Мои чувства сильнее собственной ненависти

Холодные и крупные дождевые капли били по зонту, словно кто-то рассыпал горох. Из-за ветра, они иногда попадали на верхнюю одежду и брюки парня, идущего словно на каторгу. Челюсть непроизвольно дрожала и тело напрягалось, но только к сожалению от холода. Наконец-то, закрыв зонт, Трэвис вошёл в двери заведения. Шум был уже приглушённым, а в школе было светло и с какой-то стороны уютно. Возможно от того, что всё ещё было отопление. Трэвис сделав пару шагов, очутился в раздевалке. За ним спешно вошёл ещё один человек, который не обратил на парня особого внимания и по пути скидывал с себя куртку. Этот человек, был прекрасно знаком Фелпсу. Блондин невольно устремил свой взор на его мокрые, длинные и каштановые волосы, которые выглядели чёрными. С этих волос даже капала вода. Он опять решил не брать зонт, надеясь на то, что быстро добежит. Трэвис и вовсе не заметил, как пялиться на мокрое лицо Джонсона, который что-то искал в куртке. — Ахах, решил взглядом убить? Какой же ты жалкий, господи. В школу хожу, ради того чтобы посмотреть, как ты попытаешься нагадить мне на этот раз — Ларри перевёл взгляд на блондина, который уже скривил, якобы от отвращения лицо — Я просто смотрю и поражаюсь, какой же ты пидор. Волосы бабские, даже не удивлюсь что подводка на твоих мерзких глазах. А ногти ты свои видел? Наверное ты их красишь и подпиливаешь каждый вечер. Ну а со своим личным маленьких подсосом, вы вообще скоро будете смотреться как мерзкие лезбухи — Ну вот, Трэвис вновь включил режим такого мерзкого мальчика, который постоянно всех поливает ведром дерьма — И то верно. А тебе папа не разрешает? И лучше уж буду похож на пидора, чем на какое-то никчёмное и никому нахуй ненужное существо, прости господи человеческой рассы. Плюс ко всему, ты так бесишься, потому что знаешь, что такого как ты никто никогда не полюбит и не примет? Отброс.— Ларри обожал отпускать колкие фразы, а уж тем более в сторону этого ублюдка. Для Фелпса же это звучало как удар по яйцам и он почувствовал неприятное чувство в душе, в которую походу снова плюнули. — Иди нахуй, Джонсон! — Единственное, что могло вырваться из губ парня — Давай, заплач ещё, всегда хотел увидеть, как ты это делаешь. — Ларри усмехнулся, а Трэвис же подойдя к нему дал громкую пощёчину и ушёл быстрым шагом, слыша нецензурную брань в свой адрес. Всё ещё была перемена, а до начала урока оставалось 10 минут. Фелпс младший вместо кабинета, вошёл в мужскую школьную уборную. И направился в последнюю кабинку, в которую редко кто-то заходит. Глаза неприятно жгло и по щекам начали катиться слёзы. Отец бы назвал его слабаком. Войдя в кабинку, он плотно запер дверь и упал на пол, прижимая рюкзак и колени на которых он лежал к груди. " Он прав. Я отброс. Такого как я, действительно никто не полюбит... Моё никчёмное существование, для того, чтобы я был одиноким предметом, в которого плюют своей желчью, а я её возвращаю кому попало. Я ненавижу тебя, Джонсон, засунь в жопу свои слова, мне не хочется вновь понимать, что ты говоришь правду. Ты говоришь словами моего папаши. Пошёл вон из моих мыслей!" Стиснув зубы, Фелпс закрыв лицо издавал прерывистые всхлипы. Он не мог этого больше терпеть, его сердце болело и разбивалось. Если посудить, то в его комплексах виноват отец. Именно он унижал за слёзы. Именно он говорил, что будь Трэвис такой соплёй, то он ничего не добьётся. Именно он выставлял бедного мальчика всю жизнь идиотом и никчёмной ошибкой молодости. В таком сокровенном одиночестве Трэвис провёл около пяти минут. Но напрячься его заставила дверь, которая отворилась и вслед за этим звуком послышались медленные шаги. Эти шаги становились ближе и ближе. Сердце билось чаще, а в душе была надежда, что идут не к нему. Но, как это часто бывает, надежды оказались напрасны...