Атака в Российской Школе

      — А как нам теперь жить?       Её мать ожидала какой угодно вопрос: «как покупать теперь крутую одежду», «на что ходить в салон», «на что делать ноготочки» и прочее — но только не этот. Мать была готова ответить на любой из подобных вопросов, как, например: «ну покупать будешь одежду подешевле», «с ноготками будешь перехаживать».       Но на этот вопрос она не знала сама ответа…       И даже спустя несколько месяцев ни мать, ни её дочь, Кристина Романова, так и не знали, как жить. Они бы могли сказать, что сейчас они выживают после того, как привычная жизнь закончилась для них.       Так она и ответила в тот вечер:       — Выживем. Как-нибудь выживем.       Несколько месяцев назад всё было хорошо. Они жили полноценной семьёй и, казалось, были счастливы. Конечно, а как же не быть счастливыми, когда есть деньги? Можно было позволить себе всё: и новую кофточку чуть ли не каждый день, и брендовую косметику, и красивый маникюр, и длинные реснички, и здоровые волосы, и массаж каждый месяц.       Но всё изменилось: отец Кристины лишь казался любящим отцом, ведь на деле его любовь заканчивалась на том, чтобы давать деньги, особенно когда дочь повзрослела и стало понятно, что её уже не за чем двигать дальше — её и так «прекрасно» воспитала мать, думающая лишь о шмотках и красоте. И его любовь и деньги больше начала получать другая женщина, а потом и перетащила к себе вовсе, забеременев. И отец принял решение променять уже построенную семью, которая и так бесила всасыванием денег, на другую женщину, которой, как казалось ему, не нужны были деньги, как этим двум змеям, лишь шипевшим и кусавшим большие куски от его пирога.       И в итоге Кристина и её мать — Алла Романова — оказались одни. К счастью, квартиру отец им оставил. Но Алла не была уверена, что это надолго. Ей также пришлось срочно искать работу, а с учётом того, что она до этого никогда не работала — было вдвойне сложно. И пока они жили с дочерью лишь на накопления и алименты.       Казалось, что на оставшиеся деньги можно выжить. Но так как мать и дочь привыкли к жизни на широкую ногу, эти несчастные сбережения закончились слишком быстро. И уже стоило принимать какие-то решения…       Алла поняла, что работать слишком сложно, попробовав себя секретарём в одной компании. Она думала, что, может, стоило бы найти нового богатого мужчину, но думала, что она слишком была стара для этого: уже была не такой красивой, не такой худой, не такой подтянутой. Не такой, как…       Её дочь.       Ведь ее действительно можно было бы уже начать использовать, как ресурс для добычи денег — посчитала Алла.       Но разве это было правильно?       И неделю назад она точно убедилась в правильности решения, когда Кристина пришла домой с наращивания ресниц, деньги для которого она взяла, даже не спросив разрешения. Поэтому, когда Кристина прошла на кухню, мать завела тяжёлый разговор. Дочь хотела пройти мимо в свою комнату через распашную дверь из тёмного дерева, но Алла её окликнула грубым тоном:       — Стоять!       Только Кристина хотела повернуть золотую ручку, как, услышав голос матери, она замерла. Опустив глаза и не понимав, что она сделала, девушка без слов присела к ней за огромный стол, стоящий посередине не менее огромной вычурной кухни.       — Что? — спросила она, подняв нахмуренный взгляд на мать, её руки лежали на столе, а пальцы были сомкнуты в замок.       Мать долго молчала, и это молчание только ещё больше злило Кристину. От напряжённой тишины большая комната будто становилось меньше. Вместо того, чтобы сказать что-то, Алла взяла пачку сигарет в руки, достала одну оттуда и подожгла её, держа в зубах. И только когда выдохнула дым и скрестила ноги, она наконец-то собралась с мыслями и начала говорить ядовито:       — Ну и какого фига ты пошла на ресницы, взяв нагло деньги и не посоветовавшись со мной?       — Я никогда не советовалась с тобой для этого, — скривила губы Кристина, совершенно не чувствуя вину.       — Ты вообще понимаешь, в какой мы ситуации сейчас? — нервы матери уже были на пределе, и её тон повысился. — У нас каждая копейка на счету!       — Так а почему ты не можешь пойти работать? — дочь продолжала гнуть линию.       — Встречный вопрос к тебе, Кристина! Какого чёрта тебе бы не пойти работать и уже накапливать опыт в этом?! Я уже не молода, и мне тяжелее найти работу, чем тебе!       — У меня учёба, мама! — заныла она.       — Есть и другие способы зарабатывать, милочка, на которые не надо тратить уйму времени!       Глаза Кристины округлились: она подумала совершенно не о том, что имела в виду мать.       — Мам, я не хочу идти на трассу… — взволнованно начала она. — Или в вебкам, мало ли ещё одноклассники узнают…       — Господи, о чем ты, Кристина?! — закатила глаза Алла. — Почему сразу вебкам или трасса? Конечно же, мы не можем позорить себя!       — А что тогда?..       — Ты ведь понимаешь, что я не любила твоего отца?       — Ну, я догадывалась… Но я всё ещё не понимаю, что ты имеешь в виду…       — Да у меня настолько тупая дочь что ли? Подумай хорошенько.       Кристина уставилась в одну точку и будто застыла в одной позе, начав думать. Алла снова затянулась пару раз, с совершенно спокойным выражением лица, ожидая ответа дочери. Наконец Кристина подняла на неё взгляд, но немного помолчав: она опасалась высказывать своё предположение. Но вскоре всё же с опаской спросила тихим голосом:       — Найти себе папика?..       — Браво, Кристина! Наконец-то в твоей глупой головушке появилась здравая мысль!       — Хватит уже думать, что я тупая! — огрызнулась Кристина.       — Так а что ты как долго соображаешь-то?!       — Да я же не знаю, что у тебя в голове! И раз уж у тебя такие идеи, то подскажи уж мне, тупенькой, где же ты мне предлагаешь искать себе папочку? И почему вообще ты не можешь сама, а?! — скрипя зубами, спрашивала дочь.       — Кристина, ты понимаешь, что я уже не молода, и у меня поиск займёт гораздо больше времени, чем у тебя? — тон Аллы всё повышался и повышался, и всё больше и больше сдавливал — комната для Кристины становилась уже совсем маленькой и душной. — Тем более, раз уж ты совершенно не догадываешься, то тебе легко соблазнить даже красивого мужчину из своего окружения.       — Рому? — усмехнулась дочь.       — Да какого Рому, Кристин, — мать выдохнула дым. — Малолетки слишком много о себе думают, да ещё потом находят себе помоложе в конце концов — посмотри на нашего отца, — Алла затянулась снова, выдохнула дым и после этого только продолжила: — Бери выше.       — Его отец?       — Именно! — на лице матери появилась впервые за вечер ухмылка. — Тем более, поговаривают, что он падок на молоденьких блондинок. Похлопаешь своими новыми ресницами перед ним, и он твой.       Кристина нервно затеребила большой палец о другой и со страхом посмотрела на мать: неужели она действительно предлагала ей спать с богатым отцом своего одноклассника, да ещё и высасывая из него деньги?.. Да — довольное лицо Аллы лишь подтверждало это.       А как? Как так можно? Отдаваться за деньги и без любви? Разве это было правильным?.. Но ведь ослушаться мать было ещё чем-то невозможным, так как она точно перестанет давать деньги и заберет все оставшиеся лавры, хоть было и удивительно, что мать вообще позволяла дочери брать на что-то всё это время, ведь Алла обычно думала лишь только о себе. Как и сейчас.       Но когда Кристина поняла, что её мать делала абсолютно так же, она немного успокоилась. Получается, что это было чем-то нормальным, ведь, тем более, такое часто даже показывают в различных фильмах и сериалах. И когда Кристина ещё вспомнила, что вроде бы отец Ромы на самом деле красив, и его проникновенные голубые глаза действительно манили, она поняла: деньги в таком случае были просто приятным дополнением.       