Партитура

Вообще-то во всем был виноват Карлос. Если бы он внимательнее следил за младшим братом вместо того, чтобы флиртовать с очередной девчонкой, все бы сложилось иначе. Однако Карлос строил глазки и отпускал комплименты симпатичной дорите, а Росио, воспользовавшись удачно представившимся случаем, отправился храбро исследовать порт Алвасете. Поначалу ему было очень весело и интересно: в горячем воздухе пахло морем и рыбой, волны громко бились о закованный в камень берег, темные громады кораблей закрывали солнце. Неподалеку шумел рынок, туда-сюда сновали смуглые моряки. Росио еще подумал тогда, что непременно станет таким же смуглым и высоким, когда вырастет, и у него будет свой корабль, большой, черный и страшный. Он украдет его, чтобы всем доказать свою смелость, и уплывет далеко-далеко, за горизонт! А потом вернется, очень храбрый и красивый, и все в доме будут громко им восхищаться. Совсем как Рубеном, когда он наконец-то закончил свой дурацкий колледж. Увлеченный смелыми мечтами, Росио сам не заметил, как ушел очень далеко от шумного порта, неудачно свернув в переулок, — и оказался вовсе не там, куда следовало бы заходить даже при свете дня даже младшему сыну всеми уважаемого и оттого неуязвимого Алваро Алвы: на стенах домов росла мерзкая зеленая плесень, люди вокруг выглядели бедно и посматривали на Росио очень недобро, воняло грязью. Разумеется, Росио не испугался и даже не заплакал, только всхлипнул и быстро побежал вперед, не разбирая дороги. Кажется, за ним гнались, но, может, это просто сердце в ушах стучало. Останавливаться и проверять не хотелось. Росио был готов бежать весь день, лишь бы спастись от преследователей, однако довольно скоро путь ему преградил кто-то высокий и с ужасно жесткими коленками. — Вы куда-то спешите, молодой человек? — в его кэналлийском слышался незнакомый рокочущий акцент. Росио поднял голову и встретился взглядом с холодными серыми глазами. Такие светлые были в их краях редкостью, как и почти белые волосы, а уж полицейских с подобной необычной внешностью Росио и вовсе никогда раньше не видел. Темная форма делала его одновременно и бледнее, и ярче. — Вы потерялись? — спросил светлоглазый полицейский. Его щеку пересекал шрам, большой, но почему-то вовсе не уродливый. — Нет, — уверенно сказал Росио и расправил плечи. Он очень хотел, чтобы ему помогли найти Карлоса, но понятия не имел, как об этом попросить. Выставить себя совсем уж трусом и дураком было стыдно. — Что ж, тогда, возможно, вы представите меня своим спутникам? — проговорил полицейский. — Ни за что не поверю, что вы гуляете один, это ведь так скучно. — Ничего не скучно, — буркнул Росио. — Но я с братом пришел, а он заговорил с какой-то девчонкой и… потерялся. Теперь я его ищу! — Вот как, — полицейский улыбнулся, и что-то в его улыбке ясно дало понять: теперь все будет хорошо, спокойно и правильно. — Что ж, давайте поищем вместе. Мне бы очень хотелось познакомиться с вашим братом. Он протянул Росио широкую ладонь с длинными пальцами, и тот, подумав, с независимым видом принял ее, стараясь не цепляться, как глупый ребенок. Ладонь оказалась теплой и сухой, и держаться за нее было приятно, и хотелось идти так долго-долго. Однако глупый Карлос снова все испортил: стоило им только выйти к порту, как он, бледный и растрепанный, налетел, как вихрь, едва не сбив их с ног, и стиснул Росио в объятиях. То, что Карлос, кажется, ужасно перепугался, было приятно; то, что пришлось отпустить полицейского, — не особенно. Когда Карлос наконец-то перестал обниматься, полицейский отвел его в сторону и что-то долго выговаривал, не выпуская при этом Росио из поля зрения. Внимание было лестно и заставляло