Кинктобер 2022

      Чайльд раскрывает рот в немом крике, со всей возможной силой сжимая края стола. Он откидывает голову набок, стараясь сдуть налипшую прядь рыжих волос, но не справляется с задачей.       Чжун Ли осторожно проводит по его лицу отчего-то подрагивающей рукой, помогая отклеить волосы, и смотрит с таким обожанием, что Тарталья хочет расплакаться. Мужчина склоняется к распростёртому на скрипящем столе телу, жадно выдыхая горячий воздух ему в рот, прежде чем поцеловать.       Чайльд не может даже нормально ответить. Он чувствует себя лабораторной лягушкой, если ей, конечно, бывает настолько хорошо. Юноша просто тихо стонет, запрокидывая голову, когда Моракс распрямляется, и хватает его запястье. Это жест продиктован скорее страхом, что Чжун Ли сейчас уйдёт, чем логикой. Тарталья даже не успевает сам понять причины, кое-как сжимая край рубашки и кусок часов.       Он шмыгает носом, тщательно моргая, и бросает на мужчину взгляд из-под полузакрытых век.       Чжун Ли наблюдает за лицом возлюбленного, очерченным светом фонарей и вывесок, что бьёт через окно, и улыбается, высвобождая руку. — Я никуда не денусь от тебя, Аякс, — с нежной усмешкой говорит мужчина, прежде чем скрестить свои пальцы с подрагивающими пальцами Чайльда. — Только если ты сам захочешь уйти.       Тарталья издаёт приглушённый звук, полный боли, и задыхается, когда Моракс делает особенно глубокий толчок. — Да кто… кто вообще сказал, что я захочу? — прерывисто бормочет юноша, пытаясь увернуться от слепящего света улицы.       Чжун Ли фыркает и припадает губами к его шее, покрытой испариной. Он не отпускает чужую руку, держа её в своей хватке.       Он молча наслаждается влажными шлепками и скрипом несчастного стола, поглядывая на юношу взглядом голодного хищника. Моракс знает, что ему ещё многое следует объяснить, но именно сейчас не может. — Я хочу присвоить тебя, — шепчет он с далёким клокотанием, покусывая солёную кожу. — Никогда не отпускать. Чтобы… чтобы ты всегда был рядом, я мог ощущать жар твоего тела, мог брать тебя сколько угодно… Твоё тело так прекрасно, Аякс. Каждый шрам идеален…       Чжун Ли очерчивает руку Чайльда свободной ладонью, слушая, как тот охает, глотая стон и стыд. — Будто создан для меня, — продолжает Моракс, облизывая пересохшие губы. — Моё сокровище. Я окружу тебя золотом и шёлком, только этого ты заслуживаешь. На твоей прекрасной шее всегда должны блестеть драгоценности, бледные в свете твоей красоты.       Тарталья икает, давясь воздухом, и держится переплетёнными пальцами за Чжун Ли так, будто это его единственный шанс выжить. Он чувствует себя слишком странно, не привыкший получать столько комплиментов за раз. — Никто больше не посмеет навредить тебе, — с тёмным оттенком в голосе обещает мужчина, задыхаясь. — Я…       Моракс хмурится и упирается в стол, слишком уставший и подошедший к краю, чтобы быстро восстановиться. — Я так люблю тебя, Аякс.       Чжун Ли касается лбом лба Тартальи, невесомо целуя кончик его носа. Чайльд жмурится, как от боли, и выгибается, шипя.       Он расслабляется, кончая без прикосновений, и уже не может держать себя в узде. Его губы дрожат, а глаза слезятся, но Чайльд сжимает зубы, заставляя себя успокоится. — А Вы болтливы, господин Чжун Ли, — шепчет он срывающимся голосом.       Моракс усмехается, смотря юноше в глаза и поднося его ладонь, что так очаровательно прижата к его, ко рту. Он не спешит шевелится, зная, насколько неприятно это может быть.       Тарталья поворачивает голову, смотря на улицу. Ему чертовски стыдно, что он снова не смог сказать того, что хотел.       Я тоже люблю тебя.       Такие простые слова, но такие непроизносимые. Чайльд надеется, что Чжун Ли знает это и без него.       Юноша чуть не вскрикивает, когда Моракс подхватывает его на руки, всё ещё не выскальзывая из мягкого тепла, и идёт к дивану. Мужчина медленно целует блестящее плечо и прикусывает какой-то старый шрам, постукивая пальцем по ожогу.       Тарталья сжимается, в эту секунду особенно не желая ощущать на теле остатки Осиала, и тихо всхлипывает. Он судорожно приподнимает бёдра, пытаясь забыть о своей чувствительности, и резко опускается.       Вот это уже гораздо более привычно. Ему нравится, как Чжун Ли резко вздыхает, обхватывая его ягодицы, и тихо стонет. Он уже не говорит о своей любви. И хоть Чайльд очень хочет услышать больше, гораздо больше, с другой стороны он вряд ли это вынесет. — Ты нормально себя чувствуешь? — хрипло спрашивает мужчина, находя возможность между вздохами.       Тарталья дёргано кивает, чувствуя, как снова начинает наливаться кровью член, и стискивает мёртвой хваткой плечи Моракса. Он уже порядком устал, но секс — это одна из немногих зон комфорта, когда он ощущает, что по-настоящему исполняет свой долг.       Чжун Ли наклоняется ближе к полу вместе с ним, утягивая юношу в долгий влажный поцелуй и слегка покачиваясь. — Моё бесценное сокровище, — шепчет мужчина, отпуская его буквально на несколько секунд и зарываясь ладонями в спутанные волосы. — Такой красивый.       Чайльд лишь сильнее сжимает чужие плечи, скорее чтобы успокоиться, чем из страха упасть из этих кажущихся такими надёжными рук, и шмыгает. — Я никогда не отпущу тебя, слышишь?       Тарталья слышит. Он старается издать звук, похожий на «угу», но уже не может. Вместо этого юноша зажмуривается, пытаясь собраться с мыслями.       Он обхватывает щёки Чжун Ли дрожащими руками и, не смотря ему в глаза, тихо говорит: — Я… я тоже никогда. — О, — выдыхает мужчина потрясённо, прежде чем наброситься на него с новым поцелуем.       Чайльду кажется, что он ощущает на своих щеках влагу чужих ресниц. Хотя, возможно, это просто он дал волю чувствам.