Уилтширское чудовище

      Утро для сотрудников Аврората начинается в полдень. Нет, это не какие-то привилегии, а необходимость, потому как работаем мы ночью, когда силы тьмы властвуют безраздельно. В то время, как вся магическая Британия уже тридцатый год отмечала каждый сентябрь падение Темного Лорда, чествовала Поттера — выжившего ребенка авроров, убивших Тома Реддла и из года в год устраивала пышные гуляния и праздник «со слезами на глазах», мы продолжали охранять покой волшебников, защищая их от смутьянов.              Аврорам плевать, что какой-то темный маг, пусть и такой сильный, как Реддл, звавший себя когда-то Волан-де-Мортом, откинул копыта, позволив людям существовать спокойно. Нам что Реддл, что очередной придурок, возомнивший себя его преемником — все одно и то же. Поступает сигнал, ты поднимаешь задницу со стула и идешь его ловить.              Так это работает для «Отряда номер один». Темные волшебники — это их поле деятельности. Куда интереснее мое подразделение…              Хотя, кому я вру. В гробу я видел работать ликвидатором. Единственная мысль, которую я повторяю себе каждое утро и встаю с кровати, чтобы рисковать своей шеей — это напутствие мамы, когда я приехал домой после седьмого курса школы.              «Драко, твой ребенок не должен жить в таком позоре.»              Я с ней согласен. Быть потомками правой руки Тома Реддла, известного казненного Пожирателя смерти — такая себе затея. И моей первой мыслью было — предохраняться. Нет потомков, нет у них никаких проблем, связанных со знаменитым родственничком. А потом я посидел, подумал и решил, что всякое может случиться. Да и сделать так, чтобы мать перестала бояться выходить куда-то за территорию Мэнора, было бы полезным делом.              Элитный отдел по борьбе с преступностью — это для таких «избранных», как Поттер и Уизли. Дети членов Ордена Феникса, когда-то созданного для борьбы с Лордом Волан-де-Мортом, теперь сохраненного просто как символ. Ах, да. И для их магглорожденной заразы Грейнджер. Мисс «я знаю все, поэтому пошли все на хер». Более заносчивой троицы я за всю жизнь не видел. Дружба с золотыми детишками ничем хорошим для ее характера не обернулась. Впрочем, плевать.              Из моих мыслей меня выдернул Уизли, севший на край моего стола с очередной папкой:              — Тут есть наводка на парочку очагов. Вчера поступил сигнал из Суррея, а сегодня есть подозрение на Девоншир, — он достает из бумажного пакета пирожок и с аппетитом вонзается в него зубами, показывая на пирожок глазами, — Будешь? Домашние.              Протягиваю ладонь, на которую опускается теплая еда в салфетке. Мы, конечно, далеко не друзья, особенно учитывая школьные годы, но в аврорате есть негласное правило товарищества. Поэтому мы все тащим на работу угощения, собираемся вместе по пятницам в баре и делаем вид, что не подбрасывали друг другу кровопролитные конфеты и блевальные батончики в школе. Хотя, я до сих пор считаю это самым безобидным из нашего арсенала.              — Кто-то уже реагировал на Девоншир? — беру из его рук папку и начинаю ее листать.              — Не-а, — чавкая, отвечает он. — На днях туда отправят Гермиону и Симуса, потому что это их участок. Они проведут опросы, вот это вот все. Если повезет, найдут очаг. Вчера была смена Забини, он говорит, что в Сассексе инферналы уже были полудохлыми. Зато брукс хоть жопой жуй — половина, если проанализировать новости, бывшие маглы. Потратили последние патроны, но, вроде, ликвидировали.              Кладу папку на стол и, уперевшись в столешницу локтями, зарываюсь пальцами в волосы:              — Может, профессору Хагриду отыскать в Египте еще пару-тройку мантикор?              — С ума сошел? — восклицает Уизли. — Мы сомневаемся, что и эти три последние на планете!              Я тихонько посмеиваюсь:              — Успокойся, я пошутил. К тому же, я все еще жду, когда на вашего любимого профессора подадут жалобу в Визенгамот родители школьников.              Рон как-то виновато улыбается:              — Да уж, его питомцы — головная боль.              — Иди, Уизли, я почитаю, что там с Сассексом.              Магическому миру потребовалось три десятка лет, чтобы устранить «маленькую» неприятность, которую оставил после себя в наследие Том Реддл — армию мертвецов-инферналов, которым их хозяин дал команду рвать на куски всех маглов и сторонников Ордена. Этот мужик был продуманным подонком, но не предусмотрел одного — когда-то инферналы пресытятся и начнут не доедать своих жертв. И это создало новую проблему.              Брукс — их кровожадных, почти неуязвимых сородичей, которые в отличие от разваливающихся тел мертвецов не дохнут в адском пламени или от волшебных бомб Финнигана. Эти чудовища живые: регенерируют со страшной скоростью, их кожа представляет собой твердую живую броню, которую может повредить разве что их же коготь или жало, сброшенное мантикорой, если в нем все еще был яд.              