Джон-Потрошитель

POV Шерлок После долгого времени существования в полной темноте и тишине я начинаю приходить в себя и слышу звук шагов. Я жив, а это значит, что у меня есть шанс и дальше остаться в живых. Чувствую холодный металл на своих запястьях и понимаю, что это – наручники. Что-то нежное скользит по моему лицу. Сильные тёплые руки переворачивают меня, и я понимаю, что раздет, а теперь те же руки ещё и сдвигают вниз мои трусы. Чувствую, что мне делают укол. Интересно, что Джон решил мне вколоть на этот раз. Судя по тому, что сознание проясняется, это был укол кофеина. Отлично, для того, чтобы противостоять не вполне вменяемому человеку, мне понадобится ясность ума. Неожиданно зубы впиваются в мою ягодицу. Мышцы расслаблены и неуправляемы, я не могу даже закричать, единственное, что я могу - глубоко вздохнуть. И вдруг я чувствую удары по моей спине и по ягодицам, становящиеся всё сильнее. Больно, потому что с каждым ударом в мою кожу впивается что-то острое. Что-то нежное и почти невесомое падает на спину и вокруг меня. Приоткрываю глаза и вижу, что это - лепестки розы. Однако, Джон, ну и фантазии у тебя… Ты продолжаешь бить меня новым колючим стеблем всё сильнее. Когда удары приходятся на избитые и израненные участки спины, я начинаю стонать, но это тебя не останавливает. Снова вокруг рассыпаются лепестки очередной замученной розы. Наконец издевательство заканчивается, и ты прижимаешься к моей спине, сжимая её своими пальцами. Не понимаю, зачем ты всё это делаешь. Плавки возвращаются на место, меня переворачивают на спину и, полностью открыв глаза, я вижу, что ты пристально смотришь на меня. Твои глаза намного темнее, чем обычно, и взгляд у них неприятный, колючий, с какой-то сумасшедшинкой. С трудом, но мне всё же удаётся прошептать наиболее интересующий меня вопрос: - Почему ты не убил меня? - О, ты уже можешь говорить, значит, ты ответишь мне на пару вопросов, - говоришь ты и отходишь на мгновение, чтобы вернуться со скальпелем в руке. - Я задам тебе несколько вопросов и жду на них честных ответов, иначе попорчу тебе личико, - говоришь ты, и чтобы запугать меня проводишь острым кончиком скальпеля по моей скуле, слегка разрезая кожу. – Если понял, моргни. Я послушно моргаю, видя, что сейчас ты не в себе, и мне лучше подчиняться твоим правилам. Я не должен бояться, ведь страх убивает разум, а ясность ума мне сейчас понадобится для того, чтобы выработать правильную линию поведения, чтобы выжить. Ты начинаешь задавать вопросы: - Когда ты понял, что я – Потрошитель? - Только что, по дороге домой, - шепчу я, поскольку всё ещё не могу нормально говорить. - Кому ты рассказал об этом? - Никому, - честно отвечаю тебе я. - Почему ты не сдал меня полиции? - Хотел поговорить, понять, - с трудом подбирая слова, говорю я. - Зачем? – искренне удивившись, спрашиваешь меня ты, не глядя в глаза. Ненадолго задумываюсь, чтобы самому понять, почему я так поступил, и говорю прямо и честно (иначе ведь ты сразу почувствуешь фальшь) то, что я чувствую: - Я тебя люблю. Почему-то эти слова действуют на тебя очень странно. Ты злишься, и делаешь на моей груди слева глубокий порез скальпелем, потом ещё один. Чёрт тебя подери, Джон, я ведь живой, мне же больно! Но, видимо, это тебе и нужно. Поняв, что мои стоны могут лишь больше раззадорить тебя, я закусываю нижнюю губу, чтобы сдержаться. Главное – не позволить себе испугаться, иначе будет ещё хуже, ещё больнее. Ведь то, как мы всё чувствуем, большей частью гнездится в нашем сознании. - Ты врёшь, Шерлок, - недоверчиво говоришь ты. - Не знаю, зачем, ведь это тебе не поможет. Даже если бы это и было правдой, то уже ничего не изменило бы. Тебе все равно не жить с тем знанием, к которому ты сегодня пришёл. - Почему же тогда я всё