И она решилась… На той же неделе…       Кристина знала, в какие дни у Ромы тренировки, и когда потенциально его отец мог находиться дома совершенно один. В её голове уже был примерный план действий, но всё равно Кристина слышала жуткое сердцебиение в ушах, ноги подкашивались, руки тряслись, ладони вспотели — ей было страшно и всё ещё не по себе, что она идёт на такое.       Но когда дверь в квартиру открыл он, с только что высушенными и уложенными уже волосами, в чёрном шелковистом халате из жаккарда с еле заметным узором, откуда выглядывала подкаченная грудь с кучерявыми волосами, которые придавали ещё большей мужественности и сексуальности, сердце Кристины забилось уже не от страха, а от стыдливого возбуждения. Щеки сразу нарумянились, рот приоткрылся, а глаза еле-еле оторвались от фигуры Михаила и вернулись к его сапфировым манящим глазам.       — Что-то хотела, Кристина? — только сейчас она обратила внимание на его самодовольную ухмылку. Заметил все-таки её блуждающий взгляд по нему! И она ещё больше покраснела.       — Я… — сглотнув комок в горле, девушка продолжила: — Я хотела увидеться с Ромой… сделать с ним математику… а то я ничего не понимаю…       — Хах, ты разве делаешь уроки? — засмеялся Михаил.       — Приходится… — она отвела стыдливо глаза: сейчас ещё и враньё её раскусит!       — Ну, Рома сейчас на тренировке, я думал, ты знаешь…       — Да сейчас же новое расписание с началом учебного года, а он мне не говорил! — наконец-то смогла оправдаться она немного громче.       — Ну, да… Но ты можешь пройти, подождать здесь? Он вроде должен скоро вернуться, если ни с кем не задержится, конечно, — последнее предложение мужчина произнёс с отвращением, но Кристина не предала этому значение.       — Если можно? А то я не очень хочу возвращаться домой, на самом деле… — смелость начала немного возвращаться к блондинке.       — Да, конечно, проходи, — пригласил он её и наконец пропустил домой.       Кристину снова охватил страх, и она радовалась, что Михаил прошёл на кухню, потому что он не видел, как дрожали её руки, пока она снимала туфли. Пройдя на кухню, она сразу присела, не могши держаться на ватных ногах, и, сев прямо, будто за партой, начала нервно теребить подол своей короткой расклешенной розовой юбки, задевая отросшими ногтями клетки колготок.       Мужчина облокотился на стол и спросил:       — Может, что-то хочешь? Чай, кофе?..       Девушка молчала, и тогда ради интереса он решил предложить:       — Вино?       — Хотелось бы последнего, — с виноватой улыбкой сообщила Кристина.       Довольная ухмылка появилась на лице Михаила, и он подошёл к бару и уверенно взял бутылку. И в этот момент сердце Кристины снова подпрыгнуло: точно ли это нужно? Точно ли алкоголь уберёт всю её скованность?       Кристина вообще не понимала, откуда в ней она. Обычно девушка всегда чувствовала себя уверенно: будь то разговоры с одноклассницами в школе, или с новой маникюрщицей, да даже кричать на незнакомого продавца магазина было плевым делом. Но тут… Она чувствовала стеснение и неистовый страх. Хотя, думала она, что в этом такого? Ведь девственность — это всего лишь плёнка, и лишиться её ради денег было даже на благо. Но что-то кололо внутри, казалось, эта была совесть. Она была молотком, стучавшим по голове, говоря, что не надо…       Но Кристина всё же не собиралась отступать. Она взяла бокал с красным вином в руки, глядя на то, как Михаил вальяжно сел напротив неё, закинув ногу на ногу.       — Ты не против, если я не буду переодеваться? — спросил он. –Так удобнее.       — Да, конечно, — согласилась она. А в голове промелькнуло: «мне проще будет раздеть».       — Ну, что ж, за то, что сын ещё пока не пришёл, и я могу выпить с прекрасной молодой красоткой, — ухмыляясь, произнёс сладко он и протянул бокал для чоканья.       Отпив прилично вина, девушка почувствовала прилив сил, немного осмелела и начала задавать различные вопросы, вспоминая, как правильно вести светскую беседу. К счастью, ей не приходилось много говорить… Ведь Михаил понимал, что Кристина стеснялась, и так же понимал, что она пришла совершенно не за Ромой…       Мужчина был догадлив и замечал, как после ещё одного бокала Кристина уже начала чаще хлопать глазками, чаще и громче смеяться, чаще поправлять волосы… А после третьего так вообще намекнула на то, что было здорово бы шёлковую повязку халата потянуть на себя… И хоть флирт был не совсем умелым, но Михаил понял, что пора бы перейти в наступление.       Кристина сама предполагала, что будет вести себя так изначально, на это она и настраивалась, но что-то пошло не так. Однако, алкоголь действительно сыграл роль, и блондинка всё же раскрепостилась, давящие мысли совести улетучились, оставив её один на один со взрослым мужчиной.       — Может, покажете свою комнату, Михаил Сергеевич? — игриво попросила Кристина. — А то что мы всё тут на кухне сидим!       — Так хочешь посмотреть мою комнату? — потушив сигарету о пепельницу, спросил он. Казалось, ехидная манящая ухмылка не сползала с его лица весь вечер. — Ну, пойдём.       В комнате Кристина начала ходить и всё осматривать.       — Вау, тут столько Вас, Михаил Сергеевич!       — Конечно, моя же комната, — усмехнулся он.       Кристина подошла к самому большому портрету и начала молча рассматривать его. Пьяную девушку даже сапфировые глаза мужчины на портрете ещё больше завораживали, тянув в глубину своего океана… прямо на дно. И ведь действительно — спать за деньги было настолько же низким.       — Нравится?       Кристина вздрогнула, услышав голос Михаила прямо за собой, и резко повернулась к нему. Сердце и так стучало от испуга, так оно застучало ещё больше, ведь его глаза потемнели, а улыбка стала мефистофельской…       Может, все-таки отступить? — тут к Кристине снова вернулся разум…       Но не успела она додумать свою мысль, как мужчина наклонился и яро вцепился в её губы и схватил девушку грубо за волосы, притягивая ещё больше к себе.       Нет. Назад пути уже не было…       Кристина машинально начала отвечать на поцелуи — благо, однажды научилась в лагере. От такого страстного напора с привкусом дорогих сигарет и ощущением рук мужчины, уже спешно расстёгивавших розовую рубашку девушки, она почувствовала, как стало жарко, как к щекам прилила кровь, а дрожащие руки сами потянулись к поясу того самого чертового халата.       Уже на кровати, когда халат был сброшен и часть одежды Кристины тоже, Михаил так и не оторвался от её губ, а его руки так и блуждали по хрупкому телу, что безумно ему нравилось. Машинально Кристина зарылась ногтями в его только недавно уложенную причёску, портив её тем самым, и обхватила ногами его бёдра. Она дрожала вся, но ей казалось, что её возбуждало это. Вроде бы клитор пульсировал в трусах, когда большой член мужчины тёрся о промежность, вроде бы щетина не так уж сильно царапала лицо, а его слова вроде:       — Как же мне нравятся такие сучки, как ты.       …приятно обжигали щеки.       Но когда трусы были благополучно сняты, а губы оторваны от страстных поцелуев, Кристина почувствовала дикую боль, когда что-то большое резко вошло в неё.       — А-а-ай! — закричала она, зажмурившись.       — Твою мать… — глаза Михаила расширились. — Я не знал, что ты девственница…       Уже сам смутившись, он хотел из неё выйти, как тут же Кристина проглотила свою боль ради дела, резко вцепилась ногтями в руку мужчины и через силу произнесла, так и не поспевши открыть глаза:       — Не останавливайтесь, Михаил Сергеевич…       Снова пошлая ухмылка появилась на его лице, и эти слова были будто новым сигналом куда-то ниже. И, естественно, он всё же продолжил.       