Человек, который боялся жить

      На следующий день они снова встретились.  Есенин собирался напечатать новые произведения и пришел в издательство "Газеты к чаю".   Ирины не было на месте, когда он зашёл в кабинет, в котором работала Кельцева. —Сергей Александрович, здравствуйте, — поздоровалась Зина. Есенин всем приветственно кивнул головой. В помещении также находились Люба и Маша. Девушки многозначительно посмотрели на него и зашушукались о чем-то. Есенин неожиданно для себя смутился. Он хотел было спросить, где Кельцева, но передумал. Тут же Ирина появилась в кабинете. —Макулатуру отнесла, денег не дали,- раздался знакомый голос за спиной Сережи, и сразу же на его лице изобразилась улыбка,— сказали, помощь стране должна быть бескорыстной. А, Сергей Александрович, какими судьбами? — она посмотрела на Есенина как-то слишком спокойно, будто бы вчера между ними не было никакого разговора, никакого объятия, будто бы летом она не ездила с ним в Константиново, будто бы они были просто знакомые. Однако иногда вздрагивающие руки Кельцевой говорили обратное, выдавая ее внутренне волнение. —Да так, пришёл тоже макулатуру сдать, — Есенин потряс стопкой бумаг в воздухе. —Давайте я этим займусь, —Ирина взяла стихи и села за своё рабочее место,—вы даже и прозу пишите? —Балуюсь иногда, — он взял свободный стул и сел рядом с Кельцевой. Она поправила волосы, прокашлялась и принялась за чтение. Есенин долго не сводил с неё взгляда, изучал каждое выражение ее лица, менявшееся в зависимости от стихотворения, которое читала Кельцева. Он вдруг встрепенулся, мысленно дав себе подзатыльник за то, что слишком много смотрит на Ирину, потряс головой и начал рассматривать окно, где был виден силуэт Кельцевой. Ирина отложила последний листок, оглянулась на девочек, и убедившись, что их никто не слушает, обратилась к Есенину. —Серёж, мне очень понравилось, даже слов не хватает, чтобы точно описать ощущения,— в порыве она схватила его за руку, чего не ожидали ни сама Ирина, ни Сергей. Она немного смешалась, покраснела, убрала руку и продолжила, — у нас одна свободная колонка в газете остаётся. Можно взять у тебя интервью? —Конечно, — Сережа охотно согласился, но в тоже время прозвучал растерянно, так как в этот момент пытался проанализировать внезапный жест Кельцевой.       Их разговор затянулся на несколько часов. В кабинете уже никого не осталось кроме Ирины и Сережи, когда девушка подобралась лишь к четвертому вопросу. Большую часть времени они только смеялись, обсуждая разные воспоминания и забывая, что вообще-то собрались здесь заняться важным делом. —Так мы никогда не закончим, — заключила Ирина, —кстати, можно я напишу, как ты с лошади упал? —Нет! —А как... —Только попробуй про гимназию сказать. —Оставили на второй год? —Нет! Лучше напиши, как однажды я Маяковского в морду ударил. —А это было? —Нет, но пусть думают, что было. —После такого, тебе Владимир Владимирович сам в морду даст. —Я шучу. —Кстати,( ты сам зарекнулся о Маяковском), все интересуются вашими взаимоотношениями. Что скажешь о нем? —Что ни говори, а Маяковского не выкинешь. Ляжет в литературе бревном, и многие о него споткнутся. —Как красиво сказано, — Ирина усмехнулась, —а бревном это как? —Сейчас покажу, — Сережа встал и лег на пол, расположив руки вдоль туловища. Вставая под смех Кельцевой, он добавил, — ну как-то так. —Нам нужна сенсация. Могу я написать, что на самом деле вы с Маяковским роковые влюбленные? —Ирина Андревна, вы что такое говорите? —воскликнул Есенин. —Молчу, молчу,—Кельцева что-то зачеркнула в блокноте,— итак, это был последний вопрос. Спасибо, Сергей Александрович, допрос окончен, можете быть свободны. Хотя подожди, самый последний вопрос,  кем занято твое сердце, если не Маяковским?