Кинктобер 2022

— Посол из Снежной прибыл, — сообщает Чжун Ли, опускаясь на стул.       Чайльд смотрит на него блестящими глазами, сидя на постели. Вообще-то, он уже может ходить, но император настаивает, чтобы юноша не делал слишком много действий.       Царевич открывает рот, но так и закрывает его, не проронив ни звука. — Кто он? — слишком резко интересуется он, сжимая в кулаке одеяло. — Некая Синьора. — Моракс задумчиво изучает лицо Тартальи, разглаживая свои одежды.       Юноша тихо вздыхает и откидывается на резное изголовье. — Я её ненавижу, — импульсивно признаётся он, прежде чем успевает прикусить язык.       Он итак выглядит слишком слабым и беспомощным в глазах императора, чтобы демонстрировать ему свои неприязненные отношения с союзниками. Подумает ли вообще божество, сидящее перед ним, так любимое оскорблённым было народом, перед тем, как сдуть мелкую соринку в пучину смерти? Есть ли у Чайльда вообще шанс выбраться отсюда?       Чжун Ли кидает на царевича быстрый острый взгляд и поворачивает лицо к окну. Драгоценности, украшающие его головной убор и волосы, тихо звякают друг о друга, создавая притягательную мелодию шёпота. — За что же? — спрашивает Архонт, выглядя совершенно отрешённым.       Действительно, за что? За то, что она всегда пыталась его унизить, хоть и не имела права сказать и единого слова поперёк? За то, что она сейчас отберёт его у Моракса и вернёт на родину, не интересуясь его мнением?       А может, это он всегда был слишком жалок, чтобы управлять? Селестия ведь не просто так наделила его способностями гидро, а не крио, отобрав возможность на престол. — О, давняя история. — Тарталья старательно отмахивается от собственных слов, так не вовремя вылетевших изо рта, и жмёт плечами. — Но всё же я считаю своим долгом предупредить, что она хитра как тысяча гадюк. В конце концов, я должен быть благодарен человеку, сохранившему мне жизнь, так что…       Царевич замолкает. Он чувствует, как сжимается его горло, и быстро отворачивается. Юноша не хочет видеть Чжун Ли, наверняка презирающего его. Конечно, это ведь был давно продуманный план — соблазнить сына Царицы, чтобы потом опозорить его перед всеми, даровав жизнь.       Правда, насколько Чайльд мог понять, почти не выходя из отведённых ему покоев, Моракс никому не рассказал об их связи, но никаких гарантий, что этого не произойдёт в будущем, нет. Хотя, возможно, Чжун Ли и сам вряд ли пылает желанием мараться о мальчишку, пытавшегося отобрать его место и приносившего народу Ли Юэ одни несчастья. Это единственное, на что юноша может надеяться. — Ты полагаешь, что посланница Снежной захочет обмануть меня? — Я… — Тарталья прерывается и всё же смотрит на мужчину, тут же отводя глаза. — Очевидно, что она предложит нечестные условия. — Условия чего? — Моракс приподнимает бровь, складывая изящные ладони на коленях.       Чайльд почти что ненавидит то, что должен объяснять невыгодные ему вещи. — Маменька ожидает моего возвращения на родину, — говорит он с раздражением, злясь скорее на свою беспомощность, чем на нежелание Чжун Ли понять. — Конечно, она предложит что-нибудь взамен. — Ну и что же? — Она оценивает меня по достоинству.       Моракс задумчиво смотрит на него пристальным взглядом, склоняя голову на бок. Подвески вновь звенят, но совершенно не успокаивают Тарталью. — Я думаю, гораздо выгоднее иметь такого заложника, чем… Нет, условия точно не будут выгодны для Ли Юэ. В конце концов, кто я для Снежной? Проигравший воевода, сломавший все планы Царицы, опозоренный воин, не способный не то что выиграть в честном бою, но даже избавить народ от позора, смыв его своей кровью.       