Кинктобер 2022

      Чайльд мычит и кусается так сильно, как только может. Ему кажется, что он даже прокусил немного покрытое красными следами плечо Чжун Ли, но, даже если это так, император не выказывает признаков беспокойства, только крепче прижимает юношу к себе.       Сейчас Моракс мало напоминает привычный образ. Тарталье, наверное, так больше нравится, но он не берётся утверждать. Юноша слишком занят иными переживаниями, чтобы сопоставлять прошлое и настоящее.       Он хотел напугать Чжун Ли тем, что обломает его витые выглядящие крепкими рога, полностью уверенный, что это невозможно, но теперь боится сам. Хоть Моракс и позволил ему схватится за эту новую корону, Чайльд не собирается этого делать, слишком уж пугающе смотрится неглубокая трещина. — Не бойся. Даже если ты его случайно отломишь, он вскоре отрастёт. — Голос Чжун Ли глубокий и раскатистый, выходящий, кажется, из самых глубин его мощного тела. — Я ничего не чувствую рогами, так что не о чем переживать.       Чайльд мотает головой и отрывается от плеча супруга, резко изгибаясь и чуть не падая назад. Он чувствует, как на глазах выступают слёзы, застилая взор и заставляя все свечи померкнуть, и сжимает зубы крепче. Моракс держит его, обвив за талию горячими ладонями, и, кажется, что-то говорит.       Юноша ничего не слышит, кроме размытых звуков, и закатывает глаза, желая отдохнуть. Растяжение становится почти невыносимым, и Тарталья пытается отстраниться, чтобы через несколько мгновений быть возвращёнными руками Чжун Ли на место. Теперь император держит его крепче, опускаясь ладонями ближе к трясущимся бёдрам и невесомо поглаживая большими пальцами влажную спину.       Несколько капель слёз блестят на рыжих спутанных ресницах, пока Чайльд хлопает глазами, возвращаясь к жизни. Он начинает привыкать к тупой боли и невозможному растяжению опухшей дырочки. В конце концов, он прошёл сотни, если не тысячи, сражений, где был изранен и буквально умирал, не то что сейчас.       Юноша пытается вцепиться в эту мысль, чтобы продержаться хотя бы немного и сдержать набегающие слёзы, недостойные истинного воина.       Моракс шипит, припадая раскрытыми губами к плечу Тартальи и жмурясь. Чайльд чувствует, как яйцо медленно ползёт вверх по горячему члену, запрятанному глубоко внутри, и, кажется, собирается проникнуть в него самой широкой частью.       Больно.       Это действительно очень больно, но Тарталья не может ничего поделать. Он сам согласился на всё это, и не в его правилах отступать от данного слова. Тем более, он и не может отступить. Единственное, что ему остаётся — ждать, когда это закончится. Тогда он хорошенько подерётся с Люмин, обещает себе юноша. Пускай это будет его маленькой наградой. Чайльд бьёт супруга по плечу и хнычет, безвольно опускаясь на него всем своим весом. Чжун Ли, кажется, тоже страдает, зажатый будто в тисках, но его горящий золотом взгляд излучает столько вины и сожаления, что Тарталье становится стыдно. — Ещё немного, — бормочет император в блестящую в свете свечей шею юноши и оставляет на ней несколько поцелуев.       Чайльд хочет отшутиться или съязвить, но неожиданный толчок прерывает его мысли, разбивая их на тысячи осколков. Тарталье кажется, будто он задыхается, пробитый членом Моракса до самых лёгких, но он пытается взять себя в руки. Чжун Ли точно не хочет устраивать похороны бывшего царевича, учитывая прохладные отношения Ли Юэ со Снежной. К тому же, что будет написано на его могиле? Умер во время любовных утех? Чайльд фыркает и вдыхает глубже.       Чжун Ли обнимает его так, будто он является целым миром для императора, и что-то шепчет в спутанные волосы. Тарталья чувствует, как острые клыки несколько раз невесомо проходятся по его виску, пока Моракс спускается к красным искусанным губам. Юноша позволяет поцеловать себя, слишком уставший для ответных ласк, и неожиданно понимает, что давление на край его отверстия пропало.       Яйцо вдавливается в расслабленные стенки и таранит простату Чайльда, пока тот запрокидывает голову и хватает воздух раскрытыми губами. Император использует это время, чтобы слизнуть пот с кадыка супруга и осторожно толкнуться вверх, продвигаясь дальше.       Тарталья не способен издать членораздельный звук. Возможно, боль была всё же лучше этого. Яйцо давит слишком сильно, но доставляет далеко не столько неудобств, сколько до этого, как бы Чайльд ему не сопротивлялся.       Юноша мысленно отрекается от своей идеи иметь больше одного ребёнка, благодаря Селестию, что ещё не успел озвучить эту мысль. В конце концов, так будет лучше всем. Он сможет сохранить себе жизнь, а всевидящей Судьбе не придётся выбирать между несколькими потомками Моракса, одарив после его смерти Сердцем единственного. Да, так и следует поступить. Родители Чжун Ли всё-таки не были глупы, это можно понять по нему самому, а тем не менее оставили только одного наследника.       Чжун Ли медленно покачивается, касаясь каждой частички тела Тартальи, до которой только может дотянуться, и пытается держать себя в руках. На самом деле, драконы размножаются не так, далеко не так. Они просто набрасываются на свою добычу и совокупляются с ней до тех пор, пока она не потеряет сознание, чтобы быть достаточно расслабленной. К тому же, Чайльд бы вряд ли ощущал боль, но он твёрдо стоял на своём.       Возможно, этот юнец когда-нибудь разгневает Селестию постоянными вызовами не только противникам, но и самому себе, но Моракс не собирается его останавливать. Хоть ему и больно видеть, сколько супругу приходится терпеть, он не смеет сжать острые клыки на шее сильнее нужного, лишив его сознания. Император не собирается роптать против Тартальи.