Уроборос

Они приходят за мной, когда я допиваю свой утренний кофе. Чашка со змеей, обвившей своё крохотное тельце вокруг львёнка, выскальзывает из моих пальцев, когда один из бугаев бьет меня по затылку, и разбивается о дощатый пол. Я не сопротивляюсь, потому что предпочёл бы не оставлять в комнате следов насилия. Но кофе разливается на ковёр сладкого цвета пломбира, и хрупкое стекло трещит, отделяя змейку ото льва, когда моё тело сковывают магические чары. Драко расстроится. Вот, о чем я думаю. Драко расстроится. Он подарил мне эту чашку на нашу первую годовщину: мы негласно решили отмечать её каждое пятнадцатое число. Нет, то есть, конечно, сейчас я прекрасно понимаю, что негласным это казалось только мне одному. Драко всё знал заранее — знал и хотел создать как можно больше счастливых воспоминаний, которые помогут мне оставаться в здравом уме так долго, сколько я смогу. Мне нравились эти маленькие праздники. Ужины в небольших ресторанах или вылазки в кино. Нравилось делать друг другу символические подарки, и всё-таки, я точно знал, что собираюсь подарить ему кольцо на двенадцатую годовщину. Знаете, увезти в Париж, чтобы встретить там День Всех Влюблённых, снять номер с видом на Эйфелеву башню и за утренним кофе надеть на его палец лимонный обруч — аккуратный и изящный; такой же, как сам Драко. Я работал, не покладая рук, чтобы осуществить это, но всё пошло не по плану. Всё всегда идёт не по плану, мать его. Блядство. Магические путы крепкие — в конце концов, эти ублюдки накладывали их в своей жизни достаточно, чтобы научиться делать это идеально, — и всё же я мог бы сломать их в два счёта, будь у меня магия. Но её нет. Лошадиная доза нейтрализатора, бесцветная жидкость — первое, чем они обкалывают меня. Всего секунда — и магия застывает в жилах, словно испуганный ребёнок при виде подкроватного монстра. Впрочем, они зря так стараются. Всё равно я не собирался никуда убегать. В прозрачных тюбиках есть что-то ещё — что-то, что заставляет мои веки тяжелеть так сильно, словно последний раз, когда я спал, был в материнской утробе. Я отключаюсь, стоит моей голове только коснуться твёрдой поверхности, и безмолвно благодарю этих ублюдков, потому что точно знаю, что я увижу во сне. — Здесь красивее, чем я думал. Мы с Драко проводим ночь в отеле, а потом снимаем небольшой домик по первому попавшемуся объявлению в газете. Конечно, понадобись он нам на более долгий срок, едва ли мы смогли бы его себе позволить, но в моем бумажнике достаточно денег для того, чтобы прожить три дня на широкую ногу. Это то, чего мне хочется. В конце концов, когда весь мир рушится, последнее, что тебя волнует, — это сумма на твоём банковском счету. — Думаешь, можно было бы провести здесь все выходные? Драко стоит у высокого панорамного окна, обратив лицо к солнцу. Я, облокотившись на дверной косяк и покручивая в пальцах связку ключей, любуюсь тем, как солнечные лучи ласкают его нежную кожу. Я хотел бы запомнить его — нас — такими навсегда: влюблёнными, счастливыми и не принадлежащими никому, но только друг другу. Я обнимаю его, и он плавится под моими ладонями, интересуясь, где расположена спальня. Я смеюсь ему в шею. Безжалостное тепло. Но в подземелье холодно. Впрочем, холод — совсем не то, чего мне стоило опасаться. Первая же вспышка Круциатуса ставит меня на колени. Кости разрываются адской болью; за первой вспышкой следует вторая. Ещё и ещё, проклятье за проклятьем, пока моё тело окончательно не выйдет из строя. Кто-то из охранников хватает меня за плечо и встряхивает в попытке поставить на ноги, но от боли они подгибаются, как у тряпичной куклы. До ушей доносится омерзительный смех, знаменующий только одно: это всего лишь начало. Их гребанное приветствие. Посреди камеры расположился тяжёлый стул в лучших традициях боевиков, которые мы смотрели с Драко по выходным, понося их за нереалистичность. Я усмехаюсь этой мысли и зарабатываю удар в челюсть. После Круцио он ощущается не серьёзнее, чем укус комара. Конечно, этот невероятно