Уроборос

— Где я? Вы когда-нибудь просыпались раньше будильника, растерянные и задающиеся вопросами своего существования? Именно так в это мгновение выглядел Драко Малфой. Он ворочался всю ночь — то стонал, то дрожал от озноба. Я знаю, в студии становится чертовски холодно с приближением зимы, поэтому мне пришлось рискнуть и наложить согревающие чары. Это было глупо — снова, — но в конце концов, я же не мог позволить ему умереть от лихорадки прямо на моем диване. — Угадай с одного раза, — я протягиваю ему чашку с чаем. — Бьюсь об заклад, это будет довольно просто. Ты был довольно сообразительным в школе. Он греет руки о толстое стекло, смотря одновременно и на меня, и куда-то сквозь. На нем всё ещё та одежда, в которой он ушёл отсюда, — моя одежда — и я делаю весьма логичный вывод, что дома он не был. Или его не пустили. Честно говоря, я ставлю на второй вариант. — Как я, черт возьми, сюда вообще попал? — Всё тем же бесцветным голосом спрашивает он. — Не поверишь, но я задаю себе тот же вопрос, — я смотрю на него. — Но осмелюсь предположить, что «Алохоморы» было достаточно — на моей двери висит самый дешёвый маггловский замок из всех, что можно было достать. Ну или ты мог просто сбить его ногой. — Тебе стоит быть осмотрительнее, — наконец фокусируя на мне взгляд, отзывается Малфой. — Если бы я был осмотрительнее, тебе бы пришлось ночевать на улице. Он смеётся. Надо мной или из-за меня — это неважно до тех пор, пока он не выглядит таким растерянным, как после пробуждения. Даже и не знаю, в какой момент это стало меня волновать. Я имею в виду, не хочу знать. — Я слышал мужской голос, — выпрямляясь и придавая своей позе расслабленности — так, словно это я у него в гостях, — произносит Малфой. — Ты привел сюда парня? — Как я и сказал, из-за тебя это вошло в привычку, — я поднимаюсь с кресла, чтобы положить свою кружку в раковину. Малфой материализуется за моей спиной — ни капли усталости или сонливости, само воплощение заинтересованности. Он чуть нагибается, всматриваясь в моё лицо, и — клянусь — я чувствую себя так, словно он копается у меня в голове. — Я помешал твоим планам? — Он нервно постукивает пальцами по керамической поверхности раковины. — Насколько он был привлекателен? — Весьма, — я споласкиваю кружку под струей воды; дыхание слизеринца щекочет волосы на моём загривке. — По десятибалльной шкале? — Запрыгивая на деревянную тумбу с элегантностью породистого кота, продолжает расспрашивать он. Я пожимаю плечами. Высокий, худощавый блондин. Цвет волос не родной, но смотрится натурально. Тонкий аристократичный нос; полные, налитые цветом губы. Серебристая серёжка в левом ухе, татуировка розы на предплечье. — Девять, — констатирую я, утирая руки о полотенце. — Десять, если бы я проснулся в обнимку с ним, а не со своей маленькой подушкой, свернувшись калачиком на собственном раскладном кресле. — Я думал, тебя не привлекают мужчины, — ехидно подмечает Драко. — Я имел в виду, такие мужчины, как ты, — парирую я, разворачиваясь в сторону дивана, чтобы сложить его постельное белье. Чувствую себя гребанной горничной. Или его личным домашним эльфом. — Такие, как я?! — Почти взвизгивает Драко, слетая с кухонной тумбы. — Это какие? — Высокомерные, взбалмошные и способные заявиться к тебе домой без разрешения, — удерживая в руках свернутое одеяло, отвечаю я. — Я… Боже, я приношу извинения, ясно?! Взгляд серых глаз потухает, и я почти жалею, что это сказал. Возможно, мне стоило бы добавить что-то вроде «такие, что пьют даже пакетированный чай с видом английской королевы» или «такие, которые в старых поношенных шмотках выглядят, как греческая статуя», но я продолжаю молчать, возможно, всё ещё слишком расстроенный тем, что вчера мне впопыхах пришлось извиниться перед Дереком и отправить его домой на такси. Я имею в виду, надеюсь, у Малфоя хотя бы есть уважительная причина, по которой мне пришлось отказаться от горячего секса или горячей пасты или и того, и другого сразу. — Я благодарен тебе за то, что ты не выставил меня за дверь посреди ночи ради того, чтобы потрахаться, — оседая на диван язвит Драко, и я чувствую неуместный укол вины за собственные мысли. Честно говоря, это именно то, как я собирался поступить изначально. Кто вообще в здравом уме променяет хорошенького и на всё готового парня на школьного задиру, распластавшегося на твоём диване? Я имею в виду, не смотрите на меня, у меня-то явно не все дома. — Я вернулся в свою съемную квартиру. То есть, — он делает паузу и щёлкает пальцами, — пытался вернуться. Женщина, которая сдавала её мне, с порога заявила, что больше не собирается иметь дело с таким, как я, — он выделяет последние слова, косясь на меня, и я раздраженно закатываю глаза. — Ближе к делу. — Я почти ничего не помню, я устал и… — наши взгляды встречаются, и он цокает языком. — Не пойми меня неправильно, но я ещё ни разу в жизни не ночевал на улице, а единственным безопасным местом, в которое я могу пойти, очевидно, для меня оказался твой дом. — Студия, — я поправляю его. — И не думаю, что слишком-то безопасно заявляться к парню, бросившему в тебя «Сектумсемпру» на шестом курсе. — И спасшего меня из пожара на седьмом, — он смотрит на меня снизу-вверх, упираясь руками в обивку дивана. — Знаешь, если бы я знал, что ты обломаешь мой первый однополый секс, я бы подумал об этом дважды. Я опускаюсь на диван рядом с ним. Даже представить себе не могу, насколько дерьмовой должна быть твоя жизнь, чтобы самым безопасным местом на земле тебе показалась студия человека, едва не убившего тебя в школе. — Слушай, — начинаю я, заранее зная, что ещё пожалею о сказанном, — кажется, ты что-то упоминал о том, что у тебя есть опыт работы официантом?

