As Bullet Speaks to Gun

Как только Томас высказал всё Эдварду, слова уже невозможно было вернуть. Они вились над его головой роем жужжащих шершней. Сколько бы он ни отбивался от них, теперь, когда они были произнесены, то стали реальными, а значит, Томас должен был что-то с ними сделать – во избежание того, чтобы оказаться искусанным. Нетрудно было узнать, где живёт капитан Крозье. Во время перерывов в показаниях Томас оставлял Эдварда размышлять и тихо двигался среди других людей, даря добрые слова в обмен на сведения. В конце концов, он получил то, что хотел. (Адрес Крозье был тот же, что и до экспедиции, а это означало, что он платил за комнаты, пока был в море, что было довольно глупо для человека с таким небольшим состоянием, но Томас знал, что Крозье не любит слишком заботиться о своих делах на суше). В четверг днём, после окончания судебного заседания (показания Джорджа Ходжсона были последними в тот день, и это расстроило толпу своей грязной правдой, хотя Томасу они показались милыми в некотором кровавом смысле), он направился на квартиру Крозье. Хозяйка впустила его, может быть, потому что он назвался другом, а может, пожалела, видя неверную походку. В которой не было притворства: прогулка расстроила Томаса, его тело было слишком слабым, чтобы реагировать на команды, которые он ему отдавал. Он прошёл через парадную дверь, поблагодарил хозяйку и взобрался по лестнице, прежде чем его ноющие колени успели подкоситься. Вполне логично, что Крозье жил в дешёвом и неряшливом доме. Только Томас и поддерживал порядок у него в каюте и в кают-компании. Без него капитан был бы совершенно счастлив, валяясь среди бутылок из-под спиртного и бреясь осколком стекла. От подтверждения этих догадок Томас ощутил удовлетворение, поднявшись на последнюю ступеньку лестницы и встав перед дверью Крозье. Он не постучал; его рука оказалась на медной ручке прежде, чем он это заметил, и она мягко повернулась. На мгновение ему показалось, что он снова на борту «Террора» и прокрадывается в каюту капитана, словно невидимая тень. Дверь приоткрылась, и Томас оказался в темноте. Он закрыл за собой дверь и замер, ожидая, пока его глаза привыкнут. Комната медленно расплывалась, освещённая тонким сероватым лучом, пробивавшимся между занавесками. Это была настоящая дыра. Мебели в гостиной почти не было: два протёртых кресла, диван с проломленной спинкой, маленький стол с отодвинутым деревянным стулом. Пол был чистый, но доски голые и ободранные. В воздухе висела характерная пелена дыма, различимая в углах потолка, сероватое пятно указывало на то, что здесь жили люди, непрерывно курящие одну за другой. Томас почувствовал усмешку в уголке рта. Если бы он заботился об этом месте, оно бы не выглядело так. Само собой разумеется, что Крозье распустился без него. Стараясь, чтобы его шаги были мягче, он продвинулся дальше внутрь. На маленьком столике лежала куча карт, мятых и исписанных. Это было так похоже на беспорядок на борту «Террора», что Томас чуть не улыбнулся при виде знакомого. Когда он всматривался в карты, он не мог до конца разобрать, что означают пометки пером на них. Они как бы примерно проследили путь экспедиции по Арктике. Крозье нарисовал несколько маленьких кружочков и нацарапал возле каждого координаты и вопросительные знаки. Томас проигнорировал эти загадочные пометки и поставил свою сумку рядом со столом. На единственный стул было наброшено пальто, и Томас поднял его, сложил и положил на сиденье. Затем он пошёл дальше. Спальня выходила из главной комнаты и была столь же загромождена, как гостиная – пуста. Томас окинул помещение взглядом. Обстановка и отличалась от той, что была на «Терроре», и в то же время напоминала её до невозможности. Он заметил, что по полу не катаются бутылки из-под виски, но всё равно комната была загромождена, а в воздухе витал тяжёлый дух Крозье. В изножье кровати лежала грязная одежда, а большую часть места занимал громоздкий комод. Томас не спеша открыл все ящики