Партитура

Первая совместная ночевка оказалась весьма мучительной. Все еще немного слабый, корнет Алва забрал себе значительный кусок одеяла и мгновенно уснул, привалившись щекой к плечу. «Не корнет Алва, Росио», — мысленно исправил Ойген, приучая себя к имени. Это далось на удивление легко, чего нельзя было сказать… об остальном. Ойген давно не засыпал ни с кем в одной постели, и одной этой причины было вполне достаточно для приступа бессонницы. Неудобств добавляло и то, что Росио, как оказалось, любил обниматься. Он делал это, как и все остальное, с полной самоотдачей: прижавшись всем телом, перекинув ногу через Ойгена и устроив голову у него на груди. Его горячее дыхание обжигало и превращало сон в абсолютно невыполнимую задачу. Хорошо еще, что Росио милостиво носил пижаму. Ойген попытался осторожно подвинуться в сторону. На него сонно и недовольно заворчали и не выпустили из обманчиво нежного захвата. Пришлось остаться на месте, смотреть в темный потолок и пытаться заснуть. Самоудовлетворяться, когда объект желания лежит рядом, казалось неэтичным, и Ойген терпел. Распущенные волосы Росио, что нагло лезли ему в нос, он тоже терпел. Некоторое время спустя Росио надоело лежать смирно, и он начал вертеться, неумолимо забирая себе все больше одеяла. В конце концов Ойген не выдержал: повернулся набок, притянул Росио к себе и обнял, стараясь лишний раз не тревожить рану, пусть и зажившую, и не прижиматься слишком нескромно. Тот затих, словно этого и добивался; у Ойгена наконец-то получилось задремать. Проснулся он от бьющего в лицо солнца. Похоже, утро было далеко не раннее. Ойген не мог вспомнить, когда в последний раз вставал так поздно. — А я уже хотел тебя будить, — раздалось рядом бодрое. Все еще одетый в пижаму, Росио успел заплести волосы в косу. Это придавало ему трогательный и домашний вид. Ойген поймал себя на желании прикоснуться, совершенно невинно, просто чтобы почувствовать тепло кожи. Но такое, пожалуй, могло напугать. Отношение Росио к случайным бытовым прикосновениям еще предстояло прояснить. — В следующий раз буди, — отозвался Ойген. Это ощущалось очень… уязвимо — встречать утро не одному. К такому тоже следовало привыкнуть. К такому хотелось привыкнуть. — Я не смог выбрать способ пробуждения, — Росио придвинулся ближе и безо всякого стыда потерся о бедро. Он был возбужден и не пытался это скрыть; кажется, прикосновениями его было не напугать. — Рад, что ты восстановился после ранения, — отметил Ойген, чувствуя ответную тяжесть в паху. — Все благодаря тебе, — вкрадчиво шепнул Росио и коснулся шеи губами. Его ладонь небрежно скользнула по груди Ойгена и залезла под резинку пижамных штанов. Ойген с трудом удержал слишком громкий вдох. — Корнет Алва, — проговорил он со всей доступной невозмутимостью. — Разрешите узнать, что вы себе позволяете? — Всего лишь хочу порадовать своего капитана, — нагло ответил Росио. Его ладонь уверенно обхватила член, однако подрагивающие пальцы выдавали волнение. — Это запрещено уставом? Не припоминаю. — Даже не предполагал в вас такого глубокого знания устава, — сквозь зубы заметил Ойген. Контролировать голос становилось все сложнее: Росио терся о его бедро и в том же ритме ласкал член. — Себя, я чувствую, вы тоже решили не обидеть — Вам что-то не нравится? — Росио на миг замер, вынуждая толкаться в свой кулак. — Можете изложить мне свои претензии в любой форме. Строго говоря, претензии у Ойгена и в самом деле имелись. Во-первых, по утрам он предпочитал первым делом почистить зубы и умыться. Во-вторых, Ойген привык сам проявлять инициативу, а не быть объектом чужой. Однако в случае с Росио… Ему можно было простить даже упрямое нежелание играть по правилам, причем во всех мыслимых и немыслимых сферах. — Или если не желаете претензии… — ладонь снова задвигалась, издевательски медленно. — Хотите меня наказать, капитан? Ойген был убежден, что такие дешевые приемы его уже не трогают, но в исполнении Росио заводила даже подобная пошлость. — Ты так вкусно пахнешь, — прошептал тот в шею, на миг выходя из образа. — Особенно здесь. Ойген