***

С самого утра в пиццерии творится совершенно нетипичный для неё беспорядок. Когда мимо меня пробегает парень с камерой вдвое больше него, я смутно припоминаю, что вчера Джинни рассказывала, что местное телевидение собирается снять про нас репортаж — то есть, конечно, не конкретно про нас, а что-то про свежие фермерские овощи и натуральные продукты. Честно говоря, я был слишком занят разглядыванием официанта, так что, попросту пропустил это мимо ушей. Возможно, чертовски зря. — Гарри! Элеонор — хозяйка заведения — берет меня под локоть и отводит в сторону. Не то чтобы я был сильно удивлён её присутствием — в конце концов, это же гребанное телевидение, — но она в своём идеальном белом костюме и на высоких шпильках смотрелась среди кучи подростков в красных кепках точно так же, как… Точно так же, как здесь смотрелся Драко Малфой. — Элеонор! Ты найдёшь нам подходящего парня, чёрт возьми, или нет? Не трать моё время впустую! — Так громко рявкает усатый мужчина, одетый во фланелевую рубашку, что даже я от неожиданности чуть не подскакиваю. — Дорогой, — тараторит хозяйка пиццерии, обращаясь ко мне и поджимая напомаженные губы, — я знаю, как сильно ты не любишь камеры — ты отказываешься даже от коллективных памятных фотографий, — но, боюсь, сегодня у меня нет выбора, кроме того, как попросить тебя выручить меня. Найджелу выбили зуб, а Люк смотрится в кадре, словно пластмассовая статуэтка. Боже, ты же знаешь его! — Я не улавливаю, — я тру лоб в попытке проснуться или пробудить чакру — как любит говорить сама Элеонор, — причём здесь я? — Ты должен сыграть роль официанта для телевидения! Это было кошмаром. Нет. Боже, это было настоящей катастрофой. Я избегал коллективных фотографий, потому что все они крепились на доску пожеланий пиццерии: там посетители оставляли свои благодарности, пожелания — естественно, — а иногда даже любовные признания. Но меня пугала даже сама мысль о том, что случайно забредший сюда маг случайно узнает меня случайно попавшего на общую фотографию. А теперь Элеонор просила меня сняться для телевизионного ролика. Честно говоря, думаю, я рисковал бы меньше, если бы решил сняться в домашнем порно. — Элеонор, при всём уважении, я… — О, нет-нет-нет, милый, — она вцепляется в мою руку, и я чувствую её мертвую хватку даже сквозь плотную ткань своей кожаной мотоциклетной куртки. — Боюсь, ты не так меня понял. Это не просьба. Карие глаза Элеонор темнеют, челюсть сжимается — она всегда выглядит так, когда собирается отчитать кого-то из нас, но ещё ни разу за все годы своей работы обьектом её немилости не становился я. Вообще Элеанор всегда была довольно мягким, можно сказать добрым, руководителем, но сейчас речь шла о её репутации, а это могло значить только одно… Если я продолжу с ней препираться, мне непременно придётся искать новое место работы. — Гарри, я скажу всего один раз… К счастью, помощь приходит оттуда, откуда я её совершенно не ждал. — Mama mia, — с абсолютно британским акцентом произносит мужчина, и на этот раз его голос звучит совсем по-другому, — почему ты всё утро скрывала от нас это сокровище? Драко улыбается мне с невинным видом, как бы говоря: «Вот видишь, я сокровище», и, учитывая обстоятельства, я даже не стал бы с ним спорить. В конце концов, кажется, он только что буквально спас меня от увольнения. — Этот парень работает здесь? — Требовательно спрашивает усатый мужчина. — Да, — без колебаний отвечает Элеанор, стирая пот с верхней губы. — Этот парень — наш новый официант. Драко вскидывает два больших пальцах вверх, одаряя меня белозубой улыбкой, и спешит переодеваться. Элеонор же — напротив — смеряет меня таким острым взглядом, будто пытается одним ловким движением снять с меня кожу заживо. — Не говори мне, что спишь с этим мальчиком, — она поправляет золотой кулон в виде лотоса, продолжая рассматривать меня. — Я не собирался… — Говорить или спать? — С лукавой улыбкой спрашивает Элеонор и разворачивается на тонких каблуках, не давая мне возможности найтись с ответом. Драко хорошо справляется. Хорошо выглядит в кадре. Съёмочная группа в восторге. Персонал в восторге. Гребаный