Bad Addicted (to you)

      У Феликса было преимущество: он знал Хёнджина. Его натуру, его привычки и, что самое опасное – его тело. Он выучил, где нужно погладить, а где – надавить, куда поцеловать, куда укусить… Он знал, на какую ноту низкого голоса отзывается чужое сердце. И пригвоздил его к стенке.       «В моей собственной комнате!» – Хёнджин задирает подбородок и облизывает нижнюю губу. Во рту пересохло. От сердцебиения содрогается, кажется, вся грудная клетка. Феликс гипнотизирует взглядом его губы. Хван смеётся.       Ёнбок меняется в лице, по нему словно проходит рябь. Он хмурит брови и хватает Хёнджина за запястья. Тот даже не сопротивляется.       – Я знаю, что ты сейчас скажешь, – истеричная улыбка не сходит с лица Хвана.       Хватка слабеет. Идеальные черты Феликса искажаются в почти уродливую гримасу. Маска искусителя, маска дьявола – на Хёнджина ничего не действует. И Ёнбок становится ангелом. Обнимает, смотрит огромными глазами котёнка, хлопает ресницами. Пухлые губы приоткрыты, с них вот-вот слетят слова слаще сахарной ваты.       Если Хёнджин поведётся – Феликс будет паинькой. Позволит ему вести, разрешит чуть больше обычного... Внутри всё трепещет. Хёнджин может получить его сейчас, почувствовать такое знакомое тело под собой. Он ведь тоже скучал по своему ангелу… Только теперь Хван знает – это иллюзия. Феликс готов принять любую форму, лишь бы получить немного близости.       Но только немного.       – Мой ответ остаётся прежним, – голос Хёнджина больше не дрожит. Он говорил это слово с десяток раз: – Нет.       Но каждый впивался иглой в солнечное сплетение.       Феликс снова замирает, будто не веря. Заносит кулак. Хван жмурится – глухой удар приходится слева по стенке. Ли кружит по комнате, и с каждым новым виражом выглядит всё тревожней: свёрнутые плечи, одна рука на пульсе, большой палец у рта – наверняка обкусал кожу. Шаги сходят на нет. Феликс прячет лицо в ладонях, рвано вздыхает.       «Он что, плачет?» – Хёнджин отлепляется от стенки. Он не хотел этого. Подбирается к Ликсу, трогает за плечо – и отдёргивает руку. Хван никогда не видел его таким. У его ангела красные глаза и нос, мокрые дорожки поблёскивают на щеках. Непослушными губами он шепчет:       – Не поступай так со мной…       Руки сами ныряют в карманы. Хёнджин закатывает глаза, вздох застревает в горле.       – Как? Так же, как ты со мной? Не я убегаю из постели, как только дело сделано, и не я отталкиваю тебя всё остальное время.       Слова разрежают воздух так, что нечем дышать. Ещё больше слёз льются по любимым веснушкам, Ёнбок натягивает рукава байки на кулаки и крутит колечки. О, кажется он прекрасно понимает, что делал с Хёнджином всё это время… Он ждёт то, чего ещё не слышал.       – Не оставляй меня без любви, – Феликс шмыгает носом, кидает взгляд в сторону Хвана.       Брови ползут вверх.       – Да я… Разве…– Хёнджин мотает головой. – Я хоть раз дал тебе повод во мне сомневаться?       Феликс качает головой, косит глаза на дверь. «О нет». Хёнджин захлопывает её прямо перед его носом. Он тоже знает Ёнбока.       – Если уйдёшь – эта комната закроется для тебя навсегда. Но если поцелуешь меня, то больше не сбежишь…– Хёнджин отпускает ручку, что нагрелась под вспотевшей ладонью.       Заслуживает от Ёнбока взгляд «Падшего ангела».       Хван отходит ему за спину, складывает руки на груди. Она часто вздымается и опадает, внутри грохочет сердце. Дышится с трудом. «Ну же… Поцелуй меня или уходи» – Хёнджину самому страшно от этого выбора.       Кажется, проходит вечность в этом невыносимом напряжении, прежде чем Феликс поворачивается. Встаёт на носочки. Касание сухих губ приземляется в уголок рта. Воздух разом вышибает из лёгких. Руки слабеют и как намагниченные оборачиваются вокруг чужой талии.       – Ох, Феликс… – Хёнджин утыкается в тёмную макушку. Спина под его ладонями вздрагивает от плача. – Что такое?       – Страшно.       Хёнджин непонимающе смотрит на него, стирает слезы с веснушек. «Разве самое волнительное не позади?» – он тянет Ликса за собой и садится на кровать. Подвигается, освобождая тому место. Ёнбок сворачивается калачиком, так, что приходится устраиваться вокруг него.       – Чего ты боишься?       Колечки елозят по красной коже и стукаются друг о друга. Феликс отвечает, не поднимая взгляда:       – Непринятия.       Слово падает в тишину. И каждая её секунда будто отдаляет их друг от друга. Хёнджин не знает, что утешит Феликса, какой ответ его не обидит, предложения только собираются – и разваливаются от паники.       – Я люблю тебя любым, – выпаливает Хван.       Феликс вскидывает взгляд. Последняя слезинка скатывается по его переносице и падает на простыни. А затем он улыбается.       Хёнджин повторяет эту улыбку, заправляет прядь Ёнбоку за ухо. Они лежат молча, пока дыхание не выравнивается. Хёнджин трогает свои губы, раздумывая, стоит ли сейчас задавать вопросы… они так вертятся на языке, что слетают сами:       – Расскажи самое стыдное, что ты делал.       Феликс съёживается, подтягивает ноги до позы эмбриона.       – Хорошо. Я первый, – Хван кивает несколько раз и прокашливается. Воспоминания всплывают в разуме, и хочется запихать их на то дно, где они прятались всё это время. Щёки вспыхивают румянцем. «Это было громко». – Помнишь тот раз, когда мы все напились и ночевали у вас в общаге?       – Оу, – Феликс играет бровями, будто не он рыдал пять минут назад.       – И мы с тобой, – Хёнджин морщится. – Короче… Да.       – Мы даже не пытались быть тише, – Ёнбок подливает масла в огонь.       – Как подумаю, что ребята всё слышали... Если не весь дом. Чан так посмотрел на меня утром, а Йени покраснел, как рак варёный.       – Чан? – Феликс вскидывает бровь, а затем взрывается хохотом.       Хёнджин хмурит лоб: кажется, он что-то упустил. Возможно, их лидер – не такой уж оплот высокой морали. И от этого, и от смеха Феликса на душе становится легче.       – Теперь я, – Феликс вперивает взгляд в их сплетённые пальцы. – Когда ты узнал… про дедушку.       Тут же прошибает воспоминаниями. Они наваливаются и будто придавливают к постели. Хёнджин рыдал весь вечер, неспособный пошевелиться, у него даже не было сил протянуть руку и включить свет или перевернуться на другой бок: с этого края наволочка уже насквозь пропиталась слезами. Он не впускал никого, но Феликсу открыл бы дверь. Только тот не пришёл. Ёнбок заявился под утро: парни специально позвали его, зная, что только он сможет расшевелить Хёнджина. Но вместо этого…       – Ну, наши тела иногда живут отдельно от разума, – голос хрипит, Хван сглатывает, но во рту становится только суше.       Он не знает, пытается оправдать себя или Феликса. Тот поступил так просто потому что мог. А Хван не остановил его, потому что… хотел почувствовать себя живым? Но даже сейчас кажется, что он не имел на это права.       – Мне жаль, – шепчет Ликс и наконец смотрит в глаза.       Хёнджину не нужно уточнять, о чём именно он сожалеет. Обо всём. И не нужны длинные речи и унижения. Потому что пальцы Феликса ледяные, а стук сердца слышен без стетоскопа. Его страх настоящий.       – Я прощаю тебя.       Ёнбок выдыхает весь воздух разом. Сжимает ладонь Хёнджина, придвигается к нему, разгибает колени... его стопы холодные, и кожу мурашит, когда они скользят по голени. Но Хёнджин переплетает их ноги и набрасывает сверху тяжелое одеяло.       Той ночью Феликс остаётся в его кровати до утра.