Видел как-то их кровь. Не кровь — густая черная субстанция, похожая не то на слизь, не то на желе. Жутко воняет, аж глаза режет. Смотришь на них — вроде, люди. Но ничего человеческого в них нет. Белоснежные куски камня с обмазанными кровью рылами, саблевидными клыками и черными блестящими дырами вместо глаз.              Если армию оборотней и зараженных ликантропией детей еще могли как-то спасти или контролировать, эти черти были неуправляемы, потому что лишены интеллекта. Один только смерть несущий инстинкт. И именно с ними должны бороться мы, ликвидаторы.              Что бы там не лило в уши Министерство и, в частности Кингсли — Министр безопасности, который держал ответственность за весь аврорат, то, что в нашем отряде одни дети Пожирателей — никакая не случайность. Авроры гибли на заданиях, связанных с бруксами, отрядами, поэтому и набрали сюда тех, кого не слишком жалко.              Почему я сказал «гибли» в прошедшем времени? Спасибо Забини. Его мама вышла замуж за магла. Не из большой любви, разумеется, а в попытках стереть позор. Вроде как, думала, что замужество за маглом избавит ее от клейма шовинистки, которая в свое время занималась пропагандой чистоты крови и была по этому поводу даже на особом счету у Тома Реддла.              Справа от меня, прислоненный к рабочему столу стоит подарок из мира маглов. Ружье, для которого Нотт создал патроны из тех самых жал мантикор. Забавно. Наши родители унижали и истребляли маглов, а мы вовсю пользуемся их изобретениями для того, чтобы очистить наш мир от последствий их идеологии. Какая красивая ирония.              Не то, чтобы я жалуюсь на свою судьбу…              Жалуюсь. Давайте называть вещи своими именами, я медленно сгниваю в этом отделе, сам превращаюсь в инфернала — живого мертвеца. Каждое утро, приходя на работу, я гоняю в своей голове все эти мысли. Год за годом, вот уже четырнадцать лет, каждое утро я начинаю с нытья. Впрочем, скорее всего, чтобы настроиться на рабочий лад и сказать себе, что в этом нет ничего страшного, да и, вообще, мне же оно и надо.              Ни хуя мне это не сдалось.              Не вступи отец в армию Тома Реддла, жил бы я сейчас в фамильном, арестованном Министерством после поимки отца, поместье на юге Франции, сидел бы с газеткой в бархатных тапках на веранде с огневиски в руке и тискал тощие задницы французских ведьм.              Се ля ви, мсье Малфой. Подбери слюни, сходи в обед по душу Паркинсон или подрочи, так даже проще будет. А вечерком, как поступит сигнал, ружье в руки и вперед.              Инструкция у нас простая — стрелять в брукс на поражение, если кого-то укусили — убить на месте. Всегда помнить о том, что в считанные минуты человек превратится в чудовище и попытается с аппетитом проглотить, как минимум, четверых за раз.              — Малфой! — за моей спиной вырос глава отдела Поттер.              Нехотя поворачиваюсь к нему лицом и молчу, глядя в глаза.              — Летучка в моем кабинете, — спокойно сообщает он.              Нехотя встаю с насиженного места, закатываю глаза и плетусь в его кабинет. Конечно, когда я принял свою судьбу работать во благо общества, чтобы вернуть остаткам рода Малфоев шанс на спокойное существование (о былом величии и речи не идет, глядя на то, что на нас точат зуб уже тридцать лет), я подозревал, что сынок героев не задержится в рядовых. Тем не менее, возглавить штаб к двадцати девяти — это было очень резво. Ладно, хватит ныть. На самом деле, он — молодец. А я просто завидую.              Когда я зашел в каморку с круглым столом, перед Поттером уже стоял Симус, размахивал руками и вопил о том, что вечером он не поедет с Грейнджер на разведку. Будто у него закончились заряды для бомб, да и запас бомб иссяк. На самом деле, все понимали, что он просто не хочет брать на себя ответственность за бабу.              Грейнджер очевидно лишняя в нашем отделе. Из-за дружбы на особом счету у Поттера и Уизли. Отправляя ее на вызовы, не важно, связаны они с волшебными преступлениями, обычными патрулированиями или, как в этот раз — с опросом населения на предмет нападений инферналов и брукс, они давали четкие указания — охранять ее и беречь.              Какой смысл работать мракоборцем, если ты сама требуешь опеки? Этот вопрос, похоже, волновал только меня.              — Ну, и кто тогда идет сегодня на опрос? — Поттер заглядывал в глаза всем присутствующим, ведя ими из-под своих круглых очков по кругу. — Тишина. Значит, идет Уизли.              — Эй! — подскочил здоровяк. — Я так-то выходной просил!              Усмехаюсь. Выходной он просил… Расстались месяц назад с гриффиндорской принцессой. Еще одно доказательство того, что после секса дружбы не бывает. А работы в аврорате тем более.              — Уизли, — сквозь зубы проговорил Поттер. — Ты идешь с Грейнджер опрашивать Девоншир.              