Люк Чандлер в восторге. Если вы спросите, что в этой работе мне не нравится больше всего, я отвечу: «Ранние подъёмы и Люк Чандлер». Но Люк Чандлер, всё-таки, больше. Я имею в виду, чертовски тяжело любить человека, который добавил красный перец тебе в кофе в твой первый маггловский рабочий день. Возможно, я бы счёл эту шутку веселой во время учебы в Хогвартсе, но, если честно, после смерти Фреда к юмору такого рода у меня выработался рвотный рефлекс. В буквальном смысле. Поверьте, вы не хотите знать эту историю до конца. Поэтому меня не удивляет то, каким раздражающим кажется мне выражение лица, с которым он зачарованно наблюдает за Малфоем, ловко лавирующим с подносом перед камерой. Дело не во мне или в Драко. Дело в Люке. Он раздражает меня даже когда дышит. Особенно, когда дышит. — Слушай, у меня есть парочка вопросов… — Джинни протискивается сквозь толпу, стараясь не мешать съемочному процессу, и выдёргивает меня из задумчивых мыслей. Очень вовремя, стоит признать — думаю, я в шаге от того, чтобы начать играть желваками. — Не думаю, что готов на них ответить, — я складываю руки на груди, наблюдая за тем, как гример рассыпается в комплиментах коже бывшего слизеринца, пушистой кистью поправляя пудру на его лице. — Я имею в виду… — она прислоняется своим плечом к моему и приподнимается на носках, чтобы зашептать мне на ухо: — Ты уверен, что это хорошая идея? — Это единственная идея, которая у меня была. Именно в этот момент Малфой поворачивается к нам, и на его лице застывает странное задумчивое выражение. Он медленно переводит взгляд с меня на Джинни и обратно, а потом его губы изгибаются в легкой, едва заметной улыбке. Он подплывает ближе — медленные, но опасные движения, точно хищник на охоте. Он смотрит с неприязнью, но смотрит не на меня — на Джинни. Я моргаю: готов поклясться, что воздух на мгновение заискрился. Это ощущается, как тонкая натянутая тетива, которая отсечёт тебе голову, стоит только попробовать встать между ними. — Как я справился? — Драко поворачивает подбородок, обращая всё своё внимание ко мне, и взгляд серых глаз смягчается. Он управился за час — куча материала, удачных кадров и довольных отзывов. Элеанор стоит рядом с Рональдом — как оказалось, так зовут усатого мужчину во фланелевой рубашке — с видом гордой матери, чей сын закончил университет с отличием. Но сейчас слизеринец ждёт похвалы — ждёт её от меня, — и я не уверен, что именно чувствую по этому поводу. — Не думала, что актёрские способности идут в комплекте с получением метки, — приходит мне на помощь Джинни. Драко впивается в неё взглядом — таким, словно готовится бросить Непростительное. Я подбираюсь; ловлю себя на мысли, что и сам по инерции потянулся во внутренний карман за волшебной палочкой, которой там давно уже нет. — Я и не заметил тебя, маленькая Уизли, — Драко в поддельном удивлении изгибает светлые брови. — Как мама с папой? — Лучше, — выплёвывает Джинни, — с тех пор, как мир очистился от подобных тебе. Уголок губы Драко презрительно вздергивается вверх — едва заметное движение, но оно не ускользает от моего внимания; единственное, что выдаёт его раздражительность. Джинни раздраженно отбрасывает волосы назад, и на мгновение их зрительный контакт напоминает мне соперничество, но я тут же отбрасываю эту мысль за абсолютной её абсурдностью. Они с Драко ещё какое-то время пилят друг друга взглядами, пока — Слава Мерлину! — на горизонте не появляется Элеанор, призывающая всех продолжить работу. Не думал, что когда-то скажу это, но мне нравится работать доставщиком. Полагаю, если бы я знал, что за поездки на мотоцикле мне будут платить, я бы устроился сюда гораздо раньше. К тому же, езда по городу отлично помогает проветрить голову, а это, предположительно, именно то, что мне нужно, принимая во внимания все совершенные мною действия за последние пару дней. Ветер забирается под куртку, задувает в шею. Ветер приносит перемены. Кажется, я и сам того не подозревая, запустил цепочку странных событий, и всё, что мне остаётся теперь, — это просто плыть по течению. Полагаю, давать заднюю уже слишком поздно.