комфортабельный железный трон подготовлен лично для меня — я догадываюсь об этом в тот момент, когда охранник толкает меня к нему, не особо заботясь о том, насколько успешно на него приземлится моя задница. Руки мгновенно связывают за спиной; веревка зачарована на удержание магии, и этот факт чертовски меня веселит. Не слишком ли много усилий ради одного человека? А потом наступает тишина. Тишина, которая кажется громче любого шума, любой ссоры и крика. Это тишина ожидания. Внезапно до затуманенного болью сознания доходит искрометное понимание: все собравшиеся здесь сейчас всего лишь пешки. И они ждут своего короля. Король не опаздывает и является вместе со свитой, в плаще и маске — и где он только нашёл этот антиквариат? — и я смеюсь: так, словно мне есть гребанное дело до того, кто скрывается под ней. В конце концов все они оказываются одинаковыми: палачи и убийцы, безумцы и психопаты, тираны и садисты; они ничем не отличаются друг от друга что в маске, что — без. — Затеяли столь экстравагантное шоу для меня? — Слова слетают с моих губ прежде, чем я успею подумать о последствиях. — Я польщен. — Так ты всё ещё в состоянии говорить? — Голос короля искажен магически — ну, конечно. — Круцио! Я не успеваю сделать и вдоха, но мысленно возвращаюсь к дню, когда Бэллатриса Лестрейндж убила Сириуса. Именно тогда я понял, что для того, чтобы Непростительное сработало в полную силу, нужно наслаждаться болью своей жертвы: и в отличие от стоящих за решеткой зрителей, ненависть, с которой Круциатус использует этот человек, отправляет меня в нокаут почти мгновенно. — Любимый, нужно просыпаться. — Ммм? Одеяло слишком тёплое для жарких весенних ночей, и я откидываю его, встречая весёлый взгляд серых глаз. Мой бойфренд, абсолютно обнаженный, расположился на уровне моего паха и усердно орудует ртом, демонстрируя навыки первоклассного минета. Я зарываюсь пальцами в светлые волосы и лениво кручу бёдрами, наслаждаясь открывшимся мне видом. — Это вместо «доброго утра»? — Растягиваясь в довольной улыбке, спрашиваю я. — Утро? Уже почти полдень, — Драко выпускает меня изо рта с пошлым хлюпающим звуком, и прижимается щекой к основанию члена, блаженно прикрывая глаза, — а я не знал, как ещё тебя разбудить. — Кажется, ты выбрал весьма действенный способ, — я провожу пальцем по его влажным губам, заставляя слизеринца охнуть. — Я вдруг вспомнил, как в разгар одной из наших перепалок, курсе на пятом, ты бросил мне едкое «отсоси», — он смеётся, опаляя дыханием мою кожу, и я пожимаю плечами в ответ: едва ли я смогу припомнить все ссоры, которые случились между нами в школьные годы. — Разве тогда я мог знать, что сосать тебе — гребанное блаженство? Драко улыбается мне и возвращается к делу. Я закрываю глаза и откидываюсь на подушки. Хотел бы я, чтобы каждое моё утро было таким. — Подъем, герой, — чей-то крик венчает стакан воды, выплеснутый мне в лицо. — Невежливо засыпать посреди разговора. — Разве в твоей книге этикета нет пункта о применении проклятий к безоружным? — Я обнажаю улыбку, и зарабатываю новую вспышку боли. На этот раз это нечто гораздо легче Круциатуса, и я невольно вздыхаю с облегчением. В каком же я дерьме, раз уж в самом деле радуюсь подобному? — Оставь его, — командует человек в маске, почти дружелюбно похлопывая охранника по плечу. — Оставьте нас все. Охранники покидают помещение, создавая иллюзию приватности беседы. Они всё еще там — стоят за решеткой, — следят за каждым моим вдохом и внемлют словам своего короля. — Кажется, уважаемый Мистер Поттер не до конца понимает, в каком положении находится. Значит, я ему объясню, — в моё колено впивается наконечник резной трости — смутно знакомой и слишком вычурной для этого пропахшего сыростью подземелья. — Сукин ты сын, — шиплю я, — может выберешь что-то одно между магическими и телесными повреждениями? — Тишина! — Грозно выдаёт он и взмахивает палочкой, заставляя мой рот искривиться от заглушающих чар. — Думаешь, ты можешь диктовать здесь свои правила? Думаешь, здесь ты хоть что-то