Кровь от крови моей

Вхагар двигалась неспешно, грела чешую в лучах восходящего солнца и за всю дорогу не издала ни одного недовольного рыка. Это было странно. Обычно её настроение менялось с недовольного до отвратительного. Пусть она и приняла Эймонда Таргариена в качестве всадника, но это не означало, что у неё не было собственных желаний. Если ей не хотелось летать, то звать её было бесполезно. Древнейший дракон не обязательно мудрейший. Эймонд изрядно намучился с её строптивостью, несговорчивостью и агрессивностью. Но поскольку он сам был не из робких, то мог понять особенности своего дракона. День за днём находил подход, изучал повадки и смог отыскать закономерности в её поведении. Долгий сон был ей необходим в силу возраста, не нравилось, когда её подгоняли, в еде она была очень привередлива, не говоря уже о том, что этой самой еды для неё требовалось гораздо больше, чем для прочих драконов. Незнакомцам подходить к ней было крайне опасно, а за своих она принимала немногих. Поэтому Эймонд был поражён реакцией Вхагар на Хелейну. Конечно, и в детстве сестра нередко подходила к драконнице, но тогда они обе не были заинтересованы друг в друге, а сейчас всё вдруг изменилось. Эймонд был склонен думать, что дело всё-таки в Хелейне и её умению обращаться даже с жуткими существами. Они уже летели обратно к Красному замку, когда он заметил, что сестра уснула, облокотившись на него спиной, прислонив голову к правому плечу. Как удачно, что он был выше, удобно было закрывать её ото всех. Неприятный случай с Эйгоном тут же всплыл в памяти. Эймонд понимал и брата, и сестру. Никто не спрашивал хотят ли они вступать в брак, это был долг ради чистоты крови. Но даже Эймонд не ожидал, что брат продолжит относиться к сестре с таким пренебрежением. Он думал, с возрастом Эйгон поймет всю важность своего положения. Матушка трудилась над их воспитанием одинаково, но результат был очень разный. Возможно, дело было в избалованности Эйгона, а может во внутреннем протесте. Если Эймонд легко мог представить себя на троне, то Эйгон боялся его как огня. Хелейна пошевелилась, рука сжала руку Эймонда, и морщинка на её лбу разгладилась. Порой, сны были для неё тяжелым испытанием, именно в такие моменты ей было очень важно чувствовать себя в безопасности. Не от мужа же её ждать. Кто знает где он сейчас? Может валяется на кровати лицов вниз, а может всё-таки добрёл до ближайшего борделя. Вхагар сделала плавный полукруг и приземлилась ровно в том месте, с которого взлетала. Она повернула огромную голову в сторону своей пещеры, но опять же не издала звуков. Прогулка закончилась, но будить Хелейну не хотелось. Эймонд приподнялся и спустил её ноги с седла, она поморщилась и открыла глаза. На секунду в её глазах мелькнула паника, будто она ещё не поняла сон это или явь, а потом прошептала: — Братик, — это слово вызывало в Эймонде множество эмоций. Так она звала его когда он был ещё совсем маленьким. Разница в пару лет острее ощущается именно в детстве. Хочется казаться взрослее, чтобы показать сестре, что ты уже многое можешь, хочется не зависеть ни от неё, ни от матери и узнать на что ты способен сам по себе. Нежность в её голосе всегда согревала ему сердце и он, безусловно, любил её как сестру, относился к ней с той же теплотой, что и она к нему. Но перемены затронули и их отношения. Сейчас слыша слово: “братик,” он внутренне сжимался, чтобы перетерпеть. В нём всё противилось этому слову. Будто оно было неправильным, искаженным в кривом зеркале. Должно быть все мужчины из рода Таргариен проходили этап привязанности к кровным родственницам, обусловленный вековыми традициями. Или Эймонду нужно было найти объяснение невероятной тяги к Хелейне, стоило ему вступить во взрослый возраст. Уже с тринадцати лет, он мнил себя мужчиной. И Эйгон, как заботливый брат, привел его в бордель, набраться опыта. Эймонд пошел больше из любопытства, нежели