Царевичу кажется, что глаза Чжун Ли на несколько секунд вспыхивают и расширяются, но император выглядит слишком спокойным, чтобы возможно было в это поверить. Скорее, Чайльда опять настигла игра воображения, сопровождающая его всегда, когда дело касается Моракса, и нашёптывающая ему о взаимных чувствах. — Ты полагаешь, что сердце матери способно принять эти обвинения? — Чжун Ли говорит глуше, чем обычно, но голос его твёрд и непримирим. — Я полагаю? Я знаю это, император.       Архонт поджимает губы, когда с губ юноши срывается его титул, и подаётся вперёд. — Что тебя ожидает в Снежной? — спрашивает он, не скрывая интереса. — Я… я не знаю. Наверное, отправлюсь в поход с солдатами. — Проигравший воевода вновь ведёт солдат?       Тарталья вспыхивает и зажмуривается. Моракс прав, как бы больно это ни было. — Я не собираюсь производить обмен. — Чжун Ли встаёт со стула и подходит прямо к сидящему Чайльду. — Если тебе угодно вернуться на родину, ты можешь сделать это в любое время. Ли Юэ не использует заложников. — Я могу… — Тарталья поднимает голову. — Уйти? — Да. Разве что я попрошу тебя подождать того момента, как все раны заживут.       Царевич молча кивает и упирается взглядом в резной письменный стол, стоящий в углу комнаты. Моракс направляется к двери, обдавая юношу потоком благоухающего воздуха от малейшего шороха одежд. — Аякс. — Чжун Ли неожиданно оборачивается, уже практически выйдя. — Мне не следовало спорить с твоими предположениями о том, что ты будешь делать в Снежной. Я слишком мало знаком с твоей культурой и Царицей, чтобы судить об этом. В конце концов, умные и ловкие воины в высших чинах всегда необходимы.       Дверь тихо скрипит, когда император покидает покои Чайльда. Единственное, что остаётся от него — ещё звучащий голос в сердце юноши. Тарталья кусает губы, но не выдерживает и падает исказившимся лицом в мягкое одеяло, разражаясь рыданиями. — Не следовало спорить? Не следовало отпускать меня!       Синьора выглядит всё такой же ледяной и недовольной, как раньше. — Снежная ожидает Вашего возвращения, царевич, — холодно цедит она, сверкая глазами. — Для нас, Ваших подданных, и Вашей маменьки большое облегчение, что Моракс отпускает Вас без всяких требований.       Тарталья кивает, сжимая рукой край стола. Ещё вчера он довольно резво прогуливался по комнате, но сейчас чувствует себя слишком отвратительно даже чтобы просто стоять. — Когда Вы будете готовы вернуться? — спрашивает женщина, поджимая губы. — Что меня ожидает? — Прощение.       Чайльд открывает рот, но просто вздёргивает брови. Отчего это простое слово, которое должно было принести облегчение, жжёт душу лишь сильнее? — Вы слишком рано познали, что у всего есть своя цена, царевич. Чтобы Вы к этому привыкли, Госпожа продолжает свой урок. — Синьора протягивает ему конверт. — Это цена прощения.       Тарталья молча принимает идеально запечатанное письмо, узнавая почерк матери на обороте. — На этом я позволю себе дерзость расстаться с Вами. — Женщина грациозно приседает. — Ах да, не следует забывать, что все снежяне принадлежат или Царице, или земле, царевич.       Чайльд не хочет больше слышать ни одного слова этой проклятой женщины. Напоминание, что он — лишь хорошая вещь в руках матери, худшее, чем можно закончить диалог.       Чжун Ли уже отослал всех слуг и разбирает последние бумаги, когда ему докладывают о том, что царевич просит уделить ему время. Архонт хмурится, но позволяет Тарталье войти. Он недоволен тем, что юноша ещё не лёг спать и до сих пор бодрствует, но не высказывает этого Чайльду. — Что-то случилось? — интересуется Моракс, не поднимаясь от стола и просто поворачиваясь к собеседнику.       