Стоящая в углу Грейнджер закатывает глаза и цокает языком, метнув взгляд в сторону напарника. Понятно, что ей тоже кандидатура не по вкусу. Нормальные люди, а как поебутся — ведут себя, как дети.              — Есть, сэр, — отсалютовал рыжий и сел на место.              Поттер снова принял расслабленную позу, выпил воды из стакана и оглядел присутствующих. Его глаза задержались на Блейзе.              — Забини, ты сегодня на дежурстве. Как только поступит сигнал от группы номер один, принимаешь вызов.              — Ты издеваешься, Гарри? — он взметнул бровь. — Я вчера полночи ебался в Сассексе…              — И как тебе их бруксы? — посмеялся Нотт.              Блейз поднимает вверх большой палец, второй рукой приподнимая ружье с отметинами от их когтей. Корчит одну из его гримас, оскаливая зубы в натужной улыбке и выпучивает глаза. По отделу проходит смешок. Поттер кивает.              — Нотт?              — Эй, нет, Поттер, — он поднимает вверх руки. — Я — пас. Договорился на шесть часов с гоблином, что буду на производстве. У них какая-то лажа с корпусами патронов. Жала, итак, приходится дробить, а они их еще и вставляют криво.              Из угла послышался задиристый голос:              — Вообще-то, гоблинская сталь впитывает в себя все, что ее не уничтожает. Достаточно маленькой щепки от жала, чтобы его свойства передались вашим пулям.              Нотт выпучил на нее глаза, театрально покачав головой:              — Да что ты говоришь, Грейнджер! Может быть, объяснишь это бруксам, которые, почему-то валятся только после третьей пули из последних партий? — он всплеснул руками и обратился к Поттеру. — Нет, раз она такая умная, может, наделает нам сотню-другую эффективных патронов на ближайшую вылазку?              Гарри сдвинул брови, дотянулся рукой до предплечья Грейнджер и свирепо посмотрел на Нотта:              — Давайте без саботажа, ребят. Я тебя услышал.              Остаюсь я. Ну, а кто же еще? Новобранцы могут разве что спугнуть упырей, но уничтожить очаг — это вряд ли.              — Малфой! — он показал на меня пальцем.              — Да на здоровье! — я почесал затылок. — Пулек побольше отсыпьте, чтобы не как в прошлый раз.              А прошлый раз выдался просто великолепный. Я умудрился упомянуть в суе и Салазара, и Мерлина. Разве что, Годрика не вспомнил. В вызове значились две бруксы, а на месте оказалась стая. Все двадцать патронов за три минуты. Не считая того, что две пули пришлось выковыривать из тел отправленных на тот свет тварей.              — Так, ладно, — начальник потер нос. — группа номер один и ликвидаторы, идите работать. Остальные останьтесь еще на пару вопросов.              Переглянувшись с друзьями, я хлопнул ладонями по кожаным брюкам и направился к выходу, столкнувшись с Грейнджер. В нос ударил запах бергамота и бадьяна, исходивший от копны ее волос, собранных в растрепанный пучок.              — Осторожно, — раздраженно шикнула она в мою сторону. — Я не упырица, чтобы сбивать меня с ног.              Притворно сгибаюсь в поклоне:              — Прошу прощения, мадемуазель, не нашел различий.              Кабинет Поттера погружается в коллективный одобрительный смех.              — Один-один, Малфой, — подбадривает меня Финниган, которому я отсалютовал двумя пальцами.              Первая безукоризненная победа была за Грейнджер два дня назад, когда я напугал ее, кинув на стол отрубленный палец бруксы, на что та отреагировала, как истинный аврор, всегда готовый к нападению. Она воткнула этот палец мне в ладонь. Вылили пару-тройку пузырьков бадьяна. Хорошо, что этот палец принадлежал не живому чудовищу, не то пришлось бы Нотту исполнять инструкцию.              Грейнджер начала поправлять свои волосы и прихорашиваться. Бабы. Чуть пошути про внешность — начинается истерика.              Смотрю ей в след. Черные узкие форменные брюки обтягивают ее упругий зад, точеная походка отзывается стуком набоек ботфорт о плитку, черная рубашка из грубого хлопка только у нее подобрана размер-в-размер, плотно обтягивая торс. Широкая портупея с чехлом для палочки, прикрепленная к ремню, туго сдавливает правое бедро.              Тьфу, ты! Это же всего лишь Грейнджер! Хотя, должен признаться после того, как мадам Помфри подправила ей зубы на четвертом курсе после одной из моих совершенно безобидных шуток, я часто ловил себя на мысли, что она вполне себе миловидная. Столько раз просил Пэнси надеть что-то похожее на аврорскую форму — все бестолку. Говорит, что я — извращенец. Видела бы Паркинсон, как это соблазнительно выглядит…              Так, стоп. Это — всего лишь Грейнджер.              День я провел, изучая папку с отчетами Блейза о вылазке в Сассекс. Вроде бы, ничего необычного, кроме того, что в этот раз гнездо инферналов было не в отдаленном от жилых зон месте, а в заброшенном доме, находившемся практически в эпицентре скопления людей. В том числе, маглов. Тот, кто организовал этот «притон» тридцать лет назад, явно планировал истребить все графство.              