В спешке, под оры песен Бутырки и пьяный раздражающий смех, Паша одевался в привычный спортивный костюм, с мыслью побыстрее смотаться из этого дурдома. Сегодня выходной, большинство учеников сидят дома, но не он. Галльярд ненавидел оставаться здесь, в этом прокуренном, с запахом дешёвой палёной водки и постоянными гостями, месте.
Были дни, когда Паша мог стерпеть нахождение дома, с матерью, которая обычно напивалась каждый день в одного и не создавала много шума, но не теперь, когда его отец вернулся из тюрьмы, где отсидел благополучно свой срок за очередной грабёж, и приглашал чуть ли не каждый день своих то собутыльников, то бывших сокамерников, для распития спиртного.
Паша ненавидел свою семью. Единственной опорой был когда-то Максим, но теперь он и с ним старается не пересекаться после того, как он его предал. Теперь новым домом для Паши была улица, где он проводил почти всё своё время. Оставаться он лишь мог тогда, когда его родители бывали на работе, но, к сожалению, его отец никогда не работал… И если уж уходил куда-то из дома, то только за бутылкой водки.
— Куда опять собрался?! — когда Галльярд стоял в проходе, его остановил пьяный отец, придя к нему, шатаясь.
— Подальше от вас! — огрызнулся тот, накидывая спортивную куртку.
— Какого, блять, хуя?! Че бля, не рад видеть дядю Мишу? Он те ваще-то конфету принёс ёпта, неблагодарное ты чмо! — держась за стену с ободранными обоями, возмущался громко отец.
— Обойдусь блять! — рыкнул Паша и хлопнул дверью, удалившись поскорее.
— Сука! — крикнул напоследок отец.
Наконец-то спокойно выдохнув на улице и избавившись от удушающей атмосферы дома, от которой он уже задыхался, Паша закурил сигарету, чтобы хоть как-то успокоиться и восстановить потраченные нервы перед встречей со своей компанией. Он уже отвык от таких постоянных разговоров со своим отцом, тем более, раньше за него отвечал Максим, когда он ещё был малой, но теперь ему приходилось самому грызться с папой… которого, на самом деле, он даже не хотел называть этим словом. К счастью, при рождении Паши мать настояла на том, чтобы у него была такая же фамилия, как и у Максима, который даже была не от отца Паши, а от итальянца, с которым была мама давным-давно, но Паша мало, что знал об этом. Лишь знал, что и Максим, что и он сам, унаследовали, к счастью, черты лица своей матери, а не своих конченых отцов. Единственное, что замечал Паша у себя от отца, так это вспыльчивый характер, ведь тот иногда так мог взбеситься, что избивал и своих сыновей. Но теперь они могли постоять за себя, особенно Паша с таким же характером. Он ненавидел в себе эту черту и надеялся, что он никогда не поступит так со своей семьёй. Вообще, Саша ему говорила, что он вспыльчив потому, что он Скорпион. Он бы хотел верить, что лишь поэтому, и он не будет таким ублюдком, как его отец.
Паша молился, чтобы его отец не выходил из тюрьмы, но, к сожалению, это было неизбежно, поэтому оставалось надеяться, что его посадят ещё раз, и как можно скорее. А пока был единственный вариант — это целый вечер проводить время со своими друзьями, выпивая алкоголь и залечивая тем самым раны, хотя бы ненадолго.
Когда-то они делали это вместе с Максимом и с этой компанией, но была, на самом деле, и другая, и с той компанией они могли бы закончить так же, как и их отец, даже не успев заделать детей, но их пронесло.
Максим никогда не вписывался в свой класс, потому что был из совершенно другой семьи, и они его никогда не принимали, несмотря на то, что он был умным парнем. Он вообще не понимал, как он в этот класс попал, но тогда просто был самый большой набор новых жильцов из жилого комплекса. Поэтому выбора у Максима не оставалось, как связаться с ребятами постарше, которые на тот момент держали район в страхе, но приглашали Максима не раз пропустить по бутылке пива.
Делать было нечего, он решил попробовать в свои 14, чтобы хоть как-то восполнить потребность в общении. Конечно, он не хотел бы втягивать в это своего брата, но он не мог оставлять его одного со своими пьющими родителями, поэтому пришлось брать Пашу с собой, потому что хотя бы он был под его присмотром.
И Максиму понравилось в этой компании, хоть он тоже не слишком вписывался. Его прозвали «аристократом, который набьёт ебало» за его все-таки какие-никакие манеры, про которые он даже не знал, откуда у него появились, и за хороший вкус в алкоголе, который он даже крал, лишь бы пить не дерьмо.
А крали они в принципе с этой компанией часто, но выбора не было, на самом деле, потому что история у всех семей была почти идентичной, и никто из родителей не говорил, что красть — это плохо. Максим, на самом деле, даже без пререканий родителей это понимал, но есть что-то надо же было, а в семье не было денег, поэтому ему приходилось воровать даже продукты, лишь бы выжить.
Тусили они с компанией часто, и по-чёрному: на лавочках — летом, в подъездах и в каких-то уже нежилых хатах — зимой, потому что было холодно. Напивались до того, что либо били каким-то другим компаниям лица, либо блевали в каждом углу района.
Если Максима это всё не очень устраивало, но он привык к этому, то Паше такой образ жизни нравился, и он даже чувствовал себя крутым, тусив со взрослыми, курив, бухая и кайфуя от жизни по полной. Самое крутое для него было то, что его воспринимали, будто на ровне. Жаловались на проблемы и даже обращали внимание не как на мальчика, а как уже на мужчину…
В компании была одна девушка Лена с короткой причёской, татуировками, лет 25-ти. Ей уж слишком приглянулся Галльярд младший, но он ещё был слишком молод, чтобы подкатить сам, поэтому она взяла всё в свои руки. На одной тусовке, снежной зимой, будучи пьяной, пока все тусили на одном этаже подъезда, она повела его на несколько этажей выше и соблазнила его. Паше понравилась её напористость, и он был совершенно не против, хоть он тогда и мало что умел в этом деле. Но прошло время, и это был их не последний раз. Она обучила его всему, что знала, а он наслаждался процессом. Максим, когда узнал обо всём, конечно, обомлел, но единственное, что он сказал своему брату — это было: «только не влюбляйся». Да и в отличие от неё, он и не влюбился, потому что на самом деле в тот момент у него были чувства к другой, хоть он этого и не осознавал.
Прошёл год таких странных вписок с грабежами и разбоями. Они всегда умели вовремя убегать, но один раз всё же не получилось… Ведь они полезли не на свою территорию: в новый жилой комплекс.
Холодная зима, окутывающая своим морозом с ног до головы, стужа кровь изнутри. И лишь алкоголь мог согреть в эти ледяные дни, порождая в голове различные мысли. И кому-то из компании пришла гениальная идея побухать именно там и обблевать все подъезды. Максим пытался уговорить не делать этого, но никто его не слушал. Видит Бог, он не хотел в это ввязываться… В отличие от того же Паши, на которого уже повлияло мнение этой компании, и который так же, как и они, ненавидел этих буржуев всем сердцем и считал, что все беды пошли от них в их замечательной стране, которую он тоже полюбил всем сердцем под их влиянием.
И вот, они перелезли через забор, но их остановила все-таки охрана. Но, конечно, будучи агрессивными ублюдками, они все полезли драться с ними, в том числе и Паша, как бы не пытался его оттащить Максим. По итогу их всех забрали в отделение.
Паше повезло, что ему было всего лишь 12, и его через некоторое время отпустили, доведя даже до дома. Но перед этим ему, конечно, пришлось переговорить серьёзно с детским психологом, который ему пытался промыть мозги и впихнуть в голову, что так поступать нельзя.
А вот Максим так легко не отделался… Тем более, он был с компанией, в которой у некоторых даже уже были условные сроки, и с учётом того, что его отец сидел в тот момент, и вообще был завсегдатаем тюрьмы. Максим пытался договориться на штраф на суде с каким-то плешивым адвокатом, даже сам пытался выступить, говоря, как ему тяжело жить в своей семье, но его так и не послушали… Ну, как, конечно, смягчили наказание, в отличие от всей группы, которой все-таки ограничили свободу, но не намного: ему дали два года условно. И все эти два года, под осуждающие взгляды, он ходил в подразделение по делам несовершеннолетних и отмечался каждый месяц.