можешь? Я моргаю. Не то чтобы я не осознаю своего положения. Я знаю, что я в полной заднице. И это совсем не та задница, в которой я бы предпочёл сейчас находиться. — Из-за тебя, щенок, — из-за твоей несчастной «победы» — я потерял всё: статус, деньги, репутацию, — король делает тихий вдох прежде, чем продолжить, — семью. И если ты надеешься, что за это сможешь отделаться парочкой Круциатусов, то чертовски сильно ошибаешься. Мне удаётся сдержать смешок только благодаря тому, что мои губы сомкнуты чарами. Ну, конечно, вступительная речь у таких ублюдков идёт по умолчанию. Впрочем, сомневаюсь, что он расскажет мне что-то интересное. — Пять лет, — он демонстрирует мне пятерню в перчатке — так, словно за это время я разучился считать. — Пять лет я ждал этого момента — ждал секунды, когда смогу отплатить тебе за всю боль, что ты причинил мне и моим союзникам, — выплёвывает он, и последнее слово звучит чересчур неискренне. — Может, в глубине души ты надеялся на легкую смерть, но я не окажу тебе столь гостеприимной услуги. Он выпрямляется, смотрит на меня сверху-вниз — то есть, конечно, я думаю, что смотрит, потому что едва ли могу разглядеть что-то из-за маски, — а потом взмахивает ладонью куда-то в сторону. — Ты не умрешь, Гарри Поттер. Не сегодня, — что-то в его тоне заставляет мою кожу покрыться предательскими мурашками. — За этой решёткой расположились лучшие колдомедики волшебного мира, и именно они будут следить за тем, чтобы твоё физическое здоровье оставалось на должном уровне. Я буду подводить тебя к краю, а они — возвращать к жизни. Буду ломать твои кости, а они — взращивать их вновь. Буду останавливать твоё сердце, а они — заставлять его биться снова. Я отомщу тебе за каждый потерянный галлеон, за каждую сломанную жизнь. За Повелителя! «За Повелителя!» — скандирует толпа, и мой желудок скручивает тугим спазмом. — Я собираюсь повеселиться как следует, — король поднимает палочку вверх. — И только посмей мне помешать. Красные вспышки сыпятся со всех сторон, разрывая тело от боли. На этот раз я выдерживаю на секунду дольше. Сознание снова отправляет меня в темноту. — Эй, как насчёт выйти из дома и немного развеяться? Драко сидит на толстом персидском ковре, уплетая попкорн из бумажного пакета, пока я расчесываю его, еще влажные, волосы после душа. Он поворачивается, бросая на меня вопросительный взгляд, и заталкивает солёное зерно кукурузы мне в рот. — Зачем? — Бормочет он. — Меня вполне устроит провести все выходные, трахаясь с тобой и периодически перекусывая доставкой пиццы. — План требует доработки, — скрепляя его волосы шёлковой резинкой, отзываюсь я. — Да ну? — Он переползает ко мне на колени, распахивая пояс своего банного халата. — Отличный план. Я качаю головой, и Драко хватает мои ладони, накрывая ими свою припухшую от поцелуев грудь. С губ рвётся непроизвольный стон, и слизеринец расценивает это, как зелёный свет. Мне поистине сложно сдерживаться, когда он такой. Отодвинув ладони, я припадаю к его груди губами. Да, сегодня, определенно, можно остаться дома. И завтра тоже. Может, одного дня будет вполне достаточно для прогулок? — Ха-а, — он стонет, запрокинув голову. — Иногда мне кажется, пососи ты её ещё немного, и оттуда в самом деле польётся молоко. — Что за глупости? — Я смеюсь, согревая дыханием его кожу. — Больно? — Нет… Это охренительно, — с придыханием произносит он. — Всё-таки, жаль, что я не женщина, а? — О чём ты? — Я моргаю, поднимая на него вопросительный взгляд и возвращая ладони к плоской груди, чтобы не прекращать массировать её. — Не знаю, — смеётся Драко. — Я мог бы родить тебе ребёнка. — У нас есть Пенни, — я с улыбкой смотрю на клубок шерсти, который носится по ковру, катая пробку от выпитого нами вина. — Да, но… — Драко прослеживает мой взгляд и вдруг выпрямляется, запуская ладони мне в волосы. — Я имею в виду… — Ладно, — я прислоняюсь щекой к его шее. — Я понял. Какое-то время мы просто молчим. Впрочем, по ритму, с которым бьется сердце Драко, я понимаю, что разговор между