по зову инстинктов. Когда он шагнул в огромный зал заполненный обнаженными людьми, удовлетворяющими друг друга различными способами, то ему почему-то стало смешно. Он видел как совокупляются собаки и лошади, и сейчас картина не слишком отличалась от животной случки. Наверное, он должен был отреагировать как-то иначе, потому что Эйгон жутко разозлился и пихнул его прямо в объятия пышногрудой девицы, которая принялась шарить у него в штанах. От этого стало ещё веселее. Весь абсурд подобной ситуации не располагал к возбуждению. — Он хохочет, потому что ещё не пробовал, — извиняющимся тоном прошептал брат. — Это бывает, — проворковала девица, не ослабевая нажим и скорость движений, — Нужно просто немного его напрячь… Стоны и возгласы со всех сторон отвлекали, а запах пота и дешевого поила не давали ясно соображать. Но одна мысль всё же просочилась в его голову: “Я — принц, а не портовая крыса!” Эймонд тут же отстранился от женщины, еще раз посмотрел по сторонам и убедился, что ему здесь не место. — Простите, леди… — он выбежал из зала по памяти восстанавливая обратную дорогу до замка. Эймонд кричал ему в спину: “ Куда ты, паршивец, я за всё заплатил!” Смех и смущение сопровождали его по пути домой. Ему так хотелось рассказать кому-нибудь и посмеяться вместе. К матери и дедушке он идти не рискнул. Хотя догадывался, что Отто бы не осудил, это обычное дело для юношей. Оставалась только Хелейна. Эймонд решил, что расскажет ей о том, что увидел, но не всё. Некоторые неприятные детали будет лучше опустить. Зато как она повеселиться, когда он опишет недовольное лицо старшего брата и негодование девицы, которую бросили во время выполнения рабочих обязанностей. Он пробежал мимо вереницы слуг, которые убирали посуду после ужина и вытирали столы. Замок готовился ко сну. — Мы так рады за вас, принцесса! — служанки обступили Хелейну и никто не заметил как Эймонд зашел в комнату. — Скоро вы станете женой! Сестра никак не реагировала на поздравления. Она стояла вытянувшись по струнке, глядя в одну точку. Эймонд знал, что в такие моменты прислуга жалела принцессу, думая, что у неё помутнение рассудка. Эймонд же знал, что всё проще: она просто не хочет с ними говорить. Матушка уже назначила дату бракосочетания и с этого дня, и без того тихая Хелейна, стала еще и грустной. Эймонд спрятался за шелковой ширмой из-за которой временами выглядывал, чтобы посмотреть на Хелейну. Она была полностью безучастна, словно находилась в комнате одна. Однако у служанок была ясная задача и они приступили к выполнению. Сначала сняли с девушки халат, расшитый золотыми нитями. Ей нравилась позолота. Она говорила, что этот оттенок напоминает ей о солнце. Затем сорочку и колготки. Она стояла голая посреди комнаты, прижимая ладони к уже округлившейся груди. — Дайте нам руки, принцесса, мы поможем погрузиться в ванну, — ещё две служанки принесли кувшины с водой. Эймонд придвинулся в угол, чтобы его не нашли. Что он здесь делает? Он должен был немедленно уходить, но его захватил неведомый трепет. Ему хотелось увидеть как она погружается в воду. Хелейна перешагнула через бортик ванной и вдруг застыла. Эймонд готов был поклясться, что она знает о его присутствии. Потом она встала посреди пенной воды. Её силуэт отражающийся на ширме напомнил Эймонду о картинах в галлерее. Плавные изгибы бёдер, высокая грудь, и волосы, что волнами спускались до поясницы. Эймонд понимал, что сестра красива, но до этой минуты не осознавал, как её красота действует на него. Он услышал плеск воды, Хелейна села и оперлась спиной о бортик. Служанки принялись обтирать её пенной водой. И ему показалось, что они делают это слишком грубо, нужно было нежнее и медленнее. Хелейна молчала и только изредка хмурилась, когда прислуга лила ей на голову струи воды. Она выглядела не просто печальной, скорее даже несчастной. Эймонду захотелось прогнать их всех и самому обмыть