Кинктобер 2022

      Чайльд абсолютно проебался. Ладно, нет. За время своей жизни он привык, что всё, доставляющее ему удовольствие, является победой, а не поражением.       Но что-то всё равно не так. Он даже знает, что.       Это блядский взгляд жёлтых глаз, устремлённый только на него, вот что. Тарталье кажется, что, имей этот человек возможность, он бы сожрал несчастного суккуба прямиком с костями.       Эй, не он тут должен быть жертвой! Какого он тогда так долго добирался именно до этой малюсенькой церквушки? Можно было пойти в любую другую. Хоть там священники и не являются предметами мечтаний юных дев, они безопасны. И легко сдаются под его напором. А он вообще-то хочет отдохнуть! — Зачем же Вы пожаловали, сын мой? — Мужчина наклоняет голову вбок, подходя к незнакомцу ближе и рассматривая его с ног до головы. — Время уже позднее, лучше не выходить из дома.       Чайльд послушно кивает, практически не слушая. Он слишком занят тем, что изучает тонкие розовые губы и бахрому тёмных ресниц, отражающуюся на дне золотых глаз. — Я не видел Вас до этого. — Священник задумчиво смотрит на закрытые массивные двери и пламя свеч. — Вы здесь проездом? — Д-да, — бурчит суккуб, хмурясь.       Его уже начинает раздражать терпение этого господина. Создаётся впечатление, будто аура нечистой силы на него вообще не действует. — И чего же Вам угодно, сын мой? Церковь всегда будет приютом для заблудших, но мирские люди предпочитают проводить это время в другом месте. — Я так не похож на последователя Божьего?       Чайльд усмехается. В голубых глазах вспыхивает озорной огонёк, чтобы тут же потухнуть.       Священник некоторое время повторно изучает его. — Признаюсь честно, нет. — Какая жалость. — Тарталья внутренне ликует.       Он улавливает в глазах собеседника тот интерес, который не дозволен слугам Господа, но тем не менее частенько возникает при взгляде на суккуба. — Тем не менее, я хотел бы исповедаться. — Чайльд едва удерживается от того, чтобы вставить в слова скрытый смысл голосом.       Мужчина вскидывает брови.       — Что ж, — наконец отвечает он. — Если Вам угодно, сын мой, я укажу Вам путь…       Тарталья не сдерживает улыбки и, дождавшись, когда священник повернётся к нему спиной, подбирая сутану, нагоняет.       Прекрасно. Судя по всем признакам, пища готова к потреблению.       Пищей оказывается он сам.       Раздетый, суккуб сидит на коленях священника, извиваясь в обхвате крепких рук. Он пытается прочитать в поистине загоревшихся глазах хоть что-то, кроме похоти и превосходства, но не может. Этот человек ни капельки не сожалеет.       Чайльд видел многих грешников, но этот не похож на них. Он не выглядит жалко. Более того, он не похож на того, кто подчиняется воле Тартальи.       Суккуб покачивает бёдрами, притираясь к мужчине ближе, и улыбается, демонстрируя короткие клыки. Он обхватывает пальцами массивные плечи священника, играя с коготками, и продолжает движения.       Танцевать сидя всегда неудобно. Что ж, эта жертва того заслуживает. Хотя бы потому, что его глаза с жадностью ловят каждое покачивание.       Чайльд прикрывает глаза и тихо вздыхает, когда мужчина прижимает его к себе, резко останавливая. Тарталья уже хочет сопротивляться, когда его ягодицы оказываются властно сжаты и раздвинуты.       Сухие пальцы касаются раскрытой дырочки и тут же покидают её, чтобы сжать основание хвоста. Суккубу кажется, что он сейчас потеряет сознание от неожиданного всплеска удовольствия. Как будто он вообще мог бы.       Чайльд практически не замечает острых зубов у своей шеи, когда отклоняется назад. — Вы… — бормочет он, погружённый в нечто, похожее на транс. — Вы совсем… — Молчи, — резко шикает мужчина, массируя его поясницу.       Тарталья издаёт нечто вроде всхлипа, но послушно подаётся задницей на прекрасные руки. Он всегда свободен, такова его природа, но священник зачем-то погружает пальцы внутрь, собирая ими текущую в обилии из дырочки смазку. — Ты идиот, если ничего не понял, — говорит он, поворачивая суккуба на своих коленях.       Чайльд пропускает это замечание мимо ушей, легко вздыхая. Он чувствует, как вспыхивает кожа на щеках, когда поднимает взгляд от пола.       На кой чёрт, как сказал бы человек, священнику огромное зеркало в своей каморке? — Смотри, — шепчет святой отец, прикусывая подбородок Тартальи. — Смотри, развратник.       Чайльд покорно смотрит в отражение. Он буквально создан для такого, поэтому не собирается стесняться. В конце концов, ему нравится то, что он может видеть.       Его притягивает толстый член, что тычется в опухшее отверстие. Жаль, что он видит лишь малую часть. Зато взгляд, которым награждает его священник, просто восхитителен. — Глупый… — Мужчина хватает Тарталью за хвост одной рукой, другой направляя член во влажное нутро. — Глупый суккуб.       Не будь Чайльд так занят прекрасным ощущением наполненности, он бы услышал в этом вздохе угрозу. Что ж, может, даже хорошо, что он не замечает.       Тарталья вскрикивает, когда обе ладони сжимают маленькие рожки, заставляя запрокинуть голову. Суккуб мелко дрожит, пытаясь двинуть бёдрами, но не может. Он перебирает руками в воздухе, готовый впиться ими в человека, но отчего-то держится. — Ты не уйдёшь отсюда, — бормочет священник, толкаясь глубже.       Чайльд молча кивает, давясь воздухом и не слушая, с чем он соглашается. Он чувствует себя слишком, слишком хорошо. Это даже лучше, чем питаться кровью жертв. Это лучше всего, что он когда-то пробовал. — Аякс.       Острые клыки с лёгкостью прокусывают кожу суккуба, погружаясь глубоко. Тарталья вскрикивает, не в силах выдержать их напора вкупе с настоящим именем, и кончает, сильно содрогаясь.       Ему кажется, что он выпадает из человеческого мира на какое-то время. Даже приятно сознавать, что ничего не изменилось, когда он приходит в себя. Главное, что его радует, конечно же, член внутри него. — Никогда не нападай на жертву, если не знаешь, кто она, — мрачно говорит священник, всё это время ожидавший его возвращения. — Никогда.       О, чудесно. Он попался Мораксу, одному из Высших.