нами всё ещё не окончен. — Знаешь, по крайней мере, у меня осталось бы хоть что-то после тебя, — его пальцы глубже зарываются в мои волосы. — Мальчишка с такими же зелёными глазами или, если повезёт, даже двое. — Не говори обо мне так, словно я собираюсь умереть, — шепчу я, зажмуриваясь. — Да, — протягивает Драко, сжимая мои волосы у корней. — Прости. Тишина оглушает: в эту секунду оба знаем — то, что меня ждёт, гораздо — гораздо — хуже, чем просто смерть. Я теряю счёт посланным в мою сторону проклятиям. Не все из них Непростительные: кому-то нравится смотреть, как я кривлюсь от боли, когда лопается моя селезёнка, а кто-то хохочет от смеху, ломая кулаком мой нос. Колдомедики латают меня, и всё начинается снова. В какой-то момент мне начинает казаться, что за эти пять лет у них накопился определенный список садистских идей лично для меня: настолько эти отморозки уникальны в своих заклинаниях. Впрочем, едва ли кто-то может сравниться с их лидером: проблема в том, что ему нравится не просто боль. Ему нравятся мучения. Кратковременные вспышки ярости и неумелые удары его не интересуют; его действия тщательно продуманы и мысль о том, что он носил в себе эти садистские идеи долгие годы вызывает у меня тошноту. Будь то иглы, загнанные под пальцы, или чары удушения — он смакует каждое мгновение моей боли, наслаждаясь им, словно сомелье гребанным вином. — Ммм? — Он подпирает подбородок своей тростью, заинтересованно склоняя голову, пока охранник привязывает меня к стулу. Король оставался неприступным, пока мою кожу прижигали раскалённым железом. Он не остановился до тех пор, пока кто-то из колдомедиков не велел ему прекратить, ссылаясь на необратимые угрозы здоровью. Говоря откровенно, я думаю, что многие из них жалеют меня. Я вижу слёзы, застывшие в глазах девушки, латающей меня, и одариваю её благодарной улыбкой, когда она наносит немного успокаивающей мази. Девушка качает головой и бормочет, что шрамы на груди никогда не исчезнут полностью, и внутри болезненно колет. Не от страха за себя — от осознания, что Драко тоже был обречён когда-то услышать эти слова. В конце концов, может, я и заслужил это за то, как поступил с ним в тот злосчастный день. Ведь в конце концов мысли о нем — теперь единственное, что помогает мне не потерять рассудок. Они впервые развязывают меня сегодня — впрочем, только для того, чтобы наложить путы покрепче, — и все же от меня не ускользает заинтересованность, с которой их король осматривает мои руки, которые всё это время были надёжно спрятаны за спиной. Под ложечкой неприятно сосет, когда он поднимается и заставляет охранника развязать меня снова. — Интересная вещица, — произносит он, и всё моё нутро протестует, отказываясь принимать смысл этих слов. Когда наконечник его волшебной палочки касается лимонного обруча на моем безымянном пальце, внутри меня ломается что-то гораздо важнее костей. Я не могу позволить отобрать его у меня; не могу расстаться с единственной вещью, соединяющей меня с реальностью. Соединяющей меня с Драко. — Что это? — Почти вежливо спрашивает король. Я едва сдерживаю рвущийся наружу смешок. Гребанный идиот. — Кольцо, — приходится ответить мне после мощного тычка в спину. — Сэр, — за тычком следует ещё один, намекающий о моей фамильярности. — Необязательно называть меня сэр, — отзываюсь я, заставляя короля почти искренне рассмеяться. Он смотрит на меня ещё с несколько секунд, а после подзывает кого-то из толпы, очевидно для проверки магических свойств лимонного обруча. Я вздыхаю с облегчением: это самое простое кольцо из ювелирного, и на нем уж точно нет никаких следов магии, способных вывести их к Драко. Между нами нет магических уз: это было простой формальностью. Всё, что происходит в Амстердаме, к счастью, навсегда так и остаётся в Амстердаме. — Хочу зайти в ювелирный, — Драко докуривает сигарету, а потом тянется к моему хот-догу, делая жадный укус и закатывая глаза от удовольствия. — Диадема для принцессы? — Улыбаюсь я, большим пальцем собирая остатки горчицы с его