Паше было очень жалко Максима, особенно, когда он слушал его речь на суде, где он рассказывал всю правду про свою семью. Паша даже не сдержал и пустил слезу, осознавая, в каком дерьме они живут. Вся эта история ему дала один опыт: нужно быть аккуратнее. Тем более, после разговора со своим братом, который ему сказал, чтобы он больше не водился с такими, он усвоил его. Ну, почти…
Перейдя в седьмой класс, он начал больше общаться с компанией Вани, которая была новой подрастающей «бандой». Паша чувствовал себя с ними более даже комфортно, чем общаясь с Полиной. Так и получилось, что он вписался туда с лёгкостью, и уже следующим летом они начали занимать лавочки района, вместе с Максимом, которому опять некуда было деваться из дома. Но хотя бы их тусовки не проходили так уж жёстко, как прошлые, но всё равно ему было некомфортно. Зато он всем нравился в компании, тем более, он все-таки мог иногда побыть таким же быдлом, как они. Особенно Паша его любил и очень сильно уважал. Он был для него всем и самым близким человеком, который, можно сказать, показал ему, как можно выживать.
Но теперь он ушёл от них по непонятным причинам, и любовь Паши к брату сменилась самой настоящей ненавистью. Обида. Злость. Это было всё, что он испытывал чаще всего теперь. И одиночество — от того, что самый дорогой человек больше не самый дорогой…
И единственной отдушиной были его друзья, с которыми он и провёл все эти выходные. Но вот, снова наступил понедельник, и снова нужно возвращаться в школу. Хотя школа была даже роднее для Галльярда младшего, чем собственный дом. Именно там он мог забыть о своих проблемах и не видеть своих родственников хотя бы полдня. Если бы там ещё не учился его брат, с которым он всячески избегал пересечения и скорее шёл в школу, стараясь выйти раньше, чем он, было бы идеально. Он бы там прописался, если бы была такая возможность.
Но что-то в этот понедельник с самого утра пошло не так. Во-первых, он столкнулся с Максимом на выходе из квартиры, и тот пытался завести снова тот же самый разговор, пока Паша надевал быстрее ботинки.
— Паш, не обижайся на меня, пожалуйста… — виноватым голосом говорил он, надев новые туфли, которые Галльярд младший, конечно же, заметил, но ничего не сказал. — Правда, у меня были свои причины, о которых я сказать не могу… Я всё ещё…
— Иди на хуй, — выпрямившись, кинул грозно Паша и ушёл из квартиры, хлопнув дверью.
Его всего трясло изнутри. Какие могут быть причины у этого предателя?! Что он постоянно несёт?! Паша шёл быстрее, совершенно другой дорогой, лишь бы его не нагнал его грёбаный брат.
Достав пачку из кармана, ведь он очень хотел курить после такого, вдруг он обнаружил, что осталась одна сигарета.
— БЛЯТЬ! — выкрикнул он.
Зубами вытащив разъярённо последнюю сигарету, он кинул в сторону пачку и поджёг табак. Нужно было заходить в ларёк, который был рядом со школой, но в другой стороне от входа.
Уже докурив сигарету, ему пришлось пройти мимо школы, по аллее, на которой ещё никого не было, потому что было слишком рано, чтобы курить сигареты. Ещё и полил проклятый дождь, который портил причёску Паши, из-за чего ему пришлось надеть капюшон своей спортивной куртки. Лишь бы ему продали сигареты — надеялся он. Но…
Дойдя до ларька, Паша обнаружил, что ларька больше нет. Его закрыли. Это был единственный ларёк, где продавали школьникам, и который был рядом.
— БЛЯТЬ! БЛЯТЬ! БЛЯТЬ! — проорал на всю улицу Паша, стукнув ногой от злости по ларьку.
Бешеный и злой, он сразу направился в «Пятерочку», которая находилась хотя бы рядом с ларьком, в надежде, что с него не спросят паспорт. Если алкоголь можно было украсть, то вот сигареты, которые всегда находились почему-то в специально отведённом месте, никак украсть было нельзя. Встав в очередь из бабулек, Паша снял капюшон, поправил причёску и старался скрыть волнение.
Наконец, до него дошла очередь, и он, постаравшись сделать голос погрубее, сказал:
— Пачку «LD».
В груди пропустило удар.
— Паспорт, — попросила кассирша, смотря угрюмо на него.
Сердце Паши застучало от страха вперемешку со злостью. Но он постарался не показать это и соврал:
— Да вы че, меня не узнаете? Я каждое утро у вас покупаю, с женой Верой вечером сюда же хожу.
Он не знал, почему сказал про Веру, но она была первой, кто пришёл ему в голову.
— Молодой человек, я вас не помню, — противным грубым голосом сказала кассирша.
Вот и рухнул план Паши на глазах. Он, поняв, что ничего не получится из-за этой злой кассирши, которая вела себя и разговаривала, как Левин, цыкнул от бешенства и быстро удалился из магазина.
Паша снова от злости пнул на этот раз мусорку, которая перевернулась, и из неё выпали бутылки, разбившиеся об асфальт. Но ему было плевать на это, и он думал, что делать дальше, смотря злобным взглядом куда-то вперёд.
Решив, что, может, на аллее кто-то появился с сигаретой, он пошёл туда, проверить. Но и там снова огнём вспыхнула его ненависть, потому что рядом с воротами он увидел курящего Максима вместе с Ромой.
— Бля-я-ять… — вслух рыкнул Паша.
Он быстрее убежал оттуда, надеявшись, что его не заметил его брат. Присев на какую-то лавочку рядом с аллеей и каким-то домом, поодаль брата, он стал дожидаться, когда хоть кто-то из его знакомых соберётся.
Паша весь трясся от того, что он очень хотел снова курить, из-за этого кровь снова вскипела в его крови, ноги тряслись, что он чуть аж не выронил телефон, где просматривал сторис в «Instagram».
Не могши больше терпеть, он написал в беседу класса:
Паша: Бля, Киров, Леонова, Блузова, Сперманская, кто нибудь, вы где?
Иван: Опаздаю немного
Паша: Схуяли???
Аня: Так ждёшь Вано?)
Паша: Леонова, а ты где
Аня: Скоро буду
Паша: Надо щас
Аня: Че случилось
Паша: Курить хочу
Аня: Так покури
Тяжело вздохнув, Паша вырубил телефон, понимая, что никто так вовремя и не подойдёт. Но вдруг он увидел проходящую Машу с Верой и с Ильёй и сразу резко встал и пошёл к ним.
— Дарова, есть курить? — сразу спросил он, остановив их.
— У меня последняя, — отрезал Илья.
— У нас с Машей тоже, мы вообще планировали одну на двоих скурить, — сказала Вера.
— Сука бля, не ведите себя, как крысы! — нервы Паши уже сдавали. — Харэ врать блять, че жалко что ли? Я не могу купить блять, ларёк закрыли!
— Да ладно? — изумилась Вера.
— Дайте сижку бля, по-братски! — чуть ли не умолял уже Паша.
Они достали пачки и показали ему, что у них реально осталось по одной.
— Да блять, что ж такое-то!!! — заорал разочарованно Паша и схватился за голову.
— Так а где теперь покупать сигареты? — подавленно спросила Вера, смотря в одну точку.
— Я не ебу блять! Мне не продали в Пятёре… — он посмотрел на Веру и тут у него в голове возникла гениальная идея. — Бля, Сперманская или Левина, слушайте! Вам же могут продать по сути, с вашим-то боевым раскрасом!
— Знаешь, после такого названия для нашего макияжа уже не хочется тебе помогать, — скривила губы Вера.
— Блять, я бля буду в долгу не останусь! — клялся Паша, положив руку на сердце.
Вера с Машей переглянулись, и Вера все-таки согласилась:
— Ладно, мне всё равно надо зайти туда. Че тебе?
— LD без кнопки, кнопка для пидоров, — протягивая мелочь, сказал Паша.
— Вообще-то я люблю с кнопкой… — возмутился Илья.
— Блять, неважно! — отмахнулся тот. — Купите уже, пожалуйста!
— Первый раз слышу «пожалуйста» от тебя, Галльярд, — ухмыльнулась Вера.
