***
Эрика Хатим сопроводил, а сам направился к той комнате, где должен был работать парень. Ещё вчера мужчина ходил к той самой мастерской. Когда он отворил дверь, то увидел, что комната находится в весьма запущенном состоянии. Оно и немудрено: прошлого инженера уж нет в живых как много лет, а по слою пыли было ясно, что государю на это совершенно наплевать. Поэтому, хоть Хатим и сам до конца не был уверен в позволительности своих действий, он договорился со знакомой служанкой, что она очистит помещение. Если бы Эрик увидел этот бардак, то он наверняка был бы разочарован. Сейчас Фарзанэ шёл в ту же самую комнату, открыл дверь и прошёл внутрь. Они с девушкой договорились встретиться здесь, и вот она и подошла: робко взявшись рукой за ручку и застыв в дверях, тихо позвала Хатима. — А? Азра? Заходи. Она мелкими шажками осторожно вошла внутрь. — Помнишь наш вчерашний разговор о этой комнате? — Да, она слишком грязна для нового придворного инженера. — Сможешь очистить до обеда? Она опустила глаза в пол, задумалась и произнесла: — Пожалуй смогу, господин — Хорошо. Всё, что тебе нужно для дела, я уже занёс, — он показал в другой конец помещения и тут же повернул голову к девице, — Постарайся работать потише. Не знаю, как отнесётся государь к тому, что я приказал тебе сделать. Лучше не рисковать. Она кивнула и принялась за работу. А Хатим же вышел наружу. Некоторое время он ходил вокруг да около без дела, возле дверей трапезной его Величества. Через какое-то время её покинули сам Шах, а через ещё большее время стали уходить и придворные. Они шли вальяжно, нацепив на лица самодовольные улыбки, смеялись и хихикали, кажется обсуждая что-то, но шепотом и на ухо, так что Хатим не мог расслышать о чём они судачили. Эрик шёл тенью самый последний. Его вид был весьма мрачным: голова опущена вниз, тяжелый взгляд и сжатые плечи. Было ощущение, будто его несколько раз ударили. — Эрик! — мужчина подошел к нему, — Ну как там всё прошло? Эрик посмотрел на него как-то странно — со смесью огорчения и непонимания, и лишь кинул простое: — Всё в порядке. Хатим серьезно взглянул в ответ. — Когда всё нормально, человек не ходит подобным грозовой туче. Парень отвернул от него голову и помолчал некоторое время, а потом, сделав глубокий вдох, признался: — Мне не нравится как они на меня смотрят. — Придворные? — Все. — Все? — Ты что же не замечаешь?! Каждый пялится на меня! Я это замечал ещё когда мы только шли сюда: люди рассматривали меня и посмеивались! А взгляд этого... Шаха... Он смотрел на меня как на грязь! Так высокомерно и брезгливо! — Эрик, успокойся... — Фарзанэ взял Эрика за плечи, — Это не из-за твоей маски, а потому что ты тут новенький. А что до Шаха... Так он на всех так смотрит! — Что? — Присмотритесь в следующий раз к нему по-внимательнее. Он всех воспринимает как грязь из-под ногтей, не бери в голову. — Откуда ты можешь знать, что эти взгляды не из-за маски? Хатим замялся, ведь гарантий у него действительно не было. — Ну...Я думаю это более реалистичный вариант. Ну маска и маска, подумаешь! Он немного помолчал. — Пойдём лучше прогуляемся. Ты можешь передвигаться по территории дворца. — Ты говорил, что покажешь мне мастерскую, — Эрик сложил руки на груди. — Сначала, давай ты посмотришь, где тут что! — Хатим взял его за плечи и направил вперёд. Эрик вяло сопротивлялся, но скоро уже шёл около мужчины. Дворец был просто невероятно огромен. Многочисленные коридоры расходились вдаль, пересекая другие и проходя в новые. Фрактальные рисунки, похожие на изображения самой вселенной, усыпали полы. Потолки и стены — прекрасные и витиеватые, они одним орнаментом проходили в другой, образуя невероятную ритмическую композицию из цвета и форм. Было действительно удивительно, как восточные художники могли изобразить такую красоту, не используя рисунки людей, животных, пейзажей. Чистая вселенская красота, что не поддается субъективным низменным человеческим понятиям о прекрасном. Арка переходит в арку... Колонна