Свет грядущей жизни

«Итак, мои плюсы: у меня появилась мастерская, о которой я мечтал, а ещё первый в жизни друг, и к тому же я далеко от цирка. Минусы: меня всё ещё очень пугает Шах, и похоже, что местным я не нравлюсь. Это удручает.» Эрик сидел в своей каморке. Этим утром ему был назначен выходной за большой прогресс в работе. Криво-косо он выводил каракули на куске бумаги, которую успел выхватить из рабочей комнаты. В какой-то момент юноша пришёл к выводу: когда мысли путаются — стоит записывать их на бумагу, чтобы потом можно было проанализировать и упорядочить их. Потому Эрик стал вести некое подобие личного дневника, представляющего собой скорее стопку обрывков ненужных для инженерной работы бумажек, упрятанных в тайник под полом, который открывался при нажатии на определенную точку в стенке. Да, за время пребывания в персидском дворце Эрик уже многое успел сделать и начать. Как, например, то же самое ведение дневника, так и то, как мало по-малу изучение персидского языка устно и письменно. Конечно, не без помощи Хатима, что любезно согласился ему помочь. Закончив свои записи Эрик был доволен тем, что плюсов стало больше, чем минусов. Надежда на светлое будущее стала крепнуть сильнее. Он взял листок и сложил его к остальным, после чего закрыл тайничок. В это же время раздался стук в дверь. — Входите. Внутрь вошёл Хатим. При его появлении Эрик улыбнулся, встал и обнял его. — Здравствуй, добрый друг. Зачем пришёл ко мне? — Да вот, подумал спросить, не хотелось бы тебе выйти за пределы дворца? Я выпросил у Шаха прогулку для тебя, могли бы и ко мне зайти. Парень смутился. Нет, он, конечно же, хотел провести время со своим приятелем. Но его захлестнул страх быть замеченным людьми. Словно почувствовав сомнения друга, Хатим добавил: — О, и не волнуйся: я знаю тихие, безлюдные улицы, где мы сможем пройтись без проблем. Так что скажешь? Погода сегодня, к слову, отлична,я хе-хе, — улыбаясь закончил мужчина. — Тогда… Конечно идем! Эрик взял свою маску и надел её на лицо. Действительно, солнце светило сегодня довольно ярко, но не опаляло кожу. Дул приятный ветерок, и низенькие домишки составляли какую-никакую, но тень. Юноша краем глаза смотрел на массивные стены дворца, что остались позади него. В голове промелькнула мысль: а не станут ли эти стены для него в один момент тюрьмой? Но, в любом случае, об этом думать было рано. Эрика интересовало иное. — Хатим, а ты же, кажется, занимаешь какую-то важную должность тут. Разве ты не должен ездить на карете или что-то вроде этого? — О, ну на «карете», как ты говоришь, кататься конечно приятно. И да, я понимаю, к чему ты клонишь. Человеку моего статуса непозволительно ходить пешком. Но знаешь... Иногда так хочется прогуляться самостоятельно. Почувствовать на себе дуновение ветра, поразглядывать окрестности. В этом есть своя прелесть. — Знаешь, а ты мастер находить красоту где, казалось бы, её совершенно нет. — Да, Эрик, ты прав. Поэтому я и стал твоим другом, — невозмутимо ответил Хатим. А Эрик же от этой фразы буквально опешил. Красота? В нем?! — По-подожди… Красота?! Во мне что-ли?!.. Ты это имеешь в виду? Фарзанэ согласно промычал. — Но… Как?.. Я же буквально выгляжу, как высохший труп и... Мужчина резко повернулся к нему так, что Эрик даже прервал свою речь. Хатим поднял указательный палец и произнес: — Красота не это, — он указал на лицо, — А это, — перс ткнул в грудь Эрика, где было его сердце, — Душа, Эрик. Красивой должна быть душа. Если ты будешь чист сердцем, люди не будут тебя бояться, ведь знай: никакое внешнее уродство не вызовет больше ужаса, чем уродство душевное. Примером тому служит наш правитель, и я надеюсь ты никогда не поймешь почему. — Ммм, ты очень не хочешь быть частью того общества из дворца, верно? Хатим огляделся по сторонам и ответил тихо: — Да. Они не видят ничего дальше этой каменной скорлупы, — он бросил презрительный взгляд на уже далекие