How The Forest Speaks

Дождь стучал по крыше домика, но Элли не двигалась с места, свернувшись калачиком на кровати и безучастно глядя на выцветшую фотографию своей семьи. Подарок, который он сделал ей, хотя бы для того, чтобы ей было больнее, когда он уничтожит её. Она не могла перестать смотреть на лицо матери, на её нежную, усталую улыбку. Девушка никогда не увидит эту улыбку, уж точно. Элли плакала до тех пор, пока у нее не осталось слез, и, скорее всего, она была обезвожена, но ей было все равно. Она не выходила из хижины почти неделю, питаясь сухими продуктами, когда могла хоть что-то есть. Она чувствовала пустоту внутри, которую не могла исправить никакая еда. Не имея сил разжечь огонь в решетке или размять мышцы, она большую часть своего одиночества провела во сне, погрузившись в запутанные сны, хорошие и плохие. Она потеряла желание продолжать, и, наверное, именно этого он и добивался все это время — сломить её дух так основательно, чтобы она перестала пытаться, перестала бороться за жизнь. Был ли он доволен своей работой? Она не знала. Единственное, что она знала, это то, что отчаяние, которое она испытывала, переросло в оцепеневшую апатию, которая грозила поглотить ее целиком. Дождь снаружи усилился, стук превратился в ритмичный барабанный бой над головой и по окнам. Она снова закрыла глаза и позволила себе снова погрузиться в сон, в звук, где она была свободна. Её разбудил громкий стук чего-то тяжелого в дверь убежища, и она с испуганным криком села прямо в постели, вцепившись в тонкое одеяло. Он пришел. Она знала, что он пришел, и ее страх пересилил апатию, которая въелась в её кости, заморозив её на месте. Она напряженно прислушивалась, с ужасом ожидая неизбежного удара, который сокрушил ее входную дверь. Он не пришел, вместо этого она услышала что-то другое - блеяние оленя. Медленно поднявшись на ноги, она выглянула в окно. Тенистая фигура оленя, пошатываясь, отошла от ее хижины, тряхнула рогатой головой, а затем понеслась прочь, слегка ошалев от столкновения. В лесу было тихо, но это означало, что птицы еще спят, а ночные существа заканчивают свои ночные дела. Её ноги подкосились, и она сползла по стене на пол. С ее губ сорвался грубый смех, когда она обхватила дрожащими руками колени и спрятала в них лицо. Черт. Облегчение было мимолетным, и оно истощило ее. Как долго она еще будет испытывать этот парализующий прилив страха, эту слабость в коленях, которая лишала ее сил, как кролика, наталкивающегося на голодного волка? Как долго он будет преследовать ее на каждом шагу, даже когда его не будет рядом? Когда взошло солнце, она тоже поднялась, впервые за долгое время покинув свою хижину. На траве блестели капельки дождя, которые все еще цеплялись за травинки, земля была пружинистой, влажной и пахла фантастически. Она не могла заставить себя волноваться. Она выполняла свои обязанности на автомате, проверяя ловушки и убивая попавших в них животных. Сегодня там был только один единственный кролик, худой и молодой, его грудь быстро вздрагивала, когда он видел ее. Она ничего не почувствовала, когда прикончила его. Склонившись над маленьким комочком серого меха, она посмотрела на свой нож. Он был измазан кровью кролика, ярко-живой красный цвет стекал по рукоятке и пальцам, когда она поднесла его к глазам. Теперь это было так просто - убивать во имя выживания. Отнимать жизнь во имя самосохранения. Это не должно было быть так легко. Это была не та сила, которой она должна была обладать. Она снова посмотрела на кролика, неподвижного и пустого в траве, а затем потянулась к его ушам и подняла их вверх. Она нахмурилась и посмотрела в его остекленевшие, мертвые глаза. В них отразился ее собственный усталый взгляд, и ей пришлось отвести глаза. Она осторожно вытерла нож о росистую траву и встала. Кем она была, кроме кролика, в этом сценарии? Она оказалась в ловушке, вынужденная продолжать играть в пантомиму, что контролирует свою жизнь, есть, спать и притворяться, что все наладится, в то время как на самом деле безжалостная сущность держит ее за ниточки и может оборвать их в любой момент. По крайней мере, кролики не знали о своей смертности. Они ели, срали, трахались и размножались, потому что не знали ничего другого. Конечно, они знали, что над землей таятся хищники, но они не замечали их, пока не становилось слишком поздно. Разве кролик терял сон по ночам, потому что чувствовал забвение и агонию, поджидавшие его за гранью понимания? Она вздрогнула и направилась обратно в свой лагерь. На входной двери не хватало куска дерева, вероятно, от того, что в темноте в нее врезался олень. Она провела по нему пальцами и вздохнула, прежде чем толкнуть дверь. Она должна это исправить. Но действительно ли? Должна ли она вообще что-то делать? В чем был смысл всего этого? С дверью всегда будет что-то не так. Элли вошла в дом и положила