Жаль, что время, когда Первый советник обязан был приветствовать ложного тирана, уже прошло. Теперь у Чжун Ли не осталось ни одной причины, почему юноша не должен его покидать, а отбирать его свободу он не смеет. — Случилось, — коротко отвечает Чайльд, только сейчас вспоминая, что должен поклониться. — Снежная планирует новое нападение.       Моракс приподнимает бровь. — Благодарю за честность, царевич, но не стоило лишать себя сна ради того, чтобы доложить мне о том, что я знаю. — Вы не поняли, император. Теперь, когда силами Царицы были подавлены все мятежи, Ваша армия слишком сильна против нашей. Нападение произойдёт изнутри, а не снаружи. И я должен принять в нём участие.       Чжун Ли вскидывает голову и впивается взглядом в горящие глаза Тартальи. Что им движет? Гордость? Во всяком случае, он выглядит именно таким. Будто предать планы своей родине огласке — честь. — Надо полагать, ты пришёл убить меня, раз так вероломно уведомляешь меня о подобном.       Моракс уже собирается напомнить, чем кончилась эта попытка в прошлый раз, но Чайльд не даёт: — Нет уж, спасибо. Я не такой идиот, император. Я сообщаю Вам об этом, потому что не собираюсь содействовать подлости и лжи. Если и захватывать власть, то только честным путём. — Благородный поступок истинного воина.       Тарталья фыркает, но Чжун Ли успевает поймать мелькнувшее в его глазах счастье. — Я ещё даже не выдал своих сообщников, император.       Юноша опускает руку в карман кафтана и достаёт оттуда оторванный кусочек бумаги. — Не знаю ни одного из имён, так что это более надёжный способ.       Моракс принимает дар и быстро пробегает глазами список. Это всё политические деятели, некоторые очень важны для поддержки едва встающего на ноги государства, и Чжун Ли не знает, что ему делать. Конечно, он сможет продумать им замену и установить её, но это уже утром. — Спасибо, Аякс, — говорит он как можно нейтральнее. — Есть ли что-то, чем я могу тебя отблагодарить? — Не требуется. — Чайльд пятится, желая уже уйти, и облизывает губы. — Вы… ничего не сможете сделать. — Помнится, тебя понравились лошади из императорской конюшни. Ты можешь выбрать нес… — Нет, нет, не надо. — Тарталья вспыхивает. — Я… я сделал это для себя, а не для награды. — Для себя? — Да… да, должна же у меня быть честь. И… Нет, без «и».       Царевич выглядит немного испуганным, и Мораксу это не нравится. Он не может видеть, как юноша берёт себя в руки, продолжая нервничать. Это выглядит так, будто Чжун Ли разрушает жизнь Чайльду. Но ведь он этого не делает. Наоборот пытается дать ему всё, что только может, лишь бы хоть раз ещё увидеть то счастливое выражение лица, какое было у Тартальи, когда они вдвоём запирались в комнате тогда ещё Первого советника под видом дел. — Как ты вернёшься на родину? — спрашивает император, неожиданно задумываясь. — Тогда тебе следует поторопиться, если ты не хочешь, чтобы тебя обьявили предателем. Как только ты покинешь Ли Юэ, все заговорщики понесут своё наказание, но не ранее. — Я… Да, спасибо. Спокойной ночи, император.       Моракс склоняет голову. — Спокойной ночи.       Вообще-то он не обязан отвечать кому-то на подобное пожелание, но он не может удержаться. Он по-настоящему хочет, чтобы царевич провёл эту ночь хорошо. — Всё же могу я попросить об одном одолжении? — тише спрашивает Чайльд, до сих пор не покинув покоев Чжун Ли. — Ты хочешь, чтобы я кого-то помиловал? — Что? Нет, нет. Я их не знаю. Но… — Тарталья глубоко вздыхает, набираясь отваги. — Люмин писала, что… что заговор, в котором я Вас заподозрил и обвинил, начав это глупое расследование… он… его не было, так? — Не было.       