Кинктобер 2022

      Чайльд слышит голос Чжун Ли только тогда, когда отступать слишком поздно. В конце концов, это поместье его брата, какой Бездны он должен сбегать?       К тому же, достаточно напряжённого положения в их с супругом отношениях, чтобы доставлять слугам удовольствие ещё и ссорой с гостем. — Доброе утро, граф. — Моракс склоняет голову в знак уважения, подходя к Тарталье. — Доброе. — Юноша демонстративно отворачивается, упираясь взором в большой сугроб. — Я слышал, Вы скоро нас покинете?       Чайльд осторожно косит глаза, пытаясь разглядеть Чжун Ли. — Да. Не хочу злоупотреблять гостеприимством царевича. К тому же, я наладил все связи, которые были необходимы. Как Вы полагаете, я смею просить его аудиенции, чтобы поблагодарить?       Тарталья пожимает плечами. — Зависит от того, нужен ли он в столице.       Моракс только приподнимает брови и склоняет голову. Он знает, о, он прекрасно знает, что Антон здесь в ссылке и в столице уж точно не нужен! Чайльд полагает, что именно по этой причине Чжун Ли и прибыл.       Конечно, это выгодно обоим — Ли Юэ необходим такой правитель Снежной, который наконец перестанет беспрестанно грозить войной, а Антон… Что ж, он, видимо, хочет побыстрее применить своё Сердце Бога, вот и всё. Политическая интрига, не более.       С одной стороны, это хорошо. Юноша хотя бы знает, что ему следует делать с политикой и верит в того, кого поддерживает.       Но вот любовь… Тарталья чувствует себя первейшим идиотом во всём Тейвате. Он знает, что Моракс — лжец, игравший с ним и его чувствами только для того, чтобы обезоружить Снежную. Так какой Бездны он до сих пор влюблён?       Конюх, всё это время мешавший Чайльду, наконец отстаёт от горничной и, поклонившись юноше, уходит. Девушка тоже спешит в дом, не горя желанием замёрзнуть на такой погоде. — Поговорим теперь начистоту. — Тарталья гордится тем, что способен произнести это почти что не дрожащим голосом. — Ваше с Антоном предприятие окончено?       Чжун Ли задумчиво смотрит вдаль. Черты его лица становятся резче и властнее, как и подобает правителю Ли Юэ, когда он может уже не скрываться за личиной зажиточного сумасшедшего купца. — Скорее да, чем нет, — наконец отвечает Моракс.       Чайльд поднимает брови и поворачивается к собеседнику лицом. — Великий Властелин Камня не смог чего-то сделать? Берегитесь, если Вы обвините моего брата, я… — Нет, это моя вина. — И что же Вам не удалось?       Тарталья корчит рожицу, поджимая губы, предварительно спрятав лицо в шарфе. — Вы можете спросить об этом у царевича. — Вот как? А почему я не могу узнать этого лично у Вас?       Чжун Ли вздыхает, хмурясь. — Вы запретили мне говорить с Вами на эту тему.       Чайльд мычит и закусывает губу. Он не знает, почему ему становится так стыдно. Но ведь это поступок честного человека — отказаться от разговоров о любви со всеми, кроме супруга, правда? Честь — последнее, что ему осталось, так что Тарталья должен держаться. К тому же, какой в них толк, в этих разговорах? Он уже решил для себя, что Моракс обманывает его в каких-то своих целях, отступать поздно. — Когда Вы уезжаете? — спрашивает юноша, скорее чтобы что-то сказать, чем из настоящего интереса.       Антон не говорил ему ничего о скором отъезде лжекупца, так что переживать не о чем — Чжун Ли должен пробыть где-нибудь поблизости хотя бы ещё неделю. — Сегодня вечером. — Что? — Чайльд вздрагивает и отступает на несколько шагов, круто поворачиваясь к Мораксу. — Так скоро? — Я выполнил данное мной обещание. Теперь мой долг — служить своему народу. — Какое обещание? Впервые слышу.       