Партитура

Список был очень длинным, на двух листах. Этот неприятный факт бросился Росио в глаза первым делом. Напротив каждого пункта стояли цифры от одного до пяти; после некоторых из них следовали комментарии, написанные аккуратным почерком Ойгена. Под ребрами потеплело: даже почерк у этого человека был идеальным! Однако список все еще был чудовищно длинным. Росио начинал осознавать, на что именно согласился. В фантазиях все казалось куда проще и непринужденнее, но отступать было не в его правилах. — Ты уверен, что это действительно необходимо? — уточнил Росио, бросив на Ойгена быстрый игривый взгляд. — Мне казалось, мы… понимаем друг друга и без этого. Они сидели на диване в гостиной, совсем близко, и к серьезному разговору такая позиция не слишком располагала. Не располагала бы кого угодно, только не Ойгена. Увы, Ойген остался до обидного невозмутим и совершенно безжалостен. — Это сработало один раз и не должно становиться системой. Ты понимаешь меня? Если мы хотим попробовать всерьез, необходимо сделать все правильно. В этом списке далеко не все возможные практики, но предлагаю начать с малого. Я ставил свои оценки с позиции верхнего. Я верно понял, что позиция нижнего тебя устраивает? Росио кивнул. Он считал себя достаточно раскрепощенным человеком, но этот вопрос смутил. Не исключено, впрочем, что смутил в первую очередь спокойный тон, которым он был задан. — У меня ощущение, что я на допросе. Или на экзамене, — пробомотал Росио, снова посмотрев в список. — Тебе нравится это ощущение? — спросил Ойген так, будто разговор шел о погоде. Росио задумался — и понял, что, кажется, и правда нравится. Дело было не в списке, с которым еще предстояло разобраться, а то, что Ойген составил его. Постарался-для-Росио. Это снова доказывало, что ему не все равно. Ойген явно ждал ответа, и пришлось честно сказать: — Нравится. — В таком случае мы продолжим. Читай, я оставлю тебя одного. — Нет, не уходи! — это детское восклицание сорвалось само собой. — Ты мне не мешаешь, серьезно. — Как скажешь. Если что-то непонятно, задавай вопросы. Росио кивнул. На первый взгляд ни одна из практик не вызывала протеста. Разного рода ограничения подвижности, порка с применениями девайсов и рукой… А вот идея с кляпом Росио чем-то не понравилась. Как и вербальные оскорбления. Ойген нарочно уставился в телефон, однако Росио чувствовал: он напряжен, он ждет, хоть и притворяется равнодушным. Возник соблазн отбросить список куда подальше, придвинуться вплотную и обнять, а потом… Росио оборвал себя. Такие мысли не способствовали концентрации внимания. — У тебя большой опыт, кажется, — отметил Росио, оценив написанные со знанием дела комментарии. — Не слишком большой, но достаточный. Сексуальных партнеров у меня было куда меньше, — сообщил Ойген, подняв взгляд от телефона. — Ты же понимаешь, что интимная связь вовсе не обязательна для такого рода практик? Когда я заинтересовался этим, у меня был... непростой период. Я рассматривал это как помощь, и самому себе, и тому, кто доверился мне, пусть и на время сессии. — Понимаю, — ответил Росио, вопреки сказанному ощущая себя несколько сбитым с толку. Он никогда бы не вступил в такие отношения с тем, в кого не был по-настоящему влюблен. — Ты ревнуешь? — уточнил Ойген. — Если тебе интересно, я могу объяснить подробнее. В его голосе слышалось