В моей смерти прошу винить…

Два дня назад Евстигнеев прозрачно намекнул, что мне пора бы сменить обстановку и съездить куда-нибудь, чтобы развеяться и отдохнуть от общей мрачности Петербурга. Что ж, в его духе. Кроме того, мне ясно дали понять, что за последние три недели я конкретно погряз в пучине отчаяния и обеспечил себе конфликты сразу с несколькими бывшими коллегами по цеху, так сказать. По пьяне можно наговорить абсолютно любую херню, которую СМИ будут хавать, пока гарантированно не пройдутся по мне и моей репутации снизу вверх и обратно и не будут уверены, что заполучили такой важный на меня компромат. И где же, не постесняюсь я спросить, мне отыскать такое захолустье, где меня не будут считать врагом народа? Кроме того, хоть и не придерживаюсь нонконформизма, однако большинство людей почему-то решило, что я ярый инакомыслящий сторонник законной власти. Доля правды в этом есть, спорить не буду, но мне почему-то приписывают абсолютно полное неподчинение законов и утверждают, что я никто иной как «политический рэпер» и мое законное место в СИЗО. Но ведь я писатель, разве нет? Так или иначе, противиться воле Вани я не стал, к тому же заняться мне было особо нечем, поэтому убить время небольшой поездкой в компании приятных людей было неплохой идеей. Разумеется, подобные мысли приходили ему в голову не часто и обычно сопровождались какими-то недавними событиями, на почве которых он выносил свой вердикт: «Нам надо расслабиться, поэтому собрали шмотки и попиздовали куда угодно, только бы подальше от Петербурга». Временами такая спонтанность приносила краски в беспросветную пургу дерьма, в которой каждый из нас находился, но иногда, буду честен, подобное было совсем некстати. Однако это совсем не тот случай. Хоть Петербург я и любил всей душой, но общая картина моей безнадежности в этом городе каким-то образом сказывалась на мне и моем не самом хорошем тогдашнем состоянии. Вся моя жизнь неведомым образом верно шла по пизде, а мыслей, как исправить положение и взять себя в руки, чтобы не быть последним еблам — которым я, увы, являлся — было ровным счёт ноль. Абсолютное ничего. Голова все последние месяцы была забита только воспоминаниями да ненормальными желаниями объебаться. Как я буду это делать особо роли не играло. Важен был лишь результат и способ достижения цели. До самого процесса мне дела не было. Посему выстраивать маршрут я вверил Евстигнееву, надеясь на его сознательность и праведное желание отвлечься и нормально провести вместе время. Потому что на деле-то он человек ответственный. О том, что мы отправимся всего-навсего в Москву, он решил умолчать. Да и мне было, по правде, конкретно похер, куда мы поедем. Только бы сменить обстановку, лично мне большего не надо было. Ранний подъем с похмелья, короткие сборы, дорога до вокзала, и достаточно муторная поездка на сапсане. Так называемая рекреация начиналась также уныло, каким был город, который мы покинули в районе пяти часов назад. Как ни старайся убежать от Питера, Питер из тебя никуда не убежит, так что прострация на протяжении всей поездки была мне заранее обеспечена. Каждый раз ахуеваю от себя самого, когда рецидивы решают затянуться на месяц другой. А потом сиди и копайся в своём дерьме да попробуй не подохнуть от ипохондрии. Игра на выживание, как для тебя, так и для твоих друзей. В моей голове до сих пор не укладывается мысль о том, что несмотря на срывы, застои в работе, бесконечные психи и пьянки, такие друзья, как Ваня, остаются со мной бок о бок. Они повидали много моего дерьма, после которого любой другой просто бы ушёл. А они нет. Настойчиво продолжают оставаться со мной, не взирая на мои проблемы с головой. Мы заселяемся в частный дом, арендованный на пару недель, почти сразу же, как приезжаем в Москву, горя желанием хорошенько отоспаться и прогуляться вечером по ночной столице России. На самом деле, узнав, куда Ваня решил нас отправить, я даже несколько напрягся. А всему виной был открытый вопрос: «Какого хера в моем телефоне завалялась недавно сделанная фотография чужого паспорта?». Фотографии не видно, в кадре можно разглядеть один адрес и фамилию владельца. Девушка. Живет в Москве, недалеко от центра, возраст не велик — всего двадцать лет. По правде, впервые увидев фотографию, я изначально решил, что по пьяне познакомился с какой-то особой и между нами что-то произошло. Может, я ненароком задел ее чувства после секса, и она на эмоциях поклялась, что расскажет обо всем в Интернете или выложит в Инстаграм. Так и вижу уже эти заголовки: «Оксимирон трахается со своими фанатками». Ну и для кого это будет новостью? Так, к слову, всеобщий факт — если у рэпера нет девушки, он спит с кем хочет. Пусть то фанатка или знакомая, с которой у него непонятные отношения. В моей сложившейся ситуации, я был уверен, что именно так все и происходило. Подцепил кого-то в баре, потрахался, потом после разговора по типу «Неужели все, что было между нами, фальш?» разбил надежды какой-нибудь девушке и свалил к себе домой. Это в моем духе, но тогда бы я вспомнил, зачем фотографировал чужой паспорт. Так что вопрос продолжает оставаться открытым. Хоть я и не знаю, что мне с этим делать, но что-то подсказывало, что мне жизненно необходимо съездить на этот адрес и убедиться, что никто не напишет на меня заяву, не всплывёт невесть откуда появившийся внебрачный ребёнок или ещё что похуже. Хотя нет, хуже детей, заведённых по пьяне ничего на ум не приходит. Я, конечно, не пошлю девушку, у которой есть от меня ребёнок — но я, блять, надеюсь и молюсь, что такого в принципе никогда не произойдёт — но детей воспитывать я не умею. Я с собственной башкой