Илья и Паша стояли рядом с магазином, пока девочки пытались купить ему сигареты. Паша метался из стороны в сторону, ожидая их, и трясся, как от холода. «Хоть бы продали…» — это была единственная мысль, что была у него в голове и тревожила всё это время, пробирая до мозга костей.
— Эй, Галльярд, — вырвал его из мыслей Илья, который устал стоять молча, глядя на двери магазина в ожидании своих подруг.
— Че? — откликнулся Паша, даже не посмотрев на него.
— Ты ваще как часто куришь, что у тебя так быстро сиги заканчиваются?
— Я выкуриваю пачку в день, иногда и две, зависит ото дня.
— Хуя се, пачку? — удивился Илья.
— И че? Пожил бы моей жизнью — понял бы, — огрызнулся Паша.
— Ой блять, как будто у меня всё всегда хорошо, — обозлился теперь и Илья.
Неожиданно подошёл Артём (Илья ему доложил, куда подходить), который был одет очень тепло: на нём была серая вязаная шапка, которая около ушей выделяла концы его очков, и тёплая осенняя куртка синего цвета.
— Всем привет! — с радостной улыбкой поздоровался Артём и показал руку в знак приветствия.
— Привет, — Илья сам обрадовался его появлению и пожал ему даже руку — наконец-то не придётся напряжённо общаться с Пашей один на один.
— Че такой счастливый? Тепло тебе? — даже не поздоровавшись, напал Паша.
— Просто наконец-то новая учебная неделя, и мне не терпится уже узнать что-то новое! — радостно заявил Артём.
— Ты ебанутый? — Паша аж остановился от хождения туда-сюда и с огромными глазами посмотрел на него.
— Почему сразу ебанутый? — снова за него ответил Илья.
Не успел Паша ответить, когда послышался знакомый женский голос сзади:
— О-о-о, Арлеев! Че, боишься отморозить того, чего у тебя нет? Или свои умные мозги защищаешь от охлаждения?
Артёма сразу передёрнуло от голоса Ани, а Паша усмехнулся её высказыванию.
— Чего у меня нет… — тихо и недоумевающе спросил у Ильи Артём.
— Всё у тебя есть, не слушай её, — шёпотом и серьёзно ответил ему его друг, глядя, как Аня пожимает руку Галльярду.
— Че мы тут стоим? — поинтересовалась она у Паши.
— Я сиги жду, мне Сперманская покупает, — ответил Паша и тут же добавил: — Кстати, у тя есть сиги?
— Одна осталась, — она показала пачку и достала зубами оттуда сигарету.
— Блять! Да что такое, а! — не мог поверить своей «везучести» Паша.
— Так Арлеев, — не отставала от него Аня, — нахуя тебе шапка? Ты подумал, что уже зима, так ждёшь каникулы?
— Ты че, какие каникулы? — усмехнулся Паша. — Знаешь, че он щас заявил? Типа блять он не мог дождаться учебной недели, чтобы отдать своё сердце учёбе.
— А-ХА-ХА! — засмеялась громко Аня. Артём опять покраснел, смутившись ещё больше. Ему показалось, что он весь горел.
— Блять, Галльярд, в отличие от тебя люди в школу приходят, чтобы учиться, а не хуйней страдать! — снова начал заступаться за него Илья. — Я вообще не понимаю, нахуя ты сюда ходишь!
Паша злобно посмотрел на него: если бы он знал истинную причину, так бы никогда не сказал. Может, он бы и вправду ходил реже, если бы не вся ситуация в доме, от которой хочется спрятаться, избавиться, зарыться в землю — лишь бы не возвращаться туда.
Наконец-то из магазина вышли Маша с Верой с двумя пачками сигарет. Тут же глаза Паши загорелись, и он подбежал к ним.
— Бля, Сперманская, спасибо, от души! — на радостях он выхватил у неё две пачки. — Блять, просил же без кнопки! Да ещё и тонкие, пидорские!
— Эй! — Вера грубо отобрала у него пачку Kiss с шоколадной кнопкой. — Это наше с Машей! Ты дал денег на одну вообще-то!
— А, блять, точно, — открывая пачку и выкидывая обёртку в сторону, вспомнил Паша.
К компании подошёл наконец-то Ваня и пожал руку Ане, ожидая, когда к нему подойдёт друг. Паша на него взглянул, но первым делом вытащил сигарету, прикурил, облегченно выдохнул дым, и только тогда подошёл к Ивану и пожал ему руку.
— Дарова, — поздоровался с ним Галльярд. — В курсе, ларёк закрыли?
— Уже в курсе. К счастью, я купил около своего дома.
Выкинув обёртку в мусорку в отличие от Паши, Маша и Вера наконец-то подошли к Илье.
— А меня спасли эти две! — Паша указал на них. — Ну терь я спокойный и могу спросить: как вам продали-то?
— Галльярд, — начала отвечать Вера, раскуривая сигарету, — естественно, даже с нашим «боевым раскрасом», как ты выразился, нам не поверили. Поэтому, как смышлёные люди, мы попросили какого-то дедулю купить нам.
— Бля, я чё-то реально не догадался, — усмехнулся Паша, выдыхая дым.
— Он сначала на нас забомбил, — продолжила девушка, — мол, почему такие молодые, а уже курим, а потом посмеялся и добавил уже спокойно: «ладно, я сам был таким!»
— Типичные маразматики, — усмехнулась Аня.
— Ну вообще-то он милый, — пожала плечами Вера.
Смотря на то, как она умело курит (ну, конечно, за два года научилась), Паша, уже спокойный, заметил, как Вере шло курить, она выглядела привлекательно даже с сигаретой, хоть он и не очень любил курящих девушек.
— Но ваще он прав, кстати, — ухмыльнулся Паша. — А нахуя ты начала курить-то? Такая милая…
— Галльярд, не твоё…
–…но ведь чертовски сексуальна с сигаретой, особенно в этой кожаной куртке, — дополнил он, расплывшись в ухмылке и глядя на её изменение в лице. Её нахмуренные брови сразу поднялись от удивления, злые глаза девушки расширились, а щеки начали наливаться пунцовым цветом.
— Я… я даже не знаю, что ответить… — прибывая в шоке, еле-еле выговорила Вера.
— Да и ниче не надо, просто хотел сказать об этом, — ехидничал Паша.
— А вот Арлеев не стал бы сексее выглядеть, даже с сижкой, — снова Аня докопалась до Артёма, указав на него.
— Особенно с этой тупой шапкой, — усмехнулся Ваня. — Те че, холодно что ли? — он его потеребил по шапке так, что она сползла на глаза. Аня засмеялась.
— Да что вы к нему приебались? — снова встрял Илья. — Человек утеплился, молодец. Я не понимаю, что такого в том, что он заботится о своём здоровье? У вас, в ваших спортивках, намного быстрее хуй отвалится, чем у него.
— Если он у него есть! — снова рассмеялась Аня, заражая смехом свою компанию.
— О, дарова, наконец-то мы вас нашли! — подошли Коля с Сашей. Коля снова пожал всем руки, а Саша обняла Ваню и Пашу и пожала руку Ане. Поприветствовав всех, Коля добавил: — А вы в курсе, что ларёк закрыли?
— Прикинь, уже давно, — ответила Аня.
— А где Ира? — поинтересовался Ваня.
— Она вроде как за Кристиной пошла, позже подойдёт, — сказала Саша.
— Блин, а где сигареты брать? — волновался Коля.
— Блять, это как будто единственный ларёк на районе, — ответил вдруг так Паша, который сам недавно парился за свои сигареты.
— Ну хотя да, — почесав затылок, согласился тот. — А вы уже докуриваете? О, Арлеев, а ты че в шапке? Щас не зима вроде.
— Да че блять не так с этой шапкой! — уже не выдержала Вера.
— Да она тупая! Она больше бы мне подошла! — и, не спрашивая разрешения, Аня стянула с него шапку и надела на себя.
— Но мне холодно! — возник Артём.
— Ну как, мне идёт? — просмеявшись, спросила Аня, разведя руки с сигаретой и красуясь с улыбкой.
— Тебе она больше подходит, кстати, — усмехнулся Паша.
— Да, она больше для таких быдло, как мы, — отметил Ваня с улыбкой.
— Да верни блять ему шапку! — Илья силой стянул её с Ани и отдал Артёму, который уже чувствовал, как мёрзнут его уши.