в колонну... Это великолепие не заканчивалось ни на миг и ни в одной точке пространства. Мы вознеслись к звездам? Возможно. Хатим видел как завороженно Эрик оглядывается по сторонам. В голове вдруг промелькнула мысль: не сравнивает ли он себя с фрактальными рисунками восточных мастеров? Его внимательный взгляд был сосредоточен, казалось, на чем-то конкретном и на всем одновременно. Эрик. Он такой же обладающий странной, вселенской красотой, которая не поддается глупым человеческим суждениям. Мать Фарзанэ называла это великолепием души. Никакие уродства не могли скрыть тот гений, тот потенциал, ту пользу для всего человечества, что хранится в этом мальчике. Но, увы, столь нагло заткнутую в недра его души... Эрик мог бы быть великим человеком, мог войти в историю. Хатим чувствовал это и вместе с этим понимал, что если чистоту его сердца не спасти — герой рода человеческого обратится в ужасного дьявола. Этого нельзя было допустить. — Заинтересовался? — улыбаясь, спросил мужчина, положив руку Эрику на плечо. Тот в ответ, даже не оборачиваясь и ничего не говоря, кивнул, — Да, это действительно завораживает. Когда я увидел всё это первый раз, был в таком же восторге. Какое-то время они молчали. По виду парня было заметно, что он что-то активно обдумывал, и Хатим решил его не тревожить и не торопить. Так, потихоньку, лишь перебрасываясь короткими фразами, они вышли в сад. Солнце шпарило как всегда, но эта жара была не сравнима с духотой Шамбери. Пекло было какое-то... родное? Да, наверное, это самое подходящее слово. Хатим чувствовал, что будь на всей земле одинаковая погода и температура, ему бы так же казалось, что здесь в Персии комфортнее всего. Удивительная, однако, у него черта характера. Всё в этом саду ему мило: деревья нефритовой зелени, великолепные цветы, что мелькают на траве подобно драгоценным камням, поющие птицы. Солнце игралось с листвой, лучи выглядывали то из одного промежутка в лесной кроне, то из другого; падали на землю, образуя забавные желтые пятна. Вдруг подул ветер. Эрик остановился и застыл. Сначала Хатим в недоумении обернулся, но быстро понял: он наслаждается. Фарзанэ молча прислонился к одному из деревьев. Похоже, мальчик был заперт в четырёх стенах слишком долго. Каково это вообще не иметь возможности гулять под солнцем, чтобы не быть высмеянным? Несправедливо это. Эрик стоял как вкопанный, будто боясь, что всё окружающее его великолепие исчезнет. В его взгляде читалось искреннее блаженство. Мужчина повернул голову в другую сторону. Там шли две девушки — на вид, прислуга. Хатим обратил внимание, с каким же безразличием они смотрели на всю эту красоту что тут, что там. Фарзанэ знал, что сейчас эти особы уткнутся в какой-нибудь угол и будут обсуждать ужасную жизнь вокруг. А между тем радости жизни они вот прямо здесь! Это напомнило о кое-чём другом... Он вспомнил вечно недовольного Шаха, который всегда оглядывал этот сад с каким-то презрением, а иногда и ненавистью. Это место никогда не было для него достаточно хорошим. Хатим помнил, как этого человека разбаловали и заставляли всё поглощать и поглощать, пока он не превратился в ненасытную черную дыру. Властителю всегда скучно, всегда мало, всегда одиноко. Со временем он начал думать, что ему принадлежит всё, включая жизни людей. Шах приказывал публично высекать, казнить, пытать, и пусть это и утоляло его скуку на время — потом ему становилось тоскливо вновь. Он привык к лучшему, привык к роскоши, а потому не замечал ничего и никого возле себя. Мертвая душа. Хатим снова взглянул на Эрика. А этот мальчик, казалось, сейчас расплачется от того, что хоть и через маску, но смог почувствовать на себе дуновение ветра и свет солнца... Человек, лишенный всего, умеет ценить такие маленькие радости: это тоже было красивой чертой Эрика. — Хочешь посмотреть на город с высоты? — спросил Фарзанэ, когда Эрик пришел в себя. — Д-да. И он повёл его на самую высокую башню во дворе. Ступенек пришлось пройти немало, но вот они достигли