кролика на прилавок, понимая, что ее мысли переместились в более мрачное место. Она больше не говорила о своей двери. Зачем принимать свою судьбу лежа? Коварные мысли заманивали. Она еще могла дать отпор, хотя бы для того, чтобы плюнуть в глаз чудовищу. Он думал, что она бессильна, но на самом деле вся власть теперь была у нее. Она снова вытащила нож из ножен и быстро вонзила его в шею кролика, перерубив позвоночник и легко оторвав ему голову. Кровь потекла на прилавок, пролилась на пол, но она не обратила на это внимания. Она всегда боялась, всегда прыгала на тени, ожидая, что вот-вот упадет другой ботинок, ожидая, что похититель придет за ней и причинит ей большой вред. Он обещал ей боль, много-много боли, а она не могла устоять перед лицом такого ужасного будущего. У нее просто не было такой силы. Она осторожно сняла шкуру с кролика, отложив нож на несколько мгновений, чтобы снять шкуру и отложить ее на потом. Измазав пальцы кровью, она вернулась к своему занятию, думая о другом. Она ничего не могла сделать, чтобы изменить его мнение. Ей просто повезло, что она встретила существо, достаточно умное, чтобы жаждать развлечений, но и достаточно первобытное, чтобы получить боль за счет другого. Она сломала бедра кролика со звучным треском, а затем осторожно отрезала задние ноги. В них полно хорошего мяса, которое она потом отделит. А будет ли потом? Что ей оставалось делать, кроме как взять свою жизнь в собственные руки и лишить его удовольствия снова услышать ее крик? Она положила пальцы на деревянную стойку и глубоко вздохнула, прежде чем продолжить потрошить и готовить остальную часть кролика. Подумать только, она считала, что скудное, простое подношение может доставить удовольствие чему-то столь чуждому. Возможно, ему тоже понравилось... но не по тем причинам, на которые она рассчитывала. Она подумала об этом, о процессе утопления, о том, как это будет ощущаться, и, постояв, решила отказаться. Она не хотела тонуть. Это было бы медленно и невероятно болезненно. И хотя в тот момент ей было бы уже все равно, ей не нравилась идея гнить под водой. Ей нужно было сухое место для отдыха. Она двинулась вытереть кроличью кровь с рук и остановилась, глядя на свои пальцы. Элли провела большим пальцем по тыльной стороне ладони, ощущая сухожилия под кожей, затем перевернула их, прижала пальцы к точке пульса на запястье, а затем провела ими по предплечью. Конечно. Это было так просто. Если она собиралась взять с собой в могилу кроличью метафору, то могла бы и умереть как кролик. Она вымыла руки в дождевой яме, обычно предназначенной для питьевой воды, но она уходила и на этот раз не собиралась возвращаться. Пусть вода болеет и портится. Ей было бы все равно. Она достала нож и проверила острие на большом пальце. На месте пореза выступила капля собственной крови, но она не стала ее вытирать. Её верный нож был рядом с ней столько, сколько она в нем нуждалась. Она не сомневалась, что он будет рядом, когда понадобится больше всего. В первый же день, когда она поймала кролика, она поняла, что для того, чтобы обескровить кролика, нужно позволить гравитации сделать большую часть работы. Неважно, жив или мертв объект, гравитация была рада помочь. Ей нужно было только перерезать артерии на запястьях, и гравитация взяла бы все на себя, ее собственное сердцебиение вытеснило бы кровь из ее тела, давая ей свободу, которую она заслуживала. Неважно, прибудет ли он на место происшествия до или после ее смерти, если она все сделает правильно, ее уже не исправить. Она вырвется из этого лесного ада и его старинного обитателя. При этой мысли на ее губах заиграла улыбка, и вместо апатии, просочившейся в ее существо, ее охватило спокойствие, мир, который утихомирил ее мысли и сердце. Это было правильное решение. Умереть на своих условиях, последний выбор, который она когда-либо сделает, который имеет значение. Он не мог отнять это у нее, как бы ни старался. Элли отправилась на прогулку. Вниз к озеру, но медленно, наслаждаясь пейзажем. Освещенный солнечным теплом и светом, он был почти волшебным. Она наблюдала, как просыпаются птицы, поют свои песни, приветствуя день, а небо над головой было потрясающего розово-золотого цвета с прожилками оранжевых и фиолетовых облаков. Она спустилась по небольшой гравийной дорожке к берегу озера и посмотрела на его зеркальную гладь, на холмы и горы. Её взгляд привлек остров, воспоминания вернули её к тому времени, когда она впервые ясно увидела его, и она, не раздумывая, направилась к нему. По её мнению, это было самое подходящее место для смерти. Она остановилась у кромки воды, посмотрела на тонкий мостик из грязи и камня, который вел к острову, а затем, шаг за шагом, выбралась на сушу. Она была примерно двадцать шагов в поперечнике во всех направлениях, а посередине росла роща деревьев. Это было очень красиво. И мирно. Это было