***

      Ёнбок считай прописался в общежитии старших. Джисон махнулся с ним ключами, но не то чтобы им нужны были отдельные комнаты. Первые три дня Чан недовольно вздыхал, сталкиваясь поутру с Феликсом на кухне или в душе. Но к пятому разу смирился. А Чанбин утаскивал лидера в качалку каждый вечер, подмигивая оставшимся через плечо. Очень предусмотрительно с его стороны. Хотя этой возможностью они так и не воспользовались.       «Странно» – Хёнджин заправляет прядь Ликсу за ухо, и он отвлекается от каталога Моне, что Хван притащил с выставки, – «Раньше мы бы переспали уже раз десять». Но теперь у Феликса больше одного способа получить любовь.       – Какая твоя любимая?       – «Кувшинки», – Хёнджин поднимается на локоть и перелистывает несколько страниц. – Моне рисовал их на протяжении тридцати лет, один и тот же сад у своего дома, снова и снова, в то время как оба его глаза слепли из-за катаракты.       Хван не знает, зачем рассказал это, когда Феликс мог прочесть то же самое на глянцевых страницах. Что он и сделал.       – А из «Кувшинок»?       Пальцы по привычке стучат по губам.       – Я не могу выбрать одну. Даже три не могу! – Хёнджин валится обратно на кровать.       – Хорошо, – Феликс захлопывает журнал и улыбается. – Тогда придётся посмотреть все, что есть. Во время тура у нас будет тур по музеям.       Хёнджин подскакивает.       – Но картин же очень много, – он крадётся след в след за Феликсом, каждое движение – будто заранее выученный танец. – Очень.       – Около двухсот пятидесяти, – Феликс тянется к пустому месту на книжной полке, но не достаёт.       Хёнджин берётся за корешок, касаясь чужих пальцев, склоняет шею, чтобы заглянуть Ёнбоку в лицо. Он задирает подбородок. Сверху его глаза кажутся ещё больше.       – И ты пойдёшь со мной в музеи по всему миру… чтобы смотреть на одни и те же кувшинки?       – Пойду.       Внутри всё расцветает, а сердце бьётся с новой силой. Каталог задвигают на место. Феликс поворачивается лицом к Хёнджину, не отпуская его руку. На щеках проявляются ямочки. Хочется закружить Ликса в неловком танце, словно они в старом ромкоме.       – Колечки, – Ёнбок дотрагивается до пары на безымянном пальце.       – Да, я… купил новые.       Хёнджин облизывает губу. «Лучше Ликсу не знать, что я никогда их не терял. Как никогда не переставал любить его». Взгляд смещается с колец на карие глаза в окружении веснушек. Он ждёт. Дыхание экономное, будто в ожидании стартового выстрела. Хван целовал его сотни раз. Почему же сейчас это так волнительно?       Он ныряет в любовь с головой. Феликс нежен, как никогда. Скользит по губам, не делая то, чего ещё не дождался от Хёнджина. Поэтому проходит вечность, пока рот опаляет жарким выдохом и внутрь проникает горячий язык. Руки сминают футболку, будто Хван забыл, что может забраться под её. И Феликсу приходится ему напомнить.       Хёнджин сжимает его бока до судороги в пальцах, опускается, проводит по тазовым косточкам. Ликс ахает в приоткрытые губы и поднимается на носочки. От этого внизу всё коротит. Ещё больше жара хлынет к паху, и это заметно. Поцелуй разрывается.       – Прости, я…– щёки предательски печёт.       На них ложатся маленькие и сухие ладони Феликса. Он хмурит брови.       – Не извиняйся.       Снова приникает к губам, намеренно проезжаясь по чужому напряжению. Хриплый вздох вырывается из горла. Хёнджин прижимает Ликса к себе, пытаясь его обездвижить. Он беззлобно хмыкает.       – Чанбин так старается оставлять нас наедине. Давай хоть сегодня оправдаем его ожидания.       У Хёнджина не получается ответить ничего членораздельного. Потому что, вау, он захотел Феликса первым, и тот не отшил его. Потому что секс, когда Хёнджин пожелает, а не когда Феликс ему позволит – что-то новое. И мыслей хватает только на:       – А мы ещё успеем?       