27. Я спятил тоже: на то похоже…
Хагрид не только сбрил растительность на физиономии. Он еще и подстригся, и какой-то особо отважный цирюльник исхитрился сделать ему прическу на прямой пробор, прилизав черную губку у лесника на голове так, что она стала отдаленно напоминать волосы, а сам он — заморского купца, который переел в детстве витаминов роста. При этом безбородое и безусое лицо его, никогда прежде не ведавшее бритвы, казалось беззащитно белым на щеках и подбородке — в местах, где солнце никогда не приставало загаром. Оно казалось составленным из двух частей: суровой, с грубыми морщинами под глазами и на лбу и смуглой — и непривычно гладкой, одутловато-белой, с толстыми губами, выпирающими под приплюснутым носом. Увидеть Хагрида без бороды было такой же неожиданностью, как если бы Минерве МакГонагалл пришло в голову, наоборот, наколдовать ее у себя на подбородке и прогуляться в таком виде по Хогвартсу под ручку с Дамблдором. Декан Гриффиндора была единственной, кто не дрогнул, повстречав полувеликана у входа в Большой Зал. Она даже слегка наклонилась к уху окаменевшей Помоны Стебль, чей взгляд, как прибитый, уперся в бутоньерку, приколотую к карману его кокетливой кротовьей шубейки. Слышимая только Поттеру и еще нескольким студентам, МакГонагалл призналась, что всегда хотела «убрать к таким-то багам этот косматый ужас у него с лица». Профессор Стебль только завороженно кивнула. — С праздничком… таво-етава… — неловко переминаясь с ноги на ногу и комкая в кряжистых лапищах свою шляпу, прогудел Хагрид. Где-то в задних рядах то ли не сдержали короткое рыдание, то ли подавились хохотом. Лесничий зыркнул в сторону целителей, зарделся и потупился. — Зовите Скитер… — (кто-то из преподавателей или ассистентов, упавшим голосом). — Я тут, к ужину-то, фазанов набил в лесу, эльфы уж на кухню забрали… Ну, я пойду? — (нерешительный волоокий взгляд на профессора МакГонагалл). — Ты иди, Рубеус. Иди, — как-то странно проквакала она в ответ, поднося кулак к губам. — Угу, ну всё. Пошел. Волоокий взгляд в какой-то миг задержался на подоспевшей к ним Прозерпине Умбрасумус, отобразил смятение и ткнулся в пол. Ни на кого не глядя, лесник всем своим внушительным корпусом пробурил просеку в толпе второкурсников и учителей и ломанулся к выходу во двор замка. Гарри почувствовал, что Акэ-Атль, стоявший от него слева, и Рон (справа), не сговариваясь, одновременно потыкали его локтями в бока, а Корнер из-за его плеча, не занятого вороном, медленно спросил: — Вот это… сейчас… что это было? — Это весна, мистер Корнер! — сладкоголосо пропел возникший подле них Локхарт. — Жених, ну чисто жених! — Ущипните меня… — попросил Уизли. — Я хочу проснуться, мне только что приснился кошмар… Когда совсем стемнело, на пиру, посвященном св. Валентину и его вкладу в демографию маглов, снова появился невероятный Хагрид. Весь вечер они с профессором Умбрасумус, приглашенной лично директором праздновать вместе с остальными преподавателями, шептались в уголке: лесник сидел на пуфике, высота которого едва ли превышала толщину обычного матраса, а компактная Прозерпина — на барном стуле, и все равно ей приходилось дотягиваться до уха собеседника, чтобы поделиться очередным полезнейшим наблюдением. Бедолага-полувеликан краснел, бледнел, потел и смущался, как студент на первом свидании, и при виде них молодые учителя, особенно женского пола, едва сдерживались, чтобы не прыснуть от смеха. Зато Стинки летал на крыльях платонической любви, одаривая всех дам — от одиннадцати лет до девяноста — наколдованными фиалками и валентинками с собственным автографом. — Прозерпина — давняя сердечная слабость нашего Руби, — вполголоса объяснял профессор Флитвик Авроре Синистре. — Видите, как помолодел парень! И не скажешь ведь, что годится в деды нынешним нашим выпускникам! Я вас уверяю, Аврора, если вы составите им с профессором Умбрасумус общий гороскоп, это будет ему лучшим подарком к Белтейну! Профессор-звездочет, сама еще похожая на выпускницу, легкомысленно хихикала, а мрачная Сибилла Трелони топила печаль-тоску в кружке чего-то, горячего с виду, но очень напоминающего горячительное по эффекту, производимому на хрупкий оракульский организм. Гарри исподтишка глянул в сторону слизеринского стола: ему было интересно, как ведут себя Малфой и присные после сегодняшнего фиаско. Тогда-то он и заметил, с каким хмурым выражением, даже осуждением на мертвом лице рассматривает Хагрида Кровавый Барон. Если бы призрак не был всего лишь слепком духа давно умершего аристократа, можно было бы заподозрить какое-то нетерпение, которое