Back to the Start

— Нет. Проснувшись Эндрю увидел перед собой чью-то спину, ограждающую его от кого-то. У кровати, на которой он лежал, были перила, он был укрыт незнакомыми одеялами, больница. Это он помнил. Досчитав до четырех он глубоко вдохнул, досчитав до четырех — выдохнул. Это казалось привычным, хоть он и не знал почему. — Сэр, мне нужно осмотреть его. Вы не имеете права ограждать меня от моего пациента, — Эндрю мог видеть только руку женщины в белом халате, но хорошо слышал ее нетерпение. — Так же и вы должны понять, что вы не можете просто начать трогать его, когда он спит. Голос был тихим, но резким, в нем было предупреждение. Эндрю шевельнулся и это привлекло их внимание. Парень оглянулся через плечо и заметил, что Эндрю наблюдает за ним. — Эндрю, это доктор… — Мартин. — Доктор Мартин. Она хотела бы осмотреть тебя, да или нет. Эндрю слегка прищурился, может, это превратило бы незнакомца во что-то более логичное, но нет. Он не мог быть настоящим. Эндрю предположил бы, что его травма могла спровоцировать галлюцинации, но тогда бы это значило, что доктор галлюцинировала тоже. — Да. Парень кивнул и повернулся к докторше. — Говорите ему, что вы собираетесь сделать, прежде чем это сделаете. Дайте ему возможность сказать нет, если нужно, понимаете? Молодая женщина долго смотрела ему в глаза, прежде чем кивнула и повернулась к Эндрю, выглядя слегка встревоженно. Осмотр включал в себя много указаний и соответствующих им движений, в целом он был не так плох, как мог бы быть. Только у него не было подходящего момента, чтобы узнать, что же это был за человек, который каким-то образом знал, что ему было нужно. После осмотра он был странно измучен: он моргнул, а когда снова открыл глаза, комната была уже пуста. Наверно, он должен был радоваться этому факту. Покой продлился недолго. Втекла толпа людей, странный упрямый парень вошедший первым встал рядом с Эндрю, скрестив руки на груди. Доктор, которую он видел накануне, стояла во главе группы и слушала энергичный доклад доктора Мартин. — Пациент — Эндрю Миньярд, — начала она, и кто-то с задних рядов пораженно ахнул. Остальные это проигнорировали, — Мужчина, двадцать четыре года. Поступил тридцать два часа назад после травмы головы тупым предметом, повлекшей за собой перелом основания черепа и субдуральную гематому. Пациент поступил без сознания, с нарушением сердечного ритма... Эндрю собирался внимательно слушать, но вдруг резко вернулся к вводной части. Какого черта? Мужчина, двадцать четыре года. Двадцать четыре. Двадцать четыре. Он чувствовал, как его сердце начало колотиться, а во рту стало еще суше. Это не могло быть правдой — ему было семнадцать. Ему было семнадцать, он жил с Ники и Аароном… а Ники был в Германии, внезапно вспомнил он. — В настоящее время у пациента нет двигательных нарушений и только незначительные сенсорные нарушения. Первичный дефицит мышления, по-видимому, является ретроградной амнезией… — Эндрю? — это был голос незнакомца, но на самом деле он не был незнакомцем, не так ли, — Эндрю, дыши. Все повернулись к нему, и вчерашняя докторша — почему он не мог вспомнить ее имени — заняла его поле зрения. — Мистер Миньярд, Эндрю, — он встретился с ней взглядом, — назовите мне три вещи, которые вы слышите. Ему нужно было подумать, и это было немного больно, но он выдавил: — Мое дыхание. Кто-то щелкает ручкой. Царапающий звук, как от письма. — Отлично. Назовите мне три вещи, которые вы видите. — Вы. Кровать. Дверь. — Хорошо. Назовите мне три вещи, которые вы чувствуете. Он уже делал это раньше, понял он. Это было странно, но он был в этом уверен, и эта уверенность успокаивала. — Одеяло