чувствовать себя страшно важным. Покончив с нравоучениями, полицейский прощально улыбнулся Росио, пожелал братьям хорошего дня и удалился. Глядя ему в спину, Росио с тоской подумал, что так и не спросил его имени. Рядом с полицейским будто из ниоткуда появился темноволосый парень и дружески коснулся его плеча; этот жест отозвался внутри беспричинной досадой, и Росио отвернулся. Они с Карлосом договорились ничего не рассказывать родителям, и оба сдержали слово. История была забыта, но образ полицейского, его теплая ладонь и умиротворяющее чувство покоя и защищенности не изгладились из памяти. Даже спустя годы Росио иногда снилось, будто от подступающей со всех сторон черноты его спасает тот, чьего имени он даже не знал. Спасает тем, что просто берет за руку и не отпускает. А в четырнадцать случился роковой момент, когда эти воспоминания утратили детскую невинность и превратились в нечто другое, горячее и томное. Росио прекрасно помнил то утро, когда проснулся, почувствовал под собой влагу и мгновением позже вспомнил свой мокрый сон. В нем светловолосый полицейский целовал Росио в шею, а его руки… Вспоминать о том, где были его руки, определенно не стоило — Росио и без того опаздывал к завтраку. Сестрица Инес, изучавшая в колледже психологию, сказала бы, что такое явление называется импринтинг: молодая особь закрепляет в памяти образ и модель поведения, бла-бла-бла, запечатление признаков объекта и все в таком духе. Росио, изучавший в колледже древнюю историю и бросивший учебу ради службы армии, сказал бы, что это пиздец. Он рано смирился с тем, что мужчины привлекали его несколько больше женщин, но, карьярра, отчего это не могли быть темноволосые и темноглазые мужчины? Зачем его бесконечно тянуло к северному типажу, такому редкому в их краях? Почему встретиться с человеком, так похожим на северянина из фантазий, Росио умудрился в полиции, будучи задержанным? За время службы в этих краях ему так и не попался никто настолько подходящий. Ли бы наверняка сказал: «Причина твоих неудач в том, что ты ведешь себя отвратительно, когда хочешь понравиться. Жизнь всего лишь отвечает тебе взаимностью». За правду бить не полагалось, однако Ли за все его справедливые замечания хотелось врезать. Хотя драться с одним из немногочисленных друзей было, пожалуй, неправильно. Да и сути дела это не изменило бы: с капитаном Ойгеном Райнштайнером Росио повел себя как полный дурак, наговорил лишнего и все испортил. Ну, хотя бы имя он в этот раз узнал. Но как хороша была изначальная задумка! Выбросить телефон и документы, залечь на дно и постепенно решить, куда двигаться дальше. Если бы не эта бессмысленная драка… Однако судьбе явно было угодно, чтобы Росио бесконечно страдал. От холода, от последствий собственных неразумных поступков и от абсолютной невозможности произвести хорошее первое впечатление во второй раз. Вполуха слушая монотонное бормотание старенького судьи — в самом деле, вряд ли за драку грозит что-то серьезнее штрафа! — Росио искоса посматривал на капитана Райнштайнера. Форма была ему невероятно к лицу. Строго говоря, капитану было вовсе не обязательно приходить, но отчего-то он решил поприсутствовать на заседании. Неужели ему было не все равно, что станет с Росио? Здравый смысл подсказывал, что капитан всего лишь относился к своей работе со свойственной бергерам чрезмерной щепетильностью. Жизнь рано научила Росио быть циником, но под равнодушным взглядом голубых глаз выученное хладнокровие отказывало и хотелось верить во всякие глупости вроде взаимности симпатии. С тем же успехом можно было верить в Пегую кобылу, что прискачет и увезет куда подальше от всего этого дерьма и