тот испытывает, ожидая чего-то от лесника. Но увлекшийся беседой Хагрид не обращал на окружающих никакого внимания. Еще смешнее и нелепее он выглядел, достав из-за отворота поддевки небольшую коробочку. Продолжая объяснять что-то профессору из Мунго, он сунул коробку ей в руки, и та сосредоточенно покивала. Смешные эти взрослые! Даже студенты старших курсов ведут себя в таких делах раскованнее, чем вся эта «старая гвардия». Гарри спрятал усмешку, закрывшись стаканом с соком, и снова — теперь уже случайно — перевел взгляд на стол Слизерина. Факультетское привидение с удовлетворенным видом снялось со своего места и величаво поплыло к выходу. Призраки помельче безмолвно расступились перед ним, пропуская, а Барон не удостоил их и взгляда. Руку Гарри накрыла легкая ладошка. Перегнувшись через его плечо, позади стояла Луна, а еще чуть дальше — Гермиона и Акэ-Атль. — Пойдем, пока все заняты? — на одном выдохе пропела Лавгуд, и легкая улыбка тронула ее бледные губы. — Выходим по очереди, встречаемся у лестницы, — добавила Грейнджер. — Рона позовем? — Зачем? — На шухере постоит! — Гермиона энергично протерла палочку рукавом нарядного платьица, а потом в тот же рукав ее и спрятала, как научилась у Гарри, перенявшего, в свою очередь, этот прием у Снейпа. Поттер и Куатемок фыркнули от смеха: — Где ты только таких слов набралась? Не без труда подавив ответную улыбку, Грейнджер кашлянула в кулак: — Кхе-кхе, это всё рудники проклятые!.. Ну так звать с нами Уизли? — Зови, — решил Гарри, — пусть стоит на этом… как его?.. Только потише, чтобы не вспугнуть ее. — Ага. Ржавая Ге исчезла, как будто ушла в инвиз. Она это умела и без палочки с заклинаниями. Встретились они уже под самыми дверями закрытого туалета. В коридоре было прохладно, где-то перекрикивались два филина, каркали вороны и журчала вода. Именно вороний крик и отвлек мимира, который, сорвавшись с плеча хозяина, стремглав улетел во тьму коридора. Грейнджер распечатала дверь — удивительно, но заклятый кем-то из взрослых засов ей подчинился — и все участники вылазки просочились внутрь. Рон остался слушать, что происходит в коридоре, остальные аккуратно, стараясь не стучать каблуками по кафельной плитке, прошли в умывальню, за которой находились запертые кабинки. — И где? — шепнул Гарри в ухо ступавшей рядом с ним Полумне. Та уклончиво повела плечами. Кто его знает, может, эта Миртл снова провела ее. Судя по рассказам, привидение было с большими странностями. Лавгуд снова лунатничала, и ее однокурсники втайне от Гарри и Акэ-Атля прикалывались над нею, пряча куда-нибудь обувь девочки, а ей привирали, будто башмаки утащили нарглы или альрауны. Она верила, но старалась лишний раз не рассказывать об этом приятелям-мальчишкам, которые, наоборот, только злились и начинали искать виновника дурацких розыгрышей. И вот прошлой ночью, уже перед самым рассветом, она проснулась и обнаружила себя перед раковиной в умывальне — той самой, на медном кране которой была выгравирована змейка, имитирующая гербовую слизеринскую. Девочка стояла, а рядом в воздухе покачивалась очкастая Миртл и тихонечко подвывала — чем, видимо, и разбудила погруженную в транс Луну. Насчет обуви призрак не знал ничего, но на просьбу студентки повидаться еще раз откликнулся с охотой и пообещал составить им компанию в праздничный вечер, если они найдут способ сюда войти. Неожиданно откуда-то из подземных глубин замка донесся душераздирающий хохот. Гарри однажды слышал запись воплей гиены в африканской саванне — было очень похоже. Мороз драл по спине, как в январскую стужу. — Что это? — прошептала Гермиона. — Она, — кивнул Акэ-Атль. — Рыдающая Миртл. — Это называется — рыдающая?! По-моему, у нее истерика… — Теперь ты понимаешь, почему закрыли этот сортир? И все замахали руками на Рона, прискакавшего, как ему думалось, на помощь. С сомнением в глазах Уизли вернулся на свой пост к двери. Дверца самой дальней кабинки наотмашь отлетела и шарахнула ручкой по старому кафелю стены. Судя по множеству более ранних выбоин в том месте, Миртл любила театральные эффекты. Дальше начался уж и подавно какой-то сюрреализм: над унитазом начала медленно восставать смутная тень. Растопырив локти и опершись ладонями о края фаянсового сооружения, из слива вылезала женская фигура в саване. Мокрые и распущенные волосы, из-под которых не было видно лица экстравагантной леди, свисали вперед. В конце концов она выпрямилась, продолжая стоять в унитазе и покачивать головой, свесив вперед занавес из черных волос. Акэ-Атль закатил глаза и утомленно оперся плечом о край