— Да бля, че творишь нахуй! — возмутилась Аня, докуривая сигарету. — Да ему не идёт эта шапка! Ему лучше бы шапка-ушанка даже подошла, чем эта!
— Да ему холодно, не видишь что ли? — указав на него, спросил Илья.
— Господи блять, мерзляк и мямля, — выкидывая окурок, сказала Аня.
— Ладно, погнали уже, — предложил Ваня.
И они пошли всей гурьбой в школу.
Может, всё бы прошло спокойно там, но в раздевалке, куда обычно не заходила компания Кирова, зашла Аня, где Артём сидел всё ещё в шапке и переобувался в сменную обувь.
— Э, че, тебе даже тут холодно? — с ухмылкой спросила она. — Или так полюбил эту шапку, что не хочешь снимать?
— Ну я просто…
Только Артём хотел ответить и потянулся рукой, чтобы снять шапку, как вдруг Аня резко сняла её с него и побежала с ней в уже открытый кабинет биологии.
— Эй! Это моя шапка! — выкрикнул своим мелодичным голосом Артём.
Ждавшие его на входе Илья, Вера и Маша, только теперь поняли, почему Аня выбегала так быстро из раздевалки и поторопила Пашу с Ваней.
— Блять! — выругался Илья и побежал тут же за ними.
— Господи, как дети, серьёзно, — высказалась Маша.
— Реально, — согласилась Вера.
— Она убежала? — вышел из раздевалки испуганный Артём. — Блин, я один ботинок не успел переодеть!
— Иди переодень, туда всё равно Илья побежал спасать твою шапку, — пояснила Вера.
В скором времени, когда Артём переодел обувь, они вошли в класс, где происходила настоящая катавасия: по обе стороны их ряда стояла компания Кирова и, громко смеясь, кидала друг другу высоко шапку Артёма, как горячую картошку, а Илья пытался поймать, чуть ли уже не бегая по партам.
— А-ха-ха! — рассмеялся Паша, поймав шапку и кинув её сразу Саше. Илья побежал к ней, но она уже перекинула Коле.
— Блин… — с испуганными глазами, чуть ли не вылезающими из орбит, сказал Артём. — Хоть бы они её не порвали…
— Да хватит вам уже, чем вы занимаетесь, а! — возмутилась Вера, ставя на парту портфель.
— Ладно, я тоже попробую поймать, — всё не унимался Артём и уже начал бегать между Пашей, Колей и Аней, когда Илья бегал рядом с Ваней и Сашей.
— Может, нам тоже помочь? — присев, спросила Маша Веру.
— Да забей, — отмахнулась та, севши, — они успокоятся и отдадут Артёму её, когда Ханова придёт.
— Эй, Сперанская! — позвала вдруг неожиданно её Оля, подходя к ней.
— Что? — закатив глаза, повернулась к ней на стуле Вера.
— Ты купила сгущёнку для технологии? Вы помните, да? — она посмотрела на Машу. — Мы сегодня готовим сырники.
— Да, я купила, — отрезала Вера, смотря надменно на неё и скривив губы.
Маша и Вера были в одной группе на технологии вместе с Полиной и Олей. И если с Полиной им нравилось общаться, то вот Оля, к сожалению, их лидер, была очень назойливой.
— Покажи какую, — попросила она.
Закатив глаза, Вера достала из своего чёрного кожаного рюкзака с шипами сгущенку и чуть ли не тыкнула ею в глаза Оле.
— Вот, видишь, сгущёнка! — саркастично произнесла Вера. Это была сгущёнка в пакете «дой-пак», которую можно просто выдавливать, открутив крышку.
— Фу, что это за марка такая? Это от Пятерочки? Она же фигня! — возмутилась писклявым голосом Оля.
— Да ладно тебе, — подошла Полина, руки скрещены, — мы тоже её покупаем домой, нормальная сгущёнка. Да и тем более, для технологии нормально.
— ЧЕ? СГУЩЁНКА? — активировался Паша, стоя рядом с девушками, и, забив на шапку, сразу подошёл к ним.
— Ты не знал о существовании сгущёнки? Эй! — неожиданно воодушевлённый Паша грубо отобрал у Вера сгущенку прямо из рук.
— Ну че, Сперманская? — ухмыляясь, он оттолкнул Олю и встал прямо перед Верой, откручивая крышку. — Пора доказать значение своей фамилии! ПАЦАНЫ, ДЕРЖИТЕ ЕЁ! — крикнул он своим друзьям.
— ЧЕГО?! — разъярённо выкрикнула Вера, и только она хотела встать, как тут же Ваня схватил её сзади, согнув локти под её плечами, тем самым захватив её руки и сев на место Ильи. Испуганно она пыталась вырваться, но Ваня слишком сильно её прижимал к себе, что у неё аж бицепсы заболели от попыток хоть как-то разогнуть свои руки.
Только Илья хотел побежать и оттолкнуть Пашу, как Аня потрясла перед его глазами шапкой и выбежала из класса.
— Моя шапка! Вдруг она её в унитаз кинет?! — всё волновался Артём.
Тяжело вздохнув, Илья все-таки выбрал Артёма и побежал за Аней.
Глядя за тем, как друг Веры выбежал из класса, Паша медленно на радость себе, и на горе Веры, открутил наконец-то крышку сгущёнки. Она всё пыталась вырваться, несмотря на адскую боль, пыталась хоть как-то задеть Пашу ногами, но он не обращал на это внимание, даже если она дотрагивалась до них. Полина, Маша и Оля удивлённо смотрели и даже не знали, что сделать.
— Ну что, Сперманская, — с ехидной ухмылкой начал Паша, опустив на уровень её лица сгущенку и направив отверстием прямо на Веру, подойдя ближе. Она пыталась его оттолкнуть, но он был сильнее и стоял, как солдат перед ней. — Щас получишь то, что действительно должно быть на твоём лице, а не этот боевой раскрас.
Сердце Веры стучало, как бешеное, и она не знала, что делать, чтобы хоть как-то не запачкать своё лицо. Оставалась секунда, пока сгущёнка не вылетит на её лицо, он уже выдавливал её! И ей ничего не оставалось, кроме как…
Вера резко потянулась к горлышку «дой-пака», Ваня только хотел её потянуть обратно, как вдруг она обхватила горлышко губами и начала жадно высасывать сгущенку оттуда, подняв разъярённый взгляд на Галльярда.
— О-о-о-о! — восхищённо заорал Ваня, смотря на неё.
Глаза Паши тут же расширились, челюсть отвисла, а сердце подпрыгнуло от такого вида… Сгущенка была почти на уровне его паха, а Вера втягивала сладкий продукт, её скулы сексуально выделялись, как при минете. Её глаза с нахмуренными бровями так злобно смотрели на него с такого ракурса, что Паша чуть ли не пустил слюни, кровь сразу начала поступать куда-то вниз, а его отвисшая челюсть уже от возбуждения превратилась в радостную ухмылку. Её голова ещё так двигалась, будто вместо сгущенки был действительно его член…
— Ну Вера даёт! — высказался Коля и сам завороженно с огромными глазами смотрел на неё, развалившись на парте.
Когда Вера увидела ухмылку на лице Паши, её и так большие глаза уже распахнулись, и она очень хотела отлипнуть от сгущёнки, но не могла: Паша всё ещё жал на «дой-пак», уже даже не специально, а задумавшись о тщательно работающих губах Веры и о её красивых глазах…
— М-м-м! — уже начала пытаться вывести из транса Пашу Вера, злобно промычав.
— Галльярд блин, хватит! — наконец-то его стукнула ладонью по руке Полина.
Вернувшись без шапки и увидев такую картину, Илья встал в шоке на месте. Теперь он понял, что чувствовал Артём… Ну, не совсем… Он разгорячился, смотря, как Вера жадно сосёт губами.
— Пашок, у тя уж встал, — хихикая, заметила Саша.
Возбуждённо вздохнув, Паша, смущённый, наконец-то убрал сгущенку от Веры, немного капнув даже на пол. Он, с глазами по пять копеек, но довольной ухмылкой, смотрел на изумленную Веру. Она даже не вырывалась, потому что сама отходила от шока.
— Нормально так! — засмеялся Коля.