совладать не в силах, а тут придётся брать ответственность ещё и за другого человека. Хрень полная. Открыв двери одной из комнат, я сразу оставляю вещи в углу и уже не могу позволить себе поспать. Мне правда хотелось, но настроение было скверным, вновь возникшие вопросы назойливо лезли из черепушки и заставляли прокручивать и прокручивать это раз за раз. Убеждать себя, что все хорошо смысла нет. Мой активный мозг не способен переключиться с «работать» на «завалить ебало и помолчать хотя бы пару часиков». Вот и приходится сидеть и накручивать себя, как идиот. — Мирон! — зовёт меня Ваня. Я ему отвечаю и слышу шарканье по полу, которое приближается к моей двери. На пороге возникает Евстигнеев с одеждой в одной руке, а в другой с телефоном. — Закажем поесть? — Выбирай, что хочешь. Мне без разницы. Ваня недоверчиво смотрит на меня, но после несколько раз повторенного «Мне честно похуй», унимается и заваливается на заправленную кровать в комнате. — Ты, кстати, решил, что будешь делать с той девчонкой? — отрывается от телефона и кидает свои шмотки на рядом стоящее кресло, но промахивается. К слову, так и зарождается всеобщая свалка на любой квартире, в которую мы приезжаем. Около года назад мы были в Будапеште, где сняли два номера в отеле. И в результате, засрали их до такой степени, что вызванный горничной владелец не сумел узнать номер в своём же отеле. Штраф мы тогда получили нехилый, и вход в отель нам теперь запрещён. — Не нагнетай, — увиливаю я от вопроса и повторно задумываюсь, стоит ли идти домой к девушке, которую я даже не помню. Это будет странно, спору нет, но мои тараканы в голове, которые отравляют собой каждую живую — и пока что здоровую — клетку (хоть мне и кажется, что таких уже и в помине не осталось) орут как ебанутые и делает из меня параноика. Так и до лечебницы несложно докатиться. — Твой проеб, — Ваня сочувственно кивает головой и хлопает меня по спине. Да, мне прямо полегчало. Как бы не так. — И ты, Брут, туда же — друг улыбается и говорит, что я чутка подзаебал его литературой, — И не поспоришь. Думаю, убедиться точно надо, что там все в порядке. — Мне съездить с тобой? А то вдруг, та девка от тебя залетела, а так хоть я буду рядом, чтобы и посочувствовать тебе, и посмеяться. Он смеётся, и я на секунду чувствую непомерную легкость на своих плечах. Будто сложившаяся ситуация ни что иное, как мимолетная шутка или подъеб. И если это подъеб, то он несомненно засчитан. Однако неприятный осадок от возможности развития событий совсем не таким образом, на который я рассчитываю, остаётся и вновь вводит меня в стагнацию. До ремиссии мне, видать, ещё хуярить и хуярить. И я в душе не ебу, кому известно, сколько придётся ещё шпарить. — Давай, — я пытаюсь ответить ему в том же тоне, но получается неправдоподобно. И не удивительно, ведь мне нихуя не смешно от того, что происходит. Это печально, что я с концами забросил как себя, так и свою жизнь в целом, после расставания с Дилярой. Это было что-то на подобие начала конца. «Вот тебе отношения длиною в два года» — будто усмехается надо мной скотская жизнь, — «А потом все. Нихера ты, Мирон, не получишь». Пора бы уже давно принять тот факт, что виноватым в разрыве был я. Ей было со мной тяжело, и это было более, чем очевидно, но мне всегда казалось, что она знала, на что идёт. Зачем я тогда распинался перед ней первые полгода отношений, ежедневно задавая один и тот же вопрос, как ебаный попугай: «Ты уверена, что готова со мной остаться?». Я всегда получал четкое «Да», но в один момент меня просто послали нахуй, сославшись на проблемы с работой из-за отношений. Как по мне, оправдание переполнено ложью и маразмом. Ей нужно было найти повод, она его нашла и благополучно свалила из моей жизни. А тут ещё эта история, в которой множество просветов, из-за чего пазл в голове никак не собирается. Все навалилось так неожиданно, что выдержать подобный груз дерьма становится уже нихеровой такой задачей. Ваня решил взять руководство нашей поездки в свои руки. Ладно, мне же будет легче. Мы остановились на том, что если и ехать к этой девушке домой, то надо делать это вечером. Я же не знаю, будет ли она на квартире днём, верно? В районе девяти часов мы вышли из дома и заказали такси до нужного нам адреса. Нервишки шалили нехило. Пришлось даже трижды закурить, чтобы хоть немного успокоиться. Ненадолго это помогло. Снятый нами дом находился в центре, но на охраняемой территории, из-за чего никто не должен был нас увидеть, но девушка, хоть и жила недалеко от нас, но всё-таки в более людном месте. И район был помрачнее нашего, что сразу бросалось в глаза. Машина остановилась перед первым подъездом пятиэтажки и уехала, оставляя нас одних. Какой херней ты занимаешься, Мирон? Лучше иди домой, наконец-то напиши хоть что-нибудь, прояви хотя бы крошечную инициативу в работе, разберись с проблемами в голове. А не стой перед домом девушки, которую абсолютно не помнишь. Меня успокаивало, что Ваня поехал со мной, поэтому идти было особо не страшно. Меня больше смущала сама ситуация. Вроде взрослый человек, а занимаюсь не пойми чем. Нет, несомненно, отчасти вина лежит на маниакальном психозе, по чьей вине у меня начала развиваться паранойя — к тому же с бешеным темпом — но осознание того, что мне уже давно перевалило за тридцатку, а я пинаю хуи последние полгода, не давало мне покоя. Юношеский максимализм, вроде как, должен быть уже в прошлом, так какого хера он преследует меня по сей день? «Non progredi est regredi», — как не раз говорил мне отец. И как бы это ни было странно и плохо, но именно этим я сейчас безостановочно и занимаюсь. — Хватит тут стоять. Пошли. Евстигнеев срывается с места и уверенно идет к двери. Набирает на домофоне случайный номер квартиры, и открывает дверь в подъезд прямо передо мной. Я идти никуда не хочу. Что такое долг, мне известно, а что такое страх и полная отрешенность в одном флаконе мне и подавно знакомо. Хуйня это все полная. Я докуриваю и выкидываю сигарету в мусорку. Ваня уже не может ждать меня, и я «любезно» захожу в подъезд, не желая заставлять его стоять на холоде. Достигая каждого нового этажа, я ощущаю тяжесть в груди и ненавистное желание снова напиться. Страшно увидеть нужный номер квартиры. Однако нам приходится пройти все пролеты и подняться на самый последний пятый этаж, на пути к которому я не мог расслабиться ни на секунду. Та самая квартира. Я смотрю на Ваню, он также неуверенно смотрит на меня и отходит от двери, будто боится узнать, что та за собой скрывает. Всего лишь девушку. Но о которой я ни черта не помню. Как говорится, «лучше не волю собери в кулак, а горе собери в кулёк». Пою я об одном, но на деле поступаю совсем иначе. Немного помявшись на месте, я все же беру себя в руки и бью кулаком по двери. — Зачем ты это сделал? — мгновенно приходит в себя Ваня и хватает меня за плечо, уводя от квартиры вниз по лестнице, — Ты серьезно просто заявишься к ней снихуя? — Блять, вроде бы именно таким и был у нас план, — шиплю я на него и злюсь на себя самого за то, что поступаю как последний идиот. Да и он не лучше. Если думал, что я чисто по приколу пригнал к какой-то левой телке, то мог бы и высказать своё мнение по этому поводу раньше. Пытаюсь деть себя куда-нибудь, но дверь открывается быстрее, чем мы успеваем ретироваться на улицу. С уст Вани срывается максимально громкий, чёткий мат, идеально описывающий наше положение, когда его заносит в сторону на повороте и он чуть ли не падает на меня. Повезло хотя бы, что я смог удержаться на ногах, и мы не полетели кубарём по ступенькам. А потом мы стоим неподвижно, в тупую пялясь на появившуюся в дверном проеме девушку. Достаточно симпатичную девушку, к слову. И не говорим ей ни слова, и вовсе не знаем, что сказать, если честно. Долбоебизм, иначе не скажешь. — Какого хрена тут происходит? — первой подаёт голос она, смерив нас таким презренным взглядом, каким родная мать на меня никогда не смотрела. До пизды жутко было. Ване, я думаю, было не комфортнее. — Ты попал, — вполголоса отзывается друг и толкает меня ближе к лестнице, — Так что иди это… разбирайся сам. — Здравствуй, — вежливо завожу я разговор и медленно поднимаюсь по лестнице к открытой нараспашку двери. — Как ты меня нашёл? — тут же слышу я в ответ более тихо и сдержанно и спокойно продолжаю: — Мы поэтому и приехали. Чтобы понять, что меня с тобой связывает. Значит, мы с ней действительно знакомы. По сравнению с тем, что мне было известно доселе, это хоть какая-никакая информация. — Именно так, а то мы сами нихера не понимаем, — продолжает за мной друг, говоря где-то позади. Ладно, вроде бы она поуспокоилась, и даже взгляд не выражает теперь той первичной враждебности. Больше нет. Теперь она смотрит на меня как-то устало и замучено, как обычно смотрю на людей я во время депрессивных эпизодов. Забавная закономерность, однако. Девушка разрешает мне приблизиться к себе на пару метров, но прямо на пороге прикрывает дверь. Боится. Я бы и сам себя испугался, врать не буду, но с чего бы у неё на меня такая реакция? — Это не мои проблемы, — говорит девушка Евстигнееву с толикой сарказма. Снова начинает беситься. Видимо, я чем-то ее задел, раз даже на Ваню ее не смущает срываться. Я хочу сказать, что желаю банального диалога, но меня кто-то прерывает. Голос. Детский голос. Кажется, мое сердце успевает пару раз откинуться и будто специально заново начинает биться, пока ребёнок — а я уверен, что это маленькая девочка — не доходит до двери. Ещё совсем мелкая. На вид лет шесть, а может и меньше, мордашкой вылитая девушка, которую я искал. Неужели она ее дочь? Если и так, то ребёнок моим быть гарантированно не может. С четырнадцатилетними мне ещё не доводилось трахаться. Но. Тень сомнения остаётся рядом, и моя паранойя — никуда не ушедшая, опять же — заставляет спросить: — Это… твоя… — Мне, по-твоему, сколько лет? — перебив меня, мгновенно парирует девушка и прячет девочку за своей спиной. — Ди, а почему ты злишься? Я вопросительно гляжу на них попеременно и, блять, наконец-то понимаю, что они сёстры. И имя странное такое. Ди. Сокращение? Быть может, прозвище? И, раз они сёстры, где родители? На работе? Ошиваются где-то? — Я не злюсь, — уже мягче говорит Ди, шепчет что-то своей сестре на ухо и целует в макушку. Девочка уходит. Мы снова одни, — Ты не расслышал мой вопрос? — Капризничаешь, — отвечаю я и ловлю на себе широкий от удивления взгляд зелёных глаз, — Я приехал, потому что пару недель назад нашёл в своём телефоне фотографию твоего паспорта. Я сразу показываю ей экран и наблюдаю над ее обескураженностью, которую не способны скрыть даже рыжие пряди длинных волос. С нескрываемым любопытством смотрю на ее лицо, которое успевает поменять свой настрой не меньше пяти раз за какие-то жалкие десять секунд, пока Ди скрупулезно вглядывается в фотографию. Вот это мимика у неё, зашатаешься! Сначала хмурится, кусает губы, потом недоверчиво поднимает брови и начинает терзать ногти и поправлять выбившиеся из-за ушей волосы. Сразу видно, что она ещё ребёнок. Та же мимика, то же искреннее детское непонимание в глазах, напряженная поза и суетливость. — Ну ты и кретин, Фёдоров! — меня оглушает звонкий крик, и два маленьких кулака бьют мне по груди, рукам, плечам, — Алкоголик херов! Я пытаюсь поймать ее руки, но скорость, с которой девушка колотит меня, преувеличивает мою, с которой я силюсь успокоить встревоженную нашим приходом истеричку. Да, она безусловно истеричка. Возражений вызывает много, из-за вылезающих из всех щелей противоречий, которыми эта «дама» не сказать, что обделена. — Стой… Да остановись ты! — не могу сдержаться от крика, и когда замолкаю, ловлю на себе пропитанный праведной злостью взгляд. Зато она теперь молчит. Ахуеть, как повезло. — Я-то думала, что в тебе есть хоть капля порядочности. Девушка будто сжимается от страха и пытается вырвать свои запястья из крепкой хватки. Нет, никуда она не уйдёт, пока мы не разберёмся, с хера ли я алкоголик, и почему, видите ли, не наделён порядочностью. — Говори нормально. Ди предпринимает ещё одну попытку свалить, видимо, отсюда обратно в квартиру, но я сильнее сжимаю ее руки и несильно — блять, по-моему, несильно — тяну в бок, чтобы удобнее было говорить. Она выходит из квартиры, и мне ничего не остаётся, кроме как захлопнуть входную дверь. — Совсем ебнулся? — визжит «вторая» Каренина и смотрит взглядом полным мольбы на Евстигнеева, — У меня в квартире шестилетняя сестра одна сидеть будет? — Если не хочешь, чтобы она сидела одна, тогда отвечай на мои вопросы и не вздумай больше заебывать меня… Поняла? — Мирон, перегибаешь, — краем уха слышу голос Вани и мгновенно отпускаю девушку и перестаю вдавливать ее тело в стену. Может, я и переборщил, но что я ещё должен был делать, если меня бездоказательно линчует малолетка. Однако она больше не рыпается, не истерит, не возражает ни мне, ни моему другу. Мы молчим минуту, другую, меня начинает это заебывать, но в какой-то момент стыд вонзает мне нож в спину. Сукин сын. На ее лице возникает тень отчаяния. До боли в груди знакомого. Ди обнимает себя руками и вжимается в стену, пряча взгляд где-то внизу. Молодец, Фёдоров, ты ее, блять, напугал! Заебато ты с людьми общий язык умеешь находить. Красавчик. — Прости нас, что приехали к тебе без спроса, — я озадаченно гляжу на поднимающегося по лестнице Ваню. Нахер он вмешивается? — Мирон сильно переживает. Хоть и демонстрирует это в крайне хуевой форме. Ты уж прости его. Он виновато улыбается и чешет затылок рукой, будто ему действительно жаль за произошедшее. Играешь на публику, Евстигнеев, просто потрясно. Я, блять, тебе Оскар вручу, как в Петербург вернемся. — Зачем тогда приехали? — уже любопытствует Ди, поднимая на Ваню раскрасневшиеся зеленые глаза. — Все из-за фотки паспорта. Откуда она появилась мы не знаем. А Мирон, сама понимаешь, личность не безызвестная, мало ли что случиться могло. — Ничего не случилось, — важно изрекает она, — Просто Мирон Янович в край оборзел, — осуждающе смотрит на меня, сощурив от недоверия глаза и поджав губы, — Позиционирует себя, как важную шишку, а на деле самый обычный кретин, который суёт нос в чужую жизнь. — Что ты имеешь в виду? Да какого хрена тут вообще происходит. Когда это я позиционировал себя, как важную шишку? И почему я в очередной раз оказался кретином? Не спорю, что я им являюсь, но почему она-то мне об этом говорит? — Ты в край объебанным был в тот вечер? — она снова срывается на крик, снедая меня настолько суровым взглядом, что мои внутренние бесы, уже давно проявившие признаки жизни, рвутся наружу, как сумасшедшие. Признаться честно, мне хочется ударить ее. Это прерогатива всех малолеток говорить загадками и держать взрослых людей за идиотов? В чем проблема сказать мне все напрямую, а не увиливать, как дуре, от вопросов и разговора. Я понимаю, что Ди сама уже готова наброситься на меня с кулаками — хотя о чем это я, она же уже успела поколотить меня пару минут назад — и, когда она вновь пытается оттолкнуть меня от себя, мне остаётся только схватить ее за руки и удерживать на месте. Эта девушка — ебаный электровеник. И только тогда, когда она находится ко мне максимально близко, я улавливаю нотки алкоголя, исходящие от ее губ. Так она пьяная? — Мирон, отпусти ее. Ваня рывком отталкивает меня от девушки, будто понимает, в чем дело и чем это все может закончиться. Теперь я вижу, какой у неё рассеянный взгляд и расхлябанные движения. Она, несомненно, влила в себя не одну стопку чего-то крепкого. Смотрит на меня виноватыми глазами, явно силясь не разрыдаться. Выходит плохо. — Ты можешь просто рассказать, что произошло в день, когда вы познакомились? Ди вглядывается в лицо Евстигнеева и робко кивает. На место злости приходит стыд. По-прежнему ест. Девушка быстро открывает дверь и мельком заглядывает в квартиру. С ее сестрой, вроде как, все хорошо. Из квартиры она успевает захватить куртку и, надев ее, спускается с Ваней с лестницы, останавливаясь у окна. Я послушно стою у входной двери, не решаясь вклиниться в разговор. И не желая разрушать устаканившуюся более-менее мирную атмосферу. — Я была в Питере пару недель назад, — она закуривает самокрутку, которую я точно где-то уже видел, и метает в меня взглядом молнии после каждой затяжки, — Сразу же пошла в бар, чтобы отдохнуть. И встретила там его, — небрежно кивает в мою сторону, даже не удосужившись посмотреть. До меня доходит запах табака. Точнее, травки. Она курит марихуану, сомнений нет и не может даже быть. И ровно тогда на сцену толпой врываются воспоминания. Сбиваясь, толкаясь между собой, ссорясь и дерясь. Они одновременно разрывают мое сознание на кусочки, вставляя недостающие пазлы в общую картину всего происходящего. Я помню девушку, которой обещал сходить погулять. Вероятно, именно поэтому мой ебнутый мозг решил сфотографировать ее паспорт? Потому что я еблан, решивший пойти в бар во время своего пришибленного периода, нагрубивший ей из-за всеобщей ненависти к каждой живой душе, не сумевший даже постоять за неё перед какими-то шлюхами. С одной из которой я, блять, даже переспал. Фёдоров, какой же ты всё-таки долбоеб, не чувствующий границ дозволенного. — Мирон тебе что-то сделал? Не дожидаясь ответа от девушки и ещё больших упреков в свою сторону, я перебиваю Евстигнеева, чтобы прекратить этот бесполезный поток воспоминаний: — Хватит, Вань. Две пары глаз удивлённо смотрят в упор на меня. Точнее, Ди смотрит на меня уничижительно, в то время, как Ваня, действительно пребывает в смятении. — Я вспомнил, — говорю совсем тихо, и отчего-то мне становится не по себе. Не то из-за того, что не мог вспомнить обо всем раньше, не то из-за стыда, который схватил меня всеми безжалостными когтями. Блять, честное слово, какой херней я занимаюсь? Спускаюсь по лестнице к другу и почти незнакомой девушке к окну. Она смотрит на меня, как на врага народа, который испортил ей всю жизнь, и между тем стряхивает пепел в стоящую на подоконнике тарелку. — Перед тем, как уйти из бара, ты забыла сумку… — Да, и ты сфоткал мой паспорт, кретин! — закричала она и спрятала взгляд, отворачиваясь от меня к окну. Обижается. Кто бы сомневался, блин. Диана. Ее имя. Я внутренне усмехаюсь и личную себя за то, что посмел забыть о девушке, которой нужна была чья-нибудь компания. К несчастью, ей попался я. Тем более в тот самый вечер, когда мне хотелось нахуяриться и перепехнуться с незнакомой телкой. Странно было полагать, что в тот день я размышлял над тем, чтобы предложить Диане переспать. Однако, я передумал предлагать ей подобного рода развлечение. Не знаю почему. Может от того, что она была обычным человеком, которому было плохо. Я не хотел делать ей ещё больнее и совершить нечто такое, о чем она потом будет жалеть. Помимо сего, по ней было видно, что она совсем не знакома с жизнью, которую ведут шлюхи. Да, ее имя Диана, и я облажался, как никогда. — Потому что ты обещала мне показать Москву. До этого стоящая ко мне спиной девушка, разверчивается и снова смеряет меня не менее грозным и злющим взглядом. Это потому что она в стельку бухая, у неё такое настроение? В Петербурге она была более приятной личностью, нежели сейчас. — Я искал способ, чтобы найти тебя. Вероятно, это было наитупейшее решение, но я был бухущий в говно, поэтому ничего другого не придумал. — Вы знаете, где выход, — Диана поочередно переводит взгляд с меня на Ваню и, кинув окурок на тарелку и растолкав обоих руками, поднимается на свой этаж, — Это и правда было наитупейшее решение. Я смотрю ей вслед. Дверь захлопывается с громким беспощадным грохотом, оставляя стоять нас на площадке одних. Не могу отвести взгляд от закрытой двери и осознать все, что сейчас произошло. Становится погано, когда до меня доходит, насколько глупо я себя вёл в тот самый вечер и что делал. Действительно, веду себя, как малолетний дебил. — Мирон? Я не сразу замечаю, что Ваня зовёт меня и трясёт за плечо. Предательски перед глазами предстаёт картина, где только что ушедшая девушка точно также пытается вывести меня из стагнации. В ответ я грублю и огрызаюсь. Секундное помутнение призывает меня снова постучать в дверь и попросить у Дианы прощение, но я вовремя останавливаюсь, понимая, что от моих извинений нет никакого смысла. Легче будет просто уйти и забыть весь этот разговор. А лучше и вовсе стереть из памяти этот блядский день. — Поехали отсюда. Евстигнеев идёт за мной следом вниз по лестнице, и мы наконец выходим на улицу. Надеваю на голову капюшон от толстовки, чтобы, не дай Бог, никакой поехавший фанат не начал до меня сейчас доебываться. Ещё раз сорваться на незнакомце я не хочу. Последствия от этого пагубные, как никак. Краем уха слышу шумные голоса, как только вступаю на асфальт, и интуитивно поднимаю украдкой голову, чтобы посмотреть, что происходит на улице. — Блять, Мирон, обратно. Маня хватают за руку и заводят обратно в подъезд. Не понимая, что случилось, исподлобья пресекаю действия друга, однако, когда Евстигнеев наспех пытается закрыть входную железную дверь, а она не поддаётся, на меня мгновенно нагоняет осознание. Осознание того, что за нами был хвост, пока мы ехали сюда на такси. Мы тут же срываемся с места, оставляя вход в дом открытым для всех желающих посмотреть на меня, и стремглав уносим ноги вверх по лестнице, оставляя позади четыре этажа. Не долго думая, Ваня безостановочно бьет кулаками по уже знакомой нам двери, пока я высматриваю на лестничной клетке разбушевавшихся фанатов, которые поднимались за нами следом. Щелчок в замке разносится слишком громко и заставляет перевести взгляд на распахнутую настежь входную дверь в квартиру. Я поднимаюсь слишком быстро — Евстигнеев проталкивает меня в чужую квартиру и заходит за мной следом, а после, игнорируя вырывающиеся из уст молодой особы маты и возражения, хватает и ее и уводит в стеснительный коридор. Захлопывает дверь и поворачивает замок. Ебанный нахуй, у него тоже с башкой проблемы начались? — Вы в край оборзели! — Прости нас, — сразу же парирую я, извиняясь не только за то, что без спроса ворвались к ней в квартиру, но также и за все, что я успел наворотить в первый день нашего знакомства. — Слушай, там фанатов тьма тьмущая, — Ваня повторно разглядывает подъезд через глазок, — Можно мы немного посидим тут, пока они не уйдут? Меня забавляет, как Диана, на вид никудышная скандалистка, начинает покрывать матами Евстигнеева и, разумеется, не забывает и обо мне. — Что тогда твои фанатки решили до меня доебаться, что сейчас, Фёдоров. Ты, видимо, плохо понимаешь, что значит «отъебаться». — Я сразу же уйду, как только буду уверен, что за нами не будет хвоста, когда мы поедем домой, обещаю, — говорю спокойно с толикой серьезности, чтобы девушка немного успокоилась. Это плохо помогает. Она, не прекращая возмущаться и активно жестикулировать, сдаётся и уходит из коридора в ближайшую комнату, которую мы можем полностью разглядеть. Мы переглядываемся с Ваней и решаем отсидеться в коридоре, чтобы не мешать Диане и ее младшей сестре. Евстигнеев периодически следит за тем, что происходит в подъезде, а я сижу на низкой тумбочке для обуви и не знаю, чем себя занять. Сначала решаюсь немного осмотреться, но в коридоре ничего толком нет, кроме комода, тумбы и настенных крючков. А вот разглядывать гостиную, в которой сидит владелица квартиры, я не решаюсь. Как никак, это внедрение в личное пространство, а ещё большим идиотом в глазах Дианы я быть не хочу. — Слушай, они не уходят, — Ваня облокачивается на входную дверь и складывает руки на груди. — Может потому что они в курсе, что мы где-то тут? — сарказм. Куда же без него. Ведь кто-кто, но Евстигнеев человек ответственный, но в моменты паники на ходу придумывает такие абсурдные решения, что ахуеть не встать. — Можем уйти, — пожимает плечами и хочет уже пройти в глубь квартиры, как я его останавливаю. Не удивительно, что ему любопытно, чем занята девушка, пока два незнакомых ей человека нагло обустроились у неё в коридоре, ведь мне интересно не меньше. — Останься тут, она и так злиться. А если мы уйдём, то поползут слухи, и СМИ от неё точно не отстанут, пока не выбьют всю информацию. Признаться честно, мне тоже хочется взглянуть на Диану, но здравый смысл вопит, приводя мысли в порядок. Мимолетная мысль заставляет задуматься над тем, что, как только мы уйдём отсюда, пойдём купить бухла и нажремся в щи. Тяжелый был день. В принципе, как и последние полгода. — Как думаешь, скоро у неё родители приедут домой? — шепотом спрашивает Ваня. Я жму плечами, не зная, что ответить. Меня уже мучал этот вопрос. Будь Диана одна, вопросов бы не было, но в квартире также есть ее младшая сестра. Я смотрю на повешенные на стене крючки. Верхней одежды мало. Детские легкие куртки и пара кофт и ветровка, явно принадлежащие молодой девушке. На наличие родителей нет и намёка. Странно. — Не похоже. Наше весьма «веселое» времяпрепровождение в тишине, на фоне которой работает телевизор и изредка бренчат стаканы, прерывает детский крик. Скорее веселый, нежели тот, после которого ребёнок впадает в истерику, и его надо успокаивать. К нам забегает девочка и, выпучив глаза, смотрит то на меня, то на Ваню. Затем также стремительно выбегает и мы слышим, как она задаёт вопрос: — Ди, а кто там у нас сидит? Меня одолевает полуулыбка, когда вспоминаю удивление на лице девочки. Все дети хорошие, когда они не твои. — Не обращай внимания, они скоро уже уйдут. Топот детских ног затихает, когда сестра Дианы снова стоит перед нами с Евстигнеевым с ниспадающей с лица широкой улыбкой. Я в непонимании смотрю на девочку и неуверенно перевожу взор на Ваню. Бля, тот тоже мало что понимает. Стоит, давит улыбку ребёнку в ответ, как полоумный. — Хотите покажу вам, что я нарисовала? — девочка сжимает руки в кулачки и мотает ими взад и вперёд, топчась на месте. — А.эм… я даже не знаю… — Твою сестру вряд ли это обрадует, — Евстигнеев настойчиво выглядывает из-за угла в поисках Дианы. Неужели непонятно, что все его попытки окажутся тщетными? — Не делайте из меня изверга, — Диана высовывает голову из-за стены, тщательно нас осматривая, — Иди, Лин, они сейчас придут посмотреть, что ты нарисовала. Девочка послушно уходит, а Диана жестом приглашает нас пройти в гостиную. Ну, а что, мы отказываться будем? Нет. Все лучше, чем сидеть в коридоре, как дебилы, и ждать, когда толпа людей решит покинуть дом. Мы неспешно и даже в некоторой степени аккуратно проходим в квартиру. Резкий запах чего-то сладкого ударяет в нос и заставляет осмотреться. Диана приглашает нас сесть на диван, что мы послушно делаем. Блять, настолько неловко мне ещё в жизни не было. Зато вот, нашли себе приключения на задницу, что теперь поделать. — Извините, что накричала, — Диана садится за стол, отодвигая от себя ноутбук, — День выдался не из лучших. Хочется сказать, что наш день был не лучше, но я решаю смолчать. Евстигнеев лыбится, активно осматриваясь по сторонам, и удобнее садится на бордовом диване, забрав себе подушку. — Да у нас тоже самое, — говорит Ваня, — Знала бы ты, какими мы себя долбоебами чувствовали, когда заявились к тебе. — Представляю, — смеётся она и переводит более строгий взгляд на меня. Как с Евстигнеевым угарать, так вообще без проблем, а как ко мне обратиться, так сразу надо строить из себя не пойми что. Девушки, что с них взять? — Я — Ваня, — одумывается друг и представляется. — Диана. Она подскакивает с места, будто по срочному делу, и скрывается в одном из двух проемов в комнате. Окидывая гостиную взглядом, не могу не заметить две пустых, стоящих на столе бутылки из-под вина, рядом с которыми лежит сигаретный блок. К нам выбегает девочка с двумя листами бумаги со словами: — Это вам, — улыбается, пряча лицо за длинными волосами и протягивает нам по рисунку. Эта девчушка — просто чудо. Что у меня, что у Вани на руках наши корявые портеры. Заставляют глупо улыбаться, смотря на них. Все-таки дети не так уж и плохи. По крайней мере, эта маленькая девочка действительно не вызывает у меня раздражения. — А это, — Лина, вроде, так к ней обращалась Диана, отходит к столу и, взяв с него ещё один листок, отдаёт его мне, — наши родители. Ваня заинтересованно смотрит на рисунок, где изображены два человека посреди моря на крошечном острове. Так родители у них все же есть. Просто в отъезде? — Ди говорит, что они живут на необитаемом острове, — я гляжу девочке в сверкающие глаза. Необитаемый остров? Это что-то новенькое. — В самом деле? — меня охватывают искренние любопытство и озадаченность. — Да, — убеждает она меня и тыкает в ту сторону, куда недавно ушла Диана, — Ди так говорит. Она сказала, что они уехали, чтобы посмотреть мир. — Ты прекрасно рисуешь. — А мы ведь можем забрать рисунки с собой? Лина стеснительно кивает, и Ваня складывает бумагу несколько раз и убирает в карман джинс. В гостиной появляется девушка с тремя стопками и бутылкой, окрашенной в янтарный цвет, в руках. — Не хотите выпить? — на этот раз глаза сверкают у другой сестры. Это произошло от того, что она собирается пить? — С радостью, — бормочу я. Диана двигает к дивану небольшой стеклянный столик и ставит на него напиток со стопками. Наливает почти до верху, достаёт из кармана домашних штанов зажигалку и тянется за пачкой, лежащей на столе. Меня почему-то эта обстановка заставляет расслабиться. В стоящей передо мной полной бутылки виски я вижу ни что иное, как свои привычные будни, которые сливаются в один бесконечный удушающий день. Я наблюдаю за тем, как девушка, не стесняясь, закуривает прямо в квартире, пытается нам улыбаться, временами нервничая оглядывается на стоящий на столе ноутбук. Вероятно, мы отвлекли ее от важных дел. Но и не сказать, что Диана была этому слишком расстроена. По выражению лица не скажешь, что она не хочет выпить. Наверное, очень хочет. Как и мы. — Ладно, предлагаю выпить за перемирие! Ваня во всю улыбается, и мы чокаемся. Все втроём залпом осушаем стопки, для нас с Евстигнеевым вкус виски не настолько горький, как для сидящей на стуле девушки. Диана жмурится и прячет лицо за руками. Выкидывает окурок в тарелку и наливает всем ещё. — Мирон Янович, — голос вынуждает меня сконцентрировать внимание на девушке, — Я привыкла пить в одиночестве, но сегодня хочу нарушить свои принципы. Присоединитесь? Она хитро улыбается и заливается смехом, что заставляет меня сделать тоже самое. Если она решит пересказать весь наш диалог в тот вечер, то, быть может, я точно вспомню все до мельчайших подробностей. В голове сиюминутно всплывает мой ответ: «Я не изменяю своим принципам». Это правда. Но в тот вечер мне стоило бы от них отказаться. — Я уже это сделал, — поднимаю очередную стопку вверх и выпиваю напиток. — Представь, а ведь он сначала мне отказал, — нарочито говорит Диана Ване. — Вот подонок, — наигранное возмущение Евстигнеева окончательно отгоняется плохие мысли и стыд, — Но ты не обижайся на него сильно. — И не собиралась, — тут же звучит ответ. Да конечно, все мы были в подъезде и все мы все видели своими глазами. Да там за версту несло сарказмом, которому не было конца края. Не обиделась она, конечно. Так, блять, и поверил, — Я просто хотела с кем-нибудь выпить, а никого другого кроме Мирона не было. А когда там началась какая-то херня с твоими подружками, — она по-детски указала на меня пальцем, — то я уже точно поняла, что вечер пошёл крахом. — Зато теперь-то он выпил с тобой. — Выпил, да, — Диана кивает головой, задумавшись о чем-то. — Ещё раз извини, — трудно говорить. Чтобы прополоскать горло, выбираю виски и собственноручно наливаю всем ещё выпить, — Я был не в лучшем расположении духа. — Да я понимаю, забей, — отмахивается она от меня. Ване разрешают покурить. А Лине не станет плохо от сигаретного дыма? Вся квартира давно пропахла табаком, наверняка, девочке это не по душе. Вижу, что за закрытой дверью, куда постоянно уходит Лина, погашен свет. Спит, вероятно. Меня же накрывает постепенно но, не сказать, что слишком медленно. Движения становятся притупленными, и, чтобы смеяться с тупых шуток Вани и звонкого смеха Дианы, мне больше не нужно вслушиваться в то, что они говорят. Хорошо ровным счетом от всего, что происходит. Начиная с необычной компании в лице почти незнакомой девушки, заканчивая маленькой комнатой, в которой есть лишь почти пустая бутылка виски, сигареты, нет музыки и крутящихся вокруг нас с Ваней телок. — Я ещё хотел спросить, — Диана переводит рассеянный взгляд на меня, — Ваши родители взаправду на острове? — О да, твоя сестренка ещё та художница, — развалившийся на диване Ваня, наконец подаёт голос после последней порции выпивки. — Конечно нет, — она тянется за бутылкой, но случайно роняет ее со стола. Остатки виски разливаются по полу, но девушку это явно не волнует. Она смотрит на лужу, но, вместо того, что бы ее убрать, достаёт неизвестно которую за вечер сигарету и закуривает. — Где тряпка? Я уберу. — Боже, прекрати, — резкий голос останавливает меня, и я остаюсь сидеть на месте, — Это всего лишь виски. Она встаёт и, пошатываясь, уходит на кухню. Становится очевидным факт того, что либо с ними случилось нечто ужасное, либо их и вовсе никогда не было. Может, они из детского дома? Или родители были тиранами? Одно понятно — ни до чего хорошего этого разговор не доведёт. — Слушай, Ди, а где тогда они? Евстигнеев, ну ты тут вообще не к месту сейчас. Хочу его привезти в чувства, но я уверен, что Диана его прекрасно слышала. И я не менее рад, что в этот момент не вижу ее, ведь это более, чем очевидно, что она расстроится. А успокаивать кого-то, особенно девушку, и особенно пьяную девушку, ни один из нас не умеет. Не приспособлены мы к этому, что поделать. — Погибли ещё три года назад. Она приносит ещё одну бутылку, ставит с громким лязгом на стол и садится на пол. Ком в горле давит на стенки, и я хочу сказать, что мне искренне жаль как ее, так и ее сестру, но начинает казаться, что что бы я не сказал, это не поможет. Диана молча докуривает с таким невозмутимым видом, будто сказанное — обыденность, которая случается с каждым вторым. Вместо бесполезных слов, которые, я уверен, она слышит по сей день от каждого, кто узнаёт правду, кладу руку ей на плечо, аккуратно его сжимая и поглаживая. Она улыбается, бормочет, что все хорошо, и кивает в сторону принесенной бутылки. Уверен, что никто из присутствующих в это не верит. По ней сразу видно, что она много пьёт, курит, наверняка, приходится много работать, чтобы содержать сестру. А причиной тому ни что иное, как смерть близких. Хорошо, что она хотя бы не наложила на себя руки, как делают многие после подобных происшествий. Однако, нельзя не сказать, что алкоголь и табак тоже способ суицида. Разве что медленного. Я вспоминаю, при каких обстоятельствах мы с ней познакомились. Я подошёл к незнакомке, потому что та плакала. А напротив стояла почти пустая бутылка. Мне знакомо это, как никому другому. Какова вероятность, что причина ее слез — смерть родителей? Или взвалившийся на ее хрупкие плечи груз ответственности за ребёнка? — Прими наши соболезнования, — пьяный голос Вани звучит совсем тихо. Диана слабо улыбается, кивает в знак благодарности и наливает ещё по стопке. Я перестаю пытаться найти на ее лице какие угодно отличительные черты или понять, что она чувствует, когда раздаётся хлопок от входной двери. — Ди-и-и, а ты слышала, что у тебя в подъезде Окси прячется? Блять, вот же ж хитрожопый чел, его уйма народу ищет. Если найдёшь, можешь врезать ему за… А следом гробовая тишина. В проеме на нас троих пялится ещё одна девушка, слегка раскрыв от удивления рот, не в силах закончить фразу. Мы молчим недолго. Она переводит озадаченный, испуганный взгляд по кругу, пока нарушить тишину не решается мой верный пьяный в говно друг: — Опа, ещё одна деваха. Да уж, игривости ему не занимать. Точнее будет сказать, что он никудышный парень в плане отношений. Евстигнеев еле встаёт с дивана и, плохо стоя на ногах, подходит к прибывшей девушке и протягивает ей руку: — Иван. Я стараюсь не смеяться над его идиотизмом, пока Диана разрывается от хохота. Шепчет в мою сторону, что ее подруга вот-вот свалится от шока в обморок, и хихикает, уставившись на Ваню, которого шатает в разные стороны. — Это что такое? Этот идиот старался, как мог, честное слово. Но в какой-то подлый момент времени, дезориентация берет над его телом верх, и тот, придерживаясь за стену, садится на пол. — Ты споила его, — наигранно причитаю, указывая на Ваню, на что Диана продолжает смеяться. — Прости-прости, — сквозь смех лепечет девушка, — Лиза, это они! Мой пьяный мозг решил, что если я помашу рукой и глупо улыбнусь, это уничтожит какую-либо неловкость и непонимание. Лиза медленно щурится и скидывает с себя куртку. — А как это случилось? И это ещё кто? — ее взгляд скользит по Ване и возвращается к нам. — Иван! — Евстигнеев, мать твою, снова протягивает ей руку. Серьезно, ее лучше пожать, чтобы поскорее отстал. — Лиза. Не знаю, так ли это было на самом деле, но мне казалось, что эта девчонка даже смутилась. Протянула ему руку, помогла подняться. Если бы Ваня не повис на ней всем своим телом, можно было бы предположить, что это знакомство закончится очередным его романом, но во что, к сожалению, слабо верилось. Диана подскакивает с места, чуть не падая обратно на пол, подлетает к подруге и, подобно Евстигнееву, обнимает ее за шею. Победный, детский взор устремляется прямо на меня, а глаза игриво указывают на двоих наших друзей. Блять, да она действительно думает, что это начало чего-то большего? Не мне судить. В любом случае, ухмылка не спадает с моего лица даже тогда, когда моего друга усаживают на диван, а его взгляд не покидает прибывшую гостью. — Да ты издеваешься, — Лиза осматривает пролитый на пол виски, придирчиво глядит на нас, потом на Диану. И так по кругу. — Ну что ты такая серьёзная? Познакомься. Это Мирон, — худая рука указывает на меня, — А это Ваня. — Какого хрена они у тебя забыли? И когда, блять, ты успела так нажраться? — ещё одна мегера, блин. Диана супится и надувает губы. Вообще-то, мы пришли, чтобы я извинился. А выпивка это так. Чтобы разрядить обстановку. Ну, или в знак окончательного примирения. — Я совсем чуть-чуть выпила, — она демонстрирует двумя пальцами дозу выпитого. — Не пизди, а. Даже на ногах уже стоять не можешь. — Может! — выкрикиваю в знак протеста я и поднимаюсь на ноги. Протягиваю Диане руку и поднимаю ее с пола. Покачиваясь и уж точно не в состоянии даже нормально пройтись, я пытаюсь продемонстрировать, что ее подруга не такая уж и пьяная. Хотя, черт бы меня побрал, даже слепой поймёт, что Диана налакалась в стельку. — Вот видишь! — задорно произносит девушка, — Я могу стоять. И вообще, ты такая злая, потому что не выпила. — Я такая злая, потому что не так давно ты чуть не проебала из-за него документы и деньги. А теперь, как ни в чем не бывало, бухаешь с ним на пару. — Я так-то извинился… — А ну заткнись, — пресекает мои возражения Диана и отходит к подруге, — Лиз, дорогая, я правда понимаю, что делаю. Нельзя, что ли, выпить, чтобы расслабиться? К тому же компания какая! — Объебанный в говно чел и его друг, которого поджидают у дома СМИ. Да, Ди, ты просто молодец! Диана окидывает нас с Ваней пьяным взглядом, а потом смеётся, словно сумасшедшая. Ладно, стоит признать, что она действительно нажралась. — Ты права, Лиз. И знаешь, что ещё? Я тоже объебанная в говно, так что давай без нравоучений. Она тянется за открытой бутылкой, а затем протягивает ее подруге. Лиза забирает у неё алкоголь, делает из горла несколько больших глотков и выносит вердикт: — Идиоты. Чтобы я ещё хоть раз поверила тебе, что ты бросаешь бухать.