Уроборос

Рождество в «Zhulong» каждый год выглядит одинаково — пыльные гирлянды на окнах, фигурка эльфа у входа, заклеенная скотчем так много раз, что ей едва удаётся удерживаться в вертикальном положении, и снежинки из бумаги, которые работникам приходится вырезать самостоятельно. Впрочем, как и заниматься украшением пиццерии. — Ну, всем удачи! — Я кошусь в сторону Розмари, отчаянно пытающейся распутать гирлянду, возрастом, очевидно, вдвое превышающую её саму. — Меня ждёт доставка. — Сегодня нет доставок, — Джинни цепляет капюшон моей толстовки, когда мои пальцы сжимаются на дверной ручке — ещё чуть-чуть, и свобода была бы моей! — Ты остаёшься здесь. Я останавливаюсь. Это первые слова, которые она говорит мне за эту неделю. — Нам нужны мужчины, — она заталкивает мне в руки увесистую коробку, доверху набитую праздничными украшениями. Стеклянный снеговик с дыркой вместо носа смотрит на меня с укором. — Люк занят на кухне. — У вас есть Драко, — я поправляю коробку, и она подозрительно дребезжит — так, словно на дне что-то разбилось. — Я сказала «мужчины», — Джинни морщит веснушчатый нос. Я кошусь в сторону Драко. Он вырезает снежинку какого-то причудливого узора и, услышав мой голос, вскидывает голову и слабо улыбается. Его волосы заплетены в косу, светлая челка выбилась и мешает, и я не могу ничего поделать, но чертовски хочу заправить её за ухо. На работе он не может реагировать на колкости, потому что в конце концов Джинни здесь — его начальник, но это не значит, что от этого ему становится приятнее их слушать. — Давай поговорим, — я с грохотом ставлю коробку на пол, и она позвякивает — снова, — и прежде, чем Джинни начнет меня отчитывать, я беру её за руку и вытягиваю на улицу. Декабрьский ветер холодный, каждым колючим прикосновением к коже напоминающий о приближении Рождества. Скинув свою куртку, я набрасываю её на плечи Джинни и закуриваю. Она встаёт в позу, ожидая, когда я начну разговор. — Ты обижаешь его, — я выпускаю дым в сторону — так, чтобы он не попал на неё. — Как забавно, что ты решил, будто меня это волнует, — Джинни не смотрит на меня. — В школе он обижал мою семью, но его это мало заботило. — Сейчас мы не в школе. Мы долго молчим. Я докуриваю сигарету, бросаю её к ногам и она тонет в куче сметённого снега. Промозглый ветер теребит капюшон толстовки и забирается под воротник. — Он старается, — я смотрю на Драко сквозь широкое окно пиццерии — он помогает Розмари с гирляндой, и им почти удалось её распутать. — Ты могла бы попробовать поддержать его вместо того, чтобы цепляться к каждой мелочи. Если мы ополчимся на него, это мало поможет. — Люди не меняются, Гарри, — она плотнее кутается в мою куртку. — Может, ему и удалось провести всех своими сладкими речами и красивыми волосами, но точно не меня. — А меня? — Я улыбаюсь в сторону. Возможно, я и в самом деле могу быть слишком слаб, когда дело доходит до этих волос. — Ты можешь быть такой жестокой, Джиневра Молли Уизли. Она уничтожает меня взглядом. — А ты можешь быть просто непроходимым болваном, — Джинни цокает языком и прослеживает мой взгляд, следящий за ловкими движением рук Драко, аккуратно протирающего гирлянду от пыли. — Ты бы видел себя! Выглядишь, как одурманенный. Что, если он подливает Амортенцию тебе в еду? — Или, может, просто хорошо готовит. Прекрати подвергать сомнению каждый его вздох. — Кто-то должен это делать, раз уж ты не в состоянии здраво мыслить, — голос Джинни становится тише. — Он пустил Пожирателей в Хогвартс. Меня словно со всей силы ударили под рёбра. — Не то чтобы я собирался забывать, — я снова тянусь за сигаретой. — А я почти уверена, что собирался, — она забирает пачку из моих рук и, смяв её, бросает в мусорный бак. — И прекрати уже пыхтеть, как паровоз! Ты же знаешь, как это вредно! Я вздыхаю и тушу сигарету. — У тебя слишком большое сердце, Гарри, — Джинни качает головой, янтарные глаза