массивные стены, — Но я ничего не могу сделать против них один. Эрик лишь печально отвёл взгляд. — Но не будем о грустном, дружок. Надеюсь, ты понял, что зацикливаться на одном только лице не нужно, — Фарзанэ похлопал того по плечу. — Чтож, мне будет сложно это принять после… всего, что было… — Хах, я понимаю, я понимаю… Через мгновение Эрик сделал решительный жест рукой и уверенно сказал: — Но я определенно сделаю это! — Ай, молодца! — мужчина счастливо и гордо улыбнулся. Юноша был рад, что смог его порадовать, — А вот мы и к дому моему подошли. Милости прошу, — Хатим сделал приглашающий жест рукой. Они отворили небольшую калитку и перед ними предстало сравнительно крупное с другими домами жилище: это было поместьем Фарзанэ. Двухэтажное здание из желтого кирпича со старыми, мраморными колоннами и прямоугольными окнами. Перед самим домом располагался небольшой пруд, по бокам которого были высажены деревья. Эрик думал, что Хатим поведёт его внутрь, но тот прошёл с ним в другом направлении. А, если быть точнее, за дом. И Эрик ахнул. Там был небольшой, но ухоженный и цветущий сад. Большое количество цветов разных оттенков пестрело и переливалось в лучах солнца, а нефритовая зелень окутывала, создавая ощущение сказки. Юноша подметил, что хоть это место было менее помпезным, чем дворцовый парадиз, однако он чувствовал, что о каждом цветке здесь искренне заботились. Эрик ощутил в сердце что-то тёплое, что плавно и приятно разлилось по всему телу. Такая умиротворяющая, уютная и завораживающая картина... Он никогда не видел ничего подобного в своей жизни, состоящей ранее только из горя, слёз и криков. Сейчас же, смотря на Хатима, который нежно оглядывал свой садик, парень понял: жизнь действительно может измениться к лучшему, сдаваться нельзя. И снова перевёл взгляд на цветы. — Хатим, можно мне осмотреться? — Конечно-конечно, друг! О, и... Хатим быстро снял с Эрика маску. — Тут никого нет, не переживай, что кто-то тебя увидит. — Спасибо, — Эрик мягко улыбнулся. Листья, листья, листья... Цветущие травы и солнце... То, что нужно, то о чём Эрик всегда мечтал. О, Дарога, спаситель, приведший его в маленький рай!.. Знаете ли, как он много сделал для него? Парень оглядывал всё: каждый метр, каждый цветочек, как в последний раз, будто вот-вот это всё исчезнет, растворится; будто сейчас он проснётся опять в той тёмной, стальной коробке в цирке, вернётся в чёртову суровую реальность. О, Дарога, ты доказал, что счастье бывает не только во сне! Оно есть на земле даже для таких, как он! Таких, как Эрик: без рода, фамилии и дома! Оно доступно для всех, нужно лишь протянуть руку! Парень поднял голову: жемчужные облака, лазоревое небо… Он взметнул руку, и снова дунул небольшой ветер. Юноша тихонько ахнул: ощулось это каждый раз как в первый. Ни насмотреться, ни наглядеться. О, Дарога, но обещаешь ли ты, что эта новая реальность останется навсегда? Что это не короткая передышка, что дала судьба? Эрик устал, измождён, измучен. Родители... Мам, папа… Эрик так пытался, так пытался сделать всё, чтобы они обратили на него внимание!.. Работал, так много работал, но был предан и выброшен в самый ад. «Мама, ты слышишь меня! Я выбрался! Выбрался из ямы, в которую меня ты бросила! Я докажу, что уродство не крест на мне! Что я больше, чем это!» «Папа, ты слышишь меня! Я выбрался! Выбрался из ада, в который ты продал меня! Я докажу, что я существую! Что я не ничтожество! Услышь меня! Увидь меня! Папа, я здесь! Посмотри на меня!» Эрик и сам не заметил, как из его глаз полились слёзы то ли от плохих мыслей, то ли от режущего света солнца. Он опустил голову и утёр мокрые дорожки, бегущие по щекам и попадающие то и дело в рот. Черноволосый заметил обеспокоенный взгляд Хатима позади него. Мужчина подошел поближе, и тот даже не успел ничего произнести, как юноша развернулся к нему всем телом и прижался так сильно, как только мог. Хатим не оттолкнет, не скривится