на ногах. Давление в глазах. Бинт на моей руке. Она кивнула и посмотрела на аппаратуру позади него, выглядя удовлетворенной. — Мы продолжим обход, мистер Миньярд, а потом я вернусь минут через пятнадцать, хорошо? — он мог бы ответить ей, но он не был ни в чем уверен. Все вышли, кроме одного настойчивого молодого человека, который сел в кресло рядом с кроватью и вытащил свой телефон. — Черт, — пробормотал он. — Что? — Я забыл зарядить свой телефон, он почти сел. Он начал оглядываться в поисках розетки, и Эндрю воспользовался этой заминкой, чтобы незаметно рассмотреть его. Он оказался почти завораживающе красив, даже вопреки узору странных шрамов на его лице, а может наоборот, частично благодаря им. Эндрю впился ногтями в ладони — сейчас точно не время для этих глупостей. — Ты меня знаешь, — сказал Эндрю, когда мужчина снова уселся на стул. — Я тебя знаю, — в отличие от спокойного тона его взгляд был пронзительным. Эндрю отказывался чувствовать себя виноватым за то, что не узнал его. — Не смотри на меня так. — Как? Как будто я чего-то стою, как будто я имею значение. — Как будто я какой-то ответ. Парень опустил глаза, слегка отвернулся. — Я не ответ на твои вопросы, и чертовски уверен, что ты — не ответ на мои, — он сказал это себе под нос, самому себе, и Эндрю его не понял. Опустив взгляд на свои колени, Эндрю обнаружил, что его запястья все это время были открыты, все узкие борозды его шрамов были на виду. Он скрестил руки, проигнорировав скрип натянувшейся капельницы, пытаясь скрыть хоть часть своей кожи, хотя, вероятно, в этом не было смысла. Не было никаких шансов, что их не заметили, несомненно это теперь было в его медкарте, десятки людей будут знать о них, интересоваться. Парень рядом заерзал на кресле, дергая себя за рукава, а Эндрю пытался придумать что-нибудь язвительное. Слова замерли у него на губах, когда ему на колени упал сверток черной ткани. Это были повязки, такие же, как его собственные, и они были теплыми от тела другого человека. Он украдкой натянул их — если парень потом и заметил его пристальное внимание, то никак не комментировал. Должно быть, он снова заснул, потому что его разбудили приглушенные голоса. — Я не знаю, что я могу сказать ему, чтобы не расстроить его. Я не думаю, что он помнит, что ему рассказывали вчера, и именно поэтому у него была паническая атака. Комната была пуста, но дверь открыта, должно быть, говорили в коридоре. — Мистер Джостен, это обычное дело после такого серьезного сотрясения. Это может повлиять не только на прошлые воспоминания, но и на способность создавать новые на срок до нескольких недель. Я знаю, что сейчас это трудно понять, но у него действительно все замечательно. — А если память не вернется? — страдание в этом голосе звучало так знакомо. Эндрю попытался погнаться за ним, но все, что он смог вспомнить, это одно-единственное Не надо, прежде чем сон снова овладел им. ***** Грудь Нила разрывало от боли. — А если память не вернется? На лице доктора Купры было написано сочувствие. — Нужно набраться терпения. Дело не только в сотрясении мозга, он также был под сильными лекарствами, и нам пришлось трижды вводить ему успокоительное, прежде чем вы пришли сюда. Все это влияет и на его память, но все это временно. — Это не ответ на мой вопрос. — Мы уменьшим дозу обезболивающих в течение следующих двадцати четырех — сорока восьми часов. Это даст нам большее понимание происходящего. Постарайтесь немного отдохнуть, мистер Джостен, ему придется пробыть здесь какое-то время. Когда она пошла в другую палату неврологии, Нил повернулся к Кевину, который оставался на удивление тихим в течение всего