прижать её к себе сейчас, а вместо этого тоже сцепил руки, но за спиной. Как же они оба были напряжены, как подавлены. И только один человек по-настоящему радовался происходящему. Со вчерашнего дня, Эйгона словно подменили. Он вдруг вытянулся, стал иначе двигался в глазах полыхала гордость. Никакого сравнения с пьянчугой из подворотни. Такая разительная перемена, как считал Эймонд, могла быть связана с влиянием матери. Понятное дело, что такого человека как Эйгон нельзя было исправить одной только беседой и всё же в старшем брате начали появляться проблески самоуважения, но как бы они не переросли в гордыню. — Да, здравствует Эйгон. Второй своего имени. Король андалов, ройнаров и Первых людей! Новому королю поклонились все: мать, дед, Кристон Коль, что короновал его, и они с Хелейной. Оба неохотно, сцепив зубы и напрягая челюсти, но Хелейна еще и плакала. Беззвучно слёзы катились по её щекам, но никто этого не видел. Следом раздались крики толпы, посвистывания и торжественные возгласы. Эйгон поднял меч отца над коронованной головой, слушал и впитывал в себя всю мощь обретенного величия. Однако этому моменту не суждено было продлиться долго. Стена Септы с грохотом раскрошилась, люди стоявшие слишком близко к ней были засыпаны обломками, крики поздравлений стали криками ужаса. В огромном облаке пыли показалась громадная голова Красной королевы — драконницы принцессы Рэйнис. Драконница бушевала и рычала, распугивая созванных в Септу людей, из глотки вырывалось пламя, превращая самых нерасторопных в горстки пепла. Дракон и его всадник часто сливаются эмоциями и настроением. То, что не может показать наездник, в открытую демонстрирует его дракон. Принцесса была в ярости! Она наблюдала как волю её брата переиначили, как Алисента совершила предательство и как, корона блестела рубинами на голове побелевшего Эйгона. Алисента быстро вышла вперед, заслоняя собой старшего сына. Хелейна инстинктивно придвинулась к Эймонду и вцепилась в его рукав. Он чувствовал как она дрожит и был готов отразить атаку, но что он может противопоставить дракону? Принцесса молчала даже если бы она попыталась заговорить, в грохоте и криках, ничего бы не было слышно, однако её взгляд на Алисенту и Отто, сказал больше, чем могли бы выразить слова. Она позволила Дракону приблизиться к лицам родственников. Обжигающее дыхание обдало лицо Эймонда, заболела голова и пересохло во рту. Пальцы Хелейны впились в его одежду. Он осознал, что оба они сейчас на пороге смерти. Лишь мгновение отделяет их от того, чтобы стать прахом. Как жаль, что он многого ей не сказал, как жаль… — Уведите Хелейну! — услышал он голос матери. Кристон приблизился к принцессе и потянул её за руку, другой рукой она успела ухватиться за Эймонда. В миг когда их пальцы расцепились, он услышал её надрывный крик. Волна её отчаяния ударила ему в грудь, он пошатнулся от фантомной боли, но остался стоять рядом с матерью. Принцесса Рэйнис пощадила их в тот день, но кошмар, который пришлось пережить Эймонду заставил его пересмотреть приоритеты. Он смотрел, как Эйгон пирует во главе длинного стола, наливает себе кубок за кубком, в окружении членов Совета и приглашенных гостей. Он был пьян от вина, от власти, от того, что удалось выжить. — Как ты можешь пить после такого? — спросила Алисента, разглядывая свою пустую тарелку. Её держало за столом лишь то, что гости и придворные должны были увидеть завершение церемонии. Ужин как часть традиции, не более. — Я желаю музыки! Где музыканты?! И танцуйте, умоляю вас. Нет, приказываю! Лицо Эймонда скривилось. Он приказывает. Однако когда нужно было устранять последствия разрушений, отсылать пострадавших к лекарям и забирать трупы из под обломков, он нашел брата в углу, закрытого спинами рыцарей. — Отдавай приказы, теперь ты — король, — с издевкой сказал тогда Эймонд. Приказывать он был способен только за столом, как