в отвращении, подобно матери. И верно: Фарзанэ лишь мягко и безмолвно положил свою большую, грубоватую ладонь на макушку Эрика. — Ты привёл меня сюда, потому что заметил, что я люблю природу, правда? — шептал мальчик. — А ты догадлив хех… — Ты… Ты замечаешь меня… — А? Ну, — Хатим не понял, что он имеет в виду. — Ты замечаешь, что мне нравится, ты замечаешь мою личность. Ты видишь меня. — Ах… Конечно, — Хатим выдохнул и снова дружественно улыбнулся. — А отец не видел… Я чувствовал себя призраком, Хатим. Такой черной тенью, которая не может говорить и не имеет своего я. Она ничего не любит, ничего не хочет… Эрик отпрянул от дароги и поднял на него свои глаза. Золотые и очень очень уставшие глаза... В них смешалась боль, одиночество, отчужденность. Слишком взрослый взгляд для ещё мальчугана, вроде него. Вдруг парень слабо улыбнулся: — Но не будем о грустном, — повторил он слова Хатима, сказанные ранее. Фарзанэ был лишь в смятении. Как же много Эрику ещё предстоит преодолеть. Одно лишь мужчина знал наверняка: он поможет ему в этом! Эрик развернулся в сторону поместья. — У тебя великолепный сад, но можно ли мне и осмотреть твой дом? Хатим, погрузившийся в свои мысли, как будто вышел из транса. — А? А, да. Пойдем, конечно, пойдём.

***

Поместье Фарзанэ, сравнительно с домами других персидских вельмож, было довольно маленьким, но уж очень уютным. Пока они проходили в гостиную, Хатим рассказал Эрику, что его мать поговаривала, что когда отец ещё строил этот дом — она была удивлена таким маленьким размерам их будущего жилища. При их то состоянии! Отец Хатима не был скупым человеком, отнюдь. Но на все расспросы по поводу габаритов поместья обычно отвечал: «Чтобы дому являться хорошим, ему не обязательно быть большим и обитым золотом и драгоценностями. Достаточно, чтобы это было местом, куда захочется вернуться и где тебя будут ждать». Госпожа Фразанэ помнила, что когда дом достроился — она была приятно ошарашена, как удивительно хорошо в нём было. Не имелось ни дорогих кубков, ни расшитых золотом ковров, но всё равно она ощущала приятное чувство безопасности. Быть может, из-за больших окон, которые делали помещения очень светлыми. Быть может, из-за милой гаммы теплых красок, в которые был тонирован весь дом: красные ковры, оранжевые стены, коричневая мебель. А быть может, просто в то время супруги Фразанэ были молоды и влюблены. Но, как бы то ни было, это чувство покоя продлилось у них всю жизнь и передалось Хатиму. Перс очень любил свой дом. Тут он провёл много лет своей жизни, тут были самые дорогие ему люди. Эрику было интересно, куда же все они делись: отец, мать, его близкие друзья и первая любовь — Азэр (о который дарога уже успел рассказать). — Дарога, а ты теперь один здесь живешь? Куда же делись все, о ком ты рассказал? Уехали куда-то? — Эрик попутно с интересом рассматривал книжные полки. В ответ Хатим тяжело вдохнул и почти шепотом вымолвил: — Уехали? Если только в мир иной… — Что… — Эрик резко развернулся к персу, — Неужели они все… — Да, — Дарога не желал слышать окончание этой фразы. Взгляд юноши стал грустным и болезненным. Он подошёл к Хатиму поближе и пристально посмотрел на него. — Так получается мы оба одинокие? — Выходит так. Парень мрачно опустил голову в пол: — Но у тебя хотя-бы есть что вспомнить хорошего. А, как думаешь: мне будет, что вспомнить приятного когда-нибудь? Хатим явно напрягся от такого вопроса и ответил строго: — По большей части, это зависит от тебя. Плохие воспоминания тянут нас на дно, как правило. Будешь на них зацикливаться и никогда не сможешь стать счастливым. Эрик же продолжал стоять так же мрачно. Снова его гениальную голову стало распирать от самых противоречивых мыслей. Эрик сам по себе замечал, что он довольно противоречив. Вот недавно он стоял в саду и был уверен: жизнь только начинается, и всё можно исправить! А теперь в мозгу стали всплывать болезненные воспоминания.