не слишком ловко намотал косу Росио на кулак и чуть оттянул. Тот застонал до того сладко, что Ойген едва не кончил исключительно от этого звука. — Не боитесь, что я в самом деле накажу вас за это самоуправство, корнет Алва? — Ужасно боюсь, — раздалось в ответ. — А как… Как вы меня накажете? Росио сбился с ритма, на этот раз явно ненамеренно, но это больше не имело значения. Тихое «как вы меня накажете» звучало в ушах, разгоралось внутри, и Ойген дошел до разрядки почти мгновенно. Едва перед глазами рассеялась томная пелена, он перевернулся, навис надо Росио и торопливо погладил его член через штаны. От очередного стона, еще более требовательного, в ушах застучал пульс. — Вы узнаете, как я вас накажу, — хрипло произнес Ойген, приспустив на Росио штаны. — Когда придет время. Не сейчас. Росио прикрыл глаза, закусил губу и показался вдруг еще красивее, чем обычно. Хотелось рассмотреть его как следует, всего и целиком, и Ойген знал: он рассмотрит, и не раз, и ему никогда не надоест это зрелище. Сейчас было время действовать; Росио кончил, едва Ойген прикоснулся к нему, и это… Пожалуй, крайне льстило. В звонкой утренней тишине было легко поверить, что счастье может быть долгим. Вечным. — Хочу, чтоб ты меня трахнул, — сказал Росио тоном, не предполагающим отказа. Его щеки раскраснелись, глаза блестели, и Ойген со всей определенностью понял, что еще одной почти целомудренной ночи у них не выйдет. — Потерпи немного, — он поцеловал Росио во влажный висок. — Я ведь даже на свидание тебя еще не пригласил. Ты слишком хорош, чтобы трахать… просто так. — Ты спас мне жизнь, это считается минимум за десять свиданий, — Росио улыбнулся. — Так что можешь ни в чем себе не отказывать. Если хочешь, конечно. — Хочу, — подтвердил Ойген. — Думаю, сегодня вечером мы вернемся к этому разговору. Румянец на щеках Росио стал ярче, и Ойген сделал то, чего избегал прежде: пренебрег нечищенными зубами, коротко поцеловал его в губы

***

Вряд ли Росио понравится такое сомнительное начало разговора, но иного Ойген так и не сумел придумать. Да и к чему придумывать? Следовало сделать все правильно и честно. — Прекрасно понимаю, что прозвучу слишком практично. Допускаю также, что говорить об этом слишком рано. Но все же мне хочется, чтобы ты мог мне полностью доверять, — сказал Ойген, ставя перед Росио чашку шадди и тарелку с тостами. — А я — тебе. Как я уже упоминал, у меня давно никого не было. Но я хочу убедиться, что здоров, и уведомить тебя об этом. Предлагаю тебе сделать то же. Весеннее солнце заливало маленькую столовую золотым светом, и все в нем выглядело немного сказочным. Лицо у Росио показалось непривычно смущенным. — Мы могли бы, ну… просто предохраняться. — Сегодня — безусловно, однако это не всегда надежно и не слишком уместно при некоторых практиках, — ответил Ойген, устраиваясь рядом со своей чашкой. — Я осознаю, что мой подход может показаться тебе слишком серьезным и отталкивающим. Однако относиться к тебе легкомысленно у меня уже не выйдет. Надеюсь, я не слишком тебя напугал. — Нет, просто… — Росио повертел чашку в руках. — Мне никто не предлагал такого. Никогда. И я не знаю, как реагировать. Он поднял голову и посмотрел на Ойгена потемневшими глазами. Во рту пересохло. — Как тебе хочется реагировать? Повисла пауза. Росио не отводил взгляд и явно пытался собраться с мыслями. — Это такое чувство, знаешь… Нечто среднее между желанием дать тебе прямо на этом столе и обнять, наговорив романтической чепухи. Не знаю, что хуже. Или лучше. От таких признаний Ойгена бросило в жар, но он привычно взял себя в руки. Позволить себе потерять голову он мог не раньше, чем они разберутся с более важными делами. — Я правильно понимаю, что ты не против съездить со мной в клинику после завтрака? Росио согласно кивнул и прибавил: — А потом в аптеку, у меня есть планы на сегодняшний вечер. Можно и вместо завтрака, я не возражаю. — Нет, — Ойген покачал головой. — Сначала завтрак. Росио вздохнул, всем своим видом выражая крайне неохотную покорность судьбе. Пожалуй, этот разговор прошел успешнее ожидаемого.