разговора. — Удивительно, как много слов они могут наговорить, чтобы не сказать, что не знают ничего. — Ага, — Кевин вручил Нилу пакет из Данкин Донатс, — предположу, что ты сегодня ничего не ел. — Спасибо, — сегодня он не ел. Да и вчера нормально поесть ему не удалось. Он посмотрел на часы и с удивлением увидел, что уже почти полдень. Он заглянул в комнату. Эндрю еще спал, — жаль, ты не успел подойти раньше, чем он уснул. Не то чтобы это имело большое значение. — Нил, все будет хорошо. Вспыхнул гнев. — Не говори так, Кевин. Не говори так, когда мы не знаем. Кевин покачал головой. — Я не имею в виду, что это будет легко, но ты проходил и через худшее. Ты пережил худшее. Нил ударил ладонью по стене позади себя. — Пошел ты, Кевин. Ему удавалось говорить достаточно тихо, чтобы не привлекать внимание медсестер в холле. — Послушай, — настаивал Кевин, — я знаю его дольше, чем ты. Ты не видишь, насколько ты ему помог. — В этом нет никакого смысла, если он об этой помощи даже вспомнить не в состоянии. — Позволь мне закончить. Ты же слышал доктора, им пришлось давать Эндрю успокоительные три раза за те шесть часов, что ты летел сюда, — он сделал паузу, пытаясь увидеть, понял ли Нил. — Три раза. С тех пор приходилось им вводить ему успокоительное? — Нет, — неуверенно произнес Нил. — В яблочко. Возможно, он не помнит твоего имени, но все же ему с тобой… спокойнее, — Нил обдумал это. Кивнул. Кевин слегка улыбнулся ему. — Пойду в комнату отдыха, посмотрю какой-нибудь фильм. Напиши, когда он проснется. Нил плюхнулся обратно в кресло и развернул сэндвич, который Кевин принес ему. Эндрю даже не дернулся, лицо его было спокойным, дыхание ровное. Пока ел, Нил изучал его лицо, темные синяки вокруг глаз. Нил не совсем понимал, почему у него появились два синяка под глазами, если его ударили по затылку, но его заверили, что это нормально. Кажется, его уже тошнило от этого слова. Ничто из этого не было нормальным. Некоторое время он отвечал на сообщения, затем отложил телефон, его глаза болели от усталости. Придвинув свое кресло ближе к кровати, он потянулся к Эндрю, так отчаянно нуждаясь в том, чтобы прикоснуться к нему, но в нескольких сантиметрах замер. Он решил положить руку на кровать, чувствуя тепло, исходящее от тела Эндрю, и легкие рывки его дыхания. На данный момент этого было достаточно. ***** Эндрю не был уверен, как долго он наблюдал за спящим. Достаточно долго, чтобы запомнить шрамы на его руке: выглядывающие из-под рукава странные бледные круги, прямые, искусственные линии. Он должен был быть испуган близостью этого человека, но не был, и он задавался вопросом, было ли отсутствие страха тоже следствием травмы. Или, быть может, это из-за того, что тот мог прикоснуться к нему, но не стал. Думать об этом было слишком тяжело, поэтому он перестал. Голубые глаза распахнулись и встретились с его, и медленная, мягкая улыбка расплылась по покрытому шрамами лицу. — Привет, — прошептали ему. В сознании Эндрю возникла картинка: то же лицо, но не совсем, перегнувшееся через спинку сидения, вечерний солнечный свет поджигает рыжие волосы. Вызванная этим образом боль в груди Эндрю. — У тебя была татуировка, — произнес Эндрю с удивлением. Он не осознавал этого, пока не сказал, но теперь он был уверен. Парень моргнул и выпрямился. — Да, была, — надежда в его глазах заставила Эндрю отшатнуться. Он не имел никакого права смотреть на него так, абсолютно никакого. Эндрю хотел потянуться к защите, которую он построил вокруг себя много лет назад, но её не было, и паника чуть не накрыла его. Должно быть, было что-то предупреждающее в выражении его лица, потому что парень медленно