|несколько лет назад|

Отец снова был не в духе. По правде говоря, «не в духе» он бывал часто. С тех самых пор как Эрик появился на свет, и фанатично верующее население маленького городка близ Руана объявило чете Моро чуть ли не войну за подозрения в сговоре с дьяволом и рождении антихриста. Им часто били окна, кидались камнями в сад, пускали гадкие слухи о каждом члене семьи. Многие лавочники отказывались продавать им что-то, из-за чего Бернарду — главе семейства — приходилось ездить аж в сам Руан, чтобы что-то купить. Одним словом не жизнь, а ад. Такое презрительное отношение часто выводило из себя не то что эмоциональную Адель — мать Эрика, — но и отца, который обычно отличался хладнокровием и цинизмом ко всему. Сначала он ходил недовольный весь день, придирался к мелочам и много ворчал. Позже, как правило, начинал ругаться и кричать. А апогея его недовольство достигало, когда в приступе ярости Бернард мог ударить Адель и всячески оскорбить, а так же обвинить в том, как сложилась их жизнь. Но, конечно, если бы под горячую руку ему попались не жена, а сын, то он бы точно переключил свой гнев на него. Ведь, по его мнению, именно сын-уродец виноват во всём в первую очередь. Однако, обычно мальчик мог считывать приближающуюся эмоциональную бурю и затаивался где-то в доме, скованный страхом. Но в этот раз Бернард был особенно разъярен. Кажется, это было из-за того, что жители городка добились увольнения мужчины с работы. Вжавшись в стенку, Эрик слушал гневную тираду отца, пока не послышался знакомый шлепок пощечины, которую он залепил матери. Обычно Бернард ограничивался одним ударом, после чего собирался и быстро приходил в себя. Но не в этот раз... Раздался ещё один удар и ещё. Мальчик слышал всхлипы и рыдания своей матери. Адель относилась к Эрику плохо, даже очень плохо. Но, будто чувствуя, что через лёд её сердца возможно пробиться, малый любил её и всячески пытался угодить, подбодрить. Однако, Адель будто и не слышала и не видела этого. Даже получая самые милые подарки или узнавая о том, что кто-то вымыл посуду или вытер пыль с мебели, она снова принимала брезгливое и презрительное выражение лица, когда вспоминала кто именно это всё делал. Но Эрик всё равно её любил и не терял надежды заслужить ответную любовь. Поняв, что сейчас его мать избивают, дрожа от страха, но пересиливая себя, он вбежал в гостиную и закрыл собой маму. Очередная звонкая пощечина, предназначенная для Адель, попала Эрику прямо по лицу — так, что его маска отлетела куда-то в сторону, обнажив лицо. Повисла напряженная тишина, которую нарушил Эрик громким возгласом: — Отец, оставь матушку! Прошу тебя! Бернард ошарашенно уставился на своего отпрыска. Багровая пелена спала с его взора, и лицо отца приняло типичное, безразличное, с примесью отвращения выражение. Он тихо и коротко усмехнулся и, бросив «Вот ещё защитничек нашёлся», второй раз зарядил Эрику по лицу, после чего пнул. А затем, как ни в чем не бывало, вышел из комнаты, а потом и из дома вовсе. А малый, схватившись за щеку и кое-как сдерживая слёзы от боли, повернулся в сторону матери. Он сделал пару шагов к ней. — Мама ты… Эрик не успел договорить: женщина без лишних слов швырнула ему маску. По её испуганному выражению можно было понять, что она не будет ничего слушать от него, пока тот не наденет данный предмет. И малый это покорно сделал. — Мама… — мальчик снова повторил свою попытку спросить как она. Но Адель лишь отпихнула его от себя. Она встала и ушла, оставив того совершенно одного в пустой, пошарпанной гостиной. Эрик на тот момент никогда не чувствовал себя в столь безысходном положении, чем сейчас. Что бы он ни делал, она отпихивала его. Любые способы, но единый результат. Что могло быть более удручающим?