***

Весь день Ойген ловил на себе пристальный и голодный взгляд Росио. В клинике, где все процедуры по обыкновению занимали больше времени, чем следовало бы; в машине; в забегаловке, куда они зашли за шадди; в аптеке, где, разумеется, была очередь — всюду Росио смотрел на него, словно охотник на добычу. Будто боясь, что Ойген исчезнет, как только он отведет взгляд. Время от времени Ойгену хотелось взять Росио за руку, сжать пальцы и сказать, что никуда исчезать не собирается. И прибавить мысленно, что скорее уж Росио сам исчезнет. Но что, если эти слова окажутся излишними? Ойген пока не был полностью уверен в том, насколько сильно Росио нуждается в подобных разговорах, а потому предпочитал наблюдать. И, пожалуй, ему было приятно это нервическое внимание. — Наконец-то пришли! — с преувеличенной бодростью сказал Росио, заперев за собой входную дверь и включив в прихожей свет. В который раз Ойген отметил, насколько естественно тот смотрится в его доме. Прежде никто так не смотрелся. — Это и в самом деле был длинный день. Их взгляды встретились. Росио хищно улыбнулся, но ближе не подошел. То ли пытался угадать, ждут ли от него инициативы, то ли хотел, чтобы Ойген сделал первый шаг. Второй вариант, пожалуй, был в данный момент привлекательнее. — Мне хватит пятнадцати минут, чтобы принять душ. Тебе? — А я все думал, скажешь ты что-то в этом духе или нет, — хищная улыбка дрогнула. Ойген поднял бровь. — Я предупреждал, что предсказуемый. — Меня все устраивает, — Росио все-таки подошел ближе и коротко поцеловал его в уголок губ. — Пятнадцати минут хватит. В твоей спальне? — Да, в моей. Черные волосы мазнули по лицу, и на мгновение Ойген поймал себя на не слишком типичном порыве: не дать уйти, прижать к стене и торопливо отыметь, не доходя до спальни. Однако для первого раза это — неправильный сценарий. Даже если предположить, что в понятие «пожестче» Росио вкладывал нечто подобное. Собственные желания Ойгена не пугали; скорее, он трезво осознавал их опасность. Чрезмерная потребность обладать порождает неуместный контроль, неуместный контроль — неприязнь у объекта контроля. Возможно, Росио и в самом деле верил, что ему такое нужно, что он выдержит и не заскучает… Как бы то ни было, Ойген опасался его оттолкнуть. Душ занял меньше пятнадцати минут. В спальне царил полумрак, и Ойген не торопился включать свет. Хотя в некотором роде это была соблазнительная идея: смотреть на Росио, изучать его реакции, любоваться… Стук в дверь вторгся в сладкие фантазии. Поворачивая ручку, Ойген отметил, что его ладони немного вспотели. На Росио было короткое полотенце, небрежно обвязанное вокруг бедер; на плечах все еще блестели капельки воды. Пожалуй, сейчас он выглядел соблазнительнее, чем в самой дорогой одежде и с накрашенными глазами. — Что, так и будешь смотреть, пока я окончательно не замерзну? — дерзко спросил Росио. Игнорировать такой откровенный вызов было невозможно. Вместо ответа Ойген притянул его к себе через порог, прижал к захлопнувшейся двери и поцеловал в губы, не давая толком ответить. Кажется, Росио не возражал против такого обращения. Он вцепился в плечи, комкая ткань халата, точно боясь упасть. Кое-как завязанное полотенце соскользнуло на пол. — Так теплее? — спросил Ойген, переводя дыхание. — Немного, — отозвался Росио и дразняще прикусил кожу на шее. — Продолжай. Еще недавно Ойген был уверен, что разучился вестись на подобные провокации. В самом деле, он видел такое не раз. Однако Росио безжалостно уничтожал любую попытку мыслить трезво, и Ойген снова повелся: оттянул черные волосы, жадно поцеловал в губы и, не дав опомниться, подхватил на руки и заботливо уложил на