Насчет брукс еще интереснее — пусть идеологией создателя армий инферналов и было истребление маглов и маглорожденных, не волшебники довольно редко подвергались нападениям. Мертвецы будто были гурманами, предпочитая волшебную кровь. Хотя, кто их разберет? После обращения — упырь, он хоть магл, хоть волшебник — одна тварь. Вычисляют их только по архивам и опросам. Когда на локации становится много таинственных исчезновений — дело дрянь, речь явно идет о стычках с чудовищами.              — Драко, — по спине меня со всей силы лупит Нотт и садится на стул напротив. — Может, заглянешь со мной к гоблинам? Всей душой ненавижу общаться с этими тварями.              Пожимаю плечами и соглашаюсь:              — Не забывай, что я сегодня дежурный.              — Да там минут на двадцать вопрос. Сомневаюсь, что Уизли с Грейнджер сами направятся туда раньше пяти. Считай, погуляют по Девонширу, посмотрят окрестности, подышат свежим загородным воздухом. Тряхнут стариной, если ты понимаешь, о чем я…              — Тоже заметил, что у Грейнджер все признаки недое…              — Какие-какие у меня там признаки? — клянусь, она появилась из ниоткуда, обнимая кипу свитков.              — Недоедания, например? — оглядываюсь, нахожу на столе недоеденный пирожок Уизли, лежащий на салфетке, и протягиваю ей. — Будешь?              Грейнджер гордо тряхнула своей головой, и резинка, которая еле держала ее гнездо, с треском отскочила в щеку Теодора. Он шикнул и даже матюгнулся, потерев щетину ладонью.              Бергамот и бадьян снова окутали меня густым облаком. Салазар, как приятно дышать чем-то, отличным от запаха крови упырей…              Тем временем Гермиона прижала ладонь к щеке Нотта, рассыпаясь перед ним в извинениях. Вот, сука! Когда коготь бруксы оказался в моей руке, она так со мной не возилась. Просто кинула в меня аптечку и сказала, что сам виноват.              — Поцелуйтесь еще, — я покачал головой и пошел в сторону выхода из штаба.              Стоит устроить себе полноценный обед, раз уж вечер и ночь обещают быть интересными.              — Кто в кафе? — крикнул я и помахал в воздухе галлеоном.              Как всегда, от предложения поесть не отказался никто. Решив, что отправим Финнигана за едой, но пообедаем в кабинете Поттера всем штабом, мы с интересом шелестели пергаментом, в который нам завернули еду, смеялись над пререканиями Нотта и Уизли, подкалывали Ли Джордана, прическа которого была с каждым днем все более безумной. Но за всей будничной легкостью, я чувствовал напряг, который будто касался меня и еще одного члена команды.              Блейз? Да нет, все было, как всегда — мы, в принципе, могли не разговаривать неделями, но при этом чувствовать себя в компании друг друга комфотно. Наши рабочие разногласия никак не касались наших дружеских отношений.              Тео? Да, вы гоните, что ли? С ним у меня разве что тройничка еще не было.              Поттер? Ну, да. Я его не особо сильно люблю, отчасти из-за, должен признать, зависти.              Уизли? Обычный мужик, общаюсь я с ним только по работе, строго в служебные часы.              Парочка Джордан и Финниган? С ними я и во время работы не сильно в контакте. Было пару раз, когда мы сталкивались лбами с Симусом, но только по причине того, что его бомбы могли случайно не сработать.              Яростно впиваясь белыми зубами в сэндвич, на меня хищно косилась Грейнджер. А, ну да. Конечно. Если я сегодня на дежурстве — это значит то, что ночью мы еще порезвимся. Но не вижу никаких проблем, между нами никогда не было ни ненависти, ни конфликтов, которые я мог бы назвать серьезными. Да, мы с детства подначиваем и провоцируем друг друга. Но это исключительно из-за соперничества. В школе мы шли ноздря в ноздрю по успеваемости, в аврорате по количеству зарубок на портупеях. И те в разных областях — она ловит преступников, а я упырей. Просто привыкли кидаться друг в друга всякой шаловливой пакостью.              А теперь она грызет кусок хлеба с зеленью и тунцом так, будто грызет мою глотку. Мерлин, Грейнджер, это просто совместное задание. Выйдешь, дашь координаты, пошлешь Патронуса, поедешь пить чай в штаб. Устроила драму из ничего, прямо.              — Эй, Драко, — окликнул меня Поттер, попивая горячий кофе. — Забыл предупредить.              — Знаю, знаю. Не давать мисс «отъебитес» лезть на рожон, — и как он не сказал этого на летучке…              — Именно. Она показывает тебе место и аппарирует в штаб, — он говорит со мной, но обращается, разумеется, к ней. — В ее должностные обязанности не входят чудовища. Понял?              Я усмехаюсь, отвечая на ее взгляд. Тоже говорю с Поттером, но смотрю прямо на нее:              — Есть, сэр, — надменно жую свою фасоль с пастрами. — Мисс Грейнджер даже понюхать гнездо не успеет. Мистер Уизли, ведь, будет рад проследить?              