|Сейчас|

— Эрик? Эрик! Парень словно вышел из транса, когда почувствовал как его трясут за плечи, выводя из воспоминаний о прошлом. — А… Я… Я… — Что случилось? Ты в порядке? Встал как вкопанный и упёрся взглядом в пол. — Я… Да, я в порядке, Дарога. — Хатим. — Извини. Повисло неловкое молчание. — Так, что-то мы заговорились. Давай я чаю сделаю, а то негоже так сидеть. Заодно разрядим обстановку, так сказать, — Фарзанэ начал кипятить самовары, да ставить стаканы. Эрик уже сел на подушки подле низенького столика. — У тебя нет слуг в доме? — Не-а, распустил, когда матушка почила. Тогда я чувствовал себя так паршиво, что не хотел уже видеть рядом с собой никого. Она была моим последним близким человеком… Но иногда ко мне заходит моя приятельница по имени Азра. Она ухаживает за садом и бывает приходит убирать в доме. Конечно, я ей плачу за услуги. Бывает, у нас получается с ней поговорить, но не более того. К слову она тоже на службе у Шаха, служанка. Хатим поставил стаканы на стол, и вишневая жидкость заполнила их. Рядом перс поставил сладости. Эрик в это время был всё также разрываем противоречиями. С одной стороны, его тянул вниз опыт прошлого, но с другой — соблазнительно сияла звезда надежды, приглашающая его устремиться вверх к небесам. Однако, вдруг этот свет окажется ложным? Лишь иллюзией… — Эрик. И снова дарога вывел его из забытья. — Да? — Что случилось? Расскажи мне. Ты внезапно стал таким мрачным... Я же вижу, тебя терзает что-то. Эрик вздохнул: ему не хотелось об этом говорить, но в то же время душевная боль тяготила. Та должна была найти какой-то выход. — Моя голова идёт кругом от внутренних противоречий. С одной стороны, я не верю, что могу повлиять на свою жизнь, но с другой... Я хочу, очень хочу. — Ах, вот оно что. Ну, могу сказать, что к тебе в голову приходит слишком много разных мыслей одновременно, отсюда и противоречия. Тебе нужно.... — перс отпил чаю, — Поверить. — Поверить? — Да. Просто поверить, что у тебя получится стать счастливым. Без доказательств и каких-либо аргументов. Иначе ты будешь так терзаться до бесконечности, а сомнения ведь тоже тормозят. Эрик замолчал и, опустив голову, посмотрел в стол. — Хотя бы попробуй. А там посмотрим. Парень глубоко вздохнул. — Хорошо, я попытаюсь, — юноша тоже сделал глоток чая. — Вот и молодец. Хм, слушай, а не хочешь раз у нас свободная минутка ещё язык поучить? У меня вот как раз книга под рукой. — Давай. И следующие несколько часов Хатим с Эриком провели за изучением фарси, приятными беседами и чаем. Эрик чувствовал, как сердце его снова наливается теплотой и счастьем, а мягкая улыбка всё чаще трогает его губы. Может быть, он действительно однажды забудет своё прошлое?