Волчья Луна

— Я тебя сейчас на привязь посажу! — едва ли не рычит Игорь, и Ольга от возбуждения млеет от одного этого обещания, мгновенно забывая обо всех причинах для беспокойства. — А посади, — дразнится она. — Посади. Что, как на собаку ошейник наденешь? — Нет у меня ошейника, — хмуро сообщает майор. — Руки ремнëм завяжу, на колени положу и по заднице надаю, если сейчас же не успокоишься! У Волковой от одного его голоса едва ли слюни не текут, как у французского бульдога, а у Игоря ещё и лицо хмурое, как из камня высечено, и что-то клокочет в груди: мой, мой мужик, самый-самый красивый, даже когда недовольный такой, это же надо было его отхватить, так и хочется прижаться и руки самой протянуть. — Давай, — охрипшим от возбуждения голосом просит она. — Наручников мало было? — отзывается Гром, напоминая о недавнем эксперименте. Волковой-то всё понравилось, идея была её целиком и полностью, и сейчас ей снова хочется, от одного обещания майора огонь в груди разгорается. — И-игорь, — тянет она низко и томно. — Товарищ майор, — отрезает Гром. — Капитан Волкова, одежду снять, спиной повернуться. Ольга вылезает из бадлона, расстëгивает лифчик, стягивает джинсы, складывает одежду на кресло, дрожа от предвкушения, и замирает перед Игорем, заложив руки за спину. Звякает пряжка ремня, Волкова даже губу прикусывает и голову опускает, скрывая вспыхнувшие щëки. Плотная кожа ложится на запястья каким-то хитрым вывертом, Гром даже дëргает перевязь, проверяя на крепость, и, удовлетворëнно хмыкнув, присаживается на диван, похлопывая себя по колену. Ольга понимает без слов, ложится животом на колени майора, едва не навернувшись лицом в пол — неудобно, связанные руки не дают удержать равновесие, поза унизительная, Волкова держится только благодаря тому, что Игорь прижимает её к своему колену. — Успокойтесь, капитан Волкова, — шлепок обжигает кожу, — Или будете наказаны по всей строгости. Подушечки пальцев Грома поглаживают её спину, место удара, мягко скользят между влажных половых губ, входят внутрь. Ольга стонет, отпуская себя — она, железная леди, у которой орава мужиков по струнке стоит, которая, входя в комнату, просчитывает каждый вариант отхода, педантично проверяет каждый отчëт, каждого входящего в здание «Вместе» чуть ли не под лупой разглядывает, отпускает контроль и расслабляется. — Хорошая девочка, — хвалит майор, и шлëпает вновь: рука у него тяжëлая, от удара жар расходится по всему телу, и нравится, нравится невыносимо, крепкие мужские руки, осыпающие ягодицы шлепками в непонятном, но завораживающем ритме, очередной удар заканчивается ласковым поглаживанием чуть пониже, пальцы вновь толкаются внутрь: первый-второй, входят, выходят легко, с характерным звуком, стыдно невыносимо, но в голове наконец-то блаженная пустота. — Моя ма-аленькая, — тянет Игорь где-то наверху, его голос доносится будто через пелену, и Волкова ëрзает, пытаясь насадиться на пальцы, если Гром не хочет сегодня чего-то большего, чем петтинг. — Нет, подожди. Он снова шлëпает её, переворачивает одним движением, подхватив под живот, как котёнка, усаживает на колени, лицом к себе, смотрит в глаза. — Ещё? Ольга мотает головой. Сил разговаривать нет, сознание уплывает в блаженный сабспейс, Игорю, кажется, того и надо было. — Обхвати ногами, — командует он. Волкова сжимает коленками его талию. Гром поднимается легко, будто она ничего не весит, несёт в спальню — путь кажется бесконечно долгим, каждый шаг отдаётся во всём теле, пока лопатки не касаются кровати. Игорь входит мягко, наваливается сверху, но вес его тела ощущается как-то иначе, как защита, как тяжёлое, но тëплое ватное одеяло, и Ольга даже глаза закрывает, покачиваясь на волнах блаженства, в мире нет уже ничего, кроме невесомости собственного тела, кроме алого марева под закрытыми веками, кроме Игоря, кроме золотистых искорок: воздуха всё же не хватает, не вдохнуть, Гром тяжëлый, лëгкие горят, и в этом алом мареве, в этой пустоте оргазм ощущается, как сметающий абсолютно всё взрыв, накрывает до потери всех чувств. — Волч, — Игорь приподнимает её голову, подносит к губам стакан воды. Ольга послушно пьёт. В голове всё так же блаженная пустота. В том же полубессознательном состоянии она наблюдает, как майор растирает ей запястья, притаскивает охлаждающую мазь, заворачивает в плед — и вырубается, ощущая себя защищённой впервые за столько лет.