Уизли раздраженно цокнул языком, махнул на нас рукой и, пожелав приятного аппетита, вышел из кабинета, забрав с собой свой мусор.              Доев обед под пристальным взглядом гриффиндорской зазнайки, я собрал обертки, захватил свой стаканчик с кофе и хотел было идти к рабочему месту, когда путь мне преградила копна каштанового сена, пахнущая бергамотом и бадьяном.              — Тьфу, блять, — я выплевывал изо рта ее волосы, а она подходила еще плотнее.              Остановившись в паре сантиметров от моей груди, она пыталась выпрямиться, чтобы стать одного роста со мной, чтобы выглядеть угрожающе, но выглядела еще более забавно. Ее ноздри раздувались от недовольства.              — Мы с тобой в одном звании, Малфой, — она ткнула пальцем в мою грудь. — И только попробуй мной командовать.              Она довела меня до смеха, пытаясь привстать на носочки. Я надавил на ее плечи:              — Ой, остынь, Грейнджер! Бабами я командую только в горизонтальном положении.              Я спокойно обошел ее справа, выбросил жирный пергамент и картонные контейнеры в урну и хотел идти дальше, но она разошлась еще сильнее:              — Ты хочешь сказать, что женщина не может быть аврором и не может подчиняться указам? — Грейнджер карикатурно подперла бока кулаками.              Закатив глаза, я ответил:              — Я хочу сказать, что мне слишком мало здесь платят, чтобы я брал на себя ответственность раздавать команды.              — Как будто ты работаешь за деньги… — пробубнила она себе под нос.              — Только ради удовольствия, — я положил ладонь на свою грудь. — Так люблю разъебать кому-нибудь мозги.              — Ты — садист, Малфой!              — У каждого свои фетиши, — пожимаю плечи и иду в сторону Нотта, который уже ждал меня, чтобы отправиться в подземную часть Министерства, где трудились гоблины.              Звон молотов о наковальни, тяжелое, размеренное пыхтение работяг, трудившихся в кузницах, звучали в пустынных каменных коридорах министерских подземелий густо, пробирая до самого нутра. Когда за нами закрылись ворота лифта, за небольшой кафедрой, стоявшей в углу, появился чудной гоблин в черных гольфах и засаленных кожаных бермудах.              — Чего надо, упыреубийцы? — голосом из самой утробы, со скрипом кинуло создание.              — Пришел пули проверить. Он со мной, — кинул Нотт рукой в мою сторону.              Прищурившись, гоблин осмотрел нас с ног до головы, по очереди переводя мелкие блестящие глаза:              — Не получал предупреждений о визите.              Тео схватил его за грудки и вытащил с его места, перекинув через кафедру, поднял над собой, тряхнув хорошенько за ворот рубашки:              — Зато получил указ прикрывать задницы своим мелким говнюкам? — он еще раз тряхнул гоблина, у которого от такой силы чуть не выпали глаза из глазниц. — Что не так с патронами, мелочь?              — Я все скажу, — запричитал гоблин, чей голос стал даже выше, пока он усмирял рвотные позывы и разболтанный вестибулярный аппарат. — Златошмыг уже месяц как дал указание делить жало на шестьдесят щепок. Он выдал всем указание и жестко следит за тем, чтобы рабочие не соблюдали норму в сорок щепок, потому что считает, что гоблинской стали хватит количества яда, чтобы впитать его в себя.              — Кретины… — поставил его на землю Тео и отряхнул руки.              — Но в подвал я вас все равно не, — Тео снова схватил его за грудки, но гоблин попятился назад. — Ладно, ладно.              Существо вытянуло перед собой ноготь и провело им вдоль двери, которая тотчас открылась, легко и невесомо, слишком странно для такого массивного куска железа.              Из пылающего огнем, дышащего нетерпимым жаром дверного проема вырвался на свободу мерзкий, заполняющий легкие и, казалось, желудок, запах железа. Нет, не запах. Из-за концентрации металлов, зелий и ядов, которые использовали гоблины для создания своей хваленой стали, это был смрад. Смрад, в котором, все-таки, доминантной нотой был густой и плотный запах железной руды.              Гоблин усмехнулся, глядя на то, как мы попрятали свои носы в ткани рубашек и закашлялись. Этот смрад мне что-то напоминал. Слишком ярко, чтобы забыть. Будто я чувствую его каждый день, как если бы работал в этом чертовом подземелье. К нему невозможно привыкнуть.              — Бруксы, — просипел я.              — Чего? — скрючил лицо Тео.              — Кровь брукс пахнет железом.              — Нашел время это обсудить, — закатил глаза Нотт и нырнул в проем.              А я понимаю, что, если проведу здесь еще хоть пару секунд, весь мой обед вывернет наружу. Я ретируюсь, оставшись в коридоре, отхожу подальше и стараюсь держаться ближе к вентиляционному отверстию. Удается немного продышаться.              