As Bullet Speaks to Gun

Томас нашел им места в нескольких рядах от первого. В этот момент моряки и штатские начали смешиваться, и теперь зал была усеян тёмными военно-морскими кителями. Эдвард мог видеть только затылок Крозье, когда они сели. - Придётся надеяться на лучшее, - проронил Томас, передвигая ноги, чтобы Эдвард лучше поместился. Но Эдвард не садился. Не сейчас. Знакомое, неустойчивое чувство пронизывало его. Он чувствовал это и на льду, и в последнем лагере, а до этого в прокуренной каюте под палубой «Террора», где Крозье произнёс как мальчишка. Это чувство преследовало его ещё давно, и он знал его по привычке, узнавал бы в темноте, когда оно поднималось, наполняло его горло и подавляло возражения. Но оно ещё не поднялось. Теперь у него был шанс что-то сказать. - Минуточку, - сказал он Томасу и протиснулся сквозь толпу. Крозье держал на коленях пустую кофейную кружку. Одну ногу он выставил вперёд и сутулился, казалось, не заботясь о множестве взглядов, направленных на него. Подойдя, Эдвард встретился взглядом с коммандером Фицджеймсом, сидевшим рядом с Крозье и явно не способным привлечь его внимание. Фицджеймс откинулся назад, когда Эдвард приблизился, отвернулся и скрестил руки на груди. - Капитан, - сказал Эдвард. Крозье не взглянул на него. - Что? - отозвался он. Эдвард глубоко вздохнул, провёл большим пальцем по внешней стороне сжатого кулака и продолжил: - Я слышал, что они говорят о вас. - Разве, - сказал Крозье, приподняв бровь. Это ещё не было вопросом. - Они много чего говорят. - О военном трибунале, что может вам грозить. Эдвард услышал резкий вздох со стороны Фицджеймса. Значит, коммандер всё ещё слушал. Хорошо, подумал он, возможно, он сможет сделать что-то такое, чего не могу я. Крозье молчал, поэтому Эдвард продолжил: - Хикки пытается обвинить вас во лжи и обмане, чтобы замести следы. Он будет продолжать подстрекать вас во время своих показаний, я в этом уверен. Ради вас самих – ради всех нас – не позволяйте ему вывести вас из себя. Наконец, взгляд Крозье остановился на Эдварде, и он был встревожен, увидев в его глазах смутный гнев. - Значит, ты пришел отчитать меня за мою небольшую выходку? - спросил Крозье, обнажая зубы явно не в улыбке. - Как далеко мы продвинулись, лейтенант Литтл. - Не отчитывать. Я хочу помочь. - И что ты предлагаешь сделать? Эдвард почувствовал себя на тонком льду и сделал ещё один глубокий вдох. Он попытался, но почти безуспешно, перестать переминаться с ноги на ногу. - Сэр, - сказал он, - я только хотел сказать вам, что многие люди всё ещё поддерживают вас. - Он точно не знал, правда ли это. - Если вы не попадётесь на удочку Хикки, то, скорее всего, выберетесь из передряги невредимым. - Невредимым, - усмехнулся Крозье. – Вот бы кому-нибудь из нас так повезло. - Я другое имел в виду, - начал объяснять Эдвард. Он был прерван, когда Крозье резко вскочил со своего места, встал над Эдвардом и уставился ему в глаза с этим шатающимся змеиным движением головы. - Сядь, чёрт возьми, Эдвард, - сказал Крозье, - и держись подальше от этого. Эдвард сжал кулаки, зашаркал ногами и почти закрыл глаза от отчаяния. Он чувствовал, как слова бурлят внутри него, как волна, его подташнивало, хотя он сдерживался, но готов был скорчиться от их силы. Но теперь это чувство снова пришло, чувство удушья в темноте, и оно подступило к горлу Эдварда, наполнило желчью и заглушило слова. - Хорошо, - сказал он очень тихо и ушёл. - Френсис, это было жестоко, - услышал он позади себя голос Фицджеймса, а затем