оказалось. Принц был не в силах выносить эту комедию. Его мысли занимала сестра, но пойти к ней он не решался, тревог с неё достаточно. Слишком много для женщины и для королевы. Эймонд пошел на площадку для тренировок, установил факелы на столбах и принялся отрабатывать удары. Он бил, кромсал и резал, пригибался, уворачивался и наступал на невидимого противника. Потеряв счёт времени, он мог только догадываться, что уже за полночь, когда услышал голос брата за спиной: — И днём и ночью он наготове! — нараспев произнёс Эйгон. — Бесишься, да? Я всё-таки первый. Всегда, братишка. И не надо делать вид, что у тебя не было шанса. Ты упустил его. Эймонд не хотел с ним разговаривать, даже видеть его не хотел, слишком противно. Противно, что он был прав. — Что ж, Железный трон мой, клинок отца тоже. Пришло время позабавиться с моей королевой! — Эйгон знал куда надавить. — О, теперь ты о ней вспомнил, — Эймонд изо всех сил старался сохранять спокойствие.— Когда ей грозила смертельная опасность, тебя почему-то рядом не было. Как и в другие дни. — он убрал меч в ножны на всякий случай. — Зачем ей я? Ты же меня прекрасно заменяешь, не так ли? Не понимаю как можно с ней спать, она же ничтожество… Эйгон не договорил, лезвие меча Эймонда уперлось ему в кадык. Молодой король насмешливо цокнул: —Тихо, тихо, тихо. Покушение на королевскую особу, — он откровенно веселился. — Всегда хотел это сказать. Да не вспыхивай ты так, она мне не нужна. Я планирую провести эту дивную ночь в обществе дорогих куртизанок. Теперь я думаю, что мой новый статус вовсе не помеха развлечениям. Напротив, это повод перевести их на новый уровень. А ты не надорвись, братишка. Эйгон отмахнулся от меча как от назойливой мухи и направился к запряженной карте с криками: “Да здравствует король!” Эймонд постучал в дверь будущей королевы сначала тихо, затем настойчивее. Ответа не было. — Хелейна, всё хорошо? — он подождал ещё секунду, а затем приоткрыл дверь. В комнате горело много свечей, а окно было распахнуто настежь. Она стояла возле него, её волнистые волосы обдувал холодный воздух. — Я хотел пожелать доброй ночи и узнать как ты… Хелейна, обернись же! — её молчаливость его извела. Когда, она повернулась, он увидел её лицо распухшее от слёз. Мгновение, она смотрела на него, а затем бросилась ему в объятия. — Я не видела… Знала, что кто-то умрёт сегодня, — быстро зашептала она, всхлипывая. — Но не видела, кто это будет. Думала, это ты. Ты умрешь… — Всё уже закончилось, всё обошлось, — Эймонд прижал её голову к груди и вздохнул с облегчением. Он, наконец, понял, что она не сторонилась его, а боялась за него. — Нет-нет, ты не понимаешь, — словно читая его мысли, ответила она. — Я не смогу здесь, без тебя. Такая звенящая, мрачная пустота, только боль и холод, он пробирает до костей. Льдины вместо сердца, бесконечная чернота. Тебя не будет и я… Моя душа почернеет без тебя… Никто не спасёт, никто. — Я здесь, не бойся, — Эймонд обнял ещё крепче, ощущая биение её израненного сердца. Она обвила его руками, подняла на него заплаканные глаза: — Я не боюсь, знаю, что все кого мы любим, когда-нибудь уйдут, но я не готова, ещё не готова потерять тебя. — Ты любишь меня? — этот вопрос вырвался случайно и, возможно, ему не следовало его задавать. — О, Эймонд… — наконец-то не “братик,” а его имя, сказанное так нежно и так печально, — она встала на цыпочки и дотянулась до его губ своими. Принц замер, не веря в происходящее. Её прохладный язык скользнул по нижней губе и он едва не лишился рассудка. Раскрыл её губы и окунулся в их первый запретный поцелуй. В её объятиях он чувствовал себя дома, от её прикосновений он оживал, наполнялся силой и страстью. Языки пламени свечей танцевали свой танец на ветру, а их языки сплетались и ласкали друг друга, воспламеняя тела. — Avy jorrāelan, — обычно его валирийский был груб и хлёсток как зимний