Спустя десять минут из этот ада вырвался Тео, а гоблин учтиво закрыл эти врата преисподней.              — Ну, как? — интересуюсь у него.              — Хотели заныкать себе жала, но заставил их вернуться к моим расчетам. Пригрозил, что потребую у Визенгамота казни для тех, кто возьмет себе хоть одно жальце, хоть щепку от него.              — А это у тебя что? — я показал пальцем в сторону появившейся глубокой царапины, пересекающей лицо.              — Подрался с Златошмыгом, — отмахнулся друг, и мы двинулись на лифте наверх.              Пока я поднимался, думал о том, что надо было раньше спуститься с Тео к гоблинам. Ответ был на поверхности. Понятно, почему этого не понял Тео — он уже принюхался к запаху кузницы, поэтому не понял его сходства с кровью брукс.              Теперь было совершенно ясно, что их черная желеистая масса, которая наполняет организм упырей — предельно густая, практически спекшаяся кровь. Яд брукс сгущает ее, делает не текучей, а количество железа в ней и является причиной их зверской регенерации. Гордо усмехаюсь тому, что я пришел к этой мысли сам. Эх, проверить бы. Поймать парочку упырей, расковырять жалом мантикоры рану и поизучать поближе. Жалко даже, что наши инструкции весьма однозначны.              Когда мы вошли в наш кабинет, Нотт кинул мне мешочек с звенящими внутри патронами.              — Это из последней партии? — спрашиваю Тео, и он утвердительно кивает. — Нахер ты мне их дал? Чтобы меня разодрали, к годриковой бабушке?              — Малфой! — крик был в кабинете Поттера. — Что было не ясного во фразе про дежурство?              — Не направятся раньше пяти и погуляют по Девонширу… — смеялся надо мной друг.              Когда я вошел в кабинет начальника, по обе стороны от него уже стояли злые, как собаки, растрепанные Уизли и Грейнджер.              — Веселый вечер?              — Обхохочешься, — сплюнул Уизли.              — Ты и Грейнджер, — Гарри тыкал в нас обоих пальцем. — Немедленно выдвигайтесь к очагу. Мы думали, они все уничтожены, но гнездо инферналов в Девоншире. Они активны, не пытайтесь пользоваться только бомбами, как в Сассексе. Здесь тотальная зачистка. На локации нет брукс, но это, скорее всего, западня. Они умнеют и начинают охотиться. Гермиона — ведешь Малфоя к очагу и немедленно аппарируешь в штаб, это ясно?              Я вальяжно разворачиваюсь и выхожу из кабинета:              — Малфой! — кричит раздосадованная Грейнджер.              — Я за ружьем, — поднимаю ладони вверх и сквозь оскал выдавливаю. — Не бойся, мадемуазель, я не оставлю тебя в беде.              Грейнджер грубо хватает меня за предплечье и тянет к моему рабочему месту:              — Бери что надо и аппарируем, — шипит она. — Живо!              Смотрю в ее карие глаза и проверяю палочку в своей портупее, оглядываю ее внешний вид. Белая парадная рубашка замазана сажей, волосы выбились из очередной попытки собрать их в тугой хвост. Ну чисто, упырица.              — А это в вашей группе протокол такой — делать всю грязную работу в светлой одежде?              — Мы ходили общаться с людьми, а не пугать их.              Сгребаю в охапку ружье, заряжаю его десятком патронов, остальные скидываю в карман, проверяю прицел, прицепляю к портупее три бомбы Финнигана и выставляю руку вперед. Прелесть штаба авроров — можно аппарировать прямо отсюда и сюда. Если ты, конечно, зарегистрирован. Грейнджер снова с силой хватает меня и в миг аппарирует обоих на тихую улицу.              — Ну, и? — смотрю на нее с недоверием. — Показывай, куда идти, и дуй отсюда.              — Пытаешься командовать? — выпучивает на меня свои глаза. — Точка аппарации здесь далеко от гнезда. Времени мало.              Оглядывается, будто ищет что-то. Ее взгляд упирается в магловскую машину, к которой она меня незамедлительно тянет, не убирая руки от моего бицепса.              — Не сяду я в это корыто, — еще чего, мы могли бы взять с собой метлы, к примеру, предупреди она заранее о расстояниях.              — Сядешь, — она наставляет палочку на ручку автомобиля, и тот открывается.              Пререкаться с ней в мои планы не входило. Гораздо важнее какой-то жуткий очаг инферналов недалеко от жилой местности. Поэтому я сажусь, но не забываю выпендриваться и бесить ее время от времени. Ловкими движениями пальцев она соединяет провода, и машина издает тихое размеренное урчание.              — То есть, можно вот так взять любую машину? — изумленно поднимаю бровь.              — Я угнала, — спокойно заявляет честная гриффиндорка. — Но завтра я верну ее на место, честно.              Ладно, должен признаться, что угнать автомобиль — отличная идея. Мы добрались до места за считанные минуты, хотя мне показалось, что этот вид транспорта укачивает куда сильнее метел или фестралов.              