разочарований. — Встаньте, задержанный, — проскрипел тем временем судья. Росио неохотно подчинился. Голубые глаза капитана бегло и холодно скользнули по его фигуре. И с чего вообще Росио решил, будто этого Райнштайнера в принципе интересуют мужчины? Возможно, тот видел в нем в лучшем случае беспутного младшего брата, и никого больше. Судья тем временем покашлял, перевел дыхание и… В этот момент дверь в зал заседаний широко распахнулась. Росио выругался сквозь зубы. Он узнал вошедшего не глядя, по знакомым с детства тяжелым шагам. Втайне Росио с самого начала ждал, что его мучитель появится именно под конец, чтобы все испортить. Алваро Алва был мастером эффектных появлений. — Ты меня и в могиле достанешь, правда? — прошипел Росио, перейдя на кэналлийский. — Как ты меня нашел? — Ты — не такая сложная загадка, как о себе думаешь, — отозвался отец. Небрежным жестом он поставил перед судьей увесистую черную сумку и перешел на талиг: — Здесь больше, чем сумма залога. Надеюсь, эта неприятная история будет полностью забыта. Росио стиснул кулаки. Что бы там ни говорили про нелюбовь к кэналлийцам, деньги по-прежнему решали все. Смотреть Райнштайнеру в глаза было стыдно: тот наверняка считал, что на это Росио и рассчитывал. На то, что богатый папа спасет его задницу, как случалось уже не раз. Никакого способа объяснить, что все вовсе не так, не существовало, и оставалось только злиться. — Алваро Алва, я верно понимаю? — спокойный голос вырвал из потока бессильной ярости. Росио посмотрел на Райнштайнера и не увидел в его глазах ничего похожего на презрение. Он был сдержанно недоволен, но его недовольство касалось исключительно отца. Это маленькое наблюдение против воли успокоило. — Правильно, — отец спокойно кивнул. — Приношу свои запоздалые извинения: мой сын наверняка приложил все усилия, чтобы доставить вам немало неприятных минут. Не беспокойтесь, он уже уезжает. Спокойствие оказалось недолгим. Росио почувствовал, что дрожит от злости. Отец не имел никакого права обращаться с ним как с мальчишкой, особенно на глазах у Райнштайнера. Шансы на хорошее второе - или хоть третье! - впечатление стремительно таяли. — Не так быстро, если позволите, — неожиданно донеслось от дверей. — Я бы хотел сказать вашему сыну пару слов. Голова немного закружилась. Если появление отца было хоть и неприятным, но предсказуемым, то увидеть фок Варзова Росио не ожидал. Они с командиром не слишком хорошо расстались — тот уговаривал не бросать службу, а Росио даже не попытался прислушаться. Тогда он мечтал о свободе и новой жизни, обернувшейся в итоге очередным витком рутины и тоски. Неужели… Росио бросил быстрый взгляд на вернувшего своему лицу абсолютную бесстрастность Райнштайнера: кроме него, никому бы не пришло в голову старательно копаться в короткой и бесславной биографии Росио и звать фок Варзова. Человека, перед которым было самую малость стыдно и — неслыханное дело! — иногда даже хотелось извиниться за сказанные в пылу ссоры грубости. — Уделишь мне немного времени, Рокэ? — спросил фок Варзов, игнорируя присутствие отца. За одно это хотелось его обнять. — Сколько угодно, — Росио улыбнулся. — Как видите, я теперь свободный человек. Отец, конечно же, не стал лезть и возражать: как и полагалось хорошему хищнику, он умел выждать время, когда это было выгодно. Он не сомневался, что Росио в любом случае не сорвется с крючка, пока еще не понимая, насколько его уверенность ошибочна. — В таком случае выйдем в коридор. Упрашивать дважды не пришлось. Росио прекрасно понимал, что его высокомерный вид и гордо вздернутый подбородок нисколько не впечатлил отца — и уж тем более Райнштайнера, но удержаться от этой мелочности не вышло.