темнеют и блестят. — Может, ты и готов простить его, но мне нужно время. Я, правда, пытаюсь. Я просто… Знаешь, мне так страшно потерять и тебя. Я прижимаю её к себе — быстро, рывком, чтобы не видеть слёз, — но её мокрое лицо утыкается мне в шею, дрожащие руки сжимаются вокруг шеи, и я знаю, что опоздал. Я не должен был доводить до такого; я не умею успокаивать людей — никогда не умел. — Всё в порядке, — я касаюсь её волос, провожу ладонью по шелковистой глади. — Я никуда не денусь. Джинни поднимает взгляд на меня, рыжие ресницы слиплись от влаги, кончик носа покраснел. У меня сжимается сердце. Я утираю её щёки ладонями. — Я вела себя, как идиотка. Кричала и срывалась на всех, съехала с катушек. Я знаю, что ты уже достаточно взрослый, чтобы самому решать, с кем тебе… Боже, я… — она снова утыкается мне в грудь, пальцы стискивают ткань толстовки. — Прости меня, Гарри. — И ты, — я прикрываю глаза. — И ты меня прости. Промозглый ветер раздувает снежные сугробы, играет с волосами Джинни, щиплет за щеки. Бывшая гриффиндорка рассказывает мне о том, что в этом году Элеанор раздобрела настолько, что выделила часть денег на корпоративную вечеринку в честь Рождества — впрочем, возможно, её доброта связана с тем, что непосредственно в праздник мы должны будем работать до самого вечера из-за наплыва клиентов. Сама же она присутствовать сегодня не сможет: улетает на Шри Ланку проходить одну из аювердических практик. Удивительная женщина. Мы стоим так ещё какое-то время, пока с неба не начнут срываться крупные хлопья снега, а из пиццерии доноситься звуки коллективного усердия, приправленные ругательствами. Джинни ещё раз напоследок обнимает меня, целуя по очереди в обе щеки, и последнее, что я вижу, прежде, чем войти внутрь — это растерянное лицо Драко Малфоя за окном. — Гарри, только посмотрите, что Драко помог мне вырезать! — Розмари удерживает в руках снежинку с узором зубастых змеек по краям; официантка ниже меня на две головы, и мне приходится наклониться, чтобы разглядеть рисунок поближе. — Это чудесно, Розмари, — я улыбаюсь ей. — И чувствуется влияние твоего учителя. — Вы находите? — Её зеленые глаза сияют. — Он помог мне не только со снежинками, но и с гирляндами, а ещё научил складывать ёлочку из салфеток! Хотите, покажу? Пока Розмари возится с оригами, я приобнимаю Драко за плечо. Борясь с желанием поправить светлые волосы, я наклоняюсь чуть ближе и, едва касаясь губами покрасневшего уха, произношу: — Есть ли в этом мире хоть что-то, чего ты не умеешь? Прямая, как струна, спина напрягается. А потом он скидывает мою руку. — Займись делом. Я прослеживаю силуэт, исчезающий за дверью склада. Розмари непонимающе смотрит на меня, несколько раз моргая и сжимая в пальцах незаконченную фигурку. Я прочищаю горло. — Что на него нашло? — Не знаю, — официантка хмурится и заталкивает салфетку в нагрудный карман своего фартука. — Пару минут назад всё было хорошо. Драко продолжает игнорировать меня и на импровизированной вечеринке — из колонки, по обыкновению объявляющей номера готовых заказов, льётся музыка, несколько стандартных лампочек сменили цветные, и теперь фиолетовые огни танцуют на его коже, делая похожим на гребанную нимфу из моих влажных фантазий. Что уж там — из влажных фантазий любого. Розмари пытается вытянуть его потанцевать, и он отшучивается, указывая на свой бокал. Я усмехаюсь, списывая приятное тепло, разлившееся в желудке, на алкоголь. Ну конечно, какой бы прекрасной не была эта девушка, его она не интересует. Как и любая другая девушка в этой пиццерии. Про него всегда болтали: то и дело обсуждали всё — от лака для волос до отметок в табеле, так что его ориентация никогда не была для меня открытием. Он был главным инфоповодом, гребанной поп-звездой этой школы, а я не собирался пополнять ряды его преданных фанаток. И всё-таки… Какое-то время я пытаюсь игнорировать его в ответ — в общем-то, не