Девонширский лес был густым, непроходимым. Кроны деревьев величаво возвышались над оврагами и витиеватыми корнями, утопающими в стелющемся тумане. Был поздний вечер, казалось, что этот туман был источником света. Чувствую мертвецов нутром. За столько лет выработался инстинкт. Пробираюсь вглубь, приготовив палочку, прижав ближе к себе ружье.              Слышу за своей спиной шаги и вскидываю палочку. Грейнджер.              — Не обижайся, тебе, правда, лучше уйти в штаб.              Правая нога встала на край глубокого оврага. Я поправил ее, чтобы стоять на ногах тверже.              — Ты ходишь без напарника… — начала было она.              — Он не требуется, когда никто не мешает под ногами. Инферналы уже мертвы, понимаешь? Дай мне собраться и уходи, — сказал я уже более настойчиво.              — Почему вы, ликвидаторы, думаете, что такие крутые и справитесь в одиночку? — она кричит слишком громко.              — Я прошу тебя, — успокаиваю ее, словно бруксу, готовую к нападению, выставляю руки вперед. — Уходи отсюда. Мы так работаем не просто так. Многие гибнут на этой службе. Тебе здесь находиться опасно.              Она откашливается и переходит на шепот.              — Я — такой же мракоборец, как и…              Я приставляю указательный палец к губам, не отрывая взгляд от того, что вижу за ее спиной. Беззвучные, передвигающиеся словно дементоры, парочка инферналов идет прямо за спиной Грейнджер, на лице которой застыл ужас. Значит, за моей спиной тоже есть. Но сколько? Спрашиваю ее одними губами, не издав ни звука. Она чуть поднимает обе руки, дважды показывая десять пальцев. И еще восемь.              Твою мать. Вместо того, чтобы передушить их всех адским пламенем, надо думать, как выбросить из кольца Грейнджер. Мертвецы не нападают, ждут, когда мы сделаем резкое движение. Показываю ей, что надо медленно, буквально по миллиметру, тянуться к палочке. Веду бровями в сторону пары инферналов за ее спиной. Кивает. Значит, поняла, что надо делать. Дотягиваюсь до своей палочки и вижу, что она коснулась своей. Губами отсчитываю три и резко поворачиваюсь, кидая адское пламя в сторону стаи. Они бегут, сваливаясь в овраг. Двое за ней жмутся к деревьям. Бросаю в них бомбу и еще одну в овраг.              Лес погружается в хрипы, крики и вопли чудовищ. Но вижу, как еще одно ползет со стороны Гермионы. Приказываю ей лечь на землю и бросаю последнюю бомбу, отпинывая полыхающего мертвеца в овраг.              Все происходит слишком быстро, от того не менее страшно. Пусть мои движения и отточены годами встреч с инферналами, все равно не привыкну к этим звукам…              Дыра глубокого оврага, который казался адским котлом, простиралась глубоко вниз. Утробные хрипы заглохли от сброшенной вниз бомбы Финнигана, погрузив густой, практически непролазный лес Девоншира в звенящую тишину. Все кончено. Если верить прогнозам и обследованиям группы Поттера, это был последний крупный очаг мертвецов. Из груди вырвался вздох облегчения, сопровождаемый хриплым стоном.              — Идем отсюда, Грейнджер, — я махнул рукой за спину, зовя к себе свою сегодняшнюю напарницу, которая отказалась уйти после того, как привела меня к этому дьявольскому месту.              Ответа не последовало.              — Эй, Грейнджер, — поворачиваюсь в ту сторону, где видел ее в последний раз, и горло схватывает спазм, мешающий крикнуть.              Ткань рубашки на плече намокла черным пятном, растекающимся по груди и спине. Она тяжело дышит, завороженно глядя на свою алую от собственной крови грудь. Сидит на земле, вытянув вперед ноги.              Инструкция, Драко. Все ликвидаторы действуют только согласно инструкциям. Поттер убьет меня за то, что недосмотрел, возможно, отправит на пару-тройку суток в карцер, а потом я напишу об этом отчет. Напишу, что Гермиона Джин Грейнджер нарушила протокол, объяснив свои действия равным званием со мной, ввязалась в битву. Была подвергнута нападению, за чем последовало мое незамедлительное выполнение инструкции.              — Малфой, я… — хрипит она, перемещая напуганный взгляд с ладони прямо в мои глаза.              Черт, не могу. Она человек. Пока еще она — не зверь, но моя рука сжимает в готовности ружье, висящее на плече. Она смотрит на меня с мольбой:              — Помоги мне, Малфой.              Я могу помочь ей только одним — убить прямо сейчас.              Мерлин, клянусь, когда я в школе представлял, как наношу ей десяток ножевых, я представлял не это. Я же не хотел этого на самом деле? Нет. Определенно не хотел.              Грейнджер падает на землю и тянет ко мне свою окровавленную руку:              — Малфой, пожалуйста, сделай что-нибудь. У тебя есть бадьян?              Мне хочется смеяться. Если бы в таких случаях помогал бадьян, ликвидаторов бы не существовало. А работа штаба авроров крутилась бы только вокруг преступных элементов, коими являлись волшебники, убиваемые обычным непростительным.              — Тебе не поможет бадьян, — все, что я могу сейчас, быть с ней, пока она все еще не чудовище.              