губ. — Не угадал, — гордо произносит он и еще раз кусает мой хот-дог: это забавно, учитывая то, что всего пару минут назад он сказал мне, что совершенно не голоден. — Собираюсь заставить тебя купить мне обручальное кольцо. От неожиданности я давлюсь колой, и она льётся на асфальт прямо через мой нос. Нет, не поймите меня неправильно, я мечтал сделать ему предложение! Но в сложившейся ситуации… — Ладно, на этот раз без шуток, — я достаю бумажник, пересчитываю купюры. — Что ты хочешь? Часы? Может, подвеску? — Кольцо, Поттер. Я хочу кольцо, — заметно раздражаясь, отзывается Драко. — Или национальный герой не хочет быть окольцованным бывшим Пожирателем? — Брось, — я вскидываю на него взгляд. — Серьезно, сейчас не время. — А когда будет время? Когда ты… — он осекается, раздраженно заталкивая руки в карманы своего плаща. — Ты трахаешь меня почти шесть месяцев. Знаешь ли, кто-то за это время уже детей заводит. — Дело не в том, что я не хочу брать тебя замуж, Драко, — я нежно улыбаюсь ему, протягивая руку и откидывая светлую челку с его нахмуренного лба. — Я просто… — Ты просто «что»? — Отмахиваясь от меня, как от назойливой мухи, выплёвывает он. — Я просто не хочу, чтобы наличие кольца на твоём пальце заставляло тебя чувствовать себя обязанным, — отвечаю я, ловя растерянный взгляд серых глаз. — Чтобы данное мне в виде него обещание не остановило тебя, когда на твоём пути повстречается достойный человек. — Достойный человек? — Кричит он. — О чём ты, мать твою, говоришь? — Кто-то, — я пожимаю плечами, — кто сможет позаботиться о тебе и Пенни, когда я не смогу. — Ты… — губы Драко дрожат, и в воздухе искрится напряжение. — Как ты смеешь говорить мне такое? — Я хочу, чтобы ты был счастлив, — я сглатываю вставший в горле ком. — Хочу, чтобы ты двигался дальше. Чтобы… — О, как же, мантикора тебя раздери, ты обожаешь играть в героя! Но твоему гриффиндорскому мозгу хоть на секунду было интересно чего хочу я? — Он толкает меня в грудь, и я отшатываюсь, встречая спиной фонарный столб. — Знаешь что? Нахрен тебя и этого твоего «достойного человека»! Последнее, чего я хотел, — это двигаться дальше и вешать на крохотные ушки Пенни лапшу о том, что у неё появится новый папа. Если ты так сильно не хотел брать меня замуж, мог бы, по крайней мере, придумать отговорку поизящнее. Драко бросается через дорогу на красный, и моё сердце пропускает удар. Это не то, чего я хотел, — поссориться с ним сейчас, когда у нас и без того мало времени. Я выхватываю его за руку из-под несущегося прямо на нас автобуса. Драко прячет лицо в складках моей мотоциклетной куртки, пропитывая одежду слезами обиды. Я глажу его по волосам и шепчу слова прощения, ища глазами ювелирный. Сейчас я мог выполнить его маленькую прихоть, но всё же надеялся, что в будущем это кольцо станет для него ничем иным, как простой безделушкой, отложенной в дальний ящик. Я не хотел, чтобы Драко любил меня — правда, не хотел. Не хотел, чтобы и в будущем эти чувства принесли ему боль. Если бы только я мог повернуть время вспять, если бы только мог бы выполнить обещание, данное ему в Рождество… Но в этом мире не было магического маховика, как и у меня не было права лишать Драко чувств ко мне против его воли. Может быть, мне стоило просто исчезнуть в тот день, и не мучить нас обоих, но я не мог поступить так с ним. В конце концов, всё это время я только и делал, что потворствовал его чувствам: глупо было идти на попятную, когда он заговорил о кольце. Так что, да, мы поженились. Как он и хотел. Вообще-то, думаю, это сложно назвать женитьбой в её традиционном смысле: выбрав крохотную церквушку, мы наплели местному священнику какую-то историю о моей неизлечимой болезни после чего он, пустив слезу, с горем напополам прочёл молитву из потрепанной книжки, а мы, едва не отымев друг друга на глазах у мраморной статуи Иисуса, отправились домой с кольцами за пару сотен евро венчать свою брачную ночь. А теперь это кольцо вместе с фалангой катилось по каменному полу моей камеры, и от этого зрелища