её, потом аккуратно вытереть и обнять. Скользить ладонями по спине, трогать мокрые волосы, ласкать полушария грудей и целовать… Да, целоваться он уже умел. Не самый полезный навык, как он считал раньше, но сейчас он хотел бы испытать все виды и способы поцелуев, которые успел узнать, но только с ней. Он желал слышать её стоны и возгласы, её прерывистое дыхание. Он жаждал, чтобы её пальцы ласкали его там, где теперь ощущалась мучительная твёрдость. Он лишь на секунду задумался о неправильности своих фантазий, а потом решил: “Пусть всё катится в безду, он желает Хелейну. Хватит обманывать себя!” Каким-то чудом ему удалось тогда прошмыгнуть обратно в коридор, хотя он отметил, что нужно бы наказать дозорных, что оставили покои принцессы без присмотра. Вернувшись в свою комнату он предался мечтам и грезам, в которых именно он, Эймонд Таргариен, имел полное право прикасаться к Хелейне, был её главным и единственным мужчиной. Он представлял такое прекрасное, жаркое и страстное единение, что его бросило в пот, он потянулся к поясу и лег на кровать. О да! Всё правильно… Она должна быть сейчас рядом, обнаженная, сладкая, нежная и вся для него одного… Очнулся он только тогда, когда в голове прозвенела жестокая мысль: “А вдруг Хелейна не хочет его так же безумно?” Прошло пять лет, а он так и не нашел ответа на этот вопрос. Временами ему казалось, что она разделяет его муки и смотрит на него с той же обреченной тоской, но потом лицо её озаряла улыбка и она радостно восклицала: “Братик!” И все чувства Эймонда мгновенно завязывались в болезненный узел, наполняя душу тьмой. Он представлял как закрывает ей рот поцелуем, чтобы она больше не произносила это, ставшее для него ненавистным, слово. А Эйгон на законных основаниях может говорить с ней как с женой, прикасаться как к женщине, быть отцом её детей! И брат всего этого не ценит! Более того, отвергает! Так почему же, ему, Эймонду нужно держать себя в руках, когда он хочет держать в объятиях Хелейну? Приходилось признать, что его останавливает лишь страх невзаимности. Он твёрдо знал, что она любит его как семью, но любит ли она его как свою одержимость? — Я кажется, уснула, — улыбнулась Хелейна, разглядывая лицо Эймонда. А потом очнулась и заторопилась. — Нужно проведать детей. Они спустились с правого бока Вхагар и драконница неспешно направилась к себе в пещеру. — Кто первый до замка, тот победил! — не успев коснуться ногами земли, Хелейна приподняла подол платья и побежала. Весёлость делала её похожей на ребёнка, нельзя было предположить, что она достаточно взрослая, чтобы быть женой и матерью. Сейчас она просто девочка, которой очень редко удаётся заглушить голоса тех, кто вещает ей о грядущем. Эймонд ценил такие моменты и потому с радостью подыграл. — А какая награда ждёт победителя? — крикнул он, когда она уже успела убежать далеко вперед. — Догони и узнаешь! Эймонду нравилось тренировать тело. День за днём он бросал вызов самому себе и каждый раз превосходил собственные возможности. Он легко мог догнать Хелейну, только сейчас ему гораздо приятнее любоваться её легкой поступью, она сняла обувь и касалась стопами прохладного песка. Во всем её облике сквозила беззаботность. — Я знаю, ты можешь лучше! — крикнула она, обернувшись. — Конечно, — усмехнулся юноша, сразу же ускорился, песок начал гореть под ногами. В два счёта он оказался перед Хелейной, она не успела затормозить и врезалась ему в грудь. Эймонд не растерялся и сразу же обвил её руками. — Поймал, — он перевел дух, наклонился и прошептал ей на ухо. — Где моя награда? Принцесса поднялась на цыпочки и потянулась, чтобы поцеловать его в щеку, он быстро повернулся и они встретились взглядами. Хелейна что-то увидела в лице брата, что-то, что её поразило, но она не отстранилась, когда он наклонился еще ниже. Она прерывисто задышала, прикрыла веки, раскрыла губы.. Им осталась всего секунда до того, чтобы