Я сажусь радом с ней, кладу ее голову на свои колени. Заебись, я убаюкиваю трясущуюся от слез мисс «я знаю все». Только не знаешь, как помочь самой себе.              — Все будет хорошо, правда, Драко?              Глаза Грейнджер наливаются красным, а мое сердце обливается кровью от того, что школьная зазнайка, наверное, впервые в жизни назвала меня по имени. Где-то в глубине души вьется червь, танцуя, вопящий:              «Она человек! Смотри, она — человек!»              А мозг обливает его ведрами ледяной воды, приговаривая о важности ликвидаторских инструкций.              Даже, когда она станет чудовищем, ты же будешь знать, что она была человеком, верно? Вот, она лежит на твоих коленях, цепляется за кожаный плащ, суетливо перебирая грубую материю тонкими пальцами. Помнишь, как она смеялась в коридорах Хогвартса? А тот случай у Слизнорта, когда она говорила про амортенцию, и все поняли, что речь о Уизли? Как она горделиво, когда все начали смеяться, подошла к парню и поцеловала его на глазах у всех?              А как она подняла тебя ногами вверх, когда узнала, что ты ходил в Запретную секцию, книга вылетела из-за пазухи, а Поттер, скаля зубы, смотрел на тебя и говорил о том, что нечего было и ждать от сына Пожирателя.              Помнишь, как она засмущалась, увидев, как ты трахаешь Паркинсон? Вся ее спесь куда-то делась, когда ты шутливо подмигнул, предложив присоединиться.              Она — человек. Со скверным характером, конечно, но тем больше доказывающая свою живость и «настоящесть».              — У меня инструкции, Грейнджер, — тихо сказал ей я, видя, как глазница начала чернеть.              Она превращается в чудовище, но все еще плачет, цепляется за разум. Она борется, не хочет.              — Драко, пожалуйста, — проскрипела она сквозь зубы.              И это очередное «Драко» еще больше смешало все в моей голове. Убить — помочь — убить — помочь. Но как я мог ей помочь? Всем известно, что яд инфернала превращает тебя в животное безвозвратно. Магический мир пытался найти противоядие, но тщетно. Процесс необратим. Был человек — стало чудовище.              — Драко… — хрипит девушка, а хватка ее пальцев слабеет.              Мне нужно отойти на безопасное расстояние. Вот-вот ее единственный инстинкт будет хотеть лишить меня жизни, разорвать на куски в единственном желании — сожрать. Ногти на руках чернеют и превращаются в крючковатые когти, кожа становится кипенно-белой, будто густо покрытой известковой коркой — сухой, нет, ледяно-мраморной. В дырах глазниц нет ни намека на яблоки — чернота. Дыхание превращается в сиплый утробный хрип. Рана на плече перестает кровоточить. Конечно, у этих тварей густая склизкая кровь, затягивающая случайные ранки за несколько секунд. Пахнет железом.              Мой инстинкт говорит мне отскочить. Я отбрасываю от себя тело, которое сжимается в позе эмбриона. Все еще борется, все еще хватается за себя, но глаза уже смотрят на меня хищно, с заметным аппетитом, а губы расползаются в оскале, обнажающем острые полутора-сантиметровые клыки.              Выставляю ружье перед собой, натягиваю на себя предохранитель, целясь ей в грудь. Как только набросится, я выстрелю. Пока она еще человек, значит…              — Бля-я-ять, дожили, — я шепчу себе под нос и закатываю глаза, не веря, что мне эта мысль пришла на трезвую голову.              Я перекидываю ружье на место, вернув в нормальное положение предохранитель. В два шага преодолеваю расстояние между нами и аппарирую обоих в Мэнор. Оказавшись в холле, я хватаю ее за шиворот, пока еще внутренняя борьба не завершилась, и она слабее меня, и рывком отбрасываю в сторону лестницы, ведущей вниз.       Уже начинает брыкаться, значит, процесс почти завершен. Пытаюсь оглушить, но лишь раззадориваю ее, заставив рычать в мою сторону и царапать когтями воздух. У меня есть меньше полминуты. Открываю решетку и бросаю туда чудовище, захлопывая ее тюрьму. Это конец. В подвале моего дома теперь будет жить брукса, которая полностью пришла в себя и теперь неистово орет, как сирена, трепыхается, пытаясь вырвать гоблинскую решетку, но та не поддается.              Силы меня покидают. А еще накрывает чувство пиздеца, который я натворил. Я оседаю по каменной стене и смотрю на бьющееся в заточении чудовище, наставив на него ружье. Белоснежное лицо, пусть все еще принадлежит Грейнджер, совсем с ней не ассоциируется. Я молча наблюдаю за тем, как тварь мечется и сдирает с себя одежду, ставшими чуть длиннее нормального руками пытается достать до меня, вытягивая коготь указательного пальца. Смотрит на меня, как на обед, облизывая покрывшиеся слюной клыки.              Начинаю смеяться, разговаривая сам с собой:              — И как ты до такого докатился…              Хотя. Как раз этот момент мне сейчас понятен. Не совсем понятно, что с этим теперь делать?