было гораздо больнее, чем от заклинания, нагревшего металл аккурат настолько, чтобы он смог расплавить кожу вместе с костью. Нет, истекать кровью безусловно неприятно. Но видеть, как символ вашей любви катится к начищенному ботинку твоего мучителя, в значительной степени куда хреновее. — Отставить, — рявкает он на спешащую ко мне девушку-колдомедика. — Я не отдавал приказа о помощи. — Но он ведь… — Разве кто-то умирал от потерянного пальца? — С хрустом давя носком остатки плоти, довольно спрашивает он. — Господин, при всем уважении, если не помочь ему сейчас, палец восстановить уже не удастся, — испуганно прижимая палочку к груди, отзывается девушка. — Слышишь, Поттер? — Король оборачивается, обращая на меня равнодушный взгляд своей маски. — Если не помочь тебе прямо сейчас, палец восстановить не получится. Так что же мне сделать? Поднять кольцо? Или броситься к тебе на помощь? Кровь хлещет из раны, медленно лишая меня рассудка. Перед глазами, словно в калейдоскопе, проносятся воспоминания: витрина ювелирного, изящные руки, полный надежд взгляд Драко. Предать эти воспоминания для меня равнозначно предательству его самого. И если ублюдок ставит меня перед выбором… — Кольцо, — выдыхаю я. — Верни мне его. … я не собираюсь сомневаться ни секунды. — Можете поцеловать невесту, — Драко бросает на меня долгий взгляд из-под тонкой сетки фатина. Всё начиналось как простая игра: я увидел фату на витрине комиссионки, пока мы с Драко стояли в очереди за кофе, и после пары шуток о ролевых играх она-таки оказалась у меня в руках. В такси Драко что-то бормотал о том, что абсолютно точно не собирается её примерять, но теперь он, совершенно обнаженный и укрытый одной лишь прозрачной белой тканью, двигался на моих бёдрах, вводя меня в благоговейный трепет. В свете луны его и без того бледная кожа казалась почти прозрачной, и моё сердце разрывалось от любви к этому совершенному, хрупкому существу. В мире не было никого и ничего больше моего желания защитить его. Я сделал бы всё — всё, что угодно — для того, чтобы он был в безопасности. Я бы принял каждый нож лично при условии, что на этой молочной коже не осталось бы ни единой царапины. — Невеста позволяет? — Забираясь под полупрозрачную ткань, отзываюсь я. — Этому жениху невеста позволит что угодно, — Драко подаётся ко мне, нежно касаясь ладонями лица, и металл лимонного обруча приятно холодит мою разгоряченную кожу. — Поттер, я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю… Слова Драко тонут в моих поцелуях. Я укладываю его на кровать, и тонкий фатин укрывает нас подобно одеялу. Этой ночью нам так и не удаётся уснуть. Когда я прихожу в себя, кольцо уже висит на куске бечевки, намотанной вокруг моей шеи, подобно петле. При первом же взгляде на собственную руку, я понимаю, что ублюдок не шутил насчёт пальца: впрочем, если мне, всё равно, суждено сгнить здесь, какая разница — с ним или без? — Второе — у рыжей девки? — Король расхаживает по камере так, словно не замечает меня — или делает вид, что не замечает. Охранники испуганно переглядываются в ответ на его слова. Я тоже подбираюсь внутренне: пусть большую часть разговора я и пропустил, упоминание рыжих волос не на шутку меня встревожило. — Следов девушки на месте обнаружено не было, — выступая вперед и трясясь от страха, заявляет кто-то из толпы. — Но… — «Но»? — Наставляя на него палочку переспрашивает король. — Магический след также указывал на другого человека, — густо краснея до самых ушей, отвечает ему «подданный». — На мужчину… если быть точнее. Смех короля пробирает меня до самых костей. В нем слышится сразу всё: ликование, триумф, но больше всего — желание сломить меня. И я знаю, что ему это удастся, если Драко будет здесь. Я буду кричать, рыдать и умолять: я сделаю что угодно — сделаю всё, — чтобы они и пальцем не притронулись к слизеринцу. — Вот, значит, как, — резко оборачиваясь ко мне — так, словно он точно знает, что всё это время я наблюдал за ним, — хрипит король, — национальный герой предпочитает