Толчки были резкие, было совершенно плевать на кровь внутри — она лишь лучше смазывала член. Щетина уже начинала царапать шею девушки, рука на груди и рука за головой становились будто оковами, а боль лишь только усиливалась, но Кристина терпела. Через скатывающиеся слезы и стоны, которые иногда от слишком резких толчков превращались в крики, она выплескивала свою боль. Но она и так не могла остановить процесс, ведь… ей нужно было потерпеть это, черт возьми. Хоть было неприятно, больно и даже противно не только от секса, но и от себя — ей приходилось терпеть.       Вскоре Кристина не смогла уже выдерживать и еле-еле выпалила через стоны:       — Михаил… Сергеевич, я… ах… больше… не… Ай!       — Можно просто Михаил, милая, — усмехнулся он.       И после этих слов через минуту наконец что-то разлилось прямо на живот, почувствовалась свобода внутри и можно было спокойно вздохнуть. Наконец-то Кристина смогла открыть глаза и увлажнить пересохшие губы языком. Она увидела перед собой довольного Михаила, пившего воду, которая стояла на тумбочке рядом с кроватью. Когда мужчина отпил, он протянул девушке стакан. Кристина еле-еле поднялась, заметив на животе что-то белое, и отпила воды.       — Всё хорошо, солнце? — поинтересовался Михаил, наклонившись к ней и протерев её живот салфеткой.       Она интенсивно закивала: она считала, что ни в коем случае не должна была показать, что ей было неприятно.       — Тебе же всё понравилось? — глядя своими потемневшими сапфирами, спросил он.       — Да, конечно, — Кристина смогла натянуть улыбку и тихо согласиться.       — Отлично, — ухмылялся мужчина. Он провёл большим пальцем вроде нежно по её щеке, но Кристину чуть не передёрнуло, и добавил: — Но тебе пора идти, скоро придёт сын, и будет не очень, если он узнает, чем мы тут занимались.       Кристина снова слабо кивнула. В её голове висел вопрос: а когда хоть какая-то оплата?       И только потом, придя домой, она, поговорив с матерью, поняла: оплата должна была происходить по-другому — покупками — и то не факт… Это должен был быть далеко не последний раз, когда ей нужно терпеть эту боль…       И ночью девушке стало противно со всего. Кристина не хотела вспоминать даже какие-то моменты из этого произошедшего действия, которого даже не поворачивался язык назвать сексом, и которое, казалось, длилось вечность. Она не хотела повторять этого больше никогда. Но мать сказала, что так нужно… Как бы не было противно, мол, привыкнешь… Но что делать, если становилось противно с себя?       Кристина лишь надеялась, что полученные деньги компенсируют её боль в скором времени… Или хотя бы на то, что она привыкнет к такой жизни.       Следующий раз вышел на понедельник — мужчина написал ей сам, когда она почти отошла от ужаса, что она испытала. Еле-еле собравшись с духом и постаравшись лучше подготовиться морально, Кристина все-таки вышла из квартиры. Хотелось сто раз развернуться, убежать домой, не идти никуда, но Кристина всё равно шла, ведь мать иначе убила бы, и страх перед матерью оказался сильнее, нежели страх возненавидеть себя еще больше.       Когда девушка пришла, чуть ли не с порога Михаил заявил, ведя её за собой в зал:       — Сегодня у меня мало времени — нужно встретить сына с тренировки, поэтому давай на колени, если сможешь.       На колени?..       Она стояла перед ним, как вкопанная, когда он уселся в кресло. Вскоре мужчина не выдержал и, тяжело вздохнувши, притянул Кристину к себе для очередных поцелуев. Она машинально присела на него. Снова эта колющаяся щетина, снова этот неприятный вкус сигарет во рту, снова его руки везде, снова девушка чувствовала себя грязной, будто тонула в зыбучих песках разврата, и, казалось, что уже была на самом дне, как…       — Спускайся, — оторвавшись от губ, приказал Михаил.       Спускаться… На колени…       Сглотнув комок страха в горле, Кристина встала перед ним на колени, но, схватившись за его бёдра, не решалась продолжить действие. Было страшно, отвратительно, мерзко, только лишь от мысли о том, что надо что-то брать в рот… Она не хотела делать этого, лишь спрятаться где-нибудь, забиться в углу и не выходить.       — Давай, милая, ну чего ты? В этом ничего страшного нет, — увидев огонёк страха в глазах девушки, усмехнулся Михаил — его, видимо, эта стыдливость забавляла.       Кристина все-таки переступила через себя и расстегнула ремень, стараясь не смотреть в глаза — и так была слишком красная. Но когда она увидела огромный член воочию, её глаза полезли на лоб, а дыхание сбилось. Как это только поместить в горло…       — Заглатывай, — снова ухмыляясь, приказал он, но потом смягчился насмешливо: — Можешь для начала потрогать, если хочешь.       Она не хотела трогать, она лишь хотела закончить с этим поскорее. И Кристина все-таки вобрала член в рот, сначала она никак не могла полностью, рвотный рефлекс тут же срабатывал не только с непривычки, но и от неприятного вкуса мужского достоинства. Девушка вся сморщилась, и сколько бы не пыталась проглотить не только член, но и свою и так растоптанную гордость — не получалось. Тогда Михаил схватил грубо за волосы, насильно заставил Кристину взять его полностью и до кучи сам начал направлять её голову, пытаясь якобы научить, но на деле ему было совершенно насрать на чувства девушки.       Горло раздирало изнутри, неприятный вкус мужского достоинства всё еще вызывал отвращение, было нечем дышать — он лишь изредка давал вынуть член изо рта, смотря довольно на заплаканное лицо Кристины. Слезы текли от боли, от унижений, но она продолжала, ведь назад пути не было, и так было нужно. Хоть и хотелось провалиться сквозь землю и не появляться больше нигде…       И когда воздуха уже совсем не хватало, напор его руки усилился, и Кристине казалось, что она вот-вот умрёт, она почувствовала, как что-то стрельнуло внутрь горла: что-то горькое и солёное. Пальцы Михаила перестали держать её, и она наконец-то смогла выпрямить голову, закашлялась и сморщилась.       — Твою мать, это был и твой первый минет? — засмеялся Михаил, застегивая ширинку.       Наконец восстановив воздух в лёгких, Кристина подняла свой расстроенный и униженный взгляд на него.       Он встал с кресла, потеребил девушку по волосам, уходя, и бросил:       — Ничего, я тебя ещё научу — сейчас было мало времени. Пойдём?       Проклиная себя за начало этого всего и понимая, что это уже никогда не закончится, девушка смогла подняться с колен, хоть сил уже не оставалось, и пошла с мужчиной на выход…       Кристина не хотела возвращаться домой. Попрощавшись, она села на лавочку на детской площадке и стыдливо уставилась на асфальт, обнявши себя, хоть было и с себя противно. Ей казалось, она упала ниже плинтуса в своих глазах. Она всё ещё не получила ни гроша, и ей уже ничего не хотелось. Ей хотелось всё это прекратить. Во рту был до сих пор неприятный вкус мужского достоинства вперемешку с противными сигаретами. Она как будто до сих пор чувствовала его пальцы на своём теле. Хотелось отмыться, сбежать, укрыться в чьих-нибудь объятиях, но никто её не поймёт… Никто не поймёт, почему она ведётся на поводу у строгой матери, и почему она вообще посоветовала дочери пойти на такое. Разве это было нормальным? Разве её жизнь была когда-то нормальной?       Размышляя об этом, Кристина всё больше начала убеждаться, что её никто никогда не любил. Мать даже сейчас лишь решила ею воспользоваться, лишь бы получить денег и сбагрить свою никудышную дочь куда подальше. Папа провожал лишь для галочки несколько раз до школы, думая, что он показывает всем, что он примерный отец. На самом деле, он давно уже забил на неё и не горел желанием уделять дочери внимания.       А кому она ещё была нужна? Она уже была даже не нужна себе. Слезы отчаяния полились из её глаз, смешиваясь с каплями только что пошедшего дождя. Уже было плевать на причёску, на одежду… Она была одинока и отчаялась.       К чёрту эти деньги, если ты одинок.