приятное беспокойство. — Нет! — поспешно воскликнул Росио, хотя на самом деле, конечно же, ревновал к каждому, с кем Ойген когда-либо был. — То есть не ревную, и ты не обязан ничего объяснять. Просто… Я никогда не позволял такое, никому. Никому до тебя. Нужную боль я могу причинить себе сам. Порезать, придушить, ударить… Обычно я доверяю такое только себе. Так что в этом ты первый. Ойген не изменился в лице, однако его ноздри чуть дрогнули. Похоже, это «быть первым» заводило его. Отчаянно захотелось позволить Ойгену все, любой пункт из списка, но такую жертвенность он бы едва ли оценил. — А, кстати, ты только сверху? — поинтересовался Росио. — Это широкое понятие, — с готовностью ответил Ойген. — Я хотел узнать, что чувствуют нижние, и пробовал на себе то, что я делаю с другими. В этом имелось определенное удовольствие, однако причинять боль мне нравится больше. Против принимающей позиции в сексе я ничего не имею, если ты об этом. — Я… Обо всем, наверное, — ответил Росио и уставился в список, чтобы не смотреть в глаза. Его снова восхитило, с какой легкостью Ойген, при всем своем постоянстве и верности, рассказывал об опыте и предпочтениях — и то, как естественно он относился к этой сфере жизни. У Росио было совсем не так. Обычно, если он заходил с кем-то дальше поцелуев и дрочки, то предпочитал быть сверху. Наоборот хотелось, но подпустить к себе так близко… На это было непросто пойти. До Ойгена — непросто, а с ним все сложилось будто само собой. Если бы Росио был наивнее, он бы решил, что они предназначены друг другу неким высшим замыслом. Которого, разумеется, не существовало. — Не считай себя обязанным уступить мне, — Ойген не вполне верно истолковал его молчание. — Или делать то, что тебе не хочется. Мы можем в принципе с этим не спешить. Росио задумался. В самом деле, чего ему хотелось на самом деле? По-настоящему, не для кого-то? — А может… Может, попробуем по-другому? — начал Росио, не вполне уверенный, стоит ли такое предлагать. — Я знаю, что это наверняка не по правилам, но… Давай я просто скажу тебе, чего мне хотелось бы. А ты скажешь, подходит ли это тебе. — Это по правилам. Я тебя слушаю. Росио сделал вдох. — Я хочу, чтобы ты меня связал. Для начала. — Чем именно связал? — уточнил Ойген. — На твое усмотрение, у меня пока что нет предпочтений. — Только руки или ноги тоже? — Только руки, наверное. Ладони вспотели от волнения, но этот разговор был не зря: Росио чувствовал, как нужные слова сами приходят к нему, а Ойген понимает их так, как нужно. — Хорошо, только руки. Дальше? — Дальше… — Росио замолчал. Это была стыдная, унизительная фантазия, но избавиться от нее не выходило уже давно. Наверное, настал момент попробовать ее воплотить. — Я хочу, чтобы ты ударил меня по лицу. А потом отшлепал по заднице ладонью. — Принято, — сказал Ойген после короткой паузы. — Выбери стоп-слово. — А мне обязательно… — Да. С таким властным «да» спорить не хотелось. Росио сглотнул. Разговор из важного, но неловкого постепенно становился до неловкого возбуждающим. — Хорошо, пусть будет «Алвасете». Ойген кивнул и внимательно посмотрел Росио в глаза. — Моим будет «море». Они зацепились взглядами; не удержавшись, Росио отложил список на низкий столик и придвинулся ближе. Хотелось сидеть и смотреть на друг друга вечность — и целоваться тоже хотелось. От уверенного