умывальника. Полумна продолжала загадочно улыбаться. Гарри и Герми озадаченно переглянулись. — Ахахахаха! Что, не ждали?! — резким рывком девица откинула спутанные патлы от лица, и прямо на лету они высохли, заплетаясь в две косы, которые тяжело упали ей на плечи, а оставшаяся не заплетенной верхняя прядь свернулась надо лбом начесанным валиком. Привидение шагнуло на пол. Гарри назвал бы ее внешность старомодной. Бывают такие люди. Они выглядят сошедшими с дагерротипов прошлого века, и как ты их ни переодевай и ни гримируй на современный лад, такими они и останутся в любом случае. Впечатление дополнялось жуткими очками, еще более уродливыми, чем доводилось носить Поттеру, когда он жил у Дурслей. — Привет, — сказала она, устремляясь к Гарри и, поглощенная разглядыванием, совсем забыла, что вокруг стоят живые люди и помимо него. Несмотря на перламутровое свечение, свойственное всем хогвартским призракам — а других Поттер пока не встречал, — черты лица Миртл видны были очень явственно. Смерть никого не красит, но и при жизни она тоже не была красоткой. Постарше них — лет, наверное, шестнадцати или семнадцати — с внешностью деревенской простушки: круглые щеки, поросячий носик, еще более короткий из-за широкой и низкой перемычки очков, темные, но редкие брови, да еще и выщипанные как две неровные ниточки-дуги в подражание кинодивам сороковых. Узкие губы были обведены помадой, которая на призраке смотрелась черной. И своей формой ее маленький рот тоже намекал на портреты бабушек в молодости: тогда зрительно уменьшенные губы считались красивыми. Если верить утверждениям болтливого сэра Николаса, будто призрак всегда вынужден носить тот костюм, в котором его застал момент гибели, то перед смертью Миртл была одета странно как для ведьм, так и для магл. На ней были бриджи, удлиненный приталенный пиджак с двойным воротом и какой-то треугольной эмблемой на рукаве, а пышный бант галстука скалывала изящная камея с женским профилем. Можно было подумать, что это какой-то гибрид полувоенной униформы с костюмом, сшитым по канонам галантной моды восемнадцатого столетия. И еще — жуткий валик волос мыском надо лбом вкупе с гладкими ученическими косами на плечах… — Здрассьте… — выдавил Гарри, невольно отстраняясь, уж очень сильно она вторглась в его личное пространство. «Она тщеславна, как павлин, и честолюбива, как волк! — доверительно прожужжал в голове внутренний голос. — После смерти эти черты стали в ней основными. Сыграй на них, и Миртл расскажет всё, что сможет рассказать!» «А что она сможет рассказать?» — пожалуй, впервые в жизни Поттер вот так, экспромтом, вступил в диалог со своим «неведомым некто». И тут же ему почудилось, что медная змейка на кране зашевелилась, однако стоило посмотреть на нее в упор, и ничего подобного мальчик не разглядел. Гравировка как гравировка. «Призрак может рассказать только о том, что связано с его смертью и сильно его задевает. И сейчас тебе нужно раскрутить ее на это. Именно сейчас, помни! И это нетрудно: после стольких лет одиночества она сама рада выговориться любому, кто с интересом отнесется к ее особе. Ну так заставь ее думать, что она тебе интересна!» Что ж, притворяться, будто это так, Гарри не нужно: Миртл действительно была ему интересна. Поэтому он слегка ей поклонился и вполне по-слизерински, как потом охарактеризовала его поведение Ржавая Ге, отвесил несколько хитросплетенных комплиментов. Призрак едва не растекся лужицей патоки, а уж когда Акэ-Атль представил ей приятеля как «того самого Гарри Поттера», Миртл затрепетала от перспективы стать сопричастной к «такой легенде». — А тебе уже разрешили снять очки? — спросила она. — Разрешили? Кто мне должен был разрешить? — Наставники. Обычно такие, как ты, носят очки лет до четырнадцати, а то и пятнадцати. — Такие… как он? — переглядываясь с девчонками и забывшим о своей миссии Роном, переспросил Куатемок. — Это какие? — Со взглядом Аваддона. А тебе разве не сказали? Такие дети, пока не умеют контролировать всплески своей магии, в гневе становятся опасны и могут покалечить, проклясть или даже убить одним только взглядом. Родители тогда накладывают на них временное заклятие близорукости. Особенно если расти детям приходится среди маглов или сквибов. От последствий этого взгляда окружающих защищают очки. Уизли не выдержал: — Ух, Мерлин! Да ты, Грейнджер, получается, как в воду глядела! Гермиона с недоверчивым ужасом покосилась на болтливое привидение и на когтевранского приятеля. — Будет тебе заливать! — сказала она Миртл, как будто от этих слов можно было переиграть всё произнесенное