мужские задницы? Я молчу. Мысли, мечущиеся в голове, сводят меня с ума. — Или эта задница просто была настолько хороша, что соблазнила надежду магической Британии, даже будучи мужской? — С издёвкой спрашивает он. — Может, нам стоит это проверить? Моё сердце падает в пятки. Я стараюсь держать лицо — стараюсь взять себя в руки, — чтобы не выдать то, насколько меня задевают его слова. Я не должен дать ему понять, как много Драко значит для меня. Я знаю, что главной задачей этого ублюдка — его единственной задачей, — является сломить меня, но ни одна из его пыток не сравнится с появлением Драко в этой грязной камере. Я вынес вспышки Круцио, физические побои, раскаленное железо и пытки заклинаниями, но я не уверен, что смогу вынести, если что-то случится с дорогими мне людьми. В особенности, если речь идёт о Драко Малфое. — Отыскать мальчишку, — наконец командует он, и мне нужно приложить титанические усилия, чтобы не разреветься, как пятилетняя девчонка. — Сэр, не хочу показаться грубым, но в таких случаях лучше действовать по горячему следу, сейчас может быть слишком… — Отыскать мальчишку! А ты… — рявкает он, вскидывая палочку в воздух и ослепляя оглушая собравшихся заклинанием. — Ты поспособствуешь. Я чувствую его резкую — почти грубую — попытку вторгнуться в моё сознание, но едва ли в магическом мире остался кто-то, кто в его блокировке сильнее меня. Тренировки со Снейпом не прошли даром: я способен выдержать натиск даже если этот сумасшедший забьет меня до полусмерти. Я знаю, что ему не достанутся мои воспоминания — знаю не только потому что я чертовски хорош в укрытии сознания, но и потому что совершенно точно не собираюсь делить то, что было между мной и Драко с кем-либо еще. Наш последний день в Амстердаме и ливень, под которым я целовал его, пока мы оба не промокли насквозь. Нашу последнюю ночь и слова, которые мы шептали, пока любили друг друга. Его солёные слёзы на моих губах и моё «люблю», звучавшее чаще, чем собственное имя. Его горькое «прости» навзрыд и мои руки, скользящие по телу, чтобы заучить наизусть. Гремящий за окном гром, в котором прятались стоны Драко, и барабанящий по крыше дождь, не затихающий ни на секунду. Солнце вышло только под утро, осветив лучами наши перепачканные следами ночи тела, когда в одно из окон проскользнул ручной сокол Панси, бросая к кровати порт-ключ, предназначенный Драко, и знаменующий, что время истекло. Слизеринец был удивительно собранным в это утро: обтерев себя простыней, он приподнялся с кровати и принялся надевать заранее подготовленные вещи. Я наблюдал за ним, не произнося ни слова, наслаждаясь последними совместными минутами. Пенни послушно запрыгнула в переноску, словно не желая разрушать момент, и Драко поцеловал меня — поцеловал один последний раз — прежде, чем сказать: — Я делаю это только потому что люблю тебя. Эти слова отозвались во мне той же любовью, что и первобытным ужасом, стоило мне услышать их снова: не в залитом солнце арендованном доме, а в грязной подземной камере. — Я делаю это только потому что люблю тебя. Драко — мой Драко — стоит на коленях прямо передо мной, и его джинсы разорваны от того, с какой силой эти ублюдки толкнули его на каменный пол. Горло сковывает железной хваткой, а глаза слезятся: я оглядываюсь вокруг, пытаясь найти хоть одну причину не верить в происходящее, но он здесь — настоящий он — и мир кружится, отказываясь принимать прежнюю форму. Король, величественно вошедший в камеру, не мог проникнуть в моё сознание, но магического следа, оставленного после Драко оказалось достаточно для того, чтобы выйти на его след. Время, которое я провёл в этом подземелье, сделало след слабым, и Драко с лёгкостью мог бы бежать, но, если он был здесь, это могло значить только одно: слизеринец решил сдаться без боя. — Нет… — осипшим голосом только и могу прошептать я. — Драко, нет… — Драко?! — Перебивает меня голос короля. — Как ты его назва… И прежде, чем он успевает договорить, маска спадает на пол, являя мне ошарашенное лицо Люциуса Малфоя.