Семь кадров из домашнего архива

Его новый фаворит — сероглазый и темноволосый, и конечно же молодой. Он выглядит, как — нет, не лучшая, просто более ухоженная версия: светлая кожа горожанина, которому светят уф-лампы, а не солнце, и у него почти нет шрамов на теле, и мягкие руки — работает с бумагами где-то при складах. Умеет цитировать Шекспира — Хуан почти восхищён, это незаурядный навык для постапокалипсиса, — и отлично сосёт, эта одна из двух вещей, за которые Райнер его ценит. Вторая — за то, что при неверном свечном освещении тот похож на Эйдена. Потому что пилигрим — сероглазый, темноволосый, полоса загара на переносице между маской и тенью капюшона, мелкий шрам на скуле и ещё несколько в низком вороте кофты, потрёпанные бинты на ладонях, чтобы хоть как-то защитить руки, — едва ли когда-то окажется в его постели. Парень либо восхитительно упрямо игнорирует намёки, либо правда не понимает — удивительная наивность для его двадцати с чем-то, Хуан почти восхищён. Он знает, что делать — как посмотреть, коснуться, скользнуть ладонью по руке или плечу, пристально взглянуть на губы и вниз, к паху, задеть ногой под столом, встать ближе, предложить напиток из своих рук — безотказные способы продемонстрировать интерес. Он привык к тому, что его интерес льстит — в конце-концов, оказаться в постели Хуана Райнера не только приятно, но и выгодно, а ещё это своеобразное признание — он не тратит время на тех, кто не привлекает его. Кто не выделяется. Эйден выделяется, как юный полубог среди смертных: спокойная грация человека, который может взбежать по стене и пройти по проводу, как по улице. Он совершенно не умеет прятать эмоции, достаточно было заставить его снять маску — хватило намёка, что это неуважение к владельцу кабинета, — и Хуан позволил себе наслаждаться наблюдением. Замешательство, понимание, раздражение, даже ярость — тогда Хуан на секунду почувствовал горячий комок в животе и едва сдержался, чтобы не двинуться ближе. Ему хотелось бы видеть такую же горящую страсть, но, насколько бы прозрачными не были эмоции, в них нет ничего похожего на желание. Даже когда Эйден выпил предложенное вино с его рук — перехватил за запястье, заставил наклонить бокал и пил, прямо и открыто глядя в глаза, — для него это было не более, чем принятым вызовом. Тогда Хуан к собственному удивлению почувствовал, как возбуждается — просто от крепкого сжатия на руке и взгляда снизу вверх. После вина губы у пилигрима были чуть более яркими, чем обычно. Нет ничего удивительного, что, лаская себя, он представляет Эйдена — эти губы с чётко очерченной аркой купидона, признак страстной и яростной натуры, руки и бёдра — сложно не заметить, как натягивается ткань, когда пилигрим движется. Вероятно, он бы позволил Эйдену взять себя — не в первый раз, конечно, но он бы задержал такое сокровище в своей постели на некоторое время. Вряд ли у него много опыта — Хуан делает движения своей руки резче и грубее, пытаясь представить, как они ощущались бы от неопытного любовника, — но если что и можно сказать о пилигриме с уверенностью, так это то, что он чертовски быстро учится. Хуан с удовольствием научил бы его, вырезая из мрамора новую Галатею — для себя. Вся порывистость движений, вся небрежная ловкость — с такой же грацией и несдержанностью Эйден изгибался бы под его руками, если бы Хуану было позволено. Позволено сделать, так чтобы эти губы краснели не только от вина, но и от поцелуев или его члена. Он хотел бы видеть, как это чертовски открытое лицо искажается желанием, страстью, как Эйден нуждается в нём. Ради такого стоило бы отдаться — в позе наездника, конечно, Хуан не любит, когда его прижимают к простыням, для этого он слишком ценит ощущение контроля. Да и вряд ли пилигрим, при отсутствии опыта, смог бы удержать подходящий темп… Оргазм оставляет его опустошённым и разочарованным. Хуан лениво смотрит, как колышутся огоньки свечей у кровати, и позволяет телу тонуть в прохладных простынях. Он отказал своему фавориту — сегодня, но если тот не глуп и умеет что-то кроме работы ртом, то поймёт, что ему больше не рады. Он слишком ухоженный, капризный и мягкий, он не смотрит на Хуана так, будто бросает — или принимает — вызов каждым движением, и не может поймать в воздухе брошенный кошелёк с оплатой очередного поручения, и не движется так, будто может сменить плоскость в любой момент. Он не Эйден, и это достаточная причина для отказа. В конце-концов, Хуан слишком умён, чтобы долго позволять себе обманываться.