призраком на другой лад. — Я же шутила… — Эх, Ржавая, не шутила бы ты так больше! — Акэ-Атль попытался похлопать ее по плечу, но за «Ржавую» и панибратство получил от Гермионы легким зарядом Слагулус Эрукто, так что следующие пять минут осаждал одну из раковин, выплевывая насланных гриффиндоркой слизней, а Уизли, однажды тоже отведавший у нее этого блюда, сочувственно морщился при каждом звуке «бульк» и «шмяк». — С чего ты решила, что у Гарри этот взгляд? — в голосе Гермионы читалась ревность, что кто-то может знать о таких вещах больше, чем она сама. Ревность, замешанная на неудержимом любопытстве. — И уж если это правда, то очки должны быть какими-нибудь специально затемненными и заговоренными, нет разве? — Нет, достаточно просто стеклянной преграды и ослабления зрения, — глядя на девчонок свысока, надменно ответил призрак. — Кстати, наш директор… — она коснулась своих очков, сдвигая их на кончик носа, но внезапно передумала, недоговорила и сменила тему: — Как вы думаете, сколько мне лет? — Сорок… пять! — буркнула Гермиона, но, поймав смягченную версию «взгляда Аваддона» от Гарри и заметив укоризненное выражение лица Луны, спохватилась, что может помешать расследованию. — Ну… я имею в виду… э-э-э… сорок пять лет ты уже не с нами, земля тебе пухом, бедняжка! — Сорок шесть, если быть точнее, — с удовольствием поправила не учуявшая подвоха Миртл, взмывая под потолок и усаживаясь затем на подоконник стрельчатого окна. Резкий, пронзительный голос ее был прекрасно слышен и оттуда, как если бы она продолжала стоять рядом. — И земля мне не пухом. А когда я умерла, мне было семнадцать. И как вы думаете, почему я до семнадцати лет вынуждена была носить эти страшные очки? — Ты… тоже?! — вырвалось у Гарри. — Ах, милый мальчик, знал бы ты, как я ненавидела их! Все говорили, что у меня прекрасные зеленые глаза, а я должна была прятать их за толстыми линзами — и то лишь потому, что из-за подлых зазнаек, таких как Оливия Хорнби и ее подружки, не научилась контролировать свой гнев. А за взгляд Аваддона в Азкабан сажать не принято. И душа не раскалывается, как после применения непростительного… — Почему? — Потому что смертельным взгляд может стать в единственном случае. Это когда преступление, которое им карается, заслуживает казни по законам природы. Так что если ты и сможешь кого-то убить своим взглядом, то окажешься всего лишь орудием для восстановления равновесия. Вот так-то. Но если ты еще и контролируешь эту функцию, то надобность в защите отпадает. Тогда твои глаза не опаснее палочки, которой ты можешь нанести гораздо больший вред. Но я… так и не научилась сдерживаться, а проверять, орудие я или нет, никому не хотелось, — Миртл то ли притворно всхлипнула, то ли злорадно хихикнула куда-то в бант на груди. — Представляете, каково было этим клушам из детского сада, когда у меня это прорвалось в первый раз? Того магла… ему было три года, а мне два… за несколько минут обсыпало фурункулами с головы до ног. А нечего было всё время издеваться надо мной! Он мне чуть косичку не выдрал, а я терпеть не могу, когда прикасаются к моим волосам! — Ты тоже росла среди маглов? — спросила Гермиона соболезнующим тоном, и Гарри ощутил укол жалости к бедняге: когда не понаслышке знаешь, каково это, пожалеешь даже врага. — Ну да же! Да! Я маглорожденная, где еще мне было расти. Миртл Элизабет Уоррен, не слыхали про такую? А жаль. Хотя и поговаривают, что взглядом Аваддона от природы обладала Ровена Когтевран и что передаваться он может лишь тем магам, в ком течет хотя бы капля ее крови. Значит, они ошибаются. — Кто же заколдовал твое зрение, если твои родители не были волшебниками? — полюбопытствовала Грейнджер. — Мама говорила, когда зафиксировали всплеск, из Минмагии к нам домой прислали человека. Он рассказал родителям, кто я, а потом сделал всё, что положено. С моими глазами. И с тех пор я всегда носила эту мерзость, — она со злостью ткнула указательным пальцем в направлении своих очков. Скосила зрачки на ноготь, что-то ей в нем не понравилось, она скривилась и убрала руку от глаз. — Мечтала когда-нибудь от них избавиться, да вот… не дожила… А отчего это в замке такое веселье? Что за день нынче? — Четырнадцатое февраля, — с отвращением выдал Акэ-Атль и смачно плюнул последним слизняком. — День плюшевых жоп и сахарных соплей. Привидение грустно и шумно вздохнуло. Стон пронесся по всей уборной, нырнул в вентиляционные ходы и ушел бродить по замку, пугая мышей и первокурсников. — Ночь моей смерти… А они веселятся… Пятнадцатого февраля, ровно сорок шесть лет назад, меня убили в