кровать. Все же Росио был ранен, излишняя грубость могла ему навредить. — Это было нечестно! Возмущение звучало абсолютно притворно. Ойген ухмыльнулся. — В следующий раз я обязательно учту твое замечание. Скинув халат, он опустился на кровать и навис над Росио. Желание любоваться и потребность наконец-то сделать своим боролись внутри, и вторая победила. Поцелуй снова вышел жестким и торопливым, но, судя по тихим стонам, Росио нравилось. Он обнимал руками и ногами, вынуждая практически лечь на себя, и эта жадная искренность кружила голову. Чуть отстранившись, Ойген нашарил на кровати тюбик смазки. Росио мстительно укусил его в основание шеи. Кажется, кусать тот любил не меньше, чем целоваться. — Ты все еще хочешь, чтобы я тебя трахнул? — уточнил Ойген. — Если ты передумал… — Не передумал, — выдохнул Росио, прижавшись теснее. — Очень, очень сильно не передумал. Эти слова были самым сладким, что Ойген слышал за многие годы. Он не позволил рукам дрожать, потому что Росио мог это почувствовать и… разочароваться, пожалуй. Такого нельзя было допустить. От прикосновения смазанных пальцев Росио вдруг сжался. — Сейчас, погоди, — он медленно выдохнул. — Не у тебя одного давно никого не было. Судя по тому, с каким трудом проскользнул даже один палец, Ойген был готов предположить, что «давно» значит «никогда». Или почти никогда. От этого осознания зашумело в голове. — Я… чувствую, — шепнул Ойген, добавив еще смазки. — Ты очень узкий. Злой блеск в глазах Росио был различим даже в полумраке. Он то ли негодовал на свою неопытность, то ли на то, что Ойген это заметил. — А ты думал, у меня там… я даю каждому, кто попросит? И снова Ойген удивился той яростной стремительности, с которой Росио интерпретировал все сказанное им, причем совершенно неправильно. Свободной рукой Ойген поймал его запястье, прижал к кровати и крепко сжал. — Перестань, пожалуйста, додумывать за меня мои слова. Если ты в чем-то сомневаешься, можешь просто спросить. От прикосновения, не слишком ласкового, Росио мгновенно успокоился, расслабился, и палец, сначала один, потом второй, вошел почти без усилий. Похоже, Росио нравилось, когда его фиксируют на месте. Это был любопытный эффект, и следовало исследовать его тщательнее. Но, разумеется, не сейчас. Ойген начал медленно трахать Росио пальцами, пытаясь почувствовать, как именно ему нравится. — Считай, что я… спросил, — пробормотал Росио, шире разведя колени. — Нет, я не думал, что ты даешь каждому, кто попросит, — ровно ответил Ойген, не прекращая ритмичных ласк. — Я бы предпочел стать первым, кому ты дал. От этих слов Росио захлебнулся воздухом и сжался на пальцах. — С этим ты сильно опоздал… Но такое случалось не слишком часто. — Жаль, что опоздал, — признался Ойген. Пожалуй, внутренне ему и в самом деле хотелось стать у Росио первым, последним и единственным. — Тебе не больно? Росио мотнул головой. — Я могу… Могу принять больше. — Пока не можешь, — Ойген легко коснулся чувствительной точки внутри и насладился гортанным стоном. — Не спеши. Я не хочу, чтобы тебе было больно со мной. Колючая ухмылка Росио обожгла. — Хвастаешься, какой ты большой? Я уже успел оценить. — Нет, — Ойген наполовину вынул пальцы, нарочно вынуждая Росио тянутся к себе. — Это не хвастовство, а признание очевидного факта. — Я не боюсь боли! — Я боюсь. Это не та боль, которую приятно причинять. Ойген снова ввел пальцы глубже, двигаясь неторопливо и растягивая. — А какую… приятно? — мурыкнул Росио, безотчетно пытаясь насадиться. Склонившись к самому уху, Ойген негромко сказал: — Узнаешь, когда я решу тебя наказать, — и с темным удовлетворением почувствовал, как Росио вздрогнул под ним. Сдерживать