Чжун Ли качает головой. — Я вынужден снова сослаться на царевича. Спросите у него о нашем уговоре.       Тарталья закатывает глаза и обещает себе обязательно добыть из брата признание. — Вы никого не предупредили, что уедете так быстро. Вы… — Это имеет значение? — Моракс прожигает юношу взглядом. — Если и вправду так, Вам следует испытывать радость, что я исчезаю. Кажется, я стал предметом Ваших семейных споров.       Чайльд вспыхивает. — Не решайте за меня, будьте добры, император.       Моракс склоняет голову. — Так Вы не рады? — Я? А что изменится для меня? Вы правда полагаете, что играете настолько большую роль в моей жизни?       Чжун Ли поднимает на него глаза, и Чайльду кажется, что на несколько секунд в них застывает боль. — Нет, я не смею на это надеяться. — Не смеете надеятся? — Тарталья фыркает. — Будто Вы что-то теряете.       Моракс долго молчит. — Теряю, — наконец глухо признаётся он, отворачиваясь. — И что же? Я никогда не принадлежал Вам, император. Не надо было лгать мне, что Вы обычный человек. Я был уверен в этом, Бездна забери! Может быть, когда меня тащили из Ли Юэ на родину, тащили, как мешок картошки, Вы могли бы мне помочь. Только ведь для этого мне и самому надо было сражаться, верно? А как я могу это делать, если уверен, что не имею никакой опоры против матушки?       Чжун Ли зажмуривается и кивает. — Вы совершенно правы.       Чайльд хочет остановить поток слов, но уже не может. Слишком долго он переживал это в полном стекла и боли одиночестве, чтобы молчать сейчас. — Так что Вы сами поплатились за свои грехи, император. Вы не можете потерять то, что не принадлежит Вам. — Я не говорил о Вас.       Тарталья вскидывает голову, ощущая рану, нанесённую гордости. — А о чём же? — Я говорил о Ваших чувствах. — Моих чувствах? — Чайльд хлопает глазами. — Зачем они Вам? Хотите опозорить моего супруга? Бессмысленная затея. Он генерал и гордость Снежной, чтобы хоть кто-либо задумывался о его личной жизни. — Поверьте, генерал — последнее, что меня интересует. — Но интересует? — В определённом смысле. — В каком же? — Мои слова о любви набрасывают тень на Вашу честь, Вы сами так сказали, граф. Я не собираюсь нарушать Ваш запрет. — Слова о любви? Подлая ложь, Вы хотели сказать, император? — Нет. — Нет? — Тарталья усмехается. — А что же это тогда?       Мужчина поднимает подрагивающую руку к воротнику мехового пальто и оставляет её там. — Правда. — Правда? Вы не похожи на влюблённого. — Вы уже дали мне понять, что мои попытки ухаживать за Вами сделают только хуже. — И Вы послушали!       Моракс удивлённо смотрит Чайльду в глаза. — Конечно. Как я могу расстраивать Вас? — Расстраивать? Расстраивать? — Тарталье кажется, что он говорит слишком громко, но единственное, что его волнует — трясущийся голос. — Расстраивать меня? Скажите, я выгляжу счастливым? Может быть, я так влюблённо смотрю на этого подлеца, моего мужа? Может, я просто сияю? — Нет, — неуверенно говорит Чжун Ли, раздумывая. — Вот именно! Как Вы можете… О! Я говорю Вам отпустить меня — Вы это тут же делаете! — Мне следовало забыть о Ваших желаниях, Вы хотите сказать? — Да! Да, какой Бездны Вы вообще меня слушаете, император? Разве так поступают, когда любят? Я уже являюсь вещью, а не человеком. Меня уже подарили генералу за победу! Почему Вы просто не можете перестать делать вид, будто моё мнение Вам интересно, и забрать меня? Почему? Я знаю, почему! Единственное, что Вам требовалось — потешить самолюбие тем, что я до сих пор люблю Вас, даже узнав о подлой лжи! Хорошо, Вы это получите! Получите, слышите? Только Вас, император, я не люблю. Вас я ненавижу. Я люблю тот образ, что Вы зачем-то создали. Можете считать это победой, если Вам угодно.       