том порту, и с тех пор… — тут Миртл не выдержала, губы ее задрожали, и она тоненько завыла: — И-и-и-и-и! Все стояли, как громом пораженные, не зная, что предпринять. Взрослая, можно сказать, девица. Мертвая, к тому же… И только Лавгуд вдруг отделилась от компании старших друзей и, вскарабкавшись на подоконник, уселась рядом с призраком. — Не нужно плакать, — красивой грустной мелодией полился ее голос. Чуть улыбаясь и покачивая тонкими ножками, девочка погладила привидение по голове. Яркие поначалу вспышки в местах соприкосновения живой плоти и мертвой иллюзии чуть погодя начали тускнеть, а Миртл и в самом деле успокоилась. — Ты расскажи нам, как всё это было, Миртл. И вдруг тебе станет легче? Мой папа всегда советует: если что-то тяготит сердце, нужно говорить об этом людям, которые хотят тебя послушать. А мы хотим. Правда. — Правда, в самом деле! — поддержали ее остальные, тоже завороженные напевом Луны. Призрак шмыгнул носом и некрасиво утерся рукавом. Оглядел лица ребят, еще раз всхлипнул и озарился почти счастливой улыбкой: — Ла-адно.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— В ту ночь наша с Эйлин группа должна была патрулировать порт. Было, конечно, пугловато, да и погодка оставляла желать лучшего. А чего ждать в феврале? Но мы накануне узнали о том, что шайка Булста готовит диверсию. Не то нападение на катер, не то потасовку в самом порту. Перед нами стояла задача слегка их загасить, но так, знаете… ничего серьезного. Мера устрашения, нам сказали. Чтоб было неповадно остальным, сказали нам, и чтобы не успели нагрянуть авроры с облавой. Эйл предупредила палками особо не размахивать и сильную зарубу не устраивать. Тем более на конгрессе этом будут присутствовать, вроде как, и люди Дамблдора, чинуши визенгамотские, так что обеспечить порядок — дело чести для нас. Ну мы разве против? Дамблдора я всегда уважала, сильный маг. Он у нас трансфигурацию вел. Бабушки из паба должны были нас прикрыть в случае чего, мол, тусовались ребята какие-то всю ночь, никуда не отлучались… А если придется, то и показать, что мы — те самые ребята и есть. Эйл была старше меня всего на год. Слизеринка. Ее в нашей группе слушались даже совсем взрослые ребята, она жесткая была, но всё правильно делала и никогда не ошибалась. Меня она уважала, нюх на людей у нее был. «Ты умная, — говорила, — только слишком болтать любишь». Всюду таскала меня за собой. Я ведь и в самом деле лучше всех училась, не хвастаюсь. Мы с пуффендуйцем Гелбертом Сплином двое на весь поток экстерном сдали ЖАБА. Дураки у нас в команде не задерживались. Было нас в ту ночь девять человек. Шафиг где-то зацепил драконью оспу и отлеживался в Мунго с жаром и нарывами. А так в группе обычно десять. Эйлин отправила нас по стратегическим точкам: три человека в док, три присматривали за пристанью, ну и мы трое — она, я и Том — на складах. Она решила прочесать постройки на предмет каких-то магловских устройств. Вроде как шпионы ей донесли, что кореша Булста могли начинить портовые грузы то ли взрывающимся порошком, то ли отравляющими веществами. А в этом только мы втроем и разбирались: я маглорожденная, мне не привыкать, Том — полукровка, даже ЗОТИ вести хотел в Хогвартсе, а Эйлин — химик от бога, она вообще всё в этой области знала... Начали перетряхивать склад. Заклинаниями черта с два обнаружишь: надо же понимать, что ищешь, на «Акцио взрывчатка» такое не выманишь. Или выманишь, да только на свою голову. А тут у одной из наших троек на пристани началась заваруха. Они отступили к нам. На подмогу примчалась группа из дока. Короче, зарубиться нам пришлось всерьез. И вот тогда-то я заметила первую шрапнельную мину под стеллажом. Это был английский аналог прыгающей немецкой. Маленькая — сразу и не поймешь, что боевой снаряд, если не знать. Таких после магловской войны много оставалось. Я кричу Эйлин, чтобы никого не пускали в проход, и думаю, как деактивировать эту гнусь, чтобы не сработала, а еще — сколько еще таких может быть рассовано по всему складу. Не придумала ничего лучше, как закрыть во временный кокон. На высших зельях еще узнаете, как полезно это уметь. Когда паре разинь взрывом котла во время опытов головы снесет… Встаю, чтобы бежать к остальным, и вот те на! Сквозь щели между ящиками на полках вижу, как Том поворачивается к Эйл и молча запускает ей в спину Синкопа Сатуре. Думал, что никто не видит. Эйлин упала без сознания, палочка выкатилась из руки — и прямо ему под ноги. Он подобрал. А они ведь всегда хорошо ладили. Временами мне казалось даже, что Том не прочь и поухлестывать за Эйл. Только очень уж она серьезная была, не понимала намеков. Вот я глазам и не поверила, выскакиваю с воплем: «Том, ты что?!» Он резко развернулся, ее палочку — на меня… Помню только зеленую вспышку. И… больше ничего не помню.