***

      На следующее утро Кристине всё ещё казалось, что она не отмылась от похотливых лап взрослого мужчины, и даже дорогие духи от Christian Dior не могли выветрить застоявшийся мужской аромат с мускатом в ноздрях, а во рту всё ещё был привкус сигарет, который она пыталась заглушить слизыванием металлического привкуса крови с искусанных губ. Всë ещё противность от себя и чувство одиночество не ушли из головы. И даже когда Кристина стояла рядом со своими псевдо-друзьями на аллее около школы, она всё ещё чувствовала себя одиноко. Она будто потерялась в лабиринте из боли, страдания и унижения, а дверь к счастью, или хотя бы радости, она найти так и не могла.       Что такое радость — она уже давно не знала, на самом деле. Новые шмотки, новые туфли, новый маникюр уже давно не приносили той должной радости, а новых положительных эмоций она уже давно не испытывала. Приходилось прятаться за новой одеждой, уже даже не брендовой, за горой журналов и злости — лишь бы никто не раскусил её горечи.       А хотелось ведь кому-то рассказать, выплеснуть свои эмоции, но не было таких людей. Никому нельзя было доверять — этому тоже научила её мать. Пока они ждали Рому с Максимом, Кристина говорила о каком-то кардигане совершенно интуитивно, ведь мысленно она была погружена в свои проблемы, и никто этого даже не пытался заметить.       И когда подошли Рома с Максимом, Кристину вдруг сначала охватила паника, а потом внезапная ярость. Почему-то она внезапно стала зла на Рому. Пока они даже здоровались, она хотела выдернуть ему все волосы за то, что он ходил на эти проклятые тренировки. За то, что не приходил вовремя. Хотелось обвинить его во всём, но…       Когда он, не подозревая ни о чем, начал обсуждать какие-то вещи с улыбкой, злость снова сменилась на горечь, и здравый рассудок вернулся, сказав:       Ты во всём виновата сама.       От осознания хотелось плакать, но Кристина еле-еле сдержала это в себе. Хотя, может быть, она бы и расплакалась, если бы не услышала саркастичный вопрос Максима:       — Что случилось, Кристина? Почему такая грустная?       Девушка удивлённо посмотрела на него. Хоть и ухмылка говорила о том, что парень лишь с издёвкой это спросил, но… он первым заметил. Но потом пришло и осознание, что он лишь издевался, и поэтому, нахмурив брови, Кристина язвительно выпалила:       — С чего ты вообще взял, что я грустная, придурок? Я просто не выспалась!       Максим в принципе бесил Кристину, и сейчас, когда он был единственным, кто обратил внимание на её состояние, он начал бесить её ещё больше. Девушку вообще раздражало, что в их компании был человек не из высшего слоя общества. Ведь он никогда бы не понял проблем, связанных с новой шмоткой или с неправильно сделанным маникюром…       Хотя он бы понял её по поводу проблем с деньгами, которые у Кристины сейчас были, но она не хотела это осознавать. Да и тем более, разве он бы понял такой способ заработка? Конечно, нет — считала Кристина.       — Да что ты сразу как реагируешь? — встала на его защиту Сюзанна.       Кристина закатила глаза: ей было прекрасно известно, как Аракелян сохла по Максиму и всячески пыталась его оправдать и заткнуть её. Ведь раньше Сюзанна обычно просто молчала, либо спокойно обсуждала новую вещь из ЦУМа, но теперь в ней как будто проснулась смелость. Блондинка не знала, чувствовал ли к Сюзанне что-то Максим — она вообще была не уверена, умели ли бедняки что-то чувствовать, чувствовали ли они такую же боль, как они. Да и вообще она не понимала, почему Рома пригласил его в компанию к ним — это было вообще загадкой для всех.       Но, по крайней мере, Кристина была уверена, что никто не чувствовал такого одиночества, как она, находясь в этом круге. И может быть, она бы так и продолжила мысленно грустить, если бы не…       — Привет, Кристин! Как у тебя дела? — взялась откуда-то Ира и приобняла блондинку за плечи.       Сегодня девушка не знала, что чувствовать: то ли снова злость, то ли снова принять её ухаживания ради своей выгоды, то ли… почувствовать тепло её заботы?..       От этой мысли Кристина сощурилась и тут же сбросила руку Иры, ничего не сказав. Нет, какая ещё к чёрту забота от бедняков?..       А на самом деле, Кристина просто ещё не понимала, что у Иры была самая чистая любовь к ней. Она была той единственной, кто терпел её скверный характер, который был лишь в действительности защитным механизмом, панцирем, скрывающим боль и одинокое, давно зачерствевшее сердце от недостатка любви.       Могла ли чувствовать то же самое Сюзанна? Несмотря на то, что она тоже не имела представление о родительской любви, но знала о том, какие родители бывают требовательны, тем не менее, в её сердце горела ярким огнём любовь к Максиму. Даже сейчас она не замечала их коротких, но чувственных взглядов с Ромой, а лишь его ореховые глаза, в которых она хотела тонуть вечно. Если бы она только знала, что с её-то красотой у неё были другие поклонники, которые намного больше заслуживали её внимания и горящего огня в сердце, скрытого сдержанностью и воспитанностью.