изменить свои отношения навсегда. Но Хелейна вдруг прошептала: — Отец… — Что? Она потянула его за руку, и он уловил напряжение, исходящее от неё, легкость этого дня была исчерпана. Их шаги гулким эхом отражались от стен пустующего замка. Свечи не горели, ноги обдало холодом, везде царил полумрак, несмотря на то, что солнце уже взошло. Нигде не было видно прислуги, хотя в такой час уже должна царить суета, однако был слышен лишь свист сквозняков. Хелейна оглядывалась по сторонам так внимательно, как будто искала подсказки на стенах с гербами Таргариенов. Оглядывала пол и прислушивалась. Эймойнд хотел спросить, что она слышит, но Хелейна остановила его жестом и потянула в коридор за статую с рыцарскими доспехами. Они могли молча наблюдать как мимо них проследовали члены совета. — Собираются так рано? — прошептал Эймонд. — Мне нужно вернуться, никому не говори, что видел. — Я зайду к тебе сегодня, хорошо? Хелейна кивнула и, не надевая туфли, побежала в свои покои. Коль опаздывал на тренировку, Эймонд подозревал, что он сейчас, скорее всего, возле матушки. Что же такого должно было случиться, чтобы созывать Совет на рассвете? В любом случае, он воспользовался предоставленной свободой для повторения тех ударов, которые посчитал смазанными в прошлый раз. Тренировочный манекен имел множество трещин от ударов, особенно пострадала деревянная голова и соломенные волосы. Принц всегда действовал напролом, вкладывая в удары всю свою ярость и пыл. Сир Кристон одобрял такой подход и всё же рекомендовал не идти на поводу у эмоций слишком часто, а трезво оценивать ситуацию, подмечая слабые стороны соперника. Прогулка верхом на Вхагар вместе с Хелейной вдохновила его! Он с первого же взмаха поражал цель. Движения его были четкими отточенными как лезвие клинка. — Вижу мой принц полон сил с самого утра, — Коль, судя по всему, стоял неподалеку довольно давно, но решил не прерывать Эймонда. — Приветствую, сир Кристон, — он широко улыбнулся, будто забыл, что обычно так не делает. — Мне жаль, но сегодня ваши таланты остануться без внимания. Тренировку придется отложить. — Почему? Что случилось? — Думаю, вам лучше спросить об этом у матери, мой принц. Разумеется, он направится к матери, но не раньше, чем снова увидится с Хелейной. Кто знает, возможно брату вздумается испортить ей утро? В Эймонде проснулась жажда её присутствия. Такое случалось нередко, но раньше он подавлял подобные порывы, заменяя встречи с ней на чтение или изучение наук. Сегодня же решил выпустить себя из клетки, в которую часто себя помещал. Заворачивая в комнату сестры, он остановился. Слишком тихо. Опять. Служанка не щебечет сказки для близнецов. Джейхейра не восклицает своё любимое: “Эй!”, Джейхейрис не тянет звук: “Ррр,” ползая с игрушечным драконом. И ласкового голоса сестры тоже не слышно. “Под досками есть чудовище!” — восклицает Хелейна, и сердце Эймонда сжимается. Её опять мучают, истязают и дергают тревожные предчувствия. Как бы ему хотелось забрать у неё этот дар. Никто не должен знать будущее, никому не нужна такая ноша. Тем более его прекрасной принцессе, что освещает семью погрязшую во мраке. Эймонд глубоко вздохнул и вошел в комнату. Хелейна заметила его сразу и встрепенулась, словно увидела радугу после грозы, но быстро изменилась в лице. Как же они с ней в этом похожи! Годами старались казаться безучастными и скучающими. Никому не показывали ни горя, ни радости. Никому. Только друг другу. Они научились говорить без слов так искусно, что несведущий человек думал, будто они не общаются вовсе. А тем временем, каждое движение Хелейны могло быть для Эймонда и сигналом, и знаком, и мольбой о помощи, как сейчас. Её взгляд буквально кричал: “Беда! Случилась беда!” Он посмотрел на сидящую рядом с ней, мать, как никогда бледную и растерянную. Как только она подняла на сына глаза, полные траура, Эймонд всё понял. Король умер. Да здравствует король.