своей цели. Эрик прошёл наверх первым. Он прислонился к низкой стенке балкона и взглянул на открывшийся вид. Да уж, за пределами дворца красота и заканчивается. Кучи мелких ,убогих желтых домишек, пыльные улицы и деревья кое-где. Не густо, конечно. — Ох... Ты говорил, что в Персии красиво. Но, похоже, красота на дворце и заканчивается... Хатим повернул голову в его сторону. Эрик вздрогнул и втянул голову в плечи. — П-прости... Мне с-стоит следить за яз-зыком. Фарзанэ погладил его по спине. — Да, государя как и его мать не интересует судьба народа так сильно, как их собственная. Эрик расслабился и пришёл в норму. — Почему ты любишь эту страну? — Ну... Что ж, да, Персия неказистая объективно говоря. Но это место где я родился и жил очень много лет, эта страна стала мне по-настоящему родной. Парень какое-то время молчал, но, как предположил Хатим, не потому что ему нечего сказать. Скорее, он обдумывал, как задать следующий вопрос правильно: — Люди... любят то, к чему привыкли? — Я бы сказал, что да. Иногда ты к чему-то привыкаешь так сильно, что не замечаешь уже никаких недостатков. Или же они становятся незначительными. — Не видишь... Не видишь недостатков?.. — он положил руку на маску. — Да. Эрик набрал побольше воздуха в легкие. — Дарога, тут нет никого поблизости? — Нет, Эрик, мы тут совершенно одни. — Можно... Можно я сниму маску?.. Я хочу... хочу почувствовать тепло солнца... — он говорил очень тихо, еле слышно. — Конечно, Эрик. Мальчик медленно потянулся за волосы, к подвязкам маски, и распутал их. Взяв маску за «подбородок», он осторожно опустил её вниз. Золотые глаза глядели на Хатима в поисках негативной реакции, но Фарзанэ стоял как стоял. Эрик приподнял голову вверх. Тёплые лучи устремились на его лицо, и на нём мгновенно показалась кроткая, милая улыбка. Тут же снова подул ветер, взметнув его длинные локоны. — Ах... Глаза расширились, а нижняя губа чуть подрагивала, потом он закусил её, прикрыв очи. Из них одна за одной полились слёзы: сначала тихо, абсолютно беззвучно. Потом парень схватился за стенку балкона, и раздался громкий всхлип; ещё один и ещё, перешедший в рыдания. Хатим не вмешивался. Он знал, что это не плачь скорби или отчаяния. Это слёзы счастья; слёзы, очищающие душу. Спустя некоторое время юноша утёр соленые дорожки с щёк и надел маску вновь. — Спасибо. Мужчина в ответ лишь кивнул. — Теперь, я думаю, мы могли бы и посмотреть твою мастерскую. Эрик значительно оживился. — Да! Скорее пойдем! — он прямо-таки метнулся к выходу, и оттуда послышался веселый топот по ступенькам. Хатим добро усмехнулся и неспеша направился за ним.***
Азра не подвела. Когда они пришли, комната была в идеальном состоянии. Представляла она собой несколько столов: на одном была чертежная бумага и все инструменты для черчения, на втором — инструменты для применения чертежей на практике. Болты, гвозди, молотки, плоскогубцы и много чего ещё... Третий стол был особенный: он больше был похож на специальную установку, где можно что-то собственно мастерить. В углу же был книжный шкаф с различными книгами по механике и инженерии. Правда, написанными на фарси. Эрик с детским восторгом рассматривал помещение. — Я всегда мечтал о своей мастерской... Хатим не видел этого, но чувствовал, что Эрик широко улыбался, а его золотистые глаза сверкали от радости. Мужчина прислонился к дверному проёму, наблюдая, как Эрик открывает и закрывает ящики, рассматривает инструменты; как что-то берёт, разглядывает, и всё с такой неимоверной радостью, что Фарзанэ и сам не удержался от улыбки. — Когда я смогу приступить к работе? — воодушевленно спросил парень. — Да можешь хоть прямо сейчас. Запросы Шаха вон в том письме на столе справа. Эрик развернул записку и прошёлся глазами по ней. — Будет исполнено! — Хех, ну тогда не буду... — Дарога! — А? — Спасибо. Ты первый человек, кто относится ко мне хорошо. Яя очень благодарен тебе за это... Хатим чуть помолчал. — Ты этого заслуживаешь, Эрик. И он вышел из комнаты.