жеста, которым Ойген взял его ладонь в свою и переплел пальцы, стало жарко. Этот момент было важно удержать в памяти, удержать навсегда, чтобы вспоминать, когда собственные чувства покажется невзаимными, когда опять станет страшно. Решение пришло мгновенно. — Ударь меня по лицу, — прошептал Росио. — Сейчас. Пожалуйста. На лицо Ойгена набежала тень. — Уверен? — Да. Мне правда это нужно. Если ты тоже хочешь. Повисло давящее молчание; Ойген кивнул. Росио повернул голову вбок, послушно подставляя правую щеку. Через мгновение ее обожгла жгучая боль, несильная, но ослепительно яркая, до темноты перед глазами. Нужная. Внутри установился абсолютный покой: теперь Росио знал, что никогда не забудет этот вечер. — Ты в порядке? — голос Ойгена донесся будто издалека. Росио слабо кивнул. Ему хотелось задержаться в точке покоя подольше. — Какое стоп-слово? — Алвасете, — неохотно отозвался Росио. Приятный туман в голове рассеивался, и хотелось получить еще один удар. — Еще? — Да. — Повернись левой щекой. Росио подчинился, и боль, чуть более сильная, снова увлекла его в сладкую оторванность от реальности. На щеках наверняка горели красные пятна, и эта мысль показалась какой-то… сытой. Правильной. — Теперь снова правой, — раздался приказ, и Росио ни на миг не захотел ослушаться. Третья пощечина показалась слабее первых двух, она скорее ласкала и дразнила — и возвращала в реальность, где Ойген смотрел на него потемневшим, пробирающим до костей взглядом. — Еще, — попросил Росио. — Хватит, — отрезал Ойген. — Продолжим в спальне. Я хочу, чтобы ты шел сам. Справишься? — Справлюсь. Росио шагал вслед за Ойгеном как привязанный. Словно некая сила вела его, не давая отставать, и легкое головокружение почти не мешало. Могли они быть предназначенными друг другу? Могли, сейчас Росио знал это.

***

Спальня тонула в красноватом закатном свете. Росио лежал на постели лицом вниз и оттого не мог в полной мере оценить узел, которым его запястья привязали к спинке кровати. Это немного огорчало: наверняка там было на что посмотреть! Галстук, которым Ойген решил его связать, фиксировал руки достаточно плотно и в то же время не слишком пережимал. От этого наблюдения, от этой ненавязчивой заботы внутри потеплело. Подушка пахла Ойгеном. Росио прикрыл глаза: привычное возбуждение отозвалось в паху, даже несмотря на не слишком удобную позу. — Красивый галстук, кстати, — заметил Росио. — Тебе идет этот оттенок синего. — Ты много болтаешь, Росио, — ровно произнес Ойген. — Помолчи, пожалуйста. Я скажу, когда мне понадобится, чтобы ты заговорил. И лежи смирно. Не двигайся. Слышать голос, но не видеть лица заводило, и холодный приказ — тоже. Не двигаться становилось все сложнее: потереться членом о кровать хотелось до дрожи. Ойген тем временем запустил руки в волосы Росио и оттянул их, заставив вскинуть подбородок. — Слушай меня внимательно. Я ударю тебя десять раз. Больше ты сегодня не получишь. Какое твое стоп-слово? — Алвасете, — повторил Росио. — Молодец. От этой скупой похвалы возбуждение стало почти болезненным. Ойген отпустил волосы, позволив Росио безвольно упасть на подушку и сдернул с него домашние штаны вместе с бельем. — Я хочу, чтобы ты считал удары. Начинай. Первый шлепок ладони, довольно слабый, пришелся на правую ягодицу. Под ребрами мгновенно разлилось томное тепло. Хотелось большего, и