— девушка лукаво поглядела на поэта. Есенин ухмыльнулся. —А это секрет, — немного помолчав, проговорил он и скрестил руки. —Тогда напишу, что ты страдаешь от злосчастной любви, которая длится почти полгода,— Кельцева снова рассмеялась(в этот день она много смеялась), а Есенин смутился и опустил взгляд вниз. —А вот и напишите! Пусть все узнают об этом,— проговорил он, неловко улыбаясь. Сережа приподнялся, намереваясь уйти, но сел обратно. Ирина выжидающе смотрела на Есенина, пока он пытался придумать очередной повод, чтобы снова увидеться с Кельцевой. —Кстати, послезавтра будет литературный вечер в одной квартире, и я там буду выступать. Придешь? —Приду, — не долго думая, согласилась девушка. Сережа пожал ей руку и ушёл. У двери он споткнулся и чуть не упал, заставив Кельцеву в очередной раз улыбнуться.       Домой Есенин шёл, полностью уверенный в том, что у него действительно появилась злосчастная любовь и этой злосчастной любовью была Ирина Кельцева.              "Послезавтра мы увидимся и я ей всё скажу, — думал он, — нет сил больше держать эти чувства в себе. Хотя нет, ещё рано, она пока не готова, — он вздохнул, — придётся ждать".       Вопреки надеждам Есенина Ирина не смогла придти на выступление Сережи. Ночью следующего дня после их встречи в издательстве ее неожиданно отправили в командировку, чего раньше никогда не случалось. Кельцева даже не нашла возможности позвонить Есенину и проинформировать, так как потеряла бумажку с номером его телефона.       Днем Сережа заглянул в редакцию, чтобы еще раз удостовериться, что Ирина придет. Однако девушки не было на работе и никто не мог сказать, где она. Он сходил к ней домой и там не получил никаких ответов на возникающие у него вопросы.       Есенин отменил своё выступление и пошёл вместо этого к Мариенгофу. Анатолий сразу заметил, что его друг пребывал в недобром расположении духа. Он был раздражён и нервен. Рука его так и тянулась к чему-то крепкому, но Мариенгоф не давал Есенину выпить, держа весь алкоголь под замком.       Сережа сидел на подоконнике и наблюдал за закатом. Прошёл час, он не двинулся с места, и просидел бы ещё дольше, если б его не потревожил Мариенгоф. Тот было хотел заговорить, но Есенин предупредил его. —Она не пришла. —Есть много причин, которые могли случиться с ней. Может, у неё сегодня времени нет. —Времени нет...— задумался Сережа, а после горько усмехнулся, —Серьезно? Это желания нет, а время есть всегда,–оба замолчали. Мариенгоф снова хотел что-то сказать, и Есенин опять опередил его,—у меня потребность видеть её...И так каждый день на счету. —Что ты такое говоришь? —Не важно. Я, кстати, у тебя сегодня останусь, — Есенин снова перевёл взгляд в окно и погрузился в раздумья, в которых присутствовал только один человек. И спать он лёг с этими раздумьями, и проснулся с ними. Есенин томился в догадках о том, что могло приключиться с Кельцевой. "Скорее всего, она действительно была занята, —думал он, немного успокоившись, —может, её отправили куда-то. Но почему было не сказать мне об этом? "       По утру он собрался идти в редакцию, уже вышел из квартиры, но после вернулся, разделся, сел на диван, выпил несколько кружек чая, лёг спать, не уснув, встал, походил по комнате, снова расположился на диване, а после взял бумагу, чернила и принялся писать. Писал до самого захода солнца.       В дверь постучался Анатолий. Сережа не отозвался, тот зашёл. Есенин сидел, нахмурившись: пытался подобрать рифму. —Как ты тут? Всё злишься? —Да я и не злюсь...