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Вот так я и умерла, — Миртл грустно потеребила косичку. — Когда тьма развеялась, я поняла, что сижу вот на этом самом месте, где сейчас, — она похлопала ладонями по подоконнику возле себя. — И никуда не могу деваться из Хогвартса. Знаете, я сначала даже повеселилась. Девчонки, которые дразнили меня все эти годы, тогда еще учились в школе. И теперь уже я доставала их, да так, что они без оглядки на меня и по малому сбегать не могли, хах! А я по трубам, по воде могу хоть куда выбраться, на любой этаж и даже в Черное озеро. Вот и расплачивались они до самых экзаменов. Но потом сдали и разъехались, я же — осталась. Смысл существования пропал, но я не могла ни пропасть совсем, ни воскреснуть. Тогда-то передо мной и открылась беспощадная истина: я навеки заключена в этом замке, в этом глупом мире, на который больше не могу влиять, поскольку прохожу сквозь все предметы. Только вы двое, — она кинула тоскливый взгляд на Лавгуд и Шамана, — развлекли меня вашими занятиями. Тем, что можете становиться такими, как я, будучи живыми. Ну, почти такими, как я… тела-то у вас по-прежнему есть… А у меня… — А что стало потом с этими… с Томом, с Эйл? — не удержался Гарри. Миртл гневно нахмурилась и сверкнула глазами, которые при жизни, по ее уверениям, были того же цвета, что у него: — Так я и знала: расскажу кому-нибудь о своем горе — а спрашивать будут о других! Все сорок шесть лет мечтала прям сидеть и отвечать какому-то сопляку об этих давно сдохших смертных! — Они умерли? — тихо спросила Луна, заглядывая ей в лицо. — Не знаю. Но надеюсь. Особенно на то, что сдох этот чертов предатель и убийца. Красавчиком таким был, девки по нему с ума сходили — знали бы его гнилое нутро! Кажется, призрак окончательно разозлился. Еще бы: только что Миртл была в центре внимания, и тут ее вдруг начинают спрашивать о судьбе виновника ее смерти! — Миртл, Миртл, подожди! — воззвал Гарри. Он подошел к их окну, взобрался и сел на подоконник третьим, по другую руку от привидения. Хотя оконный проем был узким, бесплотная субстанция призрака вполне позволяла им уместиться. Остальные окружили их снизу. — Видишь, в чем дело: ты умерла и не сможешь ничего поделать со своим убийцей, даже если его найдешь. Но мы-то живы! Может быть, ты потому и прикована к этому миру, что преступник до сих пор ходит безнаказанным? Ты не подумала об этом? Кажется, доводы рассудка возымели действие. Миртл перестала рычать, и плечи ее опустились. — Ну да. Наверное, ты прав… — наконец согласилась она после непродолжительной борьбы с собственными мыслями. — Я хотела бы уйти. Поверь, это худшее из наказаний. Никогда не становись призраком, даже если тебе пообещают за это горы золота при жизни! Я привыкла всегда что-то делать, что-то узнавать. Не было ничего приятнее, чем сидеть в библиотеке и читать то, что тебе интересно. Или гулять по улицам, по паркам, думать и наблюдать за природой, за городом, за людьми… Или что-то делать руками — представляешь, живыми руками, которые могут менять что-то в этом вашем мире! Эх, да вам всем сейчас не понять! Вот станете привидениями… — Да упаси Мерлин! — не удержался Рон. — …тогда узнаете! Что я могу? Что я вижу сейчас? Глупых студентов, которые пищат и разбегаются при виде меня? Унитазы эти проклятые? Противную кафельную плитку? Тупых русалок в Черном озере? Никто не хочет меня ни слышать, ни видеть! Итого уже сорок шесть лет! Вы понимаете? Это почти в четыре раза дольше, чем каждый из вас живет на свете! В четыре! — она выкинула вперед призрачную руку с подогнутым большим пальцем и выпрямленными четырьмя. — Тихо, тихо! — Гарри понял, что сейчас она снова подсядет на любимого конька и начнет выть, и они с Луной удвоили силы, утешая ее. — Ты рассказывала это кому-нибудь еще? Не студентам? — Я считаюсь вздорным привидением, юный Поттер, — печально вздохнула мертвая девушка, подталкивая очки повыше к переносице. — Как Пивз. Кто захочет выслушать Пивза, ты можешь себе представить такого чудака? — А ты пришла бы к директору и рассказала. — Могу вообразить себе эту картину! Стоит такой Дамблдор у писсуара, справляет свои дела, и тут я… Все, включая саму Миртл, невольно засмеялись. И ведь она права, поскольку, если это правда и если она может перемещаться только по канализационным и водопроводным трубам, то выйти на живых