ещё жив? – спрашиваю я с лёгкой улыбкой, понимая, что если ты не убил меня сразу, то потом тебе гораздо труднее будет сделать это, особенно, если мне удастся разговорить тебя, чтобы понять мотивы этих ужасных поступков. - Потому что я – чудовище, и хочу сначала поиграть с тобой, перед тем, как убить, - отвечаешь ты и с хищной улыбкой делаешь ещё пару порезов на моей груди, на этот раз справа. Снова боль, но я стараюсь молча терпеть её. Чувствую, как на коже выступает кровь. - Зачем ты это делаешь? – спрашиваю я. – Ты ведь не такой. Ты добрый, мягкий. Что с тобой случилось? – продолжаю задавать вопросы, ты ведь сейчас считаешь, что я, скованный наручниками и введенными медикаментами, не представляю для тебя опасности, а значит, есть шанс, что ты можешь рассказать мне всё, тем более, считая, что скоро убьёшь меня. - Ты хочешь знать, что сделало меня таким? Хорошо, я отвечу на твой вопрос, - говоришь ты и начинаешь рассказ про то, что случилось с тобой в плену. Во время этого рассказа ты, взяв розу, проводишь цветком по свежим порезам на моей груди, заставляя снова почувствовать боль. Ты говоришь долго, выпуская из себя весь пережитый ужас, всю испытанную в плену боль, ту которую всё время носил в себе. Не глядя мне в глаза, ты рассказываешь о том, о чём никому не мог рассказать раньше. Ясное дело, что никому. Если бы ты рассказал об этом своему психоаналитику, тебе назначили бы лечение и ты, возможно, не стал бы Потрошителем. Пережитое тобой действительно ужасно и не могло не наложить отпечатка на твою психику. Я – идиот. Ведь понимал, что эта психосоматика у тебя возникла не на ровном месте, но так и не удосужился расспросить тебя. Хотя, вряд ли ты смог бы довериться мне. Я внимательно слушаю тебя, а потом шепчу, чтобы выразить своё сочувствие: - Мне жаль, Джон, правда. - ТЕБЕ ЖАЛЬ?! – Почему-то эти слова бесят тебя, и ты вонзаешь скальпель в моё бедро по самую рукоятку, потом вытаскиваешь его и повторяешь это, а я рычу, потому что это очень больно, настолько больно, что руки чешутся немедленно дать тебе в жбан, но мои руки скованы. – ТЕБЕ жаль? Да я видел, как ты на меня смотрел, когда явился среди ночи в мою спальню. Ты тоже хотел меня трахнуть?! Отвечай! - Да, я думал об этом, - шепчу ему, понимая, что отпираться бесполезно, от этого будет только хуже. - Значит, ты ничуть не лучше их! Отвечай честно, что именно ты тогда подумал! – Кричишь на меня ты. - Я подумал: «Есть ли на этом теле шрамы ещё и ниже пояса?» - Сейчас узнаешь, - говоришь ты, и на твоих губах начинает поигрывать зловещая улыбочка. Понимаю, что эта улыбка не сулит мне ничего хорошего, как и твои бегающие глаза. Что за пытку ты для меня на этот раз придумал, Джон? - Смотри, я покажу тебе все мои шрамы, - говоришь ты и снимаешь с себя одежду. Да у тебя всё тело в шрамах! Они есть и ниже пояса, на бёдрах. Ты подходишь ко мне и снова переворачиваешь на живот, снимаешь с меня плавки и начинаешь нещадно хлестать розой по спине и по ягодицам. Потом ты стаскиваешь мои ноги с кровати и, согнув их в коленях, ставишь на пол. До меня начинает доходить то, что ты теперь собираешься со мной сделать. Ты резко засовываешь в меня сразу два пальца, отчего я охаю. Хорошо, что хоть кремом воспользовался, но всё равно это больно. А тем временем твои пальцы двигаются внутри меня, растягивая вход. Затем пальцы исчезают, а ты хватаешь меня руками за бёдра, насаживая на свой член. Джон, нет, он ведь такой большой, как можно засунуть его в меня?! Он ведь там всё разорвёт. Но ты продолжаешь выполнять задуманное и быстро проталкиваешь внутрь свой член почти до половины. Это очень больно, я вскрикиваю, и на моих глазах выступают слёзы, но тебе всё равно, ты решил отыграться на мне за всё то зло, что причинили тебе