Всё ещё разгоряченный, Паша, когда сердце перестало так быстро биться, наклонился к лицу Веры всё с такими же огромными глазами, и всё ещё не понимающими, что только что произошло, решил показать себя с самой крутой стороны и, так как он заметил у неё каплю сгущёнки на нижней губе, он медленно провёл по ней, от чего у неё мурашки пробежались по коже, а электрический ток — внутри, и затем сексуально облизал палец. Он, конечно, подумал сначала, когда проводил по губе, дать ей облизать, но не хотел её все-таки пугать, да и можно было показать себя с лучшей стороны. Тем более, на языке он почувствовал сладкий вкус не только сгущёнки, но ещё и губ Веры.
— Хуя-я-я, а-ха-ха! — оценил Ваня, даже ослабив хватку.
Выпрямившись, Паша всё ещё самодовольно не отрывал взгляд от неё. И тут, отведя взгляд, Вера наконец-то поняла, отойдя от шока, что произошло, и её охватила злостная ярость, а кровь закипела уже не от возбуждения, а от злости.
— Блять, Галльярд! — сообразила наконец-то она, резко встала и забрала сгущенку из его рук. Теперь его глаза округлились, он даже моргнул пару раз от такой резкости. В голове сразу появилась мысль: «что я сделал не так?» — Сука, щас ты станешь отныне СперМанским!
И не успел он хоть что-то понять, как она остаток сгущёнки вылила на его лицо, чуть ли прыгая от злости.
— На тебе! — рычала она. — Нет, ты даже не Сперманский, потому что даже не достоин моей искажённой фамилии! Ты просто Спермов!
— А-ХА-ХА! — засмеялась громче всех компания Паши и Илья.
И кинув на стол сгущёнку, она села на место, скрестив руки. Всё ещё в шоке и с распахнутым ртом, Паша смотрел на неё. Член тут же упал и тоже недоумевал, как и его хозяин.
Только кто-то что-то хотел ещё добавить, как в кабинет вошла Зоя Хасановна.
— Извините, дети… — начала она, но посмотрела на класс, где были Галльярд — его лицо непонятно в чем, удивлённый Илья прямо перед первой партой, Коля, развалившийся на парте, и даже Полина рядом с Пашей. Учительница недоумевающе спросила: — Что у вас происходит?
— Галльярд получил серебро на лицо, которое заслужил, — усмехнулась злорадно даже Полина.
— Он стал теперь Спермовым, — вдруг ответила злостно Вера учительнице, как вдруг она поняла, что сказала это Хановой, тут же смущённо посмотрела на неё.
— Блин, а где нам теперь брать сгущёнку? Она теперь вся в животе Сперанской и на лице Галльярда! — возмутилась Оля, садясь за свою парту.
— Я откуда знаю?! — всё не могла угомониться Вера. — Я уже купила, вот, что произошло! — она указала на Пашу. — Да обойдемся без сгущёнки уже, я второй раз не пойду!
— Так, дети, тихо! — попросила Зоя. — Давайте вы мне сейчас всё объясните спокойно, а ты, Галльярд, иди умойся!
Паша уже хотел, в шоке, сесть, всё ещё не отойдя, но Ханова вывела его из транса.
— А, да, точно… — отрешённо ответил он и пошёл в туалет.
До сих пор не соображавший, Паша пришел в первый попавшийся сортир и обнаружил там сидящую на полу рядом с батареей Аню, задумавшуюся о чём-то и обнимавшую шапку Артёма. Заметив Галльярда, она испугалась, её сердце пропустило бешеный удар, и тут же кинула шапку в сторону.
— Ты че тут обнимаешься с его шапкой? — усмехнулся Паша, наконец отойдя от того, что произошло.
— Да я это… охраняла её от Ершова, — соврала она и тут же решила перевести тему: — А ты в чем весь? На тебя Вано наконец-то кончил?
— Не, Сперманская, если можно вообще это так назвать, — с усмешкой ответил он и, подойдя к раковине, включил воду. — Хотя ща, я хотя бы еще попробую… — Паша начал пальцем с лица её снимать и слизывать с него. — Бля, ладно, сначала слижу, а что останется — смою.
— Так а как так получилось?
— Я хотел доказать ей, что она Сперманская, она пососала в итоге прямо на моих глазах сгущёнку, а потом я стал Сперманским.
— А-ха-ха! — посмеялась Аня. А потом добавила вопрос: — А там Ханова пришла уже?
— Да, она охуела, увидев меня такого.
— Бля, куда мне спрятать шапку, чтобы Арлеев её не нашёл? — думала она, смотря на себя и схватив снова шапку.
— Она тебе так понравилась? Или хочешь её обнимать еще и дома? — с ухмылкой спросил Паша.
— Нет, блять, Галльярд, ты че, ебанутый? Я хочу, чтобы он замёрз и заболел, — волнуясь, ответила она. — Лан, запихну себе в штаны, застегну куртку, чтобы никто не увидел, и буду ходить так типа.
— Неплохо-неплохо.
Она сделала так, как запланировала и, встав, сказала напоследок:
— Ты короче там как закончишь — приходи, а можешь вообще проебать, мало ли тя Сперманская реально обкончает.
— Я бы был не против, на самом деле, как и ты была бы не против, если бы это сделал тебе Арлеев.
Аня разъярённо показала ему фак и удалилась из туалета. Наверное, это был женский, но Паше было плевать, и он, когда слизал всю сгущёнку, умылся и пошёл обратно. На удивление, он ни на кого не наткнулся, с кем бы он мог пообжиматься здесь. «Был бы здесь вместо меня Киров — ему бы точно повезло», — подумал напоследок Паша и ушёл в кабинет.
В каком-то плане он завидовал Ивану, что у него было так много поклонниц. Ведь Паша понимал, если бы у него секс был с такой же периодичностью, как и у Вани, то у него бы так не встало от того, что Вера сосала просто сгущёнку на его глазах. Все-таки тот факт, что у него не было аж всё лето, давал о себе знать.
Тем не менее, он был всё равно и рад за своего друга и не ненавидел его за свою успешность среди женщин, как, например, Борисова. Он вообще всегда думал о своих друзьях только в хорошем ключе. Даже в каком-то смысле он был рад и за влюблённую Аню, которая всячески отрицала свою заинтересованность в Арлееве.
— Галльярд! — как только он вошёл, крикнула ему Ханова.
— Че? Я умывался, — удивился он, проходя на место.
— Стой! — но он не послушался и всё равно сел. Она тяжело вздохнула и продолжила: — Ты вообще нормальный, Галльярд? Ты что вообще творишь?! Как ты мог вообще додуматься, чтобы облить Веру сгущёнкой?!
— Ты бы знал, — начал Ваня с ухмылкой шептать другу, — с каким тут восхищением пацаны говорили о том, как Вера сосала эту сгущёнку… Мне кажется, её щеки сгорели.
— Представляю, — усмехнулся шёпотом Паша.
— Галльярд!!! Ты вообще слышишь, что я говорю?! — всё не унималась Ханова.
— Да слышу-слышу я! Да я просто хотел доказать происхождение её фамилии!
— Да неужели? А сам по итогу стал Сперманским! — подколола его Ханова, и весь класс засмеялся, кроме него самого. — Теперь ты купи девочкам сгущёнку!
— У меня бабок нет, я всё на сиги потратил! — возмутился Паша.
— Молодец, что я могу сказать! Лучше бы на эти деньги купил себе еду! Я не знаю, где ты их возьмёшь, но ты должен купить!
— Да ладно, не надо, — отмахнулась Полина, с отвращением взглянув на Пашу, но, видимо, вспомнив про его ситуацию в семье. — Возьмём сметану из столовой.
— Да фу, она ужасная! — возмутилась Оля.
— Не, если мне дадут деньги, я куплю сгущёнку! — решил все-таки пойти на уступок Паша.
— Я тебе дам, — все-таки пошла на уступок и Полина. Но Паша как всегда:
— Что ты мне дашь? — с ухмылкой спросил он.
— Галльярд блин, я щас передумаю и заставлю тебя покупать на свои деньги! — огрызнулась она.
Паша цыкнул и закатил глаза на её ответ.
— Ладно, всё, решили! Но чтобы впредь такого не повторялось! И, девочки, советую их не угощать сырниками, пускай скажут спасибо Галльярду!
— Мы и так не собирались, особенно из-за него и его компании, — снова съязвила Полина.