***

В коридоре пахло пылью и старыми бумагами. Желтоватые стены с немного облупившейся краской напомнили о службе: у них в части были почти такие же. Казалось, будто совсем ничего не изменилось, и Росио едва исполнилось восемнадцать, а фок Варзов обращается с ним не как отец и почти все остальные, не как с вечно младшим и слишком порывистым, а как с равным. От этих воспоминаний стало до кошек грустно. — Командир, я… — начал Росио и осекся. Он не знал, что сказать. — Молчи уже, — отмахнулся фок Варзов. — Ничего не говори, капитан Райнштайнер мне все рассказал о твоих приключениях. Щекам стало ужасно горячо. Неужели Райнштайнеру было и впрямь настолько… не все равно? — А что до наших с тобой дел, то все давно прощено и забыто. Против воли Росио пытливо посмотрел ему в глаза и убедился: да, и в самом деле поминать старое ему не собирались. Все-таки фок Варзов был удивительным человеком: на его месте Росио бы себя растоптал, камня на камне не оставив от брони из гордости и показной уверенности. — Я одного понять не могу, — продолжил фок Варзов. — Ты ведь свой выбор сделал, так? Значит, и живи как выбрал. Работай с отцом, помогай семейному делу. Росио не сразу нашелся с ответом. Пожалуй, если бы отец, как в старые, почти забытые времена, не вполне законно торговал оружием и имел свою долю в подпольных игорных домах, он бы последовал совету фок Варзова. Но теперь, когда отец заработал достаточно, больше не лез в сомнительные сферы и благопристойно занимался добычей сапфиров… Камни были красивыми, но Росио хотелось большего. Чего-то особенного, непредсказуемого, яркого. — Мне не нравится то, что я выбрал, — неохотно проговорил он. — Так выбери заново, — как самом собой разумеющееся предложил фок Варзов. — Я не знаю, — Росио отвел взгляд и сам на себя за это рассердился. — Не знаю, что мне выбрать. Мне ничего по-настоящему не хочется. — Ну уж точно не нужно выбирать то, что приведет тебя в тюрьму, — фок Варзов усмехнулся. — Тут мы с твоим отцом полностью солидарны, хоть я и зол на него за многое. В особенности за то, что он убедил тебя вернуться в Кэналлоа. Но знаешь… — на плечо легла знакомая теплая рука. — Если ты решишь остаться в наших краях, я могу подыскать тебе какое-то дело. И без крыши над головой ты не останешься. — Зачем вы так? — спросил Росио резче, чем хотел. — Я же… Не понимаю, зачем вам мне помогать. Вы и так уже сделали для меня слишком много, а я... — Ты умный и талантливый, а что характер у тебя дерьмо, то с годами может и получше станет. Нельзя терять надежду, — ладонь крепче стиснула плечо. — Я в тебя верю, сынок. Ты всегда был моим любимчиком, хоть это и неправильно. Росио резко вдохнул пыльный воздух и едва не закашлялся. Не то чтобы он мечтал услышать эти слова все прошедшие годы… А может, и мечтал, просто тайком от себя. — Росио, — донеслось в спину отцовское. Кажется, кое-кто начал терять терпение, и это отзывалось внутри мстительной радостью. — Подумай о том, что я тебе сказал, — фок Варзов убрал ладонь с плеча, и мгновенно стало холоднее. — Мой номер телефона прежний. Помни, что ты не один. — Помню, — одними губами сказал Росио. Уходя, фок Варзов не удостоил самого Алваро Алву ни единым взглядом, и наблюдать за этим было до кошек приятно. А ведь когда-то эти двое неплохо ладили, почти дружили, оттого и служить пришлось на севере… Поколебавшись, Росио шагнул ближе и решил первым начать разговор. Все равно обороняться он не умел и не любил, предпочитая атаковать — и в драке, и в разговоре. — Будешь уговаривать, чтобы я ехал с тобой? — А ты планируешь остаться здесь и заняться бродяжничеством? — отец прищурился. — Отчего же? У меня есть более интересные варианты. — Не уверен, что хочу о них знать. Росио знал, что вспыхивать в ответ на такую жалкую подколку — глупо, однако удержаться не смог. — Да чего ты вообще от меня хочешь! Утешало лишь то, что и отец вспылил. — Я хочу, чтобы ты нормально жил! — Нормально — это как ты? — Нет, — на лице отца мелькнуло непривычно живое выражение. — Этого я как раз не хочу. Не