ветер, но в перерывах между их поцелуями зазвучал подобно нежному заклинанию. Шорох халата, упавшего на ковер был едва заметным, но теперь Эймонд слышал даже его. Хелейна тихо стонала, когда он целовал её шею, мокрые ресницами подрагивали, всё её тело стремилось прижаться к нему сильнее, плотнее, стать его частью. Он раздел её и подхватил на руки. Дрожащими пальцами она растёгивала пряжки его жилета, он мягко отстранил их и сам снял верхнюю часть одежды. Хелейна снова прижалась к нему и вздрогнула, только сейчас он вспомнил, что окно открыто. Пока он закрывал его, Хелейна уже легла на подушку и накрылась шелковым покрывалом. — Ты смущена? — улыбнулся Эймонд и присел рядом на кровать с таким уютным спокойствием, словно минуту назад они не пылали в объятиях друг друга. — Это странно. Я чувствую себя как девушка, не знавшая мужчин. — Поверь мне, ты и правда не знала мужчин. Несмотря на всё хвастовство, Эйгон вряд ли мог считаться хорошим любовником. Знать как реагирует мужское тело и как оно должно соединяться с женским, еще не делает мужчину искусным в любви. Пока Эйгон хватал всех, кто раздвигал ноги, Эймонд учился. Да, в юности он сбежал из борделя, но позднее познакомился с женщиной довольно высокого положения, она не была куртизанкой, но многое знала о телесных удовольствиях, и с радостью показала юному Эймонду, как следует, прикасаться к женщине. Но добавила, что обобщать женщин — это дурной тон, ибо каждая из них уникальная. Каждая женщина открывается мужчине по-разному, всё зависит от его умений и от чувств, которые он вкладывает в свои прикосновения. Своими касаниями, Эймонд хотел показать Хелейне, что она женственна, восхитительна и достойна незабываемого наслаждения. — Ты красив, ты всегда был красивым, — и опять она озвучила мысль, которая появилась в его голове, — Твоё тело превосходно. — Как и твоё, милая. Он не знал особенностей тела Хелейны, но его что-то вело, подсказывало как нужно поступить, где можно надавить, а где лишь слегка задеть. Чувствительные места он нашел не сразу, но Хелейна помогла проложить к ним путь. Мочки её ушей покраснели, соски стали твердыми и манящими, кожа на животе покрылась мурашками. Будь она десертом, он съедал бы её медленно, по кусочку. Он прикусил мочку и она едва не упала с кровати, застонала и закатила глаза. Прошелся кончиками пальцев по шеё, а языком дотянулся до соска. — Эймонд… — это был не крик, а шипящий выдох, похожий на шорох листвы. Он полностью обнажился и лёг сверху, опираясь на локти. Хелейна потянула за ленту в его волосах и белые пряди рассыпались по плечам. Она закусила губу, любуясь им. Приподнялась и начала покрывать поцелуями его грудь, гладила плечи. Эймонд снова поцеловал её, укладывая обратно на подушку. Его ладонь медленно заскользила по её животу, кожа казалась золотистой от пламени свечей. Глаза Хелейны блеснули звездным светом, когда он коснулся влажного и горячего треугольника. Судя по удивлению, она не знала, что прикосновения к этим участками тела приносят такое блаженство, а когда его пальцы задвигались быстрее, Хелейна сжала шелк простыни так, что чуть не порвала его. Протяжные выдохи сменялись моментами, когда она совсем не дышала. Он почти довёл её до пика и остановился. В нём начал разгораться дикий огонь, первородный, опасный, стихийный. Он всерьез забеспокоился, что может навредить ей, если они сольются прямо сейчас. — Я тоже от крови дракона, любовь моя. Я не сломаюсь, иди ко мне… И они соединились, кожа к коже, ладонь к ладони, губы к губам. Вихрь, столь долго сдерживаемый и почти неконтролируемый, захватил их обоих. Они двигались, кричали, стонали, выли, кусали друг друга, следуя природным желаниям. И в конце-концов, выплеснули все свои чувства могучим водопадом и обмякли, лежа на промокших простынях. — Кровь от крови моей, — тихо произнёс Эймонд. — Сердце от сердца моего, — прошептала Хелейна.