поскорее. — Раз, — послушно сказал Росио, и его голос почти не дрогнул. Второй удар оказался болезненнее и жестче. Росио дернулся, и узел галстука впился в кожу. Это ощущение будто отдавалось прямиком в пах. Росио вдруг подумал, что Ойген наверняка заметил, как он возбужден… Эта мысль на миг толкнула к самой грани, но третий удар, хлесткий, по левой ягодице, не дал кончить. Росио считал, и с каждой произнесенной цифрой все сильнее растворялся в жгучих ощущениях, звонких звуках шлепков и мучительном возбуждении. Не было ни сомнений, ни обид, ни страхов, внутри было удивительно легко и цельно. Ойген явно знал, как бить так, чтобы боль гипнотизировала и подчиняла. Успокивала, возвращала сердце на место. Росио нарочно прогнулся так, чтобы галстук снова сдавил запястья — и хрипло застонал от удовольствия, стыдного и горячего. Он вдруг с абсолютной ясностью осознал, что кончит на десятом ударе. — Д-десять! Голос сорвался в крик, тело прошила волна удовольствия. Такой яркой разрядки Росио не испытывал, кажется, никогда в своей жизни. Постель была ужасно мокрой. Росио немного пришел в себя, лишь когда Ойген бережно отвязывал его руки — и немного устыдился своей бурной реакции. — Иди ко мне, — сказал Ойген, сев рядом на кровать. Его, кажется, нисколько не смущал тот факт, что его любовник кончил от боли. — Ты прекрасно справился. Как и всегда. От этих слов почему-то захотелось расплакаться. Шмыгнув носом и чувствуя себя при этом полным дураком, Росио приподнялся на локтях, неловко поднялся и подполз ближе, разрешая увлечь себя в объятия. Ойген гладил его по спине и по волосам, и эта ласка была красноречивее всяких слов. — Я уже дал понять, что не против, но мне хотелось бы заявить о своих намерениях открыто, — проговорил Ойген после молчания и коротко коснулся губами виска. — Посмотри на меня, Росио. Тот неохотно отстранился: демонстрировать покрасневшие глаза не хотелось. Однако Ойген глядел на него так, будто видел перед собой нечто очень ценное, и весь стыд вдруг исчез. — Выходи за меня, — сказал Ойген. — Если позволишь, я встану на колени и возьму кольцо… — Не позволю! — Росио подался навстречу, уткнулся в плечо и снова прижался теснее, заключая в объятия. — И когда ты успел раздобыть кольцо? То есть… То есть я согласен. Это согласие далось удивительно легко — так, как и должны даваться идеально правильные решения. — Но свадьба в Кэналлоа, я обещал маме. Это смешно, ты не поверишь, но она… В общем, потом расскажу, но я обещал. — Я не возражаю, — по голосу было слышно, что Ойген улыбается. — Думаю, нам стоит сделать это дважды. Видишь ли, я хочу взять тебя и по северному обычаю тоже. Если ты позволишь. — Взять меня? — Росио чуть отпрянул и посмотрел на него с ухмылкой. — Взять тебя в супруги, — бесстрастно добавил Ойген. — И просто взять тоже, но это можно сделать прямо сейчас. Относительно такого продолжения вечера у Росио не нашлось возражений. Он позволил уложить себя на лопатки — и вдруг заметил галстук, что Ойген аккуратно сложил на подушку. И когда только успел! — Хочу, чтобы ты надел этот галстук на нашу свадьбу в Кэналлоа, — шепнул Росио между поцелуями. — Договорились, — согласился Ойген. — Теперь у меня с ним связаны очень приятные воспоминания. Если Росио и сомневался, что сможет пойти на второй заход так быстро, то после этих слов все сомнения исчезли.