хочу, чтобы ты стал таким, каким когда-то был я. Ядовитые комментарии относительно старческой сентиментальности замерли на губах. Отец редко говорил о своем прошлом и еще реже упоминал, что недоволен тем, что делал и как жил. Росио был зол, однако любопытство перевешивало, и хотелось послушать еще. Хотелось узнать, пусть и запоздало, каким человеком был отец. — Из этого дерьма тяжело выбираться, Росио, — отец помолчал. — И я сделал все, чтобы моим детям не пришлось. Твои братья и сестры понимают, а ты… Ты либо пьешь, либо путаешься не пойми с кем, либо лупишь часами боксерскую грушу. Твоя мама отчего-то вбила себе в голову, что тебе нужно дать время, чтобы перебеситься, что ты скоро возьмешься за ум, и мне не нужно к тебе лезть, но я в этом совсем не уверен. — Чем тебе не нравится боксерская груша? Отец никак не прокомментировал это замечание, показавшееся вдруг по-детски неуклюжим. Повисла тишина, и Росио почти решился атаковать снова, бессмысленно и беззубо, как отец произнес: — Знаешь, твою маму не хотели отдавать мне в жены. Нет, отказать мне прямо не посмели бы, нас слишком много связывает с семьей Салина. Они давно на меня работают, и все, что у них есть, во многом моя заслуга. Нет, они бы мне не отказали. Но они боялись меня, я это чувствовал. Боялись того, что я могу сотворить с их дочерью и сестрой. Я никогда не… Не вел себя грубо с женщинами, но они знали, какой я человек. Знали, уважали, но сильнее всего — боялись. — Мама тоже тебя боялась? — осторожно спросил Росио. Об отношениях родители редко откровенничали. Впрочем, то, что они любили друг друга — любили, пожалуй, сильнее, чем даже собственных детей, было очевидно любому имеющему глаза. — Нет, — лицо отца озарила скупая улыбка. — Она сказала, что ей плевать на мнение родни и что они все жалкие трусы, а она считает, что я хороший человек. Ей так карты сказали. Мама всегда гадала, сколько Росио ее помнил. К ней даже с Марикьяры приезжали за помощью и советом, и отец не препятствовал. Наоборот, даже как будто гордился. Иногда приходила странная мысль: их семью ждало много горя, но оно прошло мимо — потому что мама, хрупкая и немного болезненная, сумела его отвести. — Для нее я и постарался стать если не хорошим, то не опасным человеком, — отец нахмурился, будто вспомнив что-то неприятное. — Мне не хотелось, чтобы она меня однажды испугалась. Она в меня верила, когда никто вокруг не верил, и я не мог ее обмануть. Ту часть истории, в которой начать легальный бизнес отцу помог Арно Савиньяк, Росио прекрасно знал. Однако то, что все случилось лишь потому, что отец захотел произвести впечатление на молодую жену… Это не до конца укладывалось в голову. Заподозрить Алваро Алву в подобной чувствительности было непросто, даже когда он сам открыто в ней признавался. — Что тебе нужно, чтобы взяться за ум? — негромко спросил отец. — Чего тебе не хватает? Рокэ помолчал. Ему следовало сделать выбор, пусть и снова временный, прямо сейчас, но внутренней готовности не было и в помине. — Почему ты раньше не спрашивал? Не говорил со мной вот так? — Привык, что мои дети слушаются меня без возражений, — отец ухмыльнулся. — Ты один оказался особенный, — он криво улыбнулся. — В маму пошел, она тоже спорщица. Росио не удержался от ответной улыбки. — Мама права, мне действительно нужно время… и свобода. Иначе я ничего о себе не пойму. — Она переживала, когда ты уехал неизвестно куда. Злилась, что я снова тебя довел. Если откровенно, мы все беспокоились. Слова отца больно укололи, и Росио почувствовал себя виноватым. Это было неприятное и непривычное чувство, и следовало поскорее стряхнуть его с себя. — Вернись домой хотя бы на время, даже если не хочешь оставаться, — отец не просил, но и не приказывал по своему обыкновению. — Попрощаешься нормально. Уступать было страшно — Росио не умел доверять. Все эти милые разговорчики попахивали очередной ловушкой. Нужно было обезопасить себя, хотя бы попытаться. Погруженный в задумчивость, Росио почувствовал на себе пристальный взгляд — и не