прекрасно. Она прошла весь остров, затем села на плоский камень рядом с деревьями и некоторое время просто сидела в тишине. Размышляя о жизни, о вселенной, о себе... обо всем. Все было так быстротечно. Как весна - осень, осень - зима, люди жили и умирали по сезонам. Она вспомнила мужчину, рядом с которым проснулась, того, кто, очевидно, привел её в лес. Она не знала его имени. Она не знала, почему он забрал ее из дома сюда, в центр национального парка. И человека, которого монстр убил, подвесив, как какое-то украшение, она тоже не знала. Какова была его история? Знает ли кто-нибудь её? Она медленно обнажила нож и положила его на колени, глядя на то, как свет блестит на металле. Это было почти гипнотизирующее зрелище. Она была рада, что выжила так долго, но она устала, и альтернатива была неприятной. Если монстр не сведет ее с ума, то с приходом зимы она медленно погибнет. Ни один из вариантов не был привлекательным. Она полностью вытянула правую руку, пальцы сжались в кулак, и взяла нож в левую, слегка наклонив его. Элли чувствовала биение своего сердца в пальцах. Ей нужно было действовать быстро, и резать глубоко. Девушка вдохнула сквозь зубы, а затем поднесла лезвие к предплечью. Острый металл легко прорезал плоть, когда она рывком провела им по диагонали, вскрывая руку так же легко, как филе кролика. Кровь хлынула, и она вскрикнула, споткнувшись о камень и прижимая руку к груди. Конечно, было больно, но в какой-то степени боль дала ей кайф, которого она никогда не испытывала раньше — эйфорическое ощущение, которое заставило голову кружиться. Ее пальцы все еще работали, поэтому она дрожащей рукой переложила нож в другую руку, подняв его вверх и быстро опустив обратно. Она так и не успела порезать вторую руку. Черный усик обвился вокруг ее запястья и дернул назад, раздалось рычание, и в тот же миг ее сознание было поглощено присутствием монстра. Он излучал ярость и еще какие-то эмоции, которые она не могла различить, и обнажил клыки, нависая над ней. — Что ты делаешь? — его голос трещал от гнева, и это причиняло боль, а все спокойствие улетучилось. Она снова была кроликом, и волк нашел ее. — Отпусти меня! Дай мне умереть! Дай мне умереть! Она боролась с его хваткой, кровь все ещё продолжала пульсировать и капать из раны. Он убрал придаток и заменил его своей рукой, крепко сжав ее разрушенную плоть, и дернул ее руку вверх. — Что это? Ты сама себя поранила. Глупая девчонка! Перед её глазами замелькали образы ужасных, кровавых вещей, и она изо всех сил уперлась в него. Его присутствие пульсировало эмоциями, и она снова вскрикнула от боли, пронзившей ее сознание. Каким-то образом она крепче сжала нож и бросилась на него, отчаянно нанося удары по его груди. Он удивленно зашипел и оттолкнул ее, она попятилась назад с дикими глазами и сильно бьющимся сердцем. Элли направила на него окровавленный палец и смотрела, как он злится от наступающего насилия, как его отростки извиваются вокруг него, словно голодные змеи. — Я НИКОГДА НЕ БУДУ ТВОЕЙ ИГРУШКОЙ! — она закричала, ясно и сильно. Сильнее, чем когда-либо. Он прыгнул на неё, намереваясь прижать ее к земле, подчинить и обезоружить, но ее руки уже двигались, выхватывая нож и вонзая его лезвием в живот. Он пробил ее кожу и вонзился во что-то важное, и от боли у нее перехватило дыхание. Это отозвалось в их связи, и она услышала его рев. Звук, который был настолько громким в ее голове, что ее мысли разлетелись в разные стороны. Его тело врезалось в нее, повалив Элли на землю. Нож был вырван из его живота и её рук, а эти придатки обвились вокруг её горла и туловища, конечностей и ног и подняли девушку в воздух, к его скрежещущим зубам, к его изборожденному и рычащему лицу. — Что ты наделала?! — потребовал он голосом, подобным грому. Изображения сменились, это была сюрреалистическая смесь медицинской и кровавой иконографии. Она не могла найти в себе силы говорить, поэтому просто слабо улыбнулась. Он встряхнул ее, и ее голова слегка покачнулась. — ...б...блядь. Говорить было трудно, она чувствовала вкус крови, но ей удалось вымолвить эти слова, обнажив зубы в противовес его клыкам. — Я больше не позволю тебе е...ть меня! Иди к черту! Её сознание угасало, и она приветствовала это, а он, зная, что с ней покончено, впился когтями в ее кожу и в голову, пытаясь не дать ей уснуть. Он снова зарычал, направляя на нее образы без слов, о которых она не заботилась. Она набрала полный рот крови и выплюнула ее ему в лицо, а его отростки крепко вцепились в ее тело, пока она не перестала дышать. Её сознание на мгновение потемнело, а затем вернулось. Он все ещё бушевал. — Не смей! Глупая девчонка, не смей... Но ей было все равно. Девушка снова начала чувствовать онемение. Ей все еще было больно, но почти вся боль утихла. Она была свободна. Элли бездыханно рассмеялась в лицо смерти и погрузилась в небытие.