слишком успешно, — но несколько бокалов, опрокинутых из сомнительной бутылки с надписью «виски», делают меня куда более уязвимым, чем я ожидал. И вот я уже занимаю место на красной кожаной кушетке напротив и тупо молчу, то ли пытаясь собрать себя по частям, то ли любуясь тем, как выглядят его волосы в желтовато-красном свете рождественских фонариков. Впрочем, стоит ему открыть рот, как всё волшебство момента мгновенно спадает. Я имею в виду, в конце концов это Малфой. — Что? Одним глотком прикончив свой напиток, я заставляю себя подняться и сесть рядом. Драко моргает, когда я перекидываю руку через подлокотник, очевидно на мгновение теряя дар речи — в любом другом случае на меня уже точно бы осыпался поток ругательств. — Один тут отдыхаешь? Он хмурится, но от меня не ускользает тень лёгкой улыбки, тронувшей его лицо. — Ты бы вернулся к своей подружке, Поттер, — стакан с выпивкой покачивается в его руках; лёд глухо ударяется о стеклянные стенки. — Будь джентльменом. — Я сейчас как раз этим занимаюсь, — я скольжу взглядом по его лицу — и может быть, это алкоголь, а может, во мне просто нет ни капли нервозности. Но, Боже, он просто до упомрачения красив. — Заткнись, — Драко отворачивается в окну. — Ты невыносим. И пьян. — И чертовски не люблю, когда меня игнорируют, — я всматриваюсь в его отражение в широком стекле пиццерии. Снег комьями липнет к стеклу, размывая лицо. — Это будет весьма непросто дома, ты не находишь? У нас всего одна комната. И один диван. Он молчит. Я чувствую себя одним из тех назойливых парней — я точно знаю, в жизни Драко таких было достаточно, — что не оставляют тебя в покое на вечеринке, пытаясь угостить напитком, и от этой мысли мне становится тошно. Впрочем, я бы и в самом деле вернулся к остальным, если бы он не выглядел таким растерянным в своём одиночестве. — Принеси мне выпить, — его голос звучит тихо на контрасте с льющейся из колонки музыкой, и всё же он становится почти оглушительным для меня. — Так мне будет проще вынести. Наверное. — Вынести? — Я наклоняюсь в попытке рассмотреть его лицо. — Вынести «что»? — Вас, — он смотрит в сторону, вскидывает подбородок. — Ты и она. Отвратительное зрелище. Я оглядываюсь на Джинни. Шестеренки в головке крутятся — впрочем, недостаточно быстро, и я проклинаю себя за последний выпитый стакан. Драко выжидающе смотрит на меня, глаза — два тёмных грозовых облака. Я поднимаюсь и забираю полную бутылку из-под носа Люка; не буду лгать — его раздражённое выражение лица сейчас похоже на кленовый сироп для моего сердца. Под возмущённые возгласы Чандлера я возвращаюсь обратно за стол и принимаюсь разливать по стаканам неразбавленный напиток, не забыв напоследок бросить на шефа ещё один полный неприязни взгляд. — Твоё здоровье. Стекло с характерным стуком бьется о стекло. Желудок обжигает теплом, голова тяжелеет, и усилием воли я ставлю стакан обратно на стол. Хорошо, нужно признать, что теперь я действительно пьян. Драко смотрит на меня, как и всегда — до неприличия сдержанный, собранный, но что-то изменилось в его взгляде, неуловимо и едва ощутимо, словно крохотная, только зарождающаяся трещина. — Я завидую. Он осушает бокал, ставит его рядом с моим, кивает в сторону бутылки. Негнущейся рукой я разливаю «виски». Мне не стоит больше пить, но я пью. — Вы близки. То, с какой лёгкостью она касается тебя. Мне всегда не хватало смелости, а? Это не конёк слизеринцев, — он замолкает и отворачивается. — Я… — блестящие губы касаются края стекла, и я не могу — не могу оторвать от них взгляда. Я думаю о них всю неделю — чёрт возьми, — не могу перестать думать. — Я бы тоже так хотел. — Ты можешь, — под столом я накрываю его руку своей — будь что будет. — Делай, что хочется. — Не… — Драко судорожно втягивает воздух; боль отражается на его красивом лице. — Не играй со мной. — Я не собирался, — мои пальцы скользят вверх по его руке — нежной, как