удивился, когда, вскинув голову, увидел за плечом отца капитана Райнштайнера. Тот стоял на достаточном расстоянии, и в его взгляде читалась тревога. В этот момент пришло озарение, настолько ясное, что все прежняя жизнь на миг показалась пустой, плоской и скучной. — Я вернусь, но у меня есть условие, — уверенно проговорил Росио, не сводя глаз с Райнштайнера. — Хочу работать в полиции, в этом отделении. Службу в армии мне засчитают за часть учебы, вряд ли она займет больше полугода. Если ты попросишь, точно не займет. Ты же все можешь, так устрой и это! — В этом отделении? — отец нахмурился. — Могу я узнать причину? — Не можешь, — быстро ответил Росио и отвел взгляд. Отец, однако, успел заметить его направление. — А, — только и сказал он, коротко посмотрев за плечо. — Ну, если это поможет тебе взяться за ум, пусть будет так. Росио понятия не имел, насколько отец осведомлен относительно его пристрастий, и не стремился дополнительно просвещать родителя. Но тот, похоже, о чем-то догадывался. — Меня, конечно, засмеют, — в глазах отца мелькнули ехидные искорки. — Это будет первый случай, когда взятку дают не за устройство в столице, а за отправку в северную жопу мира. — Папа! — Что? Тут холодно, мне не нравится. Я и служить-то тебя сюда отправил только из-за фок Варзова, никто другой и полгода с тобой не продержался бы. Но я обещал твоей матери, что исполню любую твою просьбу. Поэтому будет как ты скажешь. — Только не говори ничего капитану Райнштайнеру, — зачем-то попросил Росио. — Согласен, незачем пугать его раньше времени. Всегда есть надежда, что ты передумаешь. Отец отвернулся, шагнул ближе к Райнштайнеру и перешел на талиг: — Еще раз спасибо, что были так добры к моему сыну, капитан. Если у вас когда-либо возникнут трудности… — Не думаю, что у меня когда-либо возникнут трудности, требующие вашего вмешательства, — сухо ответил тот. — Но буду иметь в виду. — Доброжелатели из Кэналлоа всегда могут пригодиться, поверьте моему опыту. Пойдем, Росио. Уехать вот так, не попрощавшись, было бы страшно обидно. Хотя Райнштайнер наверняка не огорчился бы, и… И тут Росио вспомнил кое-что. — Нет, погоди. У тебя же есть два талла? Отец так и не избавился от странной для человека его статуса привычки таскать с собой мелочь — связанной с не менее странной для человека его статуса привычкой покупать чуррос у уличных торговок. — Даже не буду спрашивать, зачем они тебе, — отец протянул две монетки. — Буду ждать тебя снаружи. Хорошей службы, капитан. — Благодарю, — отозвался Райнштайнер, не сводя глаз с Росио. Если бы тот был наивнее, то прочел бы в этом взгляде искреннюю заботу. Однако врать себе не имело смысла — для Райнштайнера Росио был рабочей задачей, которую полагалось качественно исполнить. Например, сейчас он хотел убедиться, что Росио ничего не угрожает. Это было приятно, как и любое внимание — но и вместе с этим обидно. Росио поклялся себе, что однажды увидит в этом взгляде нечто более чувственное. У него будет для этого достаточно времени, и если выпадет хоть один шанс на взаимность, Росио своего не упустит. — Вы уезжаете добровольно? — спросил Райнштайнер. Росио кивнул. — Да. Фок Варзов сумел найти нужные слова, и я, кажется, понял, чего хочу. Отец… Он поддерживает меня. Во взгляде Райнштайнера мелькнуло смутное недоверие. — Рад, если так. — Я тоже, и… И я рад нашему знакомству. И благодарен. Вот, возьмите два талла. Не люблю оставаться должным. Пальцы дрогнули, случайно коснувшись горячей ладони, и Росио решил: Леворукий с ним, это будет просто рукопожатие на прощание! Он крепко стиснул руку Райнштайнера в своей, так, что на коже наверняка останутся отпечатки монет, и проговорил: — Я действительно рад с вами познакомиться. Мы обязательно увидимся снова. — Надеюсь, не при таких обстоятельствах, — отозвался Райнштайнер без улыбки. Он первым разорвал рукопожатие и спрятал монеты в карман. Росио почувствовал разочарование — и вместе с тем азарт. Он всегда получал то, что хотел, и в этот раз тоже получит. Пусть и не сразу, но так выйдет даже интереснее.