людей иным способом у нее не получится. — А что еще ты помнишь об этом Томе? — продолжал Гарри, которому она, кажется, начала доверять. — Может быть, фамилию его… И стоило только Миртл открыть рот, в стекло за их спинами громко постучались. Снаружи, глядя на них из темноты, сидел Мертвяк и долбил клювом окно, а крыльями показывал скорее впустить его внутрь. Взмахом палочки Гермиона открыла переклинившую фрамугу. Заполошная птица ворвалась в туалет и закричала: — Ну-ка по-быстрому жопы в руки и бегом отсюда, если не хотите попасться своему хуеросовому зотишнику! Он прямо сюда собрался, у вас всего пара минут, чтобы свалить! Гарри и сам не помнил, как оказался уже в коридоре под мозаичным василиском, запыхавшийся. Вместе с ним, такие же запыхавшиеся, неслись Луна, Герми, Акэ-Атль и Рон. — Мне всё равно у Филча на галерах ишачить, — сказал он Мертвяку. — Ты не заметил, по какому пути идет Стинки? — По основному, с лестницы, как еще. — Я его отвлеку, а вы проскочите соседним коридором. Глядишь и не заметит. Пока стойте, я вперед пойду и его перехвачу, а вы там потом сами смотрите, по обстановке. — Аххх! — с гордостью воскликнул ворон. — Мое воспитание! Гарри, двинувшийся вперед, недовольно покосился на питомца: — Твое воспитание… А раньше предупредить нельзя было? — Когда увидел, тогда и предупредил, — обиженно парировал Мертвяк и тут же нашелся, чем уесть: — У вас вообще-то Уизли «на шухере» стоял, насколько помнится. Радуйтесь еще, что это не Снейп и не Филчева драная кошка. — А тебя-то где всё это время носило? — Сову помнишь, которая спам разносила? Еще все преподы жаловались, что отловить не могут… — Ну, и?.. Мимир принял позу триумфатора и переступил лапами у него на плече: — Спама больше не будет. Не благодарите. Гарри фыркнул, вышел на площадку перед развилкой лестниц и почти нос к носу столкнулся с радостным Локхартом. Тот немедленно сложил вчетверо лист темного пергамента, убрал его за обшлаг рукава кафтана и театрально всплеснул руками: — Святая тапочка! И мистер Поттер туда же! Не рановато ли, молодой человек, для похождений? Хотя о чем это я? Любви, как известно, все возрасты покорны. И где же ваша избранница? — Да вон она, — с неожиданной резвостью Гарри нырнул ему под руку и повлек за собой к перилам лестницы, давая возможность остальным проскочить у них за спиной в безопасный коридор. — Ах, черт, убежала! Ну что ты будешь делать, очень уж она у меня застенчивая, профессор! А я… э-э-э… больше не буду. Честное волшебное! — Ну что вы, что вы, сегодня же День всех влюбленных! Было бы жестоко чинить препятствия любящим сердцам во время такого праздника! — (показалось, или Стинки говорил с не особо скрываемой насмешкой?) — Да, между прочим, по дороге мне встретился наш завхоз. Я поздравил его и отправил по другой лестнице. Он искал вас для отработки взысканий, назначенных сегодня вам профессором Снейпом. А поскольку я наивно полагал, будто вы как порядочный второкурсник отправились в свою башню вместо того чтобы болтаться по опасным закоулкам замка… — Благодарю вас, мистер Локхарт! Я сейчас же побегу на отработки, мистер Локхарт! — Он пошел вон по той лестнице, — крикнул златокудрый красавчик ему вслед. — Спасибо, профессор! И Гарри, безусловно, помчался по другой. — Ах, молодость, молодость! — пропел Гилдерой портрету Клеопатры. Вместо ответа она приложила к груди оскаленную черную мамбу. Пуская пышную пену из носа и рта, повалилась на ложе. Колоритно побилась в агонии и испустила наконец дух. Ковры под ложем были устланы телами мертвых служанок, на которых царица предварительно опробовала действенность ядов. Локхарт хмыкнул, пожал плечами и, пританцовывая, отправился своей дорогой — в сторону туалета Миртл. Тем временем Гарри спустился на первый этаж, в крыло, где обитал завхоз, и подпер стеночку в ожидании, когда Филч вернется после своего обхода. Пожалуй, ему есть что обдумать. Нет, забивать себе голову историей сорокашестилетней давности мальчик пока не собирался. Он много раз слышал, что времена тогда были непростые, стычки между кланами волшебников и вообще отношения между магами строились в жестокой форме, поэтому удивляться смерти одной из участниц очередной перестрелки не приходилось. Понятно, что предательство этого… как его?.. Тома было вопиющим, хотелось также узнать, что случилось после смерти Миртл с той девушкой, из палочки которой негодяй выпустил непростительное проклятие. Но всё равно это было как бы понарошку, из другой жизни или даже не жизни, а будто из книги или фильма: вопрос интересный, однако не насущный. Беспокоило