комода. Только два были заняты вещами. Остальные были пусты и пахли пылью. Он услышал шум снизу и сразу же выпрямил спину. Он закрыл все выдвинутые ящики, вошёл в главную комнату, закрыл за собой дверь спальни и застыл в позе, представлявшей собою нечто среднее между обычной, непринуждённой и стоянием навытяжку. Он вернулся в свою привычную роль: предмет мебели в углу, который вряд ли заметят. Входная дверь открылась, и сквозь щель упало копьё света, осветив Томаса, а неожиданно вошедшего погрузив в тень. Это не имело значения. Он всегда сможет узнать Крозье по одной только позе и походке. - Здравствуйте, капитан, - сказал Томас. Силуэт ещё ненадолго замер в дверном проёме, прежде чем двинуться в комнату. Шаги звучали тяжело. - Джопсон, - произнёс Крозье и заключил Томаса в объятия. Это не вызвало отторжения. При других обстоятельствах Томас мог бы признать, что жаждал этого годами: одобрения Крозье, выраженного так откровенно. Раньше он согласился бы на то, чтоб капитан положил ему руку на предплечье; а теперь он обхватил его обеими руками и сжал так сильно, что готов был взорваться. Но Томас уже не был тем человеком, который жаждал этого одобрения. Наконец Крозье отстранился. Он держал Томаса на расстоянии вытянутой руки, положив ему ладонь на плечо, и произнёс: - Джопсон, Господи, как я рад, что ты здесь. Томас был неподвижен, как труп. - Я видел тебя на военном трибунале, но мне показалось, что может быть, тогда было не время… - нахмурился Крозье с растерянным видом. Томас почти почувствовал, как что-то шевельнулось в его груди при виде неуклюжести капитана, сияющего, как необработанное золото в утреннем свете, но глубоко внутри него всё ещё царила болезнь. Гнев, который он ненадолго обнажил перед Эдвардом ранее в тот день, закипал. Крозье снова открыл, было, рот, но Томас перебил его: - Я жив, сэр, но не вашими стараниями, - сказал он. Слова, казалось, чуть не обожгли ему язык, срываясь с губ. Мгновение Крозье выглядел озадаченным, а затем как громом поражённым, и его шок мерцал в глубине глаз, как маяк. Томас всегда легко читал его мысли и не понимал, как другие не справлялись с той же задачей. Всё было так просто. И из-за этого Крозье было легко ранить. - Что? - переспросил Крозье. - Вы оставили меня умирать. Томас пронзительно наблюдал, как Крозье проходит через несколько стадий отрицания и как это отражается на его лице. На третьем этапе брови капитана были нахмурены, а рот полуоткрыт, и Томас решил, что на самом деле он не готов с этим мириться. Пусть Крозье страдает среди безобразия, сотворённого им самим. Томас устранять его не собирался. - Бросил тебя? - вымолвил Крозье, а Томас бросился прочь – он толкнул открытую входную дверь и ушёл, и его шаги зазвенели по лестнице. Пусть Томас не имел для Крозье такого значения, чтобы с ним считаться, да будет так. Он не обязан был объясняться с Крозье. Он знал, что не обязан. *** Игра в карты в углу стала настолько шумной, что Томас почувствовал себя неуютно и был вынужден отойти. Он уставился вниз и прикусил губу, проводя большим пальцем по перчатке, чтобы разгладить нити, торчащие на морозе. Он уже сложил одежду Крозье и переложил книги в кают-компании. Ему больше нечего было делать. Он собирался лечь спать (хотя было только восемь часов), когда Эдвард скользнул на сиденье рядом с ним. Томас искоса взглянул на него, задаваясь вопросом, случайно ли это привело Эдварда сюда. Бакенбарды лейтенанта покрылись льдистой корочкой, а брови были сведены в линию, но он не выглядел рассеянным. На самом деле, когда Томас смотрел на него с беззастенчивым интересом, он поймал взгляд Эдварда на себе. - Кажется, что-то случилось? - спросил Томас, заметив, что Эдвард обратил на него внимание. Эдвард вздохнул. - Мы потеряли человека на обратном пути с «Эребуса», - признался он. - Ещё одна атака зверя. Он напал всего час назад. - Туунбак? - спросил Томас, и незнакомое произношение тяжело прозвучало у него на языке. Эдвард кивнул, но явно не хотел называть имя. Он искоса посмотрел на Томаса, безмолвно спрашивая, откуда он это знает. - Я слышал, как капитан обсуждал это, - признался Томас. - Я знаю, что это не моё дело, но, учитывая, что эта тварь угрожает всем нам… - Не беспокойся, я не собираюсь доносить на тебя за то, что ты владеешь конфиденциальной информацией, - вздохнул Эдвард. - Я полагаю, что теперь капитан доверяет тебе больше, чем кому-либо из нас. Словно по сигналу, зазвенел медный колокол над входом в большую каюту, раскачиваясь взад-вперёд на верёвке. Томас бросил на него взгляд вверх. Как бы ему ни нравилось общество Эдварда, он полагал, что у него есть всего несколько минут, чтобы вернуться к капитану, прежде чем его отсутствие будет замечено. Он посмотрел на Эдварда – тот выглядел усталым и потрёпанным. Томас не хотел уходить. Он хотел остаться здесь, взять Эдварда за руку и разгладить морщины на его лбу, а затем уложить его в постель и заставить полностью расслабиться. Это откровение удивило Томаса, но не так сильно, как могло бы. Эдвард смотрел на него хмуро. Томас не соизволил поделиться своими мыслями, вместо этого лишь слегка облизнув губы, позволив Эдварду сделать собственные выводы. - Вот бы нам поговорить подольше, - пробормотал Томас, - но капитан уже зовёт. Что-то мелькнуло в глазах Эдварда. Разочарование, быть может? - Он всё-таки доверяет тебе, Эдвард, - добавил Томас, повинуясь неясной прихоти. - В конце концов, ты его заместитель. - Я… - Эдвард пробормотал единственный слог, а затем сдался, слегка приоткрыв рот. Джопсон захотел протянуть руку и закрыть его. Вместо этого он встал, приподняв стул, чтоб он не заскрёб по деревянному полу. Он улыбнулся Эдварду и сказал: - Тогда в другой раз. - Томас… - проронил Эдвард. Томас остановился. Не сводя глаз с Эдварда, он очень-очень медленно пододвигал свой стул, и его пальцы скользили по краю дерева. Он видел, как румянец заливает щёки Эдварда. Теперь это было интересно. - Да? - тихо переспросил Томас, видя, что Эдвард умолк. - Говори быстро. Мне нужно выполнять поручения. - Я просто хотел заверить тебя, что выполнение поручений – не единственное, в чём твоя ценность. Томас с любопытством наблюдал, как Эдвард выпрямил спину, и провёл рукой по подбородку. Он не смотрел Томасу в глаза, когда произносил: - Забота о капитане Крозье – не единственное, на что ты годишься. Слова проникли неожиданно глубоко внутрь Томаса, как свинец в банку. Он скрыл это за яркой улыбкой и наклонился вперёд. Томас взял лейтенанта за подбородок и улыбнулся прямо рядом с его щекой, так близко, что волосы Эдварда почти коснулись его кожи. - Я знаю, Эдвард, - прошептал Томас, позволяя горячему дыханию обдать лицо собеседника. - Но спасибо, что сказал это. Колокол зазвонил снова, и улыбка Томаса померкла. Он мгновенно разозлился на себя за то, что не ушёл раньше. Теперь у капитана будет гримаса цвета полированной латуни, и его лицо будет болезненным и бледным, и он снова будет выглядеть таким огорчённым, таким обеспокоенным, что тревожит Томаса своей слабостью. Лежит в своей каюте на простынях, потеет и чахнет, совсем как мать Томаса. Томас больше не смотрел на Эдварда. Он сжал кулак и поспешил прочь. *** Он вихрем влетел в бар, и пальто развевалось за спиной. На улице был снегопад, а Томас не любил снег. Больше нет. Хотя, вообще-то, и никогда не любил. Эдвард сидел за стойкой, как и надеялся Томас. (Милый Эдвард. Невозмутимый Эдвард, часто посещающий тот же бар, что и до отправки экспедиции, и – да, Томасу было известно, в какой бар он захаживал, потому что Томас знал всё об офицерах «Террора». Ему не было лишь известно, как отреагировал бы Эдвард. За исключением того, как далеко он мог зайти). Томас знал, что взгляд у него сейчас пронзительный, вид лихорадочный, а прядь волос упала ему на лицо, но он откинул её назад и одним быстрым движением метнулся к барной стойке. Он сел рядом с Эдвардом. Эдвард вздрогнул, оторвав взгляд от бокала, который держал в руках. Похоже, он пил тёмное пиво. Томасу было всё равно – разве что он любопытствовал, каков будет на вкус язык Эдварда после этого напитка. Он заметил, что им овладевает перевозбуждение, и попытался убрать некую настойчивость с лица – затем посмотрел на Эдварда и улыбнулся. - Привет, - сказал Томас. - Томас? Что ты тут делаешь? - Ищу тебя, - отозвался Томас. Эдвард моргнул при этом, но через мгновение поднял руку, как бы пожимая плечами, и сказал с напряженной, растерянной улыбкой: - Ты нашёл меня. - Отлично! Превосходно. Мы нашли друг друга. Эдвард посмотрел на него: - Всё в порядке? Томас почувствовал, как его лицо дёрнулось, а улыбка растянулась шире. Под стойкой он сжимал кулаки на бёдрах, пока желание по чём-нибудь врезать не прошло. Затем он нашёл время, чтобы снять мокрое пальто и повесить на спинку собственного стула, дыша ровно и совершенно спокойно и совсем не выглядя сумасшедшим, никак нет, но и больным тоже. - Всё в порядке, - сказал он Эдварду. Он прибежал сюда с мыслью излить душу, рассказать Эдварду, что он хотел бы сделать с Крозье и какой праведной была бы месть – увидеть, как тот захлёбывается собственной блевотиной, а рядом нет Томаса, который мог бы его спасти, не в этот раз. Но когда он сел и пульс в его кружащейся голове замедлился, он понял, как абсурдны эти фантазии. Даже то, что он сделал ранее сегодня, было абсурдом. Затевать ссору с Крозье в его собственном доме, входить и говорить о мятеже… ну, не о мятеже, раз уж они оказались на суше. Но Томас был не в духе, это точно. И с тем, что он оставил после себя… Но почему Крозье был так рад видеть Томаса? С чувством дурноты и растерянности Томас повернулся к стойке, упёрся в неё локтями и заказал выпивку. Как только бармен отошёл за стаканом, Эдвард наклонился вперёд, снова вглядываясь в Томаса. Томас одарил его быстрой молчаливой улыбкой. Этого не потребовалось. - Мне нужно тебе кое-что поведать, - медленно, тяжело произнёс Эдвард. - И это будет больно. Больше тебе, чем мне. Хотя мне очень неприятно делиться этим. Ха-ха, подумал Томас, ещё один офицер выливает на меня свои печали. Что ж, давай сюда своё бремя, Эдвард. На моих плечах полно места. - Несколько дней назад я понял, что у вас какое-то недопонимание, - заметил Эдвард. Казалось, он пробирается по трескающемуся льду. То, как он сидел, и то, как он говорил, сильно расходилось, и Томас на мгновение позабавился этим. - Конечно, это не твоя вина, - продолжал Эдвард. - Никто из нас тогда не был здоров, ты меньше всего, и… никто тебе ничего не объяснял. И твои реакции и чувства, вера в то, что ты делаешь, полностью оправданы. Но я считаю своим долгом внести ясность, хотя вдобавок выставляю себя в дурном свете. Прежде чем я начну, позволь мне принести самые искренние извинения за то, что следует. - Откуда мне знать, Эдвард, если ты никогда не говоришь мне и всегда увиливаешь? – произнёс Томас, опять продемонстрировав акулью улыбку. Эдвард вздохнул: - Я знаю. Мне никогда такие штуки не давались. Томасу принесли напиток, и он сделал большой глоток, затем кивнул Эдварду, чтобы он продолжал. - Капитан Крозье не бросал тебя на острове Кинг-Уильям, - заявил Эдвард. Томас обезумел от ярости. Камни, обжигающий холод камней и солнце, бьющее в его слабые глаза, хлопанье полога палатки, и Крозье, уходящий Крозье, бросивший его после всего… Ему хотелось вливать виски в горло этому человеку, пока тот не задохнётся и не умрёт, как это сделала мать Томаса, потому что именно так люди и приходят к ним, когда предают таким вещам. Он хотел, чтобы Крозье лежал в своей больничной койке и с окровавленными дёснами смотрел на мир снаружи и понимал, что все они покидают его. Он хотел никогда не видеть прихода спасателей: Томас должен был умереть там, на тех камнях. Он уловил, что дрожит. Его рука так крепко сжимала стакан с элем, что пальцы побелели. - Я сейчас не в том состоянии, чтобы выслушивать извинения, - процедил Томас, не желая вымещать своё настроение на Эдварде. - Я знаю. Но это не оправдание. Может быть, Эдвард пытался взять вину на себя, как понял Томас. Это была абсурдная мысль, но Эдвард Литтл поступил бы так. Делать вид, что он принял решение, что его капитан не причастен… - Если это извинение, то я и слышать не хочу, - сказал Томас. - Ты просто выполнял приказ. Я виню во всём Крозье. - Я… Томас повернулся к Эдварду, схватил его за рубашку и наклонился, и говорил с настойчивостью, которая разгоралась из огня в его груди: - Я отдал всё, что у меня было, ради капитана Крозье, и он оставил меня умирать. Я помогал ему мыться, кормил, поддерживал в нём жизнь в самые тяжелые недели его жизни, а он бросил меня, как будто я ничего для него не значил. Я не понимаю, что я… что я сделал не так… Его голос дрогнул. Он был полон ярости, а не печали. Жар в его глазах ничуть не напоминал слёзы. - Ты не сделал ничего дурного, - сказал Эдвард, - и Крозье не оставил бы тебя. Он ушёл, когда случилось страшное. Он был похищен бандой Хикки. Томас замер: - Что? - Он вообще не мог принимать решения, - Эдвард отвёл взгляд, но его голос всё же был твёрд, когда он сказал: - Тогда я был главным. И это я оставил тебя. - Ты… Томас задохнулся от бремени, что свалилось на него с этими словами. Он словно снова волок своё истощённое тело, открытое всем ветрам на камнях – брошенное два месяца назад. И видение: Крозье смотрит в сторону, не слушая, да он никогда не слушал… - Это невозможно, - прохрипел Томас, всё ещё вцепляясь в рубашку Эдварда. Тот покачал головой: - Но именно это и случилось. Сердце Томаса колотилось в горле. - Мне очень жаль, Томас. Я не должен был оставлять тебя там. Я только подумал, что если кто-то из людей выживет… - Мы должны были умереть все вместе, - проговорил Томас, но в нём уже не было жара. Он отпустил рубашку Эдварда и уселся. Смотрел, отмечая, какой он помятый и огорчённый, видел тяжёлый наклон его бровей над этими печальными глазами. - Но мы не умерли, - сказал Эдвард. - Мы выжили. Томас уставился на капельку влаги, стекающую по стенке его стакана. Эдвард не беспокоил его в растянувшийся момент. Некоторое время они сидели бок о бок, потягивая напитки. Томас медленно прокручивал историю в уме, давая ей устояться. Это должно было быть правдой. В словах Эдварда была доля правды. От стыда. - Он вернулся за мной? - наконец спросил Томас. Эдварда словно поразило нарушение тишины, но через некоторое время покачал головой. - Не знаю,- сказал он.- Нас нашли. Мы сказали нашим спасателям, где оставили последний больничный лагерь, но… я не видел капитана Крозье, пока мы не вернулись на корабль. - Нас нашли, - повторил Томас. Он не помнил, как его обнаружили. Иногда ночью, когда он просыпался и чувствовал боль в костях, он жалел, что этого не было. Что он не умер на этих камнях. Камни, на которых Эдвард, по-видимому, оставил его. Он вдвоём пили в тишине. Когда его напиток был допит, Томас положил монеты на стойку и ушёл. Пока он сидел, его гнев испарился, и теперь он чувствовал холод и пустоту. *** У них появился шанс понять всё после карнавала. Это было непростое время. Все на двух кораблях были в хрупком и расстроенном состоянии, так как в тот день случилось слишком много смертей и бед. Кроме того, они все собирались в путь. Среди людей витало негласное понимание того, что то зыбкое спокойствие, что у них было на «Эребусе» и «Терроре», исчезнет, как только они уйдут. Все они пытались как можно быстрее оправиться от карнавала, но перед ними маячил призрак пути в восемьсот миль; либо они уйдут отсюда, либо умрут. Было бы невозможно притворяться иначе, как только они оказались за деревянными стенами. Посреди этого водоворота эмоций у Томаса внезапно появилось гораздо больше свободного времени. Даже хаос с упаковкой вещей для ухода не был таким тяжелым бременем, как недели, проведённые капитаном в состоянии отказа от спиртного. Теперь он не тратил каждую свободную минуту на уборку беспорядка, поливания водой и вытирания пота со лба Крозье, ему было некуда тратить свою нервную энергию, и он действительно начинал скучать. В конце концов ему пришла в голову мысль, и он отправился разыскивать Эдварда Литтла. Эдварда не было на главной палубе, поэтому Томас направился к офицерским каютам, недоступным для большинства, но доступным для него и других вестовых. Дверной проём каюты Эдварда загораживала занавеска, и она была задёрнута. Томас вошёл без приглашения, но сейчас им стоило поговорить серьёзно. Дело было сугубо личное. Он остановился снаружи, позволяя неуверенности поглотить его всего на несколько мгновений, прежде чем он постучал по дверному косяку. - Да? - раздался изнутри голос Эдварда, не затуманенный сном. Хорошо, подумал Томас, значит, не будет считаться, что я навязываюсь. Он нырнул внутрь - Эдвард сидел на своей низкой койке с небольшой книжкой на коленях. - Томас, - воскликнул Эдвард с лёгким удивлением и улыбнулся: - Что привело тебя сюда? - Ничего срочного, - сказал Томас. - Я просто хотел поговорить с тобой. Удобно ли тебе? - Конечно. - Эдвард перебрался на койку и похлопал по покрывалу. - Вот, присаживайся. Извини, что тесно. Большинство спальных мест на этом корабле значительно менее удобны, подумал Томас, но ничего не сказал. Не было вины Эдварда в том, что он не знал, что его апартаменты были одними из лучших на «Терроре». Наверно, он уже к ним привык. - Как ты? Держишься? - спросил Эдвард, как только Томас устроился. - Я знаю, что тебе наверняка нелегко. - Почему? Потому что я должен обеспечивать капитанский быт? Или из-за того, что в кают-компании то и дело наводят беспорядок? - Томас улыбнулся, смягчая остроту слов. - По правде говоря, меня это не особо беспокоит. Будет хорошо, если мы наконец озаботимся тем, как вернуться домой. - Верно, - кивнул Эдвард. - Оставаться на кораблях сейчас нам не к чему. Томас уловил в его голосе особую нервозность и посмотрел на него искоса. Возможно, Эдвард спросил, как дела у Томаса, потому что у него самого были трудные времена. - Как ты с этим справляешься? - мягко спросил Томас, стараясь быть не слишком напористым, и был вознаграждён тем, что Эдвард посмотрел на него из-под ресниц. Боже, он выглядел прекрасно с этого ракурса. Надутые губы и нервный взгляд. - Я беспокоюсь, - признался Эдвард. - Ты беспокоишься обо всём,- сказал Томас. Эдвард фыркнул от смеха: - Да. Я волнуюсь. Но это… Корабль оживал над ними от шагов людей, таскавших туда-сюда багаж. Томасу пришлось признать, что это важно для него самого. - Это много значит, Томас, - тихо сказал Эдвард. - Намного больше, чем любой из нас должен был вынести. Томас наклонился вперёд и поцеловал его. Он не часто сомневался в себе, и он не сомневался в этом выборе, когда он его сделал. То, как Эдвард сразу же ответил на поцелуй, оставив лишь малейшее пространство для удивления, подтвердило его подозрения. Все эти взгляды, долгие прикосновения, нежные слова – они были не напрасны. Томас приоткрыл губы, и Эдвард испытующе проник в них языком, отчего у Томаса перехватило дыхание. Он поёрзал на кровати, чтобы взяться обеими руками за лицо Эдварда, чувствуя, как выдыхает в ответ. Эдвард притянул Томаса к себе и услышал стон. Им двоим не составило труда снять друг с друга одежду. Несколько недель назад Томас подумывал разобрать Эдварда на куски, но когда всё было сказано и сделано, он не был уверен, кто из них вышел победителем в этом развитии событий. Позже, когда Эдвард сонно лежал на своей койке, а Томас быстро натягивал одежду, зная, что не может рисковать быть пойманным здесь, он позволил себе задуматься, а не могло ли это быть чем-то большим. Если бы они вдвоём могли каким-то образом справиться с этим, украв моменты и касания между санями и палатками. Если суматоха, которая вот-вот охватит всю экспедицию, сможет каким-то образом их миновать и не тронуть, пока они вместе уединятся среди обломков. На следующий день Эдварду поручили возглавлять передовой отряд, и Томас больше не разговаривал с ним, пока дело не зашло слишком далеко.