прошёл мимо двух рядов скамеек и дальше, и продолжал бы идти, пока не вышел бы прямо из зала суда, если бы Томас не схватил его за руку и не повёл его на своё место. *** Хикки говорил некоторое время. Эдвард чувствовал вес и структуру слов, хотя их смысл не совсем доходил до него. Он задавался вопросом, не заболел ли он. Он чувствовал себя больным – чувствовал усталость до костей и головокружение, чего не было со времён спасательного лагеря. Так как его мысли были заняты золотом. Потребовалось время, но это чувство постепенно ушло. Томас придвинулся очень близко к Эдварду, пока они сидели и слушали, и с его близостью Эдвард начал чувствовать, как безумство его мыслей улетучивается. Он наклонился к Томасу, совсем чуть-чуть, так что их плечи соприкоснулись. Они переглянулись. Эдвард начал дышать глубже и позволить тому, что внутри него, сжиматься, давая ему возможность двинуться и подумать ещё раз. Когда он снова начал обращать внимание, ему показалось, что интерлюдии в парке никогда не было, как будто Эдвард сидел на этом месте последние два часа подряд. Хикки снова достиг вершины своей речи. Никчёмный помощник конопатчика не был удовлетворён тем, что организовал собственную защиту. Вместо этого, по мере того как шли минуты, становилось всё более очевидным, что он считал, что его лучшая защита – перейти в наступление. Он излагал ошибку за ошибкой Крозье, обсуждал смерти людей в мучительных подробностях и свалил все трупы к ногам капитана. Он назвал Фицджеймса шепелявым подхалимом и ещё хуже. На этот раз он лишь кратко коснулся Эдварда и Томаса, но когда он это сделал, у него не было ничего, кроме слов презрения к ним как к людям, которые выполняли приказы капитана. Когда он говорил о смерти Гибсона, его голос приобретал своеобразный, замогильный оттенок. - Билли Гибсон, - сказал человек, который когда-то и в то же время никогда не был Корнелиусом Хикки, - был особенным. Он неподвижно стоял за трибуной для свидетелей. Что-то, должно быть, случилось с ним во время последнего взрыва ропота толпы, потому что у него была свежая красная отметина вокруг одного глаза, просто колеблющаяся на грани фиолетового. Из-за синяка он выглядел перекошенным, как будто одна половина его лица была затенена или поражена болезнью. Эдварду было трудно смотреть прямо на него. - Билли Гибсон был человеком, предназначенным для любви, - продолжил Хикки. - Его любовь к окружающим была настолько велика, что даже после его смерти поддерживала других. В комнате поднялся тихий гомон. Эдвард крепко сжал собственные колени и почувствовал давление, когда Томас ещё сильнее прижался к нему, заземляющее присутствие. Хикки открыл было рот, чтобы продолжить, но судья постучал молоточком. - Мистер Хикки, - сказал он, - мы уже слышали, что Уильям Гибсон был выпотрошен вашей бандой мятежников, включая вас. Это правда? - Моя группа выживших, плюс мистер Крозье, да. Правильно. При упоминании Крозье Эдвард напрягся. Он выпрямился на своём месте, чтобы посмотреть поверх голов между собой и Крозье. Капитан больше не сутулился. - Чёрт, - пробормотал Эдвард. - Вы сами… и Френсис Крозье? - спросил судья. - Да, - повторил Хикки, медленно кивнув. Эта проклятая улыбка снова играла в уголках его рта. - Мистер Гудсир не упомянул об этом в своих показаниях, поэтому я подумал, что просто… просто проясню это для вас. Судья на мгновение задумался, затем снова ударил молоточком, прерывая нарастающий ропот голосов. Комната снова погрузилась в тишину. - Независимо от того, кто принимал