отстранился. — Кевин хотел, чтобы я написал ему, когда ты проснешься, если ты не против. Эндрю честно попытался сопоставить какое-либо лицо с этим именем, но сдался, молча пожав плечами. Парень отправил сообщение и сунул телефон обратно в карман. Эндрю казалось, что он помнит высокого человека, вошедшего через несколько минут. Двойка вместо шахматной фигуры на щеке. Кевин. Окровавленная рука, дрожащее тело на сидении рядом. Опустив взгляд ниже, он увидел светлые следы шрамов на левом предплечье. Должно было быть что-то еще, другое воспоминание, но оно ускользнуло от него. — Я, ммм, я позвонил Аарону, — сказал Кевин, и Эндрю посмотрел ему в глаза, — Он приедет в пятницу после занятий. — Приедет? — сказал Эндрю. — Да, он в Нью-Йорке. Эндрю задумался над этим, но голова снова начала болеть. — Я должен лететь обратно сегодня вечером, — сказал Кевин. Эндрю недоумевал, откуда этот извиняющийся тон, пока не понял, что говорили не с ним, — И, знаешь, Нил, тебе, наверное, стоит повременить с выходом на улицу. Нил. Так его звали. Нил. — Не понимаю. Почему? — Перед больницей толпа журналистов, мне пришлось просить таксиста высадить меня на подземной парковке. — Твою мать, — руки в шрамах потерли покрытое шрамами лицо, — Его команда в курсе? — Это-то я откуда могу знать. — Нет, я имею в виду о… Кевин пожал плечами. — На площадке они ничего подобного не упоминали. Если он сам тебе об этом раньше не говорил, то я бы предположил, что нет. Нил взглянул на Эндрю. — Пойду сделаю пару звонков, — он слегка замялся, прежде чем уйти, и до Эндрю с опозданием дошло, что тот ожидал какой-то реакции от него. Кевин занял освободившееся место Нила. — Как твои дела? — Я потерял свои умственные способности, но я совершенно здоров. — Чего? — Кевин моргнул, — Ты… ты только что процитировал мне Эмерсона? — Эндрю спокойно смотрел на него, довольный вспомнившейся к месту цитатой. Кевин невесело усмехнулся, — Ты цитируешь Эмерсона, но не узнаешь Нила. Черт возьми. — Если бы мне кто-то объяснил. — Мы пробовали, — сказал Кевин, — пару раз. Упс. Он ждал, и Кевин вздохнул. — Мы вместе играли в экси, ты, я и Нил. Аарон и Ники тоже. Четыре года в университете Пальметто. Это звучало правильно, Эндрю знал, что это правда, но не мог этого вспомнить. Обычно вспоминать было легко: четкие воспоминания в полном цвете и звуке, иногда сохранялся даже запах. Он словно читал книгу, если бы он мог перевернуть страницу, то уже знал бы, что на следующей, но перевернуть никак не выходило. А следующая страница была важна, он был в этом уверен. — А что сейчас? — Мы с тобой состоим в профессиональных командах. Ты здесь, потому что играя получил удар мячом по голове. Он мог догадаться, что этот дурацкий вид спорта когда-нибудь его убьет. — А Нил? — он все еще пытался найти объяснение постоянному присутствию этого человека. — Нил все еще учится в Пальметто, но в следующем году он тоже станет профи. Эндрю ждал продолжения — не могло же за последние семь лет не произойти ничего кроме экси. — Вы вместе? — спросил он после долгого молчания. Кевин пораженно уставился на него. — Я и Нил? О нет. Нет. Эндрю вопрос не казался таким уж необоснованным. Парни явно были близки, они оба были здесь, где бы это здесь ни было. Другой вариант не имел смысла. Он был невозможен. Прежде, чем он успел как-то обдумать эту мысль, в открытую дверь постучали и вошла медработница и представилась как Нэнси, его физиотерапевт. Она, как и другие врачи, спрашивала разрешения и Эндрю вспомнил сегодняшнее утро, этого парня — Нила — стоящего на страже и буквально требующего этой вежливости. Это было невозможно, но все же он спрашивал себя, что если...