Я просто не знаю, что делать, — он схватил стопку бумаг и кинул их в сторону Мариенгофа, — каждая строка здесь ей посвящена! — прокричал Сережа, и ,после тяжело вздохнув, начал собирать разбросанные листы, — она как посмотрит на меня, так у меня внутри аж всё замирает. Как ни стараюсь, а даже на мгновение не могу перестать думать о ней,— Сережа замерел, размышляя над чем-то и, снова бросив листы, встал, вышел в коридор и начал одеваться, — я пойду к Ирине.       Есенин не знал, встретит он Кельцеву или нет. Но Сережа не собирался идти домой, пока не поговорит с ней. "Будь что будет, а я ей всё выскажу и пусть она только попробует  посмотреть на меня так, как она это обычно делает. Я не вынесу." Они столкнулись около ее подъезда. Сережа шёл с правой стороны, а Ирина с левой. —Здравствуй, —проговорила Кельцева, улыбнувшись. Есенин напряжённо посмотрел на Ирину и только кивнул головой, — Сереж, извини меня, надеюсь, ты не сердишься. Я хотела придти вчера, но не смогла, меня отправили в командировку, как видишь, — она потрясла в руке чемоданом, — даже не успела предупредить тебя, —черты лица Есенина вмиг смягчились. Вся злость куда-то пропала, и Сережа почувствовал огромное облегчение. —Ничего страшного, — только и проговорил он. Есенин не мог не улыбнуться, глядя на Кельцеву, переживавшую из-за того, что она не смогла прийти, и ему стало неимоверно стыдно, что он посмел злиться на неё. А ещё девушка смотрела на него не обычным взглядом, а тем, от которого он млел. Сережа стоял перед ней совсем безоружный, и не знал, что сказать, вернее знал, но всё же не мог решиться, как будто он был десятилетним мальчишкой. Кельцева испытывала какую-то глубинную радость оттого, что волнение, с которым она жила пару дней, наконец-то закончилось.       Они оба выдержали недолгую паузу и после снова посмотрели друг на друга. Ирина неожиданно покраснела, Сережа потёр лоб, и оба отвели взгляд. —Может, хочешь зайти и прочесть стихи ещё раз? — неуверенно предложила Ирина. —Хочу,—Есенин охотно согласился и широко улыбнулся. Тут же он выхватил чемодан Кельцевой, и вместе они направились к ней домой.       Согласие снова было восстановлено между ними. В этот раз они расстались оба довольные компанией друг друга. Теперь почти каждый день они виделись и делали то, чем обычно никогда не занимались вместе: гуляли по набережным, ходили в театр, даже в такую новомодную вещь, как кино.       Однажды Сережа и Ирина отправились к кому-то в гости. Есенин постепенно вводил Кельцеву в свои круги, хоть и без него Ирина уже была знакома с многими известными людьми в силу своей профессии.       Они проходили мимо журнальной лавки, где Кельцеву привлекла одна газета. На первой странице красовалась фотография её и Есенина. Ирина предположила, что ей показалось. Она в ступоре остановилась, сказала что догонит Есенина, и подошла ближе к прилавку. На титульной странице какой-то неизвестной прежде Ирине газетки крупным планом была изображена фотография, сделанная, видимо, в тот день, когда Кельцева и Есенин ходили на премьеру фильма.       Сережа стоял неподалёку. Он уловил раздраженнность Кельцевой, когда она возвращалась к нему, и вопросительно кивнул головой. —Ты только взгляни на это,— Сережа взял газету, и осмотрев её, широко улыбнулся. —Я тут неплохо получился. —Тебя больше ничего не смущает? — Ирина вырвала газету и прочла: —"...На многих мероприятиях Есенин стал появляться с девушкой, изображённой выше. Сведущие люди сообщили нам, что ее зовут Ириной Кельцевой и она работает корреспондентом в журнале "Газета к чаю". В каких отношениях состоят молодые люди пока неизвестно. Но, думается нам, скоро мы узнаем всю правду". И что скажешь? —Есенин только рассмеялся.  —Ирин, не будь столь критичной. Мы везде ходим вместе, понятное дело, что пошли слухи. —Значит, нужно меньше ходить вместе, — проворчала Кельцева, вырвала первую страницу газеты и разорвала её на две части так, что фотография получилась порванной пополам. Сережа перестал смеяться, — на, — Ирина вручила ему газету с вырванным листом и пошла вперёд, скрестив руки. Есенин догнал ее. —Ирин, зря ты так, фотография красивая получилась. —Ни слова больше.       Всё же в скором времени Ирине пришлось смириться и со статьями в газетах, и с шутками на её работе. Появление слухов(стоит отметить, они были уже в мае, просто она только теперь обратила на них внимание) не повлияло на встречи Ирины и Сережи. Во-первых, девушка всячески игнорировала любые сплетни. —Ведь это всё неправда, — говорила она и постоянно краснела. —Конечно, неправда, — посмеиваясь, поддакивал Сережа. Во-вторых, как она ни пыталась, перестать видеться с Есениным она не могла. Он в последнее время часто заходил в гости к девушке и засиживался у нее до поздна. Ирина была не против, что вначале удивляло Сережу, а потом только радовало. —Ирин, почему ты меня не прогоняешь? —иногда спрашивал он. —А от тебя много пользы. Ты меня развлекаешь, —отвечала Кельцева. —Развлекаю?— наигранно-обиженно восклицал Есенин, — разве я клоун какой? — а Ирина только улыбалась и пожимала плечами.       Вот сидят они то в гостиной, то в комнате Кельцевой и говорят о многом, не всегда серьезном, но всегда занятном. А иной раз по радио заиграет музыкальный мотив, под который ещё так недавно наши бабушки и дедушки танцевали в богатых залах на приёме у какого-нибудь губернатора или знатного дворянина, а то и у самого государя. Есенин встанет, заберёт книгу, которую с увлечением читает Кельцева, или которая свисает с колен Ирины и готова упасть, так как девушка уснула, поклонится ей, или сперва громко крикнет, пугая Кельцеву до ужаса, а после поклонится и скажет: —Мадам, приглашаю вас на танец, — Кельцева сначала протяжно зевнет, потом похлопает глазами, либо сперва похлопает глазами, а после протяжно зевнет, либо повторит все действия в нескольких вариациях, и наконец возьмёт руку Сережи, встанет и вот они уже кружатся в танце. Всё прекрасно, но вдруг Есенин имеет неосторожность отдавить ногу Ирины, и тут она уже не знает границ своему гневу и мести, и начинает отдавливать обе ноги Сережи, и главное, с каким энтузиазмом делает она это. Есенин, устав защищаться, выбежит из одной комнаты, закроется в другой, лишь бы девушка не добралась до его ног. Кельцева, кажется, затихает, он осторожно выглядывает, Ирины нигде нет, выходит и вдруг из-за угла выбегает она и снова давит ему ногу, а Есенин снова прячется в своем убежище. Сие представление, конечно же, сопровождается громким смехом. Вскоре они вспоминают, что давно ночь на дворе и Есенин с большим нежеланием уходит домой, а иногда Ирина посмотрит на часы, махнёт рукой и скажет: —Оставайся, через три часа и так вставать, — и они снова бегают друг от друга, либо еще чем-нибудь занимаются. Словом, ведут себя, как дети малые, но почему бы и нет? И так им хорошо обоим в эти моменты, и хочется, чтобы они не прекращались.       Наступило второе октября, Есенин предупредил Ирину о том, что зайдёт,  поэтому дверь не была заперта. Поэт застал Кельцеву, сидящую в кресле, за чтением книги. Ирина не услышала, как Сережа зашёл. Он  не сразу нарушил тишину. Некоторое время Есенин наблюдал, как Кельцева читала. Наконец он поздоровался, она вздрогнула, после рассмеялась и пригласила его сесть. Есенