Mirrors / Зеркала

Восстановление духовного ядра занимает вдвое дольше, чем его формирование. Восстановление физического тела требует вливаний духовной энергии. А сколько же времени требуется для восстановления души? Хуа Бинань этого не знал, и вокруг не было никого, кто смог бы его просветить в этом деликатном вопросе. Не то, чтобы он стал особенно распространяться о причинах своего интереса. В древних табличках говорилось о трёх душах, встреча которых является основой для реинкарнации. Однако одна из причин, по которой до сих пор никто не овладел техникой Возрождения, крылась в том, что разыскать и собрать вместе все три не удавалось пока никому — а если кто и был способен на подобный трюк, он едва ли стал бы об этом кричать направо и налево. Хуа Бинаню повезло: Чу Ваньнин самостоятельно разделил свои души за несколько дней до смерти, и поместил в курильницу. Словно готовился. В распоряжении Бинаня находились часть Дихунь, Жэньхунь и Шихунь. К тому же, тело его учителя всё ещё сохраняло скудные остатки изначальной энергии — но было ли этого достаточно для полного возрождения? Эти души были разбиты, и всегда оставался шанс, что они в какой-то момент попросту рассеятся. Все источники твердили о том, что, если это произойдёт, человеку более не удастся войти в цикл реинкарнаций. Он окажется стёртым навсегда. Каждый день Хуа Бинань приходил в доу чжао, куда поместил тело Чу Ваньнина, опасаясь, что обнаружит там холодный труп. Ежедневно он окуривал помещение травами, отталкивающими злых духов, и читал мантры. Затем, по обыкновению, разгонял течение ци, поскольку в теле Ваньнина не было духовного ядра. Бессознательная оболочка, обладающая пульсом и дыханием, стала коконом, в котором медленно расправлял крылья возрождающийся дух. Хуа Бинаню потребовалось три года, чтобы Чу Ваньнин пришёл в сознание. За это время под новым именем он вошёл в Гуюэ и стал правой рукой Цзян Си — а его скромные познания в изготовлении опиатов и афродизиаков оценил весь верхний мир заклинателей. Нижний мир тоже не стоял на месте, хоть и безнадёжно отставал во времени: Ши Минцзин, его младшая версия самого себя, стал учеником второго Чу Ваньнина, и даже на неделю отправился в Гуюэ по поручению своего учителя. В день, когда Юйхэн Бэйдоу наконец очнулся, Хуа Бинань был измотан и совершенно к этому не готов. Он начал сожалеть о том, что решил возродить Чу Ваньнина, ещё до того, как тот открыл глаза, но, к несчастью, отступать куда-либо было уже поздно. Три года он потратил на то, чтобы человек, который мог стать для него проблемой, возродился. Бледные веки дрогнули. Чу Ваньнин сделал резкий вдох, прижимая ладонь к груди, словно пытаясь закрыть то место, куда был нанесен смертельный удар. Он продолжал лежать совершенно неподвижно ещё какое-то время, и Хуа Бинань решил, что пора заговорить. Впрочем, стоило ему представиться, как он тут же натолкнулся на полный ужаса взгляд. Никогда прежде он не видел Чу Ваньнина настолько потрясённым: широко распахнутые глаза феникса смотрели на него так, словно видели сквозь вуаль и узнавали. На короткий мир Бинань растерялся — но затем осознал, в чём причина. На нём было ханьфу с изображением золотой чешуи — и, хоть это не был дракон, вероятно, Чу Ваньнин отреагировал именно на это. — Прошу, успокойтесь, — снова заговорил он, доставая из мешочка цянькунь в рукаве флакон с эликсиром на корне шэнь ди хуанг, — вы живы и в безопасности. Он набрал чистой воды в пиалу, добавив в неё остав, но Чу Ваньнин в этот момент резко завертел головой. — Где он? Его голос скрипел, словно разболтанное колесо телеги. Ему и вправду следовало бы выпить воды — но вместо этого он спрашивал о Тасянь-цзюне. Боялся так сильно очнуться живым? Думал, что стал пешкой вэйци? — Боюсь, я не понимаю, о ком вы, — Хуа Бинань поставил пиалу перед Чу Ваньнином. Мужчина бросил на него полный недоверия взгляд, но промолчал. Казалось, он раздумывает над чем-то, так что в итоге пауза порядком затянулась. Возможно, он ждал, что Хуа Бинань как-то объяснит происходящее, однако Бинань и сам не был уверен, что ему следует рассказывать. Он давно решил для себя, что не станет раскрывать Чу Ваньнину свою личность, поскольку это породило бы еще больше вопросов. Проще всего было бы притвориться, будто он не знает, каким образом мужчина попал в этот мир. Сделать вид, будто некто третий использовал технику Возрождения, а затем оставил Юйхэна Бэйдоу на попечении ни о чём не осведомлённого лекаря Гуюэ. Эта история определённо имела бы смысл — однако Чу Ваньнин ни о чём не спрашивал. Хуа Бинань физически чувствовал на себе его острый настороженный взгляд, и ему было неуютно. — Что вы добавили в воду? — наконец прозвучал хоть какой-то вопрос. — О… это всего лишь несколько капель эликсира. Он помогает успокоить разум и сердце. Чу Ваньнин снова замолчал. Подумав несколько мгновений, он взял чашу в руки, а затем сделал два больших глотка. Должно быть, решил, что, раз уж его воскресили, едва ли кто-нибудь захочет его смерти в тот же миг? Несколько капель замерли на бледных губах, и тут же скатились к острому подбородку. Чу Ваньнин смущённо опустил взгляд. — Значит, секта Гуюэ не уничтожена? — уточнил тихо он, и на этот раз хрипота в его тоне исчезла. Хуа Бинань медленно покачал головой: — Нет. Кто бы посмел? Чудесно. Теперь Чу Ваньнин молчал ещё дольше. Хуа Бинань тоже был немногословен. Ему нужно было на что-то отвлечься, потому что пришедший в сознание Чу Ваньнин, задающий вопросы, вынуждал его искать ответы, которые бы подошли ситуации и не показались бы откровенно странными. Но, стоило ему начать окуривать помещение, Ваньнин побледнел лицом. Его тело снова пробило ознобом. — Эта ци… — он охнул, прежде чем успел сцепить зубы. Хуа Бинань отбросил курения. — Что не так? — он привычным жестом прижал несколько пальцев в запястью мужчины, одёргивая длинный шелковый рукав. Энергия, циркулирующая по телу, словно обезумела. Прежде спокойная, будто река, теперь она захлёстывала Чу Ваньнина волнами. Чу Ваньнин одёрнул руку прежде, чем Хуа Бинань сумел в чём-либо разобраться, прижимая её к груди. — Мне нужно проверить, что с вами, — Хуа Бинань хмуро уставился на мужчину. — Это лишнее. Бинань опустил голову, поправляя вуаль. Возможно, он действительно повёл себя, как дурак, слишком привыкнув к тому, что, что бы он ни делал в течение этих лет, некому было возражать. — Я проверял вашу ци ежедневно. До сих пор проблем не было, — пояснил он свою фривольность. — Простите, если как-то задел вас — этого не было в моих намерениях. Чу Ваньнин поднял на него настороженный взгляд. Тёмные глаза феникса упорно пытались заглянуть под покров плотной вуали. — Это демоническая ци, — совладав с собой, проговорил Ваньнин. — Если вы вправду проверяли меня ежедневно, вы должны были понять. Кто я, по-вашему? Хуа Бинань нахмурился. Прежде он не задумывался над тем, как могло повлиять вливание духовной энергии в тело Юйхэна — однако и он, и прежде Тасянь-цзюнь отдали Чу Ваньнину немало своей ци. В этом не было ничего ужасного — в конце концов, император был всего лишь человеком, а энергию Костяных Бабочек издревле использовали для исцеления. Почему же Чу Ваньнин испытывал проблемы? — Я не знаю, кто вы, — слукавил Хуа Бинань. — Всё, что мне известно: вас оставили в бессознательном состоянии у подножья неизвестного мне храма. Нашедшие вас люди обратились ко мне, решив, что мне по силам вам помочь. Я — всего лишь безвестный лекарь, но мой клан издавна славится медициной. — Как давно меня оставили? — Чу Ваньнин окинул себя ещё одним крайне неловким взглядом. Он даже заглянул под ворот ханьфу, очевидно, рассчитывая увидеть там шрамы от извлечённого ядра и старые отметины. Найдя их, он наконец немного успокоился. — Три года назад, — Бинань пожал плечами. Чу Ваньнин отвлёкся от созерцания своей груди, нервно запахивая ворот. Можно подумать, Хуа Бинань там что-то ещё не видел — скромность бессмертного Бэйдоу, как всегда, поражала. — Три года вы заботились о человеке, имени которого не знаете? — уточнил он. — Я должен был дать вам умереть? — Хуа Бинань тихо рассмеялся, однако, заметив выражение лица мужчины, сменил тон. — Послушайте, ещё никто не жаловался на то, что его спасли. Напомню, я всего лишь лекарь. — Никогда прежде не слышал о вас, — пробормотал Чу Ваньнин прохладно. На том их разговор подошёл к концу. Бинань прекрасно осознавал, что, находясь в сознании, мужчина не даст ему проверить свою ци, и уж тем более не выкажет ему иного доверия. Он знал множество способов усыпить бдительность и затуманить сознание, но сейчас не был готов к ним прибегнуть, поскольку едва возрождённая душа всё ещё была слаба, и ей следовало дать время, чтобы окрепнуть. Чу Ваньнин, каким бы сильным заклинателем он ни был прежде, сейчас был слабее новорожденного. Ему требовались покой и отдых. — Вы даже не спросили, кто я, — бросил внезапно Чу Ваньнин в спину Хуа Бинаня, когда тот уже был у выхода. — Вы знаете, что спасение моей жизни может стоить вам вашей? Я Чу Ваньнин. Человек, которого император бессмертных ненавидит сильнее всего. Если вы не обманываете меня и действительно не знаете, кто я, вы в большой беде. Бинань остановился, оборачиваясь: — Я понятия не имею, о каком императоре вы говорите, но вы — не Чу Ваньнин. Я слышал о Юйхэне Бэйдоу — заклинателе, который оставил Жуфэн. Он остаётся вот уже несколько лет в нижнем мире. ~~~~~ Когда дверь за спиной странного лекаря закрылась, Чу Ваньнин впервые получил возможность осмотреться. Подземный зал, где он находился, очевидно, уже давно не использовался как крипта: на стенах все еще виднелись таблички с именами и молитвами, но все они выглядели затёрто и старо. По меньшей мере, полвека некому было ухаживать за этим местом, но здесь всё ещё оставались и масло в бронзовых светильниках, и лишь слегка надщербленный каменный алтарь, который и использовался как кровать. Обыкновенно в таких подземельях бывало промозгло и сыро, но угли всё ещё тлели в жаровне, а благовония настолько пропитали каменные древние стены, что, вероятно, в определённый момент они могли начать мироточить. Голова Чу Ваньнина слегка закружилась, когда он попытался спрыгнуть с алтаря. Его снова зазнобило, но на этот раз он был готов к этому странному чувству, так что, оказавшись на ногах, просто переждал, пока ци не перестанет атаковать саму себя. Никогда прежде он не сталкивался ни с чем подобным. Разумеется, он знал о случаях с тираническим ядром, которое выжигало своего владельца, и не понаслышке знал, каково это — жить с повреждённым духовным ядром, а затем и без него. То, что происходило сейчас с ним, не попадало ни под какую область его знаний. Его ци было слишком много, и она была… чужой. Как солёная вода никогда не смешается с пресной, так и энергия в его теле теперь разделялась, и приходила в волнение, когда этому разделению что-то угрожало. Делился ли с ним своей ци лекарь, или кто-то ещё? Чу Ваньнин отчётливо помнил, как Тасянь-цзюнь пытался влить в него свою энергию перед самой смертью. Возможно, это были её остатки? Ваньнин задумался. Сам факт его возрождения вызывал слишком много вопросов. Кто был способен использовать эту технику, кроме него самого и Хуайцзуя — его учителя, который никогда бы так с ним не поступил, зная все риски? Конечно, был ещё и второй мир, в котором время текло иначе, и где Хуайцзуй получил доступ к частям его души — но для того, чтобы использовать Возрождение, нужно было поместить душу в подходящее тело. Для того, чтобы раздобыть тело Чу Ваньнина, его учителю пришлось бы открыть Врата Жизни и Смерти, пока часть земной души всё ещё привязана к телесной оболочке. Хуайцзуй не мог этого сделать — и, если лекарь не лукавил, и Тасянь-цзюнь действительно был ему незнаком, происходящее могло значить лишь одно. Чу Ваньнин очутился в другом мире. Кто-то возродил его, выкрав его тело. И, судя по всему, именно поэтому лекарь утверждал, что Чу Ваньнин не является собой — в этом мире параллельно существовала его более ранняя версия. Ваньнин побрёл к жаровне. Он всё ещё с трудом понимал произошедшее, но, вероятно, в этом мире был кто-то, кто не просто знал о существовании параллельной реальности, но и имел на него какие-то планы. Этого человека следовало разыскать, потому что ничего хорошего от него ожидать не приходилось. Воскрешать кого-то после того, как человек смирился со смертью, и встретил её, как облегчение, было кощунством. Разве не знал этот человек, кем был Чу Ваньнин? Не понимал, что восемь лет жизни в качестве пленника Тасянь-цзюня лишили его не только духовного ядра, но и сил, чтобы бороться? Всё, чего хотел Ваньнин — предотвратить трагедию в ином мире. Он знал, что Тасянь-цзюня не спасти, но были и другие люди, которые ещё не переступили черту невозврата. Был другой Мо Жань, душа которого не пострадала так сильно от цветка ненависти. Был другой Чу Ваньнин, у которого всё ещё был шанс. Сам же Чу Ваньнин уже давно перестал существовать в своих глазах как личность. Он желал смерти — но кто-то решил лишить его и этого последнего утешения. Чу Ваньнин от нечего делать подошёл к стене с табличками, рассматривая иероглифы имён. Самая свежая запечатляла имя Хуа Гуи — и было видно, что поместивший её сюда человек действительно вложил в написание имени и эпитафии не один час. Вероятно, эта женщина была или любимой матерью, или драгоценной супругой. Чу Ваньнин ощутил рвотный позыв, вспоминая, как Тасянь-цзюнь на могиле Сун Цютун решил поупражняться в красноречии. Он понятия не имел, что император напишет на его могильном камне — вероятно, ничего хорошего. Раньше ему казалось, что его не должно это волновать, ведь смерть принесёт ему освобождение — но, видимо, ему действительно предстояло выяснить, с какими словами император собирался отправить его в мир иной. Сколько бы раз Чу Ваньнин себе не твердил, что всё дело в действии цветка ненависти, ему так и не удалось заставить себя перестать чувствовать себя гадко. Слишком много оскорблений было сказано. Слишком часто Тасянь-цзюнь пытался его унизить. Говорят, никто не способен унизить человека, если тот сам этого не позволит — и Чу Ваньнин твердил это себе, словно мантру, однако что значили красивые слова против его собственной беспомощности?.. Ваньнин на ощупь коснулся мочки своего уха, убеждаясь, что серьга всё ещё там — ещё одна попытка Мо Жаня поиздеваться над ним. Пальцы сами сжались на красном камне, вырывая его сквозь нежную плоть. Металлическая безделица с алым камнем в форме капли крови осталась на ладони — и настоящая кровь медленно закапала на каменный пол. Если бы он знал, на что идёт той зимней ночью, когда на коленях молил Тасянь-цзюня сохранить жизнь своему другому ученику, поступил бы он так же? Хватило бы ему мужества, если бы он знал, что Мо Жань не убьёт его, а восемь лет будет унижать всеми доступными способами? Кровь продолжала капать из травмированного уха, пачкая шею и ханьфу, и Чу Ваньнин, опомнившись, оторвал часть рукава, чтобы остановить кровотечение. Казалось бы, теперь он был свободен — но то, что с ним сделал Тасянь-цзюнь, осело в нём болезненными воспоминаниями, от которых, увы, невозможно было избавиться так же легко, вырвав их из своего сердца.