другие. Ты делаешь толчок вперёд, вводя в меня свой член почти до упора, и я издаю стон. Ты двигаешься внутри меня, впиваясь пальцами в мои бёдра, а я размышляю о том, что никогда не предполагал, что у нас с тобой будет именно такой секс. Да, я хотел тебя, но отводил себе иную роль. Хотя то, что ты делаешь со мной сейчас, очень возбуждает. Когда я привыкаю к той части твоего тела, что заполняет меня, то даже начинаю получать удовольствие от твоих движений, особенно, если ты случайно задеваешь простату. Тогда я снова начинаю стонать, но уже от удовольствия. Дыхание становится частым и прерывистым. А может, это и не так плохо, что всё произошло настолько стремительно, я ведь никогда не мог представить себя в конфетно-букетном периоде. Не тот у меня характер. Я не умею ухаживать, не умею строить отношения. До твоего появления у меня вообще не возникало такого желания. Ты взял меня силой, воспользовавшись моей беспомощностью, но то, что я испытываю сейчас – это сплав ненависти и блаженства, взрывной коктейль, пьянящий мой разум, заставляющий его подчиняться эмоциям. Ты ускоряешь ритм своих движений, всё сильнее ударяясь о мои ягодицы, и я возбуждаюсь всё больше, а внутри меня пульсирует твой член, извергая сперму. Скотина! Ты не надел презерватив и кончаешь в меня, кусая за спину. Нет, это не честно, я тоже хочу кончить, но у меня нет возможности дотронуться до своего члена. С неожиданной нежностью твоя рука вдруг касается моего лица, убирая прядь волос, упавших на него. Твой влажный язык касается моего прикрытого века, слизывая с него слезинки. Ты переворачиваешь меня и полностью втаскиваешь на кровать. Затем происходит то, на что я не мог и надеяться. Ты берешь в рот мой член и начинаешь ощупывать языком, всё плотнее охватывая его губами. Это так приятно, что заставляет меня слегка прогнуться в спине и снова застонать. Несколько движений твоего языка вокруг головки приводят меня к запредельным ощущениям, и я кончаю. Странно, но ты даже проглатываешь мою сперму. Ты позаботился и о моём удовольствии, а это значит, что ты тоже что-то ко мне чувствуешь, только не можешь в этом признаться даже себе. Ты ложишься рядом со мной и обнимешь. Так хорошо… Нет, Джон, что бы ты не говорил, ты не сможешь убить меня. Несколько минут мы лежим рядом в блаженной неге, потом ты встаёшь с кровати, достаешь из шкафа чистую одежду и идёшь в душ. Помывшись и переодевшись в чистые футболку и спортивные штаны, возвращаешься в свою спальню, избегая смотреть мне в глаза. Это хорошо, потому что сейчас я не готов встретиться с тобой взглядом. Я не могу понять, что же я чувствую к тебе теперь и как мне себя вести. Похоже, нам обоим теперь немного стыдно. - Мне нужно в туалет, - говорю я, поскольку то, что ты кончил в меня, возымело такой же эффект, как микроклизма. Ты не отвечаешь, чувствуя себя виноватым, а просто взваливаешь меня на плечо и тащишь в туалет, поскольку я пока ещё не могу самостоятельно передвигаться. Усаживаешь меня на унитаз и придерживаешь, чтобы я не упал. Это непривычно и несколько унизительно, справлять нужду в чьём-то присутствии, но у меня сейчас нет другого выхода. Потом я говорю: - Мне нужно помыться. Вздыхаешь и перетаскиваешь меня в ванну. Ты мог бы набрать её, оставив меня в ней лежать, но ты понимаешь, что я могу отключиться и захлебнуться, а моя смерть больше не входит в твои планы. Поэтому ты берёшь в одну руку шланг, а второй начинаешь мыть меня как маленького ребёнка. Потом закрываешь кран и набрасываешь на меня огромное махровое полотенце. - Я хочу есть, - говорю я. Снова происходит непонятная мне перемена в твоем поведении, ты бьёшь меня по лицу и говоришь: - Обойдёшься. Ты ведь можешь не есть несколько суток, когда расследуешь какое-то особо запутанное