— Хорошо, ладно… Давайте начнём урок уже, потому что тема в этом году достаточно сложная — генетика…
Паша не собирался слушать Ханову, ведь, тем более, биология его никогда не интересовала (хотя что его вообще интересовало в школе, кроме времяпровождения с друзьями?), в отличие от Ильи, который внимательно слушал Зою и даже задавал интересующие вопросы. Вместо этого Паша сначала прожигал дыру на спине Полины, а потом абсолютно ушёл в свои мысли, смотря вроде на доску, но на самом деле куда-то сквозь неё… в свои воспоминания…
Вслед за мечтами
Куда-то туда
Где мы снова играем
Играем с тобой
Будто бы в детстве
Поздней весной
Снова за руки, вместе
© Три Дня Дождя — Отпускай
Когда-то они с Полиной были не разлей вода. Всё как-то завязалось с самого первого класса, когда рассадка ещё ограничивалось мальчиком-девочкой. Их посадили из-за этого вместе. Сначала он дико бесил Полину, дергая её постоянно за хвостики и как-то подшучивая, но потом её мама объяснила ей, что это значит, что ты нравишься мальчику, и она решила приглядеться к нему.
Она и вправду ему нравилась с самого первого дня, как их посадили вместе. Её милая внешность, приятный и спокойный характер, который был полной противоположностью вспыльчивого и неугомонного Паши, манил его, хоть он сам ещё и не очень это осознавал. И когда после слов мамы, Полина даже начала проявлять к нему интерес, он воодушевился и даже своровал для неё линейку с My Little Pony из магазина, благополучно подарив Полине её на следующий день, что несказанно обрадовало девочку, хоть она и не знала предыстории…
Дети даже начали встречаться в классе четвёртом, но быстро расстались из-за какой-то ерунды в силу возраста. Но воспринимали это достаточно серьёзно: первый раз даже поцеловались именно тогда, хоть мало что знали тогда о взрослых поцелуях — приходилось гуглить.
Галльярд до сих помнил, как, будучи малым, первый раз прижал её к стене, опершись рукой о неё, и думающий, что выглядит круто, притянулся резко к её губам, не отрываясь от неё очень долго. Интересно, помнит ли она об этом?..
После расставания они сначала не общались, дня два, а потом снова начали, только уже как друзья, хоть их и тянуло друг другу, как магнитом. Они были совершенно разные, из разных семей, хоть оба и не богатые, но так не чаяли души друг в друге. У Паши даже был смысл приходить в школу — лишь бы пообщаться с ней.
Он часто жаловался на свою семью, но просил не говорить ничего никому, и она хранила это всё, как самый большой секрет, и, кажется, до сих пор хранит.
Но потом он связался с той самой компанией, и уже стал реже приходить в школу, да и компания Полины ему перестала быть так интересна. Она волновалась за него, пыталась звонить, но отвечал он пьяный, говорил лишь, что скучает и бросал трубку. Она знала, что это не так, но всё ещё ждала…
И вот, наконец-то седьмой класс, когда он остепенился. Он начал общаться не только с Кировым и его друзьями, но и пригласил туда Полину, с которой он сидел, обжимался и снова его чувства начали заново зарождаться в сердце, с новой силой и с новыми желаниями. Киров, к счастью, сидел не один, у него был тогда ещё друг Марк, который позже в восьмом классе перевёлся в другую школу. Но Паша пока не собирался отсаживаться от Полины, потому что…
Она наконец-то приняла его ухаживания, в её сердце тоже горел огонь, но она сомневалась встречаться с таким, как он, потому что мама говорила, что с ним опасно. Но её чувства за год стали слишком сильны, и она не могла удержаться от очередного поцелуя, уже около её подъезда в один прекрасный вечер, где он встал так же, как и тогда в четвёртом классе, но уже целовал по-настоящему… а она уже прижимала его всё сильнее и сильнее…
Но торопить события она не хотела и всячески его опрокидывала с сексом. Хоть в его голове уже играли гормоны, он старался относиться к этому с пониманием, хоть всячески и прижимал её к кровати поцелуями, стараясь залезть руками в трусы и доставить ей удовольствие, которое он знал, как она хотела…
Он уже не мог терпеть, и буквально за несколько дней до решения Полины, ему написала его старая знакомая Лена, которая лежала в больнице от очередной передозировки спидами. Паша, как истинный джентльмен, побежал к ней, отменив встречу с Полиной.
Так получилось, что она его снова потянула к себе, и на больничной койке они снова отдались страсти. Паша не смог удержаться, тем более, ему так уже хотелось, а ежедневная мастурбация по несколько раз никак не спасала.
Конечно, Полине он об этом не сказал. И уже через несколько дней и она наконец-то, со свечами в своей квартире и попросив маму поехать на дачу и набрать помидоров, позвала Пашу и отдалась ему. И такого он на самом деле он никогда не чувствовал, как с ней… Ни один секс с Леной не сравнился бы с сексом с ней, потому что он был с реальной любовью. Он
хотел прижимать её сильнее, хотел быть ближе, хотел быть глубже и целовать каждый миллиметр её тела, лишь бы она никуда от него не ходила…
И последующие разы дарили ему такое же счастье, такую радость, которой он никогда не испытывал за свою жизнь. Она была тем светом и сладостью в кромешной тьме его горькой жизни.
И всё бы, может, и было хорошо, если бы Лена в очередной раз не появилась, уже живая и здоровая. Именно когда он шёл с Полиной… То ли приревновав, то ли случайно ляпнув, Лена сказала про тот случай в больнице, и что это совсем недавно было, и Полина всё поняла…
Скандал. Горькие слезы. Крики: «Уйди от меня!». Отталкивание. Всё то, с чем столкнулся Паша, сколько не пытался объясниться. Он пожалел об этой измене сто раз и сто раз пытался извиниться. Но разбитое сердце не склеишь уже извинениями…
Он бы хотел вернуться и всё исправить, но это уже невозможно. И её растущую ненависть к нему уже никак нельзя было остановить. Оставалось до конца девятого класса смотреть на неё и понимать, что больше никогда не поцелует те самые любимые губы.
Но что он мог сделать? Он был слишком молод и ещё не понимал, что творит… Как бы он не пытался, уже ничего не исправить, и единственный выход был — отпустить.
В столовой, как всегда по предложению Ани, они снова втроём пересели к столу Ильи и издевались над ними по очереди.
— Аня, ну где моя шапка? Отдай, пожалуйста, уже, мне её дедушка подарил… — умолял Артём.
— Ой, бля-я-ять… Да на! — она достала наконец-то её из штанов. — Заебал уже со своим дедушкой!
— Ну наконец-то, — вздохнул облегченно Илья.
В это время Вера решила достать проводные наушники и послушать музыку, потому что к ней пристала одна песня.
— Че слушаешь? — тут же поинтересовался Галльярд, когда она включила на телефоне песню.
— Тебе такое не понравится, — скривила губы она.
— А почему проводные? Это же уже не круто! — встрял Иван.
— Там хуже вообще-то воспроизведение, — начал Илья, — потому что у беспроводных именно с помощью телефона…
— Ой, блять, харэ занудствовать, как Арлеев, — заткнул его Киров.
Илья только успел взглянуть на него ненавистным взглядом, как его позвала Вера:
— Смотри! — она показала ему телефон. Там проигрывалась песня Motionless in White — Werewolf. — Хоть альбом и вышел в июне, но я до сих пор без конца слушаю эту песню, и ещё «Porcelain»!
— Да, я тоже! — восхищённо сказал Илья. — Они ещё так повязаны друг с другом. Ведь «Werewolf» — о его тёмной личности, которая злее и страшнее, которая просыпается ночью, а в «Porcelain» он жалеет обо всём по сути, что натворил, как другая его личность.
— Да-а-а, и типа он называет ту личность «Werewolf», потому что фанат всяких хоррор-фильмов!
— Понятно, что-то на рокерском, — отмахнулся от них Паша.
И всё было как обычно до тех пор, пока к ним не подошёл Левин…
— Эй, вы, — грубо позвал он их.
Испуганный Илья сразу встал с места и выпалил:
— Здравствуйте, Леонид Аркадьевич! Полина и остальные уже рисуют плакат!
— Сядь, солдат, я не по этому поводу, — огрызнулся Левин. — Я по поводу вашей формы, на которую неоднократно жалуются учителя и говорят, что вы приходите, в чем хотите.