Чайльд кашляет от слишком холодного воздуха, пойманного его ртом, и отворачивается, чтобы император не видел его слёз. — Простите, — бормочет он, желая спрятаться в шарфе. — Простите, император. Удачной Вам дороги.       Тарталья разворачивается на каблуках и направляется к дому, когда Чжун Ли хватает его ладонь, сжимая в своей. — Постойте, — говорит он с молящей ноткой. — Вы любите меня? — Не Вас, император. — Хорошо. Если я докажу Вам, что не лгал лишь о своём имени, Вы поверите? Вы позволите мне доказать это? — Какая разница? — Чайльд выдёргивает руку и пятится. — Какая разница, император? Я не собираюсь становиться символом нравственной победы над моей родиной. Слишком поздно. Даже если Вы сможете это доказать, не представляю, правда, как, я уже отдан другому. Что Вы с этим сделаете? К тому же… К тому же, Вы всегда могли написать мне, но ни разу этого не сделали. — Не сделал? — Моракс хмурится. — Я писал Вам каждую неделю. — Вы… — Тарталья замолкает и вперивается взглядом в Чжун Ли.       Он выглядит по-настоящему удивлённым, и что-то в сердце юноши умоляет поверить. — Я ничего не получал, — севшим голосом говорит он. — Ни одного письма. Но… но я всё ещё замужем. — Вы знаете, что никто не смеет разлучать истинных. — И как мы связаны с этим? — Вы сами не понимаете? Вы думаете, что могут два человека любить друг друга столько времени, даже уверенные, что разлучены навсегда? Один человек, во всяком случае, если Вы не желаете, чтобы я говорил за Вас. — Я… — Чайльд опускает глаза. — Хорошо, даже если это так. Даже если… Нет, это невозможно. Я не хочу слышать, что похоронил собственное счастье. Вы… Вы — лжец, предатель, Вы… Вы… — Кто угодно, если этот титул дадите мне Вы, Аякс.       Тарталья зажмуривается, пытаясь сдержать слёзы. — Может быть, в Ли Юэ возможно разорвать брак, но никак не здесь. Кто мне поможет это сделать? Маменька, выдавшая меня замуж даже без моего присутствия? Сосланный Антон? Может, Тоня, неспособная за себя-то постоять? — Я могу… — Единственное, что Вы можете — пригрозить войной, император. Надеюсь, Вы сами понимаете, что в этом я участвовать не собираюсь. Нет, всё уже разрушено. Бессмысленно давать мне мимолётные надежды, уж лучше пощадите. — Вы можете поехать со мной в Ли Юэ. Там, как Вы уже сказали, могут честно рассудить. — Вы настаиваете, чтобы я уехал с родины? — Нет, я не собираюсь настаивать, просто предлагаю. — То есть Вы не будете упорны? — Что?       Чайльд закрывает лицо руками. — Нет, я начинаю сходить с ума. Не давайте мне этих надежд, император, не давайте, если Вы не можете даже настоять. Вам этого не нужно, Вы…       Моракс прерывает его, падая коленями прямо в снег и хватая его ладонь в свои, чтобы покрыть поцелуями. — Настаиваю, я настаиваю, Аякс, если этого Вам достаточно. Считайте это похищением, чем угодно, но Ваша честь не будет запятнана. Вы самое прекрасное создание, которое я когда-либо встречал, Вы не можете быть виновны. Пожалуйста, езжайте со мной, позвольте мне… — Достаточно, — шепчет Тарталья, пытаясь поднять императора с земли. — Этого достаточно. Я… Не надо более говорить, пожалуйста. — Нет, Вы должны знать, как Вы прекрасны. Нет такой звезды на небосводе, чей свет был бы схож с Вашим хотя бы в одну сотую долю. — Молчите, Селестия, молчите. — Чайльд сжимает свободную руку в кулак, чувствуя, как замерзают на щеках его слёзы. — Просто… не смейте мне больше лгать. — Клянусь, — говорит Чжун Ли. — Клянусь Вам.