***

— Почему здесь так холодно? — трагически воскликнул Росио, кутаясь в зимнюю куртку. На дворе стояло лето. Северное, но все-таки лето! — Это горы, здесь почти всегда так, — Ойген пожал плечами. — Зато теперь ты понимаешь, почему я уговаривал тебя одеться теплее. — Это были не уговоры, а почти насилие! Не то чтобы мне не нравилось, когда ты командуешь… — Я просто не хочу, чтобы ты простудился. Пошли, мы почти на месте. В целом карабкаться по горам Росио нравилось, да и предстоящий обряд интриговал. Ойген описал его довольно скупо: есть особое место, на руинах древнего алтаря, в древние времена там приносили жертвы и заключали браки, что считались нерушимыми. Случайными любовникам такое определенно не предлагали. Впрочем, после взаимного знакомства с родителями сомнений в серьезности намерений у Росио почти не осталось. Мама Ойгена оказалась очаровательной и свои мягким спокойствием напоминала самого Ойгена. Ее кот немедленно запрыгнул Росио на колени и, явно желая как следует проявить дружелюбие, обсыпал шерстью. Поездка в Алвасете выдалась еще веселее. Мама с порога заметила, что Ойген в точности такой, как она себе представляла. Отец был непривычно вежлив, гостившие дома Карлос и Инес следовали его примеру, подкалывая Росио исключительно наедине. Только Ада-Марина, отправленная по случаю каникул в Кэналлоа, в силу малолетства говорила что думала. Например, что она будет защищать дядю Росио до последней капли крови, и если Ойген обидит дядю Росио, то Аде-Марине, к сожалению, придется его убить. Ойген серьезно ответил, что убийств не потребуется и что за дядей Росио он как следует приглядит и ни в коем случае не обидит. — Ну смотри мне, — сказала Ада-Марина и изобразила, будто стреляет из пистолета. На Ойгена пришли поглазеть все, кому посчастливилось быть вхожим в дом самого Алваро Алвы. Таких людей, к несчастью, набралось немало, и все они были крайне любопытны. В основном их интересовало, как беспутному Росио удалось очаровать целого северянина. Ойген мужественно терпел всеобщее внимание, Росио тихо злился, немного ревновал, но тоже терпел. Свадьба, на которую угрожали приехать все живые родственники, пугала куда сильнее. По итогам знакомства Ойген отметил, что у Росио замечательная семья. Мысленно ужаснувшись такой оценке, тот предупредил, что теперь к ним будут присылать на каникулы всех мелких родственников: предстоящая женитьба на респектабельном северянине волшебным образом превращала Росио в достойного всяческого доверия и уважения человека. — Этим детям родители все позволяют, — пожаловался Росио. — Маленькие чудовища! Но самое ужасное, что их дедушка им тоже все позволяет! С нами он таким не был. — Ничего страшного, я люблю детей, — заметил Ойген. В этот момент Росио уверился, что этого человека не взять ничем. …тем временем подъем в гору все не кончался. — Признайся, ты затащил меня в горы, чтобы принести в жертву суровым агмским богам? — спросил Росио, украдкой полюбовавшись, как в солнечном свете блестит изящное кольцо с изумрудом, подаренное по случаю предложения руки и сердца. — Нет, — ответил Ойген. — Мои боги не принимают жертв летом. Они спят. Для них сейчас слишком жарко. Время жертвоприношений настанет осенью, если тебе интересно. — Спасибо, что предупредил, — отозвался Росио, несколько пришибленный полученной информацией. — Тебе возбуждает фантазия о том, что я хочу тебя убить в ритуальных целях? — уточнил Ойген. — Знаешь, когда ты вот так это говоришь, уже не очень, — признался Росио. — Долго еще? — Мы пришли, — сказал Ойген и указал на расщелину в скале. — Видишь рядом остатки постамента? Здесь был тот самый алтарь. Они подошли ближе. Воздух вокруг вибрировал и больше не казался холодным. Росио вдруг показалось, будто это место ждало только их, всегда, с самого начала. Наверное, это и правда была судьба. — Мы порежем друг другу руки и начертим кровью символы на лице. Ты моей, а я твоей, — проговорил Ойген, достав чехол с ножом. — Я покажу какие и расскажу про каждый. Ты готов? — он мягко сжал его ладонь в своей. — Ты не должен, если сомневаешься. Я не обижусь. Росио помолчал. Он вдруг ясно почувствовал себя частью этих холодных гор, словно они и были его истинной родиной. Почувствовал себя на своем месте — рядом с тем, кого любит. Они были предназначены друг другу, как бы наивно это ни звучало, и так было, есть и будет. — Я не сомневаюсь, — Росио улыбнулся, снял с правой руки перчатку и доверчиво протянул ладонь. — Режь.