Моракс зажмуривается, когда слышит тяжёлый вздох за своей спиной, и не хочет поворачиваться. — Ладно, — ослабшим голосом говорит царевич. — У нас говорят, работа дурака любит, вот я и… наломал дров. То есть, если бы…       Чжун Ли может расслышать тихое отчаянное «о», сжимая листок бумаги. Он резко поднимается с места и делает несколько шагов навстречу застывшему юноше, прежде чем успевает себя одёрнуть. Скорее всего, слова императора, человека, отобравшего всё у доверчивого мальчика, сделают только хуже. — Аякс… — выдыхает Моракс, замечая хрустальные капельки слёз в чужих глазах. — Я понимаю, что тебе жаль потерять власть, но не следует винить себя настоль… — Да какая власть? — Чайльд сжимает челюсти, и император видит, как напрягаются мышцы под его бледными щеками. — Это… это всё равно было нечестно. Я про. про… я всё раз… разрушил, разве нет? — Смотря что ты имеешь в виду. — Чжун Ли буквально прожигает царевича тяжёлым взглядом и уже готов проклясть себя за то, что собирается сказать. — Потому что в определённом случае ты ничего не разрушил. — Вы наверняка не понимаете меня, император, или шутите. Потому что… — Потому что ты уже который раз не даёшь мне договорить, Аякс.       Юноша смаргивает слёзы, пытаясь вернуть гордость, которая наполняла его в самом начале диалога. Он должен ощущать злость к этому человеку, но не может. Единственное, что он чувствует — странное желание услышать его голос. — Ты имел в виду наши отношения, верно? — Моракс начинает говорить тише и мягче, будто боясь спугнуть свою добычу.       Он не должен думать так о Тарталье. Не должен. Потому что если кому-то из них суждено стать таковой, Чжун Ли готов отдать всё, только бы стать ей. Он не позволит себе поступить с Чайльдом как с добычей. — Да, — тихо признаётся царевич, на всякий случай отступая. — В любом случае, Вы вряд ли действительно любили меня, император, поэтому это не имеет значения.       Моракс сжимает его влажную ладонь в своей, жадно изучая самое совершенное своё сокровище, что когда-либо создала природа. Тарталья пытается вырваться, но сдаётся. В конце концов, он не способен соревноваться силой с Богом. — Я действительно любил тебя и люблю до сих пор, Аякс. — Чжун Ли держит достаточно крепко, чтобы юноша не смог уйти, пока они не договорят. — Надеюсь, моего слова будет для тебя достаточно. В противном случае, если ты позволишь, я готов привести тебе несметное количество доказательств. Любишь ли ты меня, Аякс?       Моракс боится услышать его ответ. Он знает, что царевич вряд ли испытывает что-то кроме страха и ненависти к тому, кто чуть не убил его. К тому, кто разрушил его планы. К тому, кто… — Да. — Юноша зажмуривается и, кажется, перестаёт дышать, когда Чжун Ли медленно поднимает его руку.       Тарталья вздрагивает и распахивает глаза, когда ощущает прикосновение губ к костяшкам пальцев. Он ожидал не этого, совершенно не этого, но так даже лучше. Да, так гораздо лучше. — Прости, что заставил тебя признаться, просто не дождался, когда ты сам расскажешь мне об этом. Прости, что я молчал. Я должен был…       Чайльд шепчет что-то бессвязное, выхватывая свою ладонь и прижимаясь к императору дрожащим телом. Чжун Ли догадывается, чего он хочет, и нежно касается его приоткрытых губ своими, чувствуя на своих щеках холод и влажность сорвавшихся слёз.       Моракс молча обещает себе, что бесценный мальчик с этого момента будет плакать только от распирающего его удовольствия.