дело. - Вспомни, я не ел около двух суток, - напоминаю я. Твоё поведение снова претерпевает изменение. Ты вытираешь меня полотенцем и тащишь в спальню, кладёшь на кровать и накрываешь простынёй. Ты уходишь на кухню и возвращаешься с тарелкой, полной овсяных хлопьев с изюмом, залитых горячим молоком. Я слишком слаб, чтобы сидеть, поэтому ты садишься рядом, подтягиваешь меня к себе так, чтобы моя спина опиралась на твою грудь и начинаешь кормить с ложки, как заботливая мать. - Я хочу пить, - озвучиваю я очередное своё желание. Ты забираешь пустую тарелку, и взамен неё приносишь мне большую чашку свежезаваренного чая. Ты снова усаживаешь меня так, чтобы моя спина опиралась на твою грудь, и начинаешь поить. Я медленно глотаю чай, и продолжаю думать о странных переменах в твоём поведении. Затем ты выключаешь свет и ложишься рядом со мной. Ты протягиваешь ко мне руку, и кладёшь её мне на грудь. Рука так и остаётся лежать на моей груди, когда я засыпаю. Утром я просыпаюсь от звонка моего мобильного. Чувствую, что у меня болит всё тело. Саднят порезы на груди и бедре, болят исхлёстанные и исколотые спина и задница. Нормально лежать, не морщась от боли, я могу только на боку. Никто из нас не встаёт и не идёт за телефоном. Всё, что я хочу, это снова провалиться в сон, чтобы перестать чувствовать боль. Мне почти это удаётся, но тут я слышу, как мой телефон несколько раз стонет, оповещая о новых входящих сообщениях. Когда начинает звонить твой мобильный, ты встаёшь с кровати, чтобы узнать, кто звонит, и выходишь из спальни. Из обрывков разговора, доносящихся до меня, понимаю, что это – инспектор Лестрейд. - Привет, Грэг. Что у вас случилось? – будничным тоном говоришь ты. - Как странно после того, как твои люди продержали его в тюрьме почти весь день, - на этих словах твой тон становится саркастичным. – Конечно же, он зол на всех вас, и не желает с вами разговаривать. - Вряд ли мне удастся, он собирается уехать сегодня из города на несколько дней, - говоришь ты инспектору. - Я попытаюсь, но вряд ли он станет меня слушать после вчерашнего. Джон, ты совершаешь ошибку, не ответив ни на одно из сообщений Лестрейда. Я бы не удержался и написал какую-нибудь гадость. Но я не стану говорить тебе этого, на всякий случай ради собственной безопасности, вдруг тебе снова придёт в голову убить меня. Лестрейд – не дурак, и скоро он поймёт, что я должен был хоть что-то ему ответить. Это – моя страховка и возможность сдать тебя полиции, если я сочту тебя слишком опасным. Из кухни доносятся приятные запахи, напоминая мне, что я снова голоден. Пытаюсь самостоятельно подняться, и мне удаётся сесть на кровати. Но мышцы, в особенности, мышцы ног всё ещё слишком расслаблены, чтобы я мог передвигаться без посторонней помощи. Ты возвращаешься и, укутав меня простынкой, помогаешь подняться и ведёшь в туалет, затем умываешь и бреешь меня. После этого ты ведёшь меня на кухню и усаживаешь на стул. Передо мной тарелка с жареной картошкой, но руки мои по-прежнему скованы и слишком слабы. Даже не будь на мне наручников, мне вряд ли удалось бы удержать чашку. Поэтому, поев, ты начинаешь кормить меня. Я хочу наладить с тобой контакт и спрашиваю: - Джон, ты всё ещё хочешь убить меня? - Нет, больше не хочу, - отвечаешь ты, и по твоим глазам я вижу, что всё это - правда. - Тогда как ты собираешься со мной поступить? - Пока не знаю. - Может быть, ты снимешь с меня наручники? – прашиваю я и поднимаю скованные руки и протягивая их к тебе. - Размечтался. Чтобы ты сразу сдал меня полиции? – с кривой улыбкой говоришь ты. - А если я не стану этого делать? – Я действительно ещё не решил и мне очень не хочется этого делать. - Я тебе не верю. Чтобы такой борец с преступностью, как ты, превратился в укрывателя