другое. Пресловутый взгляд Аваддона. Вот и снова, и снова ему навязано что-то, чего он неспособен контролировать. «Орудие возмездия», значит. «Кара небесная», значит. «Длань правосудия». Ну да, как же! С этим треклятым Волдемортом его уже успели втиснуть в рамки избранности и ждут от «знаменитого Гарри Поттера» черт те чего, самими же выдуманного и принятого на веру. Теперь еще эта девица с рассказами о взгляде. Да если хоть кто-то из друзей — не свои, так гриффиндорцы — проговорится, от него опять будет шарахаться вся школа. А ведь только-только успокоились после истории со змеиным наречием! Чуть ли не целый семестр за спиной шептались и пальцами тыкали, всерьез считая его наследником Слизерина, открывшим мифическую Тайную комнату и проклявшим старосту родного факультета. Потом, к счастью, Пенни очнулась, невредимая, и ни в чем его не обвинила — это и успокоило взволнованную публику. Но надолго ли? Судьба у него, что ли, такая? Впрочем, ему ли, дважды избежавшему смертельного заклятия, сетовать на судьбу? Другим повезло куда меньше, и все они с удовольствием поменялись бы с ним местами. Ну, все, не считая родителей, само собой. «А вот тут ты правильно мыс-с-с-слишь, мой маленький маленький принц! И будет тебе уже с-с-себя жалеть. Вот идет мисс Норрис-с-с!» Вслед за тенью кошки в коридор упала длинная изломанная тень Аргуса Филча и затмила собой первую. Гарри вздохнул. Не вынимая рук из карманов, отлип от стены. И сдался на милость победителя.* * *
После вечеринки в Хогвартсе, с которой Прозерпина удалилась не через аппарацию за воротами замка, а камином Поппи Помфри, домой из своей лаборатории профессор спешить не стала. Улыбаясь воспоминаниям о неловких комплиментах полувеликана, она вошла в свой кабинет и села в любимое кресло. Надо же, встреться она с ним, таким, на улице где-нибудь в Косом, то и не узнала бы! Как, однако, меняет некоторых мужчин бритва, шампунь и расческа. И скальпель, дополнила она, вспомнив своего верного Франки. Что-то, однако, мешало устроиться поудобнее и кололо в бок. Профессор сунула руку в карман. Ощутив пальцами ребро коробки, она подумала о просьбе Хагрида и данном себе зароке сделать это сразу по прибытии, чтобы не забыть потом в повседневной круговерти. Ну правильно, не орхидейно-хризантемной же икебаны от него дожидаться на старости лет! Содержимым коробки была колба, тщательно заткнутая целой вязью заклинаний. И Прозерпина могла понять того, кто это сделал, причем сделал сразу по нескольким причинам. «Провонять тухлятиной» при этом основной не являлась. Судя по виду и размеру, внутри колбы лежал изрядно пожеванный червями и разложением мизинец ноги, обладатель которой, мужчина, покинул этот мир не позднее десяти лет назад. Кроме пальца сосуд содержал еще клок чьих-то рыжих волос, завитых мелким бесом, тусклых и слежавшихся. Оба образца хоть и казались сваленными в одну кучу, на самом деле были отделены друг от друга тончайшей невидимой мембраной заклятья. Толковый маг накладывал, Прозерпинина школа. Значит, или у нее самой обучался, или читал ее работы. Но в любом случае — молодец. И точно не Хагрид. «Можно ли… как оно там называется? Ну, личности установить? Я, видите ли, профессор, не разбираюсь в этом, хоть ты тресни. Даже и не знаю, что там»… Эх, Хагрид, Хагрид, добрая душа. Тебе так и дракона подсунут — ты не заметишь! Профессор Умбрасумус поднялась из кресла и усталой поступью побрела к микроскопам. А уже через десять минут Прыткопишущее перо выводило под ее диктовку: — Образец номер один — мизинец левой ноги. Обладатель — мужчина. Приблизительный возраст на момент смерти — не моложе пятидесяти лет. Европеец. Соматически был полностью здоров. Предварительно: смерть наступила не от болезни и не от одного из известных ядов, которые определяются визуально во время микроскопического и поверхностного магического исследования. Требует дальнейшего анализа и идентификации. — Образец номер два представлен фрагментом волос с теменной части. Обладатель — женщина. Приблизительный возраст на момент смерти — не моложе сорока лет. Имеются признаки смешения европеоидной и африканоидной рас. Цвет основной части волос по всей длине (тускло-рыжий) обусловлен окрашиванием, вещество, использованное при окрашивании, магловского производства, содержало пероксид водорода для осветления. Прикорневая зона — темно-каштановый цвет, являющийся естественным для погибшей. Страдала от сахарного диабета и астмы. Чтобы установить причину и дату смерти, а также идентифицировать личность, потребуется развернутый анализ на комплексной аппаратуре.