— А мы что, роботы, чтобы ходить во всём одинаковом? — сразу возмутилась Вера.
— Никто вас не заставляет ходить в одинаковом, дурында. Главное, соблюдать дресс-код и ходить в чём-то более приличном, а не с футболками Металлики и прочих. Или же, как некоторые, — он посмотрел на Пашу, — будто у вас каждый день физкультура. Или вы так хотите этого?
— Не, мы и так бегаем каждый день!.. — откликнулся Паша и добавил: — В ларёк за десять минут до закрытия!
Его компания рассмеялась.
— Хорошо, если вы не слушаетесь меня, то, может, объявление директора на главном стенде на вас повлияет?
— Какое объявление? — удивился Ваня.
— Пойдёмте, посмотрим. И возьмите с собой Колю, Иру и Сашу, которая одевается так, будто каждый день в клуб ходит.
— А Романова почти так же одевается вообще-то! — встала на её защиту Вера.
— Вы лучше радуетесь, что эта дура — не наша головная боль, — бросил Левин и пошёл к стенду, и вся компания за ним.
Подойдя к стенду, они увидели наклеенный на скотч листок с надписью: «КТО ЗАВТРА ПРИДЁТ НЕ ПО ФОРМЕ, ТОМУ ОТРЕЖУТ ГОЛОВУ НА ВИДУ У ВСЕХ (И ПОСТАВЯТ ДВА ПО МАТЕМАТИКЕ)».
Все в шоке посмотрели на неё, стоя рядом с Левиным. Тут Артём решил высказаться:
— Н-но… это же ваш почерк…
— Арлеев, с чего ты взял? — огрызнулся Левин. — И вообще, зачем ты пошёл, если у тебя всё и так нормально с формой, кроме дурацкой шапки в руках? — Аня усмехнулась на это.
— Да не, это ваш почерк, вы мне так же неровно двойки рисуете, — усмехнулся Ваня.
— Если это даже написал я, не значит, что я так не сделаю с вами. Уважение должно к учителям быть хоть какое-то! Свои спортивные формы оставьте на физкультуру или на выход после школы.
Тут проходила мимо Зоя Хасановна, и увидев столпившихся учеников вместе с Леонидом, подошла к стенду, ужаснувшись:
— Лёня! Зачем ты это написал?! — она сорвала бумажку.
— А что, если эти дурачки по-другому не понимают? — съязвил Левин.
— А если бы это увидел кто-то другой? Пятиклассники, например! Они же бы забоялись и ходили бы, как облупленные!
— Ну пускай, зато в форме ходили бы.
— Лёня! Не своевольничай, пожалуйста! — и тут она повернулась к ученикам. — Но вы тоже, пожалуйста, надевайте что-то приличное в школу. Многие учителя жалуются на вас. Мы, может, тоже хотим ходить в футболках с любимым группами, но мы же не будем это делать, потому что это неприлично надевать на работу. И вы будьте повзрослее и…
— Всё, хватит твоей проповеди, — встрял Левин. — Иди там рассматривай инфузорий туфелек или учеников, что в принципе одно и то же.
— Лёня! — возмущённо изрекла она, бросила на него осуждающий взгляд и удалилась.
— В общем, — он повернулся к ученикам обратно, — если завтра придете не по форме, то я вам не только двойки поставлю, но и выкину с веранды школы пинком под зад. И я не шучу. Ясно вам всем?
— Ладно, — грустно вздохнули все, кроме Паши.
— А теперь пошли отсюда и не тратьте больше моё время, — сказал учитель. И почти все ушли. Левин хотел уйти, как…
— Леонид Аркадьевич, — виновато позвал его Паша, — у меня проблема…
— Какая, Галльярд? — тяжело вздохнул учитель, остановившись.
— У меня нет других вещей, кроме спортивных. Из всех остальных я уж вырос.
— Ну так купи другую, в чем проблема? Или у родителей попроси.
— У меня нет денег… И у них явно тоже, да они бы и не дали… — с тяжестью в груди признался еле-еле Паша.
Леонид Аркадьевич, смотря на реакцию ученика, задумался и понял, что сказал лишнего. Он виновато опустил взгляд, но потом снова посмотрел на Пашу и сказал:
— Если я дам тебе денег, ты себе явно что-то другое купишь, верно?
— Ну-у… — немного смутившись и почесав затылок, протянул Паша.
— А возиться с тобой у меня времени нет. Даже не знаю… Я бы мог притащить тебе свои вещи, но не думаю, что они тебе по размеру. Немного, но ты меня выше.
— Ну вообще-то на сантиметров 15!
— Не груби, а то я тебе ноги подрежу и будешь моего роста, — огрызнулся Левин.
— Ну ладно, мы в принципе можем попробовать, может, чё-то смогу натянуть…
Всё это подслушала Вера, которая со своей компанией отошла далеко. И она знала, что она могла помочь, но долго гадала, стоит ли помогать Галльярду…
Но тяжело вздохнув, понимая, что у него какая-то тяжёлая ситуация, она все-таки подошла к учителю с Пашей и сказала:
— Стойте, я могу помочь!
— Как же? — удивился Паша.
— Дело в том, что у меня остались вещи, когда мой старший брат был худым. И в принципе они могли бы подойти Галльярду. Там были какие-то рубашки, брюки, всё такое. Может, могут сойти.
— Сперанская, ты удивляешь, — восхитился спокойным голосом Левин. — Ну вот, Галльярд, мы нашли твоё решение проблемы. Я на всякий случай, конечно, что-то у себя поищу, но пускай тебе Сперанская принесёт завтра, померишь.
— Хорошо, — с опущенным взглядом от стыда сказал Паша. Ему было стыдно просить одежду у других людей, но он понимал, что другого выбора не было.
— Всё тогда, я пошёл, вы уже и так достаточно отняли моего времени, — выкинул Левин и оставил их вдвоём.
— Спасибо… большое… — еле-еле выговорил Паша, посмотрев виновато на Веру.
— Да не за что, — бросив эти слова, Вера хотела уйти, как вдруг он остановил её за руку, заставив обернуться.
— Ты уж извини, если это… чем-то обидел. Но ты просто пиздец сексуально сосала, — ухмыльнулся он.
Девушка еле-еле сдержала улыбку от его лестных слов и выпалила, выдернув руку:
— Ты дурак, Галльярд, — и тут же удалилась к своей компанией.
Паша проводил её взглядом и задумался: как до такого могло дойти, что теперь ему должны будут одалживать одежду… И самое главное, почему Максим теперь ходит в абсолютно обычной, даже новой… Где он берёт её, черт возьми?
И вот, как раз его брат проходил мимо с Борисовым и остальной компанией, в новой чёрной рубашке, которую Паша не заметил с утра, и каких-то новых тёмно-синих брюках. Паша взглянул с ненавистью на Борисова: этому как-то он способствует?! Но как?! Взял его в рабство?!
Всё больше разгоралась ненависть в сердце Паши. Неужели, чтобы хоть как-то выжить, нужно как-то вылизывать ботинки этим богачам? Неужели нет другого выхода?! Где же гребаная справедливость?!
Страх — вот, что пряталось в глубине души Паши, но на самом деле раздирало изнутри, когда он возвращался домой после очередных посиделок на лавочке с пивом вместе с его друзьями. Лишь крохотная надежда успокаивала — родители уже, возможно, спали. Только бы они уже спали…
Старый ободранный подъезд, чьи стены были уже обблеваны когда-то, и не только им, но и неблагополучными соседями. Тёмный лифт с обклеенными рекламой стенами и жвачкой — чуть выше, и где нужно нажать на кнопку этажа чуть более жёстко, чем в обычных домах. Этот грёбаный звук подъёма старого лифта, который хоть как-то заглушал тарабанящий звук прямо из сердца. От привычного страха.
Около старой железной двери, он услышал, кажется, из своей двери чьи-то крики. Видимо, они все-таки не спали… Но может, это соседи? Ладно, плевать, он сможет, если что, ответить отцу! Паша быстро повернул ключи в замке, и вот, он уже тут и слышал:
— Куда ты просрала все деньги, тварь?! Отвечай! — громкий голос отца выворачивал на изнанку.
— На твои же посиделки они все и ушли блять! Как ты не можешь понять этого?! — так же громогласно орала мать, пока Паша разувался.