***

      На одной из перемен, не дождавшись, когда учитель откроет кабинет, Вера, Маша, Илья и Артём решили пойти посидеть в холл, чтобы скрыться от шумных детей на перемене из тесного коридора. Артём, конечно же, завёл обсуждение о предстоящем уроке математики, и, может быть, они бы так и продолжили обсуждать это, но в это время вернулась с перекура компания Вани и, естественно, они не могли пройти мимо них.       Подходя с ядовитой ухмылкой, Ваня не мог сдержаться от колкого комментария в сторону Ильи:       — Че ты, Ершов, сегодня не был в курилке с утра? Вы нашли новое место, чтобы не наткнуться на Борисова и его компашку?       — Да конечно блять, вот мне не похуй! — огрызнулся Илья. — Если ты не заметил, Киров, я опоздал сегодня вообще в принципе.       — А где была Сперманская тогда? — сразу встрял Паша.       — Какое тебе дело, Галльярд? — скривив губы, ответила Вера.       — Ну, может, я скучал? — ухмыльнулся он.       — Да подожди ты со своей Сперманской! — махнул на него Ваня.       — Да вы, может, прекратите меня уже так называть?!       — А на то, когда я тебя так называю, ты даже не реагируешь уже, — Паша всё ещё больше расплывался в улыбке.       — Да Павл…       — Так Ершов, когда ты уже школу-то взорвешь? — все-таки Ваня перебил Веру. — Просто я подумал, что нужно будет перед этим всех красивых девочек предупредить и вывести.       — Кстати, да, — согласился Коля.       — Да вы заебали! — злился Илья. — Не буду я взрывать школу! Сами взрывайте, если так хотите!       — Так а я думала, Арлеев уже там бомбу делает, — расстроенно сказала Аня.       Иван ещё хотел как-то придраться, как вдруг к ним подошёл парень из параллельного класса с рыжеватыми волосами с чёлкой. У него были хитрая улыбка и надменный взгляд. Его знали многие, потому что парень отличался высокой самооценкой, фанатизмом участия во всех праздниках школы и чрезмерной честностью…       — Привет, Илья, — подошёл он к нему. — Ты меня, возможно, не знаешь, хотя как меня, конечно, можно не знать… В общем, я — Фёдор Фостенко, и я хотел тебе сказать, Илья, я крайне впечатлён твоим поступком! — его глаза загорелись в восхищении. — Я не знаю, как ты это придумал, но это было гениально! Мне жаль что тебя остановили, но, черт возьми, я покорён твоей смелостью!       Вся компания пребывала в шоке, а в частности Илья, который вообще не ожидал, что кто-то восхитится его поступку, особенно после того, как чуть ли не каждый, с кем он общается, его осудил.       Пока Илья обдумывал все слова, Фёдор продолжил:       — Я понимаю твои чувства несправедливости, как никто другой! Это неправильно, что между нами такая пропасть вплоть до того, что концерты одиннадцатых классов хотят разделить: для богатых и для бедных! Это уму непостижимо! А ты мог бы всё это остановить! Ох, если бы, если бы! В общем, Илья, я очень рад, что у нас в школе есть такие смелые парни, как ты! Я поддерживаю тебя, и я бы хотел держаться вместе!       Фёдор протянул ему руку. Илья сначала посмотрел, ошалевши, на руку, потом на парня, но в итоге протянул ему в ответ: ему же чертовски было приятно такое про себя слышать и получать такую поддержку!       — Спасибо, Фёдор, — расцепив рукопожатие, наконец-то заговорил Илья, но получилось очень тихо. Поэтому он, прочистив горло, продолжил: — Кхм… Я честно рад видеть человека, который поддерживает мою идею, ведь это, я считаю, единственный выход из этой ситуации.       — Я тоже так считаю! — заявил Фёдор. — И если у тебя появятся какие-то идеи, знай, я всегда буду рядом, только позови!       — Хорошо, Фёдор, — уже более уверенно говорил Илья, окончательно почувствовав поддержку парня.       — Договорились, — и улыбнувшись ещё шире напоследок, Фостенко удалился, оставив всех, кроме уже Ильи, в недоумении.       — Че за нахуй? — сразу возник Паша.       — Ершов, ты же не будешь связываться с ним? Он же конченый… — спросил Ваня.       — В отличие от вас он хотя бы поддержал меня, а не засрал. Он хотя бы понимает, что есть проблема, и хочет её решить так же сильно, как и я, а не сидит сложа руки и думает, что авось что-то да решится само.       — Я никогда не слышала, чтобы он что-то хотел такое сотворить, — сказала Саша.       — Может, просто у него не было такого предводителя, как я? Может, я могу направить умы людей в нужное русло и заставить их что-то делать? Я их вдохновляю и…       — Бля, Ершов, а-ха-ха! — засмеялся Ваня. — Ты не зазнавайся из-за слов такого, как Фостенко. Я не шучу, он реально ебанутый на голову.       — Да вам лишь бы засирать людей. Человек просто придержался моего мнения, а вы уже и его засрали, потому что вам не интересны мои идеи, — зубы Ильи заскрипели.       — Илья… — начала Маша. — Кровопролитие и убийства — это в принципе не выход… Можно решить проблему другим путём всегда…       — Каким, Маша?! У тебя есть идеи? — уже начал повышать голос Илья.       — Илья, ну не надо же убивать никого и связываться с непонятными челами! — уже и Вера вмешалась.       — Да идите вы!       Илья окончательно разозлился, развернулся и пошёл от них в сторону.       — Илья! Илья! –встала резко Маша и хотела пойти за ним, как вдруг перед ней появился Ваня.       — Хватит за ним бегать уже, Маш, — начал он, — пускай успокоится, позвездится.       — Да, посмотрите, как в себя поверил, так пафосно ушёл ебать, — усмехнулся Паша.       — Да-а, идёт как пафосно, думает, крутой! — повернулся Ваня и посмотрел на него с усмешкой.       — А что не так с этим Фёдором? — поинтересовалась взволнованно Маша, смотря на Ваню снизу-вверх из-за разницы в росте.       — Да бля, он ебанутый до жути. Считает себя лучше всех, самым умным, вечно выскакивает, а ещё палит про домашку вечно. Наверное, думает, что может подлизаться так к любимым учителям. А ещё постоянно выступает как ведущий на всех праздниках и везде участвует.       — Короче, в каждой дырке — затычка, — добавил Паша.       — Да, мутный тип, — согласилась Аня. — Был бы в нашем классе, мы его бы уже давно засрали.       — Да Бэшки почти все такие, — пожала плечами Саша.       — М-да, Илье с такими лучше не общаться… — взволнованно изрекла Маша и снова села на скамейку.       — Да вот да, — начала Аня, — начнёт ещё общаться с другими и Арлеева бросит. Будет у этого Фёдора списывать домашку — всё же делает пацан.       — Да он щас вообще может про нас забыть, он же думает ебать крутым стал! — засмеялся Ваня. — Вон, с Романовой пососался!       — Да охренел совсем! — встряла Ира.       — Да вот типа Романовой не похуй на него, — усмехнулся Паша. — Она даже Иру иногда не замечает.       — Ага, похуй… — вдруг начала Маша, смотря куда-то в пол. — Вы бы видели, как она на него посмотрела, когда там на обратном пути все начали шутить про него…       — А как она посмотрела? — поинтересовался Ваня.       — Ой, я что, это вслух сказала? — щеки Маши тут же покраснели.       — Да, прикинь, — усмехнулся Ваня. — Давай говори уже, раз начала.       — Ну… Каким-то виновато-влюбленным…       — Ой бля-я, ну всё! Ершов реально щас звездой ся почувствует, — махнул рукой Паша.       — Да будем надеяться, что нет, и ни к какому Фёдору он не перейдёт, — начала Вера. — Просто нужно его не бросать и как-то пытаться усмирить его пыл. Без шуток! — добавила громко последнее предложение она.       — А Романова? — спросила взволнованно Маша.       — Чего Романова? Я не дам им быть вместе, — огрызнулась Ира.       — Да не будут они!.. — начал Ваня, но…       Вдруг он отключился от разговора, увидев напротив на скамейке ту самую Сюзанну, сидящую вместе с Максимом и другой её одноклассницей. Он сразу восхищённо стал пялиться туда, и его друзья не могли это не заметить и не вырвать его из мыслей.       — Э, Вано-о! Ты че там, бухло увидел? — поинтересовался Паша, наконец обратив на себя взор Вани.       — А?.. — ошарашенно спросил он.       — Да ты че, Пашок, не видишь что ли? — усмехнулась Аня. — Там эта армянка его!       — А, эта… Так Вано, иди подойди к ней уже, познакомься, че ты бля ссышь-то.       — Ты что, дурак? — удивилась Саша. — Она же из компании Борисова.       — Ну и че? Вот якобы не похуй, всё равно завтра может Ершов школу подорвать! Так хотя бы Вано будет знать ее имя и сможет предупредить! Давай, Вано, иди к ней! — и Паша встал и толкнул Ваню вперёд.       Тот, всё ещё изумленный, повернулся к другу и недоумевающе посмотрел на него.       — Давай бля, че ты? Собери яйца в кулак и подкати к ней, как умеешь! — подгонял его рукой Галльярд.       — А как? Что сказать? Я всё забыл… И как подкатывать к таким, как она… — Ваня виновато почесал затылок.       — Ну не знаю! Скажи там ей чё-то по типу: «Твой батя случайно не кулинар? Тогда как он слепил такое чудо из двух яиц?» или там «Твой батя случайно не ювелир? Тогда откуда у него такое золото?», ну или вообще, что ты там может её на обложке журнала какого-то видел!       — Понятно, почему тебе тёлки не дают, — съязвила Вера.       — Бля, Сперманская, заткнись, а! — отмахнулся Паша и, повернувшись к девушке, добавил: — Таким, как эта армянка, может это зайти! Мало ли у неё батя реально ювелир? — он повернулся к Ване и снова его стал толкать вперёд. — Короче, Вано, иди уже, ща перемена закончится! Давай там пиздато сядь, всё такое!       Последний толчок, и Ваня, с громким сердцебиением в ушах пошёл вперёд. Нужно было срочно снова поверить в себя, и поэтому он, поправив причёску назад, пошёл дерзко с руками в карманах к ней. Когда он подошёл, самоуверенность окончательно вернулась к нему, хоть сердце всё ещё трепетало в груди, но он сел к девушке, закинув ногу на ногу и опершись одной рукой на скамейку, а другую — положив себе на колено.       — Привет, Макс, и красотка, чьего имени я, к сожалению, не знаю… — начал он, но её лицо всё ещё не выражало ничего, кроме недоумения. В горле начало немного пересыхать, и поэтому он выпалил: — Твои родители случайно не ювелиры, иначе откуда у них такой журнал?       — Ха-ха-ха, чего? — засмеялась звонко девушка, и друзья вместе с ней.       — Бля-я-я, че я сказал! — только сейчас осознав, что мысли спутались, Ваня нервно схватился за голову. Он попытался исправить ситуацию, снова выпрямившись и заговорив: — Короче, я хотел сказать: твои родители случайно не ювелиры… Не, кулинары… А если нет, то откуда у них такое яйцо… — девушка всё смеялась и смеялась. — Нет, блять! Че несу! Короче, давай познакомимся?! — уже взбесившись на самого себя, Ваня выпалил.       Девушка, немного успокоившись, вытерла слезу от смеха и сказала уже более отстранённо:       — Ну-у, давай.       Ваня посмотрел украдкой на Пашу, который тут же ему начал активно жестикулировать, чтобы друг продолжал, и Ваня сказал:       — Меня зовут Иван, а тебя?       «Как банально… Обычно я по-другому представляюсь», — подумал он про себя.       — Меня Сюзанна.       — Очень приятно… — он только хотел придумать, как продолжить разговор, как вдруг девушка его спросила:       — Ты в каком классе?       И тут Ваня заволновался: она же даже не в седьмом классе, чтобы он показался крутым! Она, черт возьми, в одиннадцатом, и для неё он не дорос якобы! Тут ещё Максим был рядом, который знал, в каком он классе… Тогда Ваня принял решение увиливать:       — Ну, я почти в том же, в каком и ты.       — В одиннадцатом «Б»? — поинтересовалась она.       — Ну почти… — маялся парень.       — В десятом?       — Ну тоже почти…       — В девятом?       — Ну тоже почти…       — В восьмом?.. — её голос стал тише, а брови нахмурились.       — Ну это тоже почти…       — В седьмом?! — уже удивлённо воскликнула Сюзанна.       — Ну это уже слишком! — прервал её Ваня.       — Так а в каком ты?! — недоумевала она.       — Да какая разница, в каком я классе? Возраст — это вообще просто цифра! — начал отмазываться Ваня.       — Ну, мне надо бы знать…       — Зачем? Типа малолетки — это хуйня? — усмехнулся Ваня.       Неожиданно прозвенел звонок. Сюзанна сразу собралась и встала с места.       — Эй, погоди, мы ещё не договорили! — остановил её Киров.       — Ну, мне надо идти, уже звонок прозвенел, пора на урок, — взяв сумку в руки, начала оправдываться Сюзанна.       — Мы ещё увидимся? — спросил он.       — Ну конечно, мы в одной школе учимся…       — Ладно, пока, Сюзанн, — вздохнув, попрощался он, поняв, что он говорил ерунду.       — Пока…       Она хотела уйти уже, развернулась, но парень её окликнул:       — Эй, погоди, а меня по имени назовешь?       — Пока… Жан?       — Иван я, Ваня… — ещё больше расстроившись, поправил он.       — А, точно, Иван… Пока, Иван, — она быстро помахала ему и направилась за Максимом, который остановился на полпути и с усмешкой смотрел на происходящее.       Когда она ушла, Ваня тут же направился к своей компании и завопил нервно:       — Курить! Срочно! И похуй на звонок и Левина!       — Че так всё хуево? — взволнованно спросил Паша.       — Это полный пиздец! — кинул Ваня и направился уже к выходу. Оставшаяся компания уже без Маши, Артёма и Веры, которые поторопились на урок, пошла за ним.       В курилке Ваня жаловался своей компании на то, что он потерпел неудачу при знакомстве, впервые в своей жизни, стыдился своего подката (зато его друзья дико ржали с этого). Он думал, что Сюзанна, даже не запомнив его имя, и не вспомнит о нём больше. По крайней мере, он надеялся, что она забудет его неудачный перфоманс…       Но на самом деле, почему-то на следующем уроке Сюзанна поняла, что каким-то образом Иван поселился где-то в её голове, где-то рядом с Максимом, но, конечно, ещё не вправе его вытеснить. Она вспоминала, как Ваня запутался, хотев подкатить, и невольно улыбалась, сдерживая смех. Девушка смущённо опускала глаза и ухмылялась — хоть бы учительница по экономике этого не заметила!       Парень оказался смешным для неё. Сюзанна вспомнила, что не первый раз его видела. Как-то раз он тоже приковал её внимание своими лидерскими качествами, и уже тогда она восхищённо посмотрела на него. Оказалось, что он не только лидер, но ещё забавный. Девушка думала, что только один Максим мог завладеть её вниманием, особенно из другого слоя общества, но оказалось, не так… Парни другого слоя общества, видимо, в принципе более интересны.       — Сюзанн, о чем задумалась? — поинтересовался у нее Борис шёпотом на уроке, заметив её задумчивый взгляд.       — Да так, о том, что хочу домой… — соврала девушка.       — Ну ладно.       Борис лишь пожал плечами.       Ну вот как могут рассмешить такие, как он, как Рома, как даже Кристина? С ними можно было поговорить только о погоде, шмотках и каких-то популярных местах, в которые Сюзанна даже не ходила, если только с родителями в рестораны. Ей бы так хотелось посмеяться и обсудить что-то другое вместе с кем-то менее высокого мнения о себе, но, к сожалению, она не могла — её семья не поймёт.       И самое ужасное, что они были против не только её общения с такими людьми, как и большинство родителей богатых семей, так ещё они не пускали её проводить время с ребятами своего слоя общества. Нет, ей можно было, но строго до пяти часов вечера. И поэтому каждый раз, когда её друзья приглашали куда-то, ей вечно приходилось придумывать отмазки, лишь бы не позориться: они ведь не поймут, будут уже смеяться не вместе с ней, а над ней — ведь они были способны только на это.       И, к сожалению, даже если бы Максим обратил на неё внимание, она не могла быть с ним из-за семьи. И не только потому, что он беден, но ещё и потому, что она тупо не могла с ним видеться часто и долго.       Поэтому Сюзанна устремилась в учёбу, которая заполняла её одиночество по вечерам и хоть как-то отвлекала от фантазирования несбыточных моментов, проведённых с Максимом. И ей нужно было вытеснить теперь из головы и Ивана, ведь иначе ей будет ещё более одиноко и обидно, что она никогда не сможет испытать то, что испытывают сейчас, возможно, её друзья…       Оставалось лишь надеяться, что когда-нибудь её родители станут более мягче и будут пускать хотя бы до семи, но ей казалось, что этого никогда произойдёт. Её отец был слишком строг и вообще хотел найти ей сам мужа. Но она не представляла, как такое возможно, ведь должна же быть какая-то искра, какая-то неожиданность и… любовь…       Идя уже домой, совершенно одна, ведь её друзья уже покурили и разошлись по домам, Сюзанну снова охватило чувство одиночества. Она пыталась переключиться на мысли об учёбе, что нужно посмотреть очередной видеоурок по литературным курсам, которые она купила, чтобы сдать хорошо литературу и поступить в лингвистический, ведь ей нравился английский язык, но что-то плохо получалось. Снова всплыл смешной Иван в голове, а мысли об университете навеяли на мысли, что, может, хотя бы там они с Максимом смогут сблизиться, ведь он тоже туда собирался…       Как же решить эту чёртову проблему с родителями — было самой сложной загадкой, будто в ней совершенно не было логики и она не поддавалась решению.       И когда она проходила во дворах домой рядом с какой-то детской площадкой, она вдруг услышала:       — Бля, Вано, успокойся уже! Ты целый день уже ноешь об этом!       Услышав знакомое имя, Сюзанна обернулась и увидела стоящего перед другом, братом Максима, и хлещущего из горла пиво того самого Ваню, и что-то вдруг подпрыгнуло внутри — само сердце. Он был таким взволнованным, но, черт возьми, ему так шла эта кожаная куртка и бутылка алкоголя в руках…       И Ваня, оторвавшись от пива и почувствовав на себе её взор, посмотрел на девушку, а потом вдруг резко отвёл взгляд и, как показалось Сюзанне, даже залился краской.       — Да ты че нахуй как баба покраснел?! — всё кричал на него друг.       — Тише ты блять! — шикнул на него Ваня.       Сюзанне снова стало смешно с него. Неужели такой, как он, стесняется ее? Но потом она поняла, почему так: они были слишком разные. И, раз он общается с братом Максима, который был, как она помнила, в девятом классе, то Ваня был в том же.       Но разве то, что они такие разные, было важно?..       К сожалению, для её родителей и, получалось, что и для неё самой было важно… И она так и ушла, даже подумав, что стоило бы подойти, может, заговорить, сказать, что она все-таки запомнила его имя… Но потом быстро откинув свои мысли, и уже дома сев за стол с матерью и двумя старшими сёстрами, разговорившись снова о волосах, шмотках и об их детях — даже дома схожие разговоры, не считая последней темы, она постаралась забыть о парне и о невозможности быть вместе…       А ведь так хотелось что-то нового и необычного прочувствовать… Нет. Было нельзя… Отец бы убил.

***

      После уроков Кристина решила попробовать позвать Михаила в торговый центр, чтобы он наконец купил ей что-то, и уже поиметь что-нибудь за свои страдания. Но уже отправив сообщение, её сердце снова громко застучало, и ей так хотелось, чтобы он не прочитал, не заметил её сообщение — лишь бы не идти никуда с ним. Когда мужчина даже прочитал, была надежда, что он все-таки откажется, и она останется дома, снова просто смотря на одежду в экране телефона, истекая слюнями…       Но нет, не судьба… Михаил все-таки согласился.       Сердце будто упало в пятки. Тяжело вздохнув, она все-таки кое-как встала с кровати, и, найдя в себе силы, собралась, хоть слезы и смазывали макияж сто раз.       — Не хочу никуда, не хочу… — ныла она себе.       Лишь бы он не заставил снова заниматься этими грязными делами…       Михаил был хоть и ужасно симпатичным, но, черт возьми, всё это дерьмо, что она делала, чертовски отбивало желание хоть даже видеться с ним и думать о его красоте!       Наконец-то успокоившись, она поняла, что совершенно не поела, а время поджимало. Она не была уверена, что они пойдут куда-то есть, поэтому решила съесть напоследок булку, которую она снова взяла у Иры — есть-то дома уже не было практически. Что мать, что дочь готовить не умели — привыкли к домработнице. А заказывать еду уже не казалось таким дешёвым и менее энергозатратным.       Будучи без нормальной еды в холодильнике, Кристина открыла булку на ходу, выйдя из квартиры, и задумалась об Ире. И плевать было на статус, если ты уже не в школе и думаешь об этом человеке. Не сказать, что Ира ей не нравилась, ведь Кристина в принципе любила внимание. Да и булочка была вкусной, на удивление, хоть и дешёвой. И это казалось даже милым, что Ира тратила свои последние сбережения, лишь бы порадовать девушку хотя бы едой.       Но Кристине нужна была далеко не еда… Если бы Ира могла бы оплатить ей маникюр, салон и новые шмотки, то, может, Кристина даже и была бы с ней. Но так как Ира не могла её спонсировать, то она, доев уже булку и сев в чёрный BMW, ехала в торговый центр не с ней, а с Михаилом…       И разговаривая снова на какие-то светские темы, вплоть до обсуждения бизнеса Михаила, они ходили по торговому центру, где Кристина пыталась выбрать себе что-то стоящее. Но почему-то находя какую-то одежду более-менее нормальную, что-то кололо внутри, будто чувство чего-то неправильного. Когда она тратила деньги отца, просто расплачиваясь карточкой, было какое-то ощущение, что ты покупаешь себе это якобы сама, но тут… Что-то не давало сказать ей: «купи мне». Какой-то блок был в голове, будто там сидела здравая Кристина и пыталась уберечь её от закапывания себя глубже.       