собственное возбуждение тем временем становилось все труднее. Росио был горячим, тесным и… необыкновенным, другое слово на ум не шло. Он запрокинул голову, и в свете фонаря, что заглянул в окно, тонкое бледное лицо показалось выточенным из мрамора. Сердце замерло: Ойген все еще не мог поверить, что этот восхитительно красивый человек едва не умер, пытаясь произвести на него впечатление. Больше Ойген такого не допустит, никогда. Ладонь свободной руки коснулась острой скулы, дотронулась губ… которые вдруг потянулись к пальцам. Не удержавшись, Ойген неглубоко пропихнул их в рот, вынуждая облизать. Росио взялся за дело с энтузиазмом и, увлекшись, впился в пальцы зубами. — Не кусайся, — Ойген легонько шлепнул Росио по щеке. — Нельзя. Сделав это, он внутренне замер, не прекращая, впрочем, готовить Росио. Это не была пощечина в полном смысле слова, но все-таки так поступать не полагалось. Росио не давал своего согласия на подобное и не был виноват в том, что неосознанно провоцировал Ойгена на несдержанность вполне определенного рода. С языка почти сорвалось извинение, но Росио неожиданно приник к ударившей его ладони щекой и потерся, как кот. — Давай уже, — протянул Росио, глядя из-под ресниц. — Вставь мне как следует. Перед глазами потемнело. Ойген помнил, что не должен навредить и причинить боль, однако и сдерживаться больше не мог. Он наблюдал за собой словно со стороны: как возится с презервативом, как ищет смазку, как закидывает щиколотки Росио себе на плечи, вынуждая приподнять бедра, и наполовину входит в податливое тело. — Расслабься, пожалуйста, — попросил Ойген, осторожно двигаясь внутри, давая привыкнуть. — Скажи, если больно. Росио прикусил нижнюю губу и мотнул головой. Кажется, он собирался терпеть, что бы с ним ни делали, и это было неправильно. Он не должен, он и без того вытерпел слишком много. Ойген обхватил член Росио и сделал несколько быстрых движений. Однако у Росио оказались другие планы: он неожиданно перехватил запястье Ойгена и потянул его ладонь выше. К горлу. — Не так, — голос Росио звучал хрипло. — Сделай вот так. Он устроил ладонь на своем горле, накрыл своей и сжал пальцы. — Вот так, — повторил он — и раскрылся навстречу. Это было чистым сумасшествием — позволять творить такое с собой в первый раз. Впрочем, и Ойген был виноват, он ведь согласился, он сжимал красивую шею — едва ощутимо, не пытаясь перекрыть кислород, но сжимал, гладил большим пальцем пульсирующую венку и самозабвенно вбивался в Росио. Тот стал совсем податливым и даже не пытался снова закрыться, когда Ойген вошел в него целиком. Только вскрикнул, выгнулся и шире раздвинул ноги. Перед таким приглашением устоять оказалось невозможно, и Ойген увлекся. Впервые за очень долгое время по-настоящему сильно. — Я люблю тебя, — слетело с губ Росио после особенно чувствительного движения. — Так люблю. Ойген не смог ответить: жар тела подчинил его, заставил забыть все слова. Помутнение отступило, только когда он кончил — пожалуй, слишком быстро. В последний момент Ойген заставил себя разжать захват на шее, чтобы не душить по-настоящему. Кажется, он никогда не позволял себе настолько потерять контроль. Стоило наконец позаботиться и об удовольствии Росио: он тихо заскулил, едва Ойген коснулся его члена, и дошел до разрядки совсем быстро. — Прости меня, — сказал Ойген, аккуратно сняв презерватив и сложив у кровати. — Я все же был несдержан. Ты в порядке? Я не повредил тебе? — Перестань, я в порядке, — лениво отозвался Росио. — Было здорово. Теперь я хотя бы чувствую, что нравлюсь тебе. — А ты сомневался? — Ойген вытянулся рядом и после некоторой внутренней борьбы взял того за руку. — Конечно, сомневался, — несмотря