убийцы? – говоришь ты. – Я ведь не смогу остановиться, и буду убивать снова и снова. - Джон, я хочу понять, почему это с тобой происходит. В какой момент из доктора Ватсона ты превращаешься в Потрошителя, - говорю я, искренне желая понять тебя и помочь, чтобы не потерять тебя навсегда в тот момент, когда понял, что ты стал мне необходим как воздух. Ты рассказываешь мне про Мэри, предавшую тебя, про проститутку, которая посмеялась над тобой, про то, каким беспомощным и испуганным чувствовал себя после очередного столкновения с Мориарти, про твои ночные кошмары и про то, как тебе становилось легче после очередного убийства. Я внимательно слушаю, понимая, что всё это – классические симптомы посттравматического расстройства, которое ты не стал лечить у специалистов, найдя свой собственный метод избавления от накопившихся стрессов. В какой-то момент ты странно на меня смотришь и умолкаешь. Очередная перемена твоего настроения. Ты снова тащишь меня в свою спальню. - Ты рассказал мне о своих грязных мыслях насчёт меня. Я не только расскажу о своих, но и наглядно продемонстрирую, - говоришь ты и сдёргиваешь с меня простынку. Ты ставишь меня лицом к себе, закрепив цепочку от наручников за вбитый в стену крюк, берёшь в руку скальпель, вырезаешь на моей груди свои инициалы и говоришь: - Я давно уже хотел пометить тебя, вырезав на твоей груди эти буквы. Ты хочешь напугать меня, но это тебе не удастся. Я знаю, какой ты – настоящий. Я лишь закусываю губу и рычу. Из порезов выступает кровь. Внезапно ты приближаешься и проводишь по одному из свежих порезов своим языком, слизывая мою кровь. Ну и странные у тебя игры! Потом ты разворачиваешь меня к себе спиной и снова бьёшь розой по моей израненной спине, на которой и так уже нет живого места. Стараюсь глубоко дышать, чтобы вытерпеть боль. Затем ты отцепляешь меня от крюка в стене, и я почти падаю тебе на руки, не удержавшись на всё ещё ватных ногах. Ты ведёшь меня к постели и ставишь на колени, заставляя опереться грудью на кровать. Ты на минутку отходишь и возвращаешься, надев презерватив, и снова засовываешь в меня смазанные кремом пальцы. Зараза! Там и без того ощущается боль и дискомфорт после вчерашнего, а ты снова всё расковыриваешь. Пальцы продолжают двигаться внутри меня, и теперь боль перемежается с удовольствием, я стону: - Джооон…, возьми меня, только, пожалуйста, будь осторожнее. Ты не слушаешь меня, вытаскиваешь пальцы и резко входишь в меня, намеренно стараясь причинить как можно больше боли. Я вскрикиваю, потому что ты сразу входишь даже не наполовину, а полностью. Ты начинаешь совершать резкие, но не слишком частые движения вперёд-назад, из стороны в сторону и вращения. Когда я привыкаю к твоему члену внутри меня и боль проходит, я начинаю чувствовать удовольствие и нарастающее возбуждение. Чувствую, как мой член наливается кровью и требует ласки. Я чувствую, как он подрагивает, и всё внутри меня поёт, когда во время своих движений ты случайно задеваешь мою простату. Я хочу, чтобы это происходило чаще и начинаю двигать бёдрами тебе навстречу, заставляя задевать эту точку при каждом толчке. Это намного лучше, чем вчера, ты ускоряешься и, я чувствую, что мы оба приближаемся к пику. Это момент, когда мы оба максимально открыты, и ты шепчешь мне то, что ты чувствуешь: - О! Шерлок, ты такой, такой… А мне и не надо большего, потому что я и так всё понял. Когда-нибудь ты сможешь мне это сказать, а сейчас я скажу это за двоих: - Джон, я люблю тебя. В знак благодарности ты несколько раз проводишь рукой по моему члену, позволяя мне кончить одновременно с тобой. И вот тут в самый неподходящий момент по закону подлости в спальню вламываютя вооружённые инспектор Лестрейд, сержант Донован и пара мелких полицейских сошек.