участие в случившемся, - объявил он, - вы здесь, чтобы свидетельствовать о том, что вы сделали. А не защищать каннибализм. - Я не защищаю каннибализм. Я защищаю Билли. - И почему вы это делаете? - Я устал слышать, как его осуждают. - Это была первая вспышка гнева, которую Хикки позволил себе за весь военный трибунал. - Те из нас, кто ел плоть Билли, не осквернили его, и он не осквернил нас. Мы просто выживали. Мы бы не стали есть, если бы не пришлось, а он уже умер от цинги, так что мы… Затем Френсис Крозье вскочил на ноги, и начался настоящий ад. Он был пьян, заметил Эдвард с удивительным спокойствием, тоже вскочив на ноги. Крозье слегка пошатнулся, когда он встал и выставил палец, указывая на Хикки, а затем проревел самым громким голосом, на каждой ноте нарастающим: - Гудсир сообщил мне, что ты убил его, крысиный сукин сын… Зал суда погрузился в хаос. Эдвард поймал себя на том, что проталкивается сквозь скопище людей перед собой, не сводя глаз с Крозье, которого безуспешно пытался удержать Фицджеймс. На глазах у Эдварда Крозье вырвался из хватки Фицджеймса и наполовину перепрыгнул, наполовину перелез через перила между собой и Корнелиусом Хикки. Было ясно, что он намеревался навредить этому человеку, и если это произойдёт, Эдвард был уверен, что это закончится повешением Крозье. Эдварду было приказано держаться подальше от этого, и стыд, снова подступивший к его горлу, едва не задушил его. Он боялся устроить сцену. Он испугался, как всегда; это чувство пронзило его кости, пока они не заболели от самой его силы. Но на этот раз он не позволял себе так думать. Он подошёл прямо к Крозье, схватил за воротник кителя и потащил обратно через перила, по которым он взбирался. Крозье споткнулся, зацепился каблуком за перила и чуть не упал. Фицджеймс поймал его и поддержал. Вся сила яростного взгляда Крозье обрушилась на Эдварда. - Я думал, что сказал тебе держаться подальше, Эдвард, - выплюнул он, изо всех сил пытаясь освободиться от Фицджеймса. - Френсис, - сказал Фицджеймс низким голосом. - Сядь и оставь меня в покое, - прошипел Крозье голосом, полным яда и хмеля. - Это приказ. Вокруг них бушевала толпа. Судья махал своим молотком по своей трибуне, явно разочарованный тем, что снова потерял контроль, а Хикки просто стоял там, сияя, и синяк под глазом ярко светил в свете лампы на лице. В шуме никто не смотрел слишком внимательно на нескольких офицеров, сгрудившихся в десяти футах перед трибуной для свидетелей. Эдвард ударил Крозье по лицу. Его рука соприкоснулась с громким треском, отчего голова Крозье мотнулась назад. Эдвард и сам был почти ошеломлён. (Откуда пришла идея сделать это?). Это действие, казалось, несколько выбило Крозье из его ярости, однако, и Эдвард наблюдал, как капитан качает головой взад-вперёд, как ошеломлённая собака. - Вам нужно держать себя в руках, - сказал ему Эдвард. Отдалённая часть его сознания выразила удивление словами, слетевшими с его губ. Всё остальное в нём было свалено, грызло удила, кричало, что к этому шло четыре года. Эдвард выпрямил спину. Он смутно осознавал, что Томас подходит к нему сзади, когда продолжал: - Мистер Хикки играет вами, как смычком на скрипке, сэр. Он уже убедил людей в этом зале, что вы мстительный пьяница, и он сделает ещё хуже, если вы позволите ему продолжать в том же духе. Вокруг вас есть люди, сэр, которые благодарны за то, что вы сделали, чтобы спасти нас. И есть офицеры, которые будут висеть рядом с вами, если вы полны решимости покончить с собой. Он глубоко вздохнул. Крозье