— Мне нужны деньги, слышишь меня! — послышалось, что он взял её за одежду и тряс. — Слышишь, блять?! Где они? Где?!
— В пизде! — крикнула она ему в ответ и звук шлепка по лицу раздался на всю квартиру.
И этот удар отразился и в груди Паши. Он. Ударил. Мать. За деньги. За ебаную бутылку водки. СУКА!
Ненависть разгорелась внутри Галльярда младшего, и она закипала в крови, кулаки сжались, а зубы заскрипели. Он, бросив рюкзак куда-то в сторону, резко поплелся на кухню, где увидел, как мать, державшаяся за щеки, с распахнутыми глазами и со страхом смотрела на отца, чьи кулаки уже до сих пор были сжаты. Паша будто прочувствовал её боль на себе, даже его щеки обе загорелись. Хотя, может, и от непреодолимой злости.
Из-за опьянения, отец даже не услышал, как вошёл его сын…
— АХ ТЫ Ж СУКА! — заорал Паша.
И только отец успел обернуться с непонимающим взглядом, как тот замахнулся и ударил его по лицу.
— НА НАХУЙ! — и ещё удар. — НА БЛЯТЬ! — и ещё. — НЕ СМЕЙ БЛЯТЬ… — удар под дых коленом. — БИТЬ… — и тут же рукой он так толкнул его голову, что она врезалась прямо в стол. — МАТЬ!
Удивлённый и в то же время злой отец, из чьего носа и рта уже подтекала кровь, схватился за стул, чтобы совсем не упасть, и развернулся к сыну лицом. Паша взглянул на маму, которая с ужасом смотрела на всё это. Она отрицательно покачала головой…
Что?! Не надо было бить?! А чего, терпеть этого ублюдка?!
— Ну ты и ебаное отродье… — сквозь зубы процедил отец…
И тут же попытался замахнуться с медленной реакцией от опьянения, но Паша успел отскочить. Он же мог и убить их всех, и сын только сейчас об этом задумался… В горле пересохло.
— Неблагодарная ты тварь, иди сюда! — прорычал отец и, чуть ли не подбежав, все-таки ударил его по лицу.
— Ебаная пьяная морда! — когда его отец снова замахнулся, он всё же смог перехватить руку. И вторую. И со всей силы держал их, стараясь его отодвинуть от себя.
— Как ты посмел поднять руку на своего отца, ты, ушлепок?! Кем себя возомнил, а?! Я с лёгкостью могу перерезать тебя и твою мать, что родила такого выродка, как ты! — орал отец, пытаясь вырваться.
— Отец, хватит! — откуда не возьмись выкрикнул Максим, который появился внезапно на кухне. Он только вернулся откуда-то и, услышав крики на этаже, сразу побежал в квартиру.
— А ты вообще заткнись, хуйло! Что ты блять творишь, — Максим пытался оттащить огромную тушу отца от Паши, — твой брат должен получить по заслугам! Неблагодарное отродье!
— Да ты сука сам заслуживаешь смерти! — рыкнул Паша, всё ещё держа за запястья отца. Сыпались искры из его глаз от злости.
— Пожалуйста, прекратите! — просил Максим. — Отец, Паша не подумал, он просто…
— Он ударил мать! — рявкнул Паша.
— Паша, ты не должен был вмешиваться… — тихим голосом со всхлипом сказала мать.
Максиму все-таки удалось оттащить отца так, что тот чуть задним ходом не врезался в стол. Паша с удивленными глазами, но всё ещё сдвинутыми бровями от возрастающей злости посмотрел на мать.
— В смысле блять не должен?! В смысле блять…
— ВАЛИ ОТСЮДА НАХУЙ! — проорал на него отец. — ЕЩЁ ОДНО СЛОВО, И Я ТЕБЯ НАХУЙ ПРИРЕЖУ!
— Может, не надо… Он просто не подумал… — сглотнул Максим и взволнованно посмотрел на брата. Но тот даже не повёл взглядом и выкрикнул:
— Да с удовольствием! Не хочу находиться в семье ебанутых!
И он быстрым шагом пошёл на выход, напоследок якобы случайно толкнув плечом Максима, чье сердце как раз-таки разрывалось от боли за брата… Он понимал, как хочется ответить отцу, заткнуть его, побороть, но это было невозможно, и он уже это понимал…
Паша, закинув портфель на плечо, быстрее ушёл из квартиры, услышав только как Максим на лестничной площадке крикнул ему: «Стой, Паша», но он не хотел останавливаться. Он не хотел оставаться ни с кем из них, они все ему было противны. Что отец, которого даже отцом нельзя было назвать — лишь монстром. Что мать, которая готова была терпеть пьянки, побои отца из-за своей конченой любви. Что брат, который его предал и вечно пытавшийся остановить. Все они — дерьмо. Пытаешься защитить мать, которая дала тебе жизнь, но потом понимаешь, что ей это к чёрту не надо. Пытаешься заткнуть отца, но это было невозможно. Будто это всё был поезд, который никак не останавливался и летел прямо в пропасть, соскочить с него никак было нельзя, хоть он и так летел навстречу смерти. И ты думаешь, какой способ смерти лучше: попробовать все-таки выйти и разбиться так, или летя прямо в пропасть в этом гребаном поезде?
Сегодня Паша выбрал разбиться самому. Он сам не помнил, погружённый в свои мысли о ненависти, как он дошёл до подъезда, где была давно взломана дверь, и где был удобный диван, где-то на пятом этаже. К счастью, сегодня там не оказалось ни единого бомжа, и он мог спокойно переночевать здесь. Паша не хотел никому писать, просить о помощи и рассказывать, что случилось. Обида и злость разъедали изнутри, как яд, но он не хотел никому больше давать этого яда, потому что никто его не примет, считал он.
И поэтому он остался тут, на этом некомфортном старом и сломанном диване. Но выбора не было. Может быть, завтра он придумает что-то получше, а пока он не видел лучшего выхода. Да и в принципе не так уж тут было и плохо, хоть и вонь старья на весь подъезд выводила поначалу, но потом можно было привыкнуть. Особенно, с бутылкой пива в руках, которая осталась в его рюкзаке. Единственная проблема была в том, что зарядки телефона не хватит на полночи, ведь он знал, что не уснёт так быстро.
Нужно было себя вымотать видеоклипами из TikTok'a и Instagram'a до такого состояния, что не осталось бы сил на что-то большее.
В Tiktok'e, к сожалению, не было смешных видеоклипов, которыми можно было отвлечься, поэтому он, попивая пиво, стал смотреть в Instagram'e ленту, где были красивые девушки и…
Тут он наткнулся на новую фотографию Веры с подписью из какой-то очередной рок-песни. На ней она находилась на какой-то крыше, вроде бы своей, развернувшись в пол-оборота и выпятив задницу в кожаных штанах. Паша впервые слабо улыбнулся за этот вечер и, тапнув два раза на фото, тем самым, поставив лайк, приблизил сначала на задницу, а потом на её накрашенное лицо. Черт, а она была красива, хоть этот макияж и портил её большие глаза, ведь они были и так большими, зачем их нужно было ещё подчёркивать, Паша не понимал.
Последний раз посмотрев на неплохую задницу, он все-таки решил написать комментарий:
galliard_pizdat: Классная жопа, Сперманская)
Чуть ли не через секунду она ответила:
vera_speranskaya: Да иди ты, Галльярд
И ее такой ответ даже заставил улыбнуться его. Ей понравился его комментарий, однозначно — думал Паша. И это будто согревало его израненную душу, хотя он даже не понимал, почему…
Напоследок он зашёл на профиль Веры, посмотрел её последние фотографии, где она была на районе или у себя дома рядом с занавеской в различных милых позах, с игривыми взглядами, будто на него. Но телефон все-таки разрядился, разорвавшись от сообщений Максима и звонков от него. Паша, конечно же, не отвечал, сидя в Instagram'e, но его знатно раздражало, что Макс не давал ему спокойно смотреть видео и фото. Почему он вообще волнуется — Паша не понимал.
Бросив мёртвый смартфон в портфель, он разложился на неудобный диван и попытался уснуть. Диван был жёсткий, было немного прохладно, а мысли всё же было невозможно отогнать от себя, и он понимал, что ему как-то нужно было отвлечься, подумать о другом.
И вот, вспомнив фотографии Веры, он всё-таки провалился в мир грёз.