Однако, когда она увидела безумно красивое розовое платье и померила его при Михаиле, который так же оценил его и сказал, что оно безумно ей идёт, она не сдержалась и сказала это… Оно было слишком красивым, обтягивающим, с красивым бантиком на поясе, оно так и манило забить на здравые мысли, закопать их глубоко, но закопать себя ещё глубже в яму…       И когда он оплачивал, снова в голову прокрадывались сомнения. Может, все-таки сказать не нужно? Но как! Это платье… Может, можно было на этом остановиться и прекратить эти встречи?..       Но Кристину уже было все-таки не остановить…       Она вошла во вкус и попросила купить в других магазинах ещё блузку, и ещё юбку, и ещё новые туфли… Ну что ж, новый образ собран. Сколько придётся отрабатывать?       После того, как они закончили обход, Михаил спросил:       — Не хочешь поесть?       — Да, можно было бы.       Да она ещё и чертовски проголодалась! Кристина понимала, что ужин придётся тоже отрабатывать, но ведь она так давно не ела вкусную еду в дорогих заведениях!       И тут она тоже разошлась, сидя в шикарном месте и заказывая себе и салат с креветками и грибами, и румяного цыплёнка с овощами, и мидии, и на десерт торт «Красный Бархат» — всё это оказалось на её стороне, когда Михаил заказал себе лишь пару блюд по типу свиного окорока и салата «Цезарь», который, как оказалось, он очень любил. Кристина понимала, что совершает ошибку, но когда она видела бесплатный сыр, то несомненно хотела откусить побольше, хоть и понимала, что он был в самой мышеловке…       И эта мышеловка мигом захлопнулась, как и двери автомобиля, когда они сели туда.       — Понравились обновки? — спросил он, глядя за окно и ведя машину.       — Да очень! — радостно заявила Кристина. — Уже не терпится куда-нибудь надеть это платье! А завтра пойду в рубашечке и юбочке новой!       — Здорово, — без всякого интереса сказал Михаил и вдруг добавил, его глаза потемнели, он бросил взгляд на девушку: — Ну, я думаю, нужно бы хорошо отблагодарить за такие подарки. Верно?       Улыбка тут же сползла с лица Кристины. Сердце стало вырываться из груди от страха, и ей хотелось так же сбежать, как и её сердцу. Она испуганно посмотрела мужчине в глаза.       — Где? Когда? Рома же дома… Завтра? — сглотнув комок в горле, затараторила она шёпотом.       — И сегодня, и завтра… — мужчина стал расстегивать пояс одной рукой, оторвав её от руля. — Ну же, Кристиночка, давай сама, я за рулём как бы…       Девушку снова затрясло: нет, только не это… Лучше был бы даже секс, чем снова задыхаться от члена!       Но выбора не было, она прекрасно это понимала. И всё же, откинув снова гордость и наклонившись, Кристина почувствовала снова то унижение, тот самый вкус позора во рту, она пыталась стараться, чтобы быстрее «отблагодарить» Михаила, но справлялась плохо: воздуха в лёгких не хватало, слезы снова брызнули из глаз, хотелось сбежать, забить на эти грёбаные шмотки, но она не могла… Пути назад уже нет, единственный путь был лишь скользить губами по большому члену, чей привкус снова останется надолго на языке.       Пока она всё ещё долго вбирала член в рот, Михаил уже молча припарковал машину на подземной парковке дома. Устав от неумелого рта Кристины, хоть это его и забавляло, он насильно за волосы оттянул её и заставил посмотреть в глаза.       — Ай! — зажмурилась она, когда мужчина чуть ли не выдирал клок волос, оттащив её.       — Ладно, — он отпустил её, — давай уже по-другому, сейчас устал после еды и обучать тебя минету не хочу, поэтому взбирайся на меня, будешь работать другим способом.       — Что? — её только что жмурившиеся глаза от боли распахнулись.       — Иди на меня.       Немного потупив, она с ещё большим страхом села все-таки на него. Их губы снова соприкоснулись, неумелые руки стали уже скользить по его торсу, спрятанного под чёрной рубашкой, а вот его руки нагло исследовали тело и вскоре оставили девушку совершенно голой, беззащитной. И после этого она почувствовала себя испуганной маленькой девочкой перед большим и злым мужчиной.       И еле-еле Кристина впихнула в себя снова его большое достоинство, снова слезы полились из глаз, и она подозревала, что мужчину лишь раззадоривали капли, стекающие по её щекам и солёные губы, которые он целовал, и от этого становилось ещё противнее.       Девушка пыталась вспомнить все взрослые видео, что она смотрела, и повторять движения, но получалось плохо. Тогда пальцы Михаила грубо и больно впились в её бёдра, оставляя, кажется, грёбаные следы, и показали, как нужно правильно. Она стонала, тяжело дыша в его плечо и обхватив его шею руками, взвывала от боли, но поняла, как нужно, и уже сама начала поддаваться. Как бы не было грязно, стыдно, скверно, отвратительно, больно — она продолжала. Ведь знала, что другого выхода нет.       После того, как он снова разлил смазку ей на задницу, и после того, как она стыдливо натянула на себя одежду на сидении, она собралась уходить, попрощавшись, как вдруг пальцы Михаила вцепились грубо в ее запястья. Она боязливо посмотрела в его играющие огнём сапфиры.       — Завтра заходи после школы.       Кристина кивнула и наконец-то вышла из душной машины, смогши спокойно вздохнуть воздух в лёгкие. Ей хотелось бежать, но она понимала, что Михаил может увидеть и подумать, что ей страшно, ужасно на душе, и она старалась идти спокойно, хоть и ноги несли её подальше от её главного кошмара.       Придя домой, Кристина достала вещи из пакета и с ненавистью посмотрела на них: она хотела их выкинуть, сжечь, растоптать, порвать — лишь бы забыть как-то об этом чертовом вечере. Но это не поможет, хоть эта одежда и будет ей напоминать всю жизнь всё равно о том, как она досталась девушке. Уже не стереть с этой одежды грязь, но и с себя тоже.       Оставалось лишь заливать кровать слезами, плакать в душе, пытаясь смыть всю мерзость с себя и скрыть слезы и себя под струёй. Оставалось ненавидеть себя за то, что согласилась на это, за то, что она буквально недавно делала; и ненавидеть мать, которая сподвигла её на это.       И когда Кристина вышла из душа, она заметила в своей комнате мать, рассматривающую новую одежду дочери.       — А мне почему ничего не купила? — даже не повернувшись, спросила Алла.       Это окончательно выбило Кристину из колеи, зубы заскрипели от кипящей ярости, хоть глаза и снова намокли от обиды, и она закричала:       — Если ты и себе что-то хочешь, то иди сама соси!       В ответ мать лишь рассмеялась:       — Да ладно тебе, я же шучу! Молодец, постаралась!       Кристина хотела разораться, уже даже ударить маму, но она успела довольная дочерью выйти. Блондинка осознала: мать никогда не поймет, она лишь будет хвалить за тот ужас, что Кристине приходилось делать. Никто её не поддержит и не поймёт. Никто и никогда не приласкает. Ей всю жизнь придётся выживать так, терпя привкус члена во рту и принимая его в себя, корчись от боли. Другого выхода не было. Хотелось лишь умереть от этой чертовой безысходности. Но Кристина не решалась: лишь была способна измазать тушью подушку и намочить слезами до такой степени, что её можно было выжимать.       В этот вечер девушка подумала, что лучше бы она была той, кто мог работать в продуктовом магазине и довольствоваться одеждой из секонд-хенда, нежели зарабатывать на свою жизнь таким образом…