теперь смотрел на него широко раскрытыми глазами, тяжело опираясь на Фицджеймса, который обеими руками обнимал его сзади. Томас похлопал Эдварда по плечу. - Мы с вами, сэр ,- продолжал Эдвард, - и если вы предстанете перед военным трибуналом, мы будем протестовать, потому что мы знаем, что вы сделали всё возможное, чтобы вернуть как можно больше людей домой. Он повернулся, чтобы посмотреть на людей, безмолвных и похожих на призраков в шумящей толпе, в тёмных кителях, накинутых на их тощие тела, как погребальные саваны – но живых, чёрт возьми, живых из-за того, что Крозье, Фицджеймс, Гор, Фэйрхолм и даже Эдвард сделал, чтобы сохранить им жизнь. Все они видели друг друга в отчаянии и в худшем состоянии, и они выжили. Эдвард снова перевёл взгляд на Крозье. Какой-то маленькой частью его мозга было замечено, что Фицджеймс круговыми движениями потирает большим пальцем тыльную сторону ладони Крозье, что было на редкость интимным жестом. - Но если вы всё это не примите, сэр, никто из нас не сможет вам помочь,- сказал Эдвард и глубоко вздохнул. - Так что, при всём уважении, я не буду следовать приказу сесть, чёрт возьми, и не вмешиваться. Сэр. Он почувствовал, как рука Томаса сжала его плечо. Он устоял на ногах, выпрямил спину и приготовился к тому, что Крозье с проклятием вышвырнет его из военно-морского флота. Вместо этого Крозье какое-то мгновение выглядел глубоко, невероятно грустно, а затем что-то новое начало проясняться на его лице. Это была смесь меланхолии и… гордости? - Молодец, Литтл, - пробормотал он. Он заставил себя выпрямиться и стряхнул сковывающую хватку Фицджеймса. Через плечо он сказал: - Джеймс, мне лучше уйти отсюда. Эдвард прав. Проводишь меня домой? - Конечно, Френсис, - сказал Фицджеймс с некоторым удивлением. Когда Эдвард повернулся, чтобы посмотреть, как они уходят, он встретился взглядом с Хикки, который улыбался, но на этот раз улыбка не скрутила живот Эдварда, как нож. Наоборот, это казалось наглой лживой ухмылкой испуганного, отчаявшегося человека. Эдвард улыбнулся в ответ. Медленно он наблюдал, как ухмылка сползла с лица Хикки. Затем Эдвард посмотрел на Томаса. Лицо Томаса светилось гордостью. Когда Эдвард повернулся, Томас скользнул рукой от плеча к запястью. Его пальцы какое-то время кружили там по ткани, а затем он соединил их в щепоть, прежде чем отпустить. - Эдвард, - сказал Томас, - очень хорошо у тебя вышло. - Разве? - Эдвард прикусил губу. - Я чувствую себя так, как будто я только что совершил смертный грех. - Только против флотской дисциплины, - со смехом сказал Томас, - а всем известно, что грехи на флоте не в счёт. Он подмигнул… подмигнул, и Эдвард почувствовал, что краснеет. - Нам лучше вернуться на свои места, - сказал он, ощущая, что язык словно неуклюже разбух во рту. - Надеюсь, никто не видел, как я ударил капитана Крозье. - Если бы они видели, полагаю, они были согласились с тобой. Эдвард посмотрел на дверь, которая как раз закрывалась за Фицджеймсом и Крозье, когда они, прихрамывая, выходили. - Думаешь, с ним будет всё в порядке? - спросил он Томаса. На мгновение лицо Томаса посерьёзнело, когда он проследил за взглядом Эдварда. Это был тот же обиженный взгляд, который был у него все эти месяцы назад, когда прозвенел звонок, зовущий его к постели Крозье. Затем выражение его лица прояснилось, и его глаза снова встретились с глазами Эдварда, бледно-зелёно-серые и мерцающие. - Я думаю, с тобой всё будет в порядке, Эдвард, - сказал Томас. - И это то, чем мы сейчас должны озаботиться.