Хотя после того ночного концерта хёны не узнают о них ничего нового. Феликс крадёт телефон из заднего кармана Хвана.       – Думаю, да.       – Тогда я первый в душ, – Хёнджин отлепляется.       Убегает, драматично стукаясь по пути об угол шкафа, отчего Ёнбок смеётся и сгибается пополам.       Невозможно сказать, сколько проходит времени, потому что оно растягивается, как сыр на пицце, как жвачка с переводной наклейкой во вкладыше, сворачивается в кольца, словно перекрученный провод. Хёнджин волнуется, будто студент, что после двадцати свиданий наконец едет с подружкой в лав-отель. Щёлкает замок.       Феликс тоже какой-то другой. Скромно опускает глаза в пол, а сам румяный от носа ушей. Добирается до кровати, сохранив на себе всю одежду, хотя раньше она упала бы ещё на пороге. Перекидывает ногу через бёдра Хёнджина и обвивает его шею.       Поцелуй напрашивается сам собой. Хван сминает такие любимые губы своими, трогает Феликса везде, где вздумается, мнёт-гладит-царапает его точёную фигуру. Внизу пульсирует горячая кровь, тепло расползается по ногам. Шорты недвусмысленно оттянуты. И Ликс это замечает, расплывается в улыбке.       Снимает с Хёнджина майку, окидывает его торс восхищённым взглядом, пробегает пальчиками по груди. Хван следит за щекотными движениями, пока они не останавливаются на кубиках пресса. Вскидывает взгляд. Подлавливает хищный блеск в глазах напротив. Цепляет края футболки Ёнбока и задирает её.       Не успевает застиранный хлопок приземлиться на кровать – Хёнджин приникает к розовым соскам. Вбирает их по очереди, обводит ареолы кончиком языка, нежно играет пальцами, если не ртом. Феликса плавит в его руках.       Он забывается в ласках, путается пальцами в светлой макушке, елозит от нетерпения. Выбивает из них обоих разряды сладкой дрожи. Хёнджин чуть оттягивает твёрдый сосок губами и Ликс запрокидывает голову со стоном. Хван инстинктивно вжимается ему между ног. Краснеет, прикрывает глаза.       Два слоя ткани шуршат, сползая по коже. Её холодит в самых нежных и разгоряченных местах. Хёнджин чуть приподнимается, чтобы Феликс избавил его от всего лишнего. Ёнбок нависает над ним. Хван подтягивается и целует его в адамово яблоко.       – Я… просто хотел достать смазку.       «О боже…» – Хёнджин падает обратно и закрывает пылающее лицо руками, а щёки болят от улыбки. Феликс отнимает его руки от глаз.       – Хочешь попробовать? – шепчет он.       Выдавливает смазку Хёнджину на пальцы. Ещё одно новшество в их отношениях, хотя за сегодня Хван уже от них устал. Но кое-что неизменно – он доставляет Феликсу удовольствие так, как тот хочет. Хёнджин кивает. Ёнбок подвигается почти до груди, подводит пальцы ко входу. Мышцы поджимаются, затем впускают две фаланги.       Хёнджин осторожничает, а Феликс искусал уже все губы. Он коротко рычит, хватает за руку и проталкивает палец до конца. Морщит нос. Подушечка ощупывает стенку.       – Чуть ниже… да.       Феликс валится вперёд, хватается за изголовье. Другая рука поглаживает его вдоль позвоночника, Хёнджин продолжает растягивать и массирует комок нервов. От второго пальца Ликс выгибается до хруста. Поцелуи бабочками порхают по его рёбрам. Хёнджин проводит кончиками по тонкой коже между ног, отчего Феликса трясёт. Он хнычет.       Сам подаётся назад. Новый поток жара стекает к паху от этого зрелища, и уже хочется видеть Ёнбока на своих бёдрах. Хёнджин добавляет третий, но не успевает ввести до конца: Феликс слезает. По-хозяйски роется в его вещах. Разрывает зубами упаковку и сам раскатывает презерватив на члене.       Очевидно, сегодня он хочет сверху. Хёнджин разводит его половинки, пока Ликс опускает в себя головку. Вздох. Язык проходится по сухим губам. У Ёнбока получается. Ладони стискивают бока Хвана, веки прикрыты, меж бровей – лёгкая складка. Каждый сантиметр, что Ликс принимает в себя, ощущается яркой вспышкой.       Он стонет на выдохе. Голова идёт кругом от соприкосновения их кожи снаружи и всеобъемлющего жара внутри. Хочется двигаться в нём и сгорать. Но Хёнджин терпеливо ждёт, пока Ёнбок привыкнет. Он приподнимается и опускается с коротким всхлипом, закусывает губу, постепенно наращивает размах.       Хёнджин не сдерживает стона. Тепло, будто тебя закопали в пляжный песок, прокатывается по телу. Он опускает веки. Феликс гладит по скуле.       – Смотри на меня, – в хриплом голосе – просьба, а не приказ. – Я хочу видеть твои глаза.       – Хорошо, Дейнерис.       Феликс улыбается, поняв отсылку. Берёт за руки и переплетает пальцы, буквально держится за них. Он невозможно прекрасный: с веснушками на румянце, яркими от поцелуев и укусов губами, затуманенным похотью взглядом. Хочется схватить его и вбиваться, но не хочется рассоединять их руки.       Остаётся только вскидывать бёдра сильнее, любоваться и слушать, как Феликс стонет твоё имя. Удовольствие накатывает волнами. Мучительно, медленно, по чуть-чуть. «Если Ёнбок хоть немного ускорится – я не выдержу». Хёнджин горит как в лихорадке.       – Я подожду тебя.       Он разрывает их сцепку, чтобы обхватить член Ликса. Пара движений – и из него тянется прозрачная ниточка. Хёнджин ухмыляется. Растирает её по плоти, сразу движется быстрее и резче. Феликс ахает, наваливается на руки. Тоже берёт другой темп, и приходится думать о мертвых голубях, чтобы не кончить в эту же секунду.       – Хёнджин… Хёнджин, я… – Феликс не договаривает.       Потому что член в руке Хвана тяжелеет. Увеличивается ещё, самую малость. Мышцы внизу живота напрягаются под белой кожей, очерчивается пресс… Ёнбок поднимается почти на всю длину и резко насаживается пару раз. Тёплые капли окропляют живот Хёнджина. Он подхватывает Феликса под зад, толкается в него, пока искры удовольствия не собираются в раскалённый комок. Перед глазами мигает темнота. Тело содрогается. Сквозь оргазм Хёнджин вжимается в Ликса до ноющих мышц.       Они разом ослабевают. Так, словно конечности набиты ватой. Хван разлепляет веки – Феликс еле держится на руках и загнанно дышит, взгляд прикован к размеченному животу. Он не может свести ноги: они дрожат от малейшего усилия. Хёнджин помогает ему.       Феликс вытягивается рядом, кладёт голову на грудь. Рука оборачивается вокруг него, а ладонь занимает место на талии. Отголосок розы пробивается сквозь запах геля для душа. Лицо Ёнбока расслаблено, будто он спит, но ещё хранит следы их страсти. Картина, какую Хёнджин мог бы рисовать бесконечно, до конца своей жизни.       Всё когда-то происходит впервые. Но у них первый раз случился дважды.       – Хёнджин? – сонно зовёт Феликс и открывает один глаз. – Я люблю тебя.       – И я тебя. Хёнджин не медлил с ответом ни секунды. Потому что каждая была бы для Феликса пыткой. Он прячет улыбку, уткнувшись в ключицу. Сверкает на Хёнджина глазами.       – И ты больше не оттолкнёшь меня?       – А ты – больше не убежишь?       Ёнбок шумно втягивает воздух. Косит глаза, будто всерьёз задумывается. Хёнджин знает – он сделает это ещё не раз и не два. Как дикий зверёк, который ест с рук, но никогда не станет домашним.       – Однажды я раню тебя. Но не потому, что захочу причинить боль. Просто ты весь – как открытая рана, и любить тебя – словно играть в сапёра. Но, обещаю, я буду очень стараться. ~знаете, я тут тоже постаралась, можно лайк и отзыв🤲🏻 ~у этого фф точно будет экстра с тучанами и экстра с хенликсами, так что подписываемся, девачки💅🏻