на насмешливый тон, в голосе Росио слышались напряженные нотки. — Как иначе. Ты ведь такой, — он вздохнул, — капитан Райнштайнер. Ойген помолчал. Он прекрасно знал, что чувствовал, но облечь это в слова… Для этого требовалась храбрость Росио — и было бы подлостью не найти ее в себе после всего случившегося. — Я люблю тебя, — сказал Ойген, глядя в потолок. — Наверное, это полагается говорить не так, но… Я действительно тебя люблю. Мне бы очень хотелось, чтобы ты остался здесь, со мной. Хотелось бы потребовать от тебя верности. Хотелось бы… только не смейся, пожениться, чтобы ты стал моим наследником в том случае, если я умру раньше. — Да тут не до смеха, — с легкой ехидцей отозвался Росио. — Как мы перешли от признаний в любви к твоей смерти? Ойген не удержался от усмешки. — Это случайность. — Что ж, в таком случае у меня тоже есть признание, — Росио приподнялся на локте, склонился ниже и заговорщическим тоном шепнул: — Хочу, чтобы результаты этих дурацких тестов поскорее пришли, и ты кончил мне в рот. От этих слов Ойген почувствовал тяжесть в паху. Однако для второго захода Росио, пожалуй, был недостаточно здоров. — Думаю, я соглашусь на воплощение этого желания. Росио довольно улыбнулся. Они лежали в тишине, держась за руки, и снова, совсем как с утра, хотелось верить, что так легко и спокойно может быть всегда. — А где твой кот? — вдруг спросил Росио. — Я как-то заметил шерсть у тебя на пиджаке. — Это мамин, — отозвался Ойген. — Я вас познакомлю. И с мамой, и с котом. Обещаю. — Ловлю на слове! Росио привалился к его плечу и, кажется, задремал. Ойген знал, что нужно встать, привести себя в порядок, выкинуть использованный презерватив, но не мог пошевелиться. Не хотел тревожить Росио и оставлять его одного — тоже. Ойген сам не заметил, как заснул. На этот раз он проснулся раньше Росио — и оттого успел почистить зубы.

***

Звонок с неизвестного номера застал Ойгена по пути на службу. Как ни хотелось подольше остаться с Росио, дела требовали внимания. — Доброго дня, капитан Райнштайнер, — сказал глубокий голос Алваро Алвы. — Как дела у моего сына? Он не слишком вам докучает? — Ваш сын отлично справляется, — ответил Ойген, ни словом не соврав, и все же спросил прямо: — Вам все известно, я верно понимаю? В трубке доброжелательно рассмеялись. — А мне нравится ваша откровенность, капитан! Скажем так: кое-что я знаю, однако я верен слову, что взял с меня мой сын, и не лезу в его работу. Надеюсь, впредь он станет вести себя хоть немного благоразумнее. — Я бы на это не рассчитывал, — честно сказал Ойген. — Однако приложу все силы, чтобы его защитить. — А я и не рассчитываю, я лишь смиренно надеюсь, — Алваро вздохнул. — Дайте знать, если потребуется помощь в воспитании. Он помолчал и прибавил будто неохотно: — То, что мой сын живет в вашем доме, мне также известно. Я не мастер вести такие разговоры, моя супруга справилась бы лучше, но раз уж зашла речь… Если это то, что мы думаем… Даже если не то, все равно, неважно! Приезжайте в Алвасете, капитан Райнштайнер. Познакомитесь с семьей. От этого «семья» в груди вдруг стало тесно. — А я думал, вы скажете, что убьете меня, если я обижу Росио, — сказал Ойген наполовину всерьез. — Во-первых, вы же разумный человек и осознаете это без лишних напоминаний. Зачем тратить слова? — Алваро сделал довольно зловещую паузу и заговорил мягче: — А во-вторых, вы его не обидите. Я знаю. Вот он вас может, пусть и не со зла. Хотелось в ответ поблагодарить за доверие, но… В самом деле, зачем тратить слова на то, что и без того известно. — Я обязательно приеду, — пообещал Ойген. — Мы приедем. Он знал, что сдержит слово, и довольно скоро.