цветочные лепестки, коже. Никогда бы не подумал, что у парня может быть такая кожа. — Что насчёт тебя? Ты собираешься сделать что-нибудь? — Все смотрят, — он сглатывает, адамово яблоко перекатывается на тонкой шее. — Они все смотрят на нас. — Плевать на всех, — я подаюсь вперёд, чувствую запах солода; чувствую привычный лёгкий запах — его запах, — и у меня перехватывает дыхание. — И на неё? — Он застывает — настороженно, напряженно. — На неё тебе плевать? Секундное замешательство стоит мне всего. Последнее, что я вижу, прежде, чем бокал выскользнет из моих пальцев и с грохотом разобьётся о плиточный пол, — это фигура Драко, вылетевшая за входную дверь. Я растерян, пол под ногами кружится; одними губами я шепчу отрезвляющее заклинание, но оно не работает, конечно, не работает, потому что я слишком пьян даже для этого. Я чертыхаюсь себе под нос. Розмари что-то кричит, но я не слышу её. Единственное, о чем я способен думать, — это Драко. Мне нужно его догнать. — Мне… — я смотрю на Джинни — быстрый, рассеянный взгляд. — Иди, — отворачивается она. И я иду. Перехожу с шага на бег. Кроссовки утопают в снегу, огромные снежные хлопья липнут к лицу, закрывая обзор. Толстовка вымокла, куртка осталась в пиццерии. «Драко выбежал в одной рубашке», — думаю я, и меня охватывает жгучий приступ паники. Я оглядываюсь по сторонам в поисках белого пятна. Он не мог далеко уйти. Я делаю глубокий вдох. Этот парень чертовски хорошо умеет находить приключения на свою задницу. Я имею в виду, возможно, она хороша настолько, что ему даже не приходится их искать: они липнут к нему, как снег к моей коже. Мне не хочется думать об этом сейчас — я утираю лицо ладонями и продолжаю поиски. Он обнаруживается на автобусной остановке, я не сразу замечаю его из-за козырька. «По крайней мере, здесь есть крыша», — думаю я, но он весь мокрый, лицо мокрое, и я надеюсь — молюсь, — что это из-за снега, но не из-за меня. Двое плачущих людей за один день — это уже слишком. — Оставь меня в покое, — его голос ровный, и я бы даже решил, что он абсолютно трезв, если бы не был свидетелем того, как много он выпил. Я подхожу ближе, и Драко подскакивает с лавочки, пятится назад, пока не упрется спиной в рекламный баннер. Меня мутит — то ли от алкоголя, то ли от мысли, что он снова может сбежать. Он должен пойти со мной, но он не пойдёт просто так. — Я согласен, — слова срываются с моих губ так же легко, как базовое заклинание готовки. — То, что ты предложил. Я согласен. В льдистых глазах возникает проблеск понимания. Я цепляюсь за него, как утопающий цепляется за спасательный круг. — Я. Ты. Секс. — Я делаю осторожный шаг вперёд и вспоминаю о том, как приручал клювокрыла. Сейчас это мало чем отличается. — Сегодня. Сейчас. Может, я и гребанный эгоист или просто полный ублюдок; может, я и нихрена не разобрался в собственных чувствах и желаниях; но единственное, что я знаю наверняка — я не готов отпустить его. Пока не готов. У нас было слишком мало времени. — Поттер… Воздух между нами исчезает, оставляя место молчанию. Каждый удар моего сердца о грудную клетку — каждое короткое «тудум», — словно стрелка, отсчитывающая последние секунды. Он не может уйти сейчас. Я должен остановить его. Я знаю, как остановить его. — Омела, — одними губами произношу я, вскидывая взгляд к ночному небу. Лёгкий взмах ладонью — и крохотная зелёная веточка, окутанная жемчужными ягодами, возникает над моей головой. Я знаю, на улице темно, а снег сыпет так сильно, что ни один маггл не заметит этого трюка. Но если честно, едва ли сейчас мне есть дело до магглов. — Не рановато ли для омелы? — Смеётся Драко, но всё же делает неуверенный шаг мне навстречу, останавливаясь под веткой поцелуев. — Чтобы ты знал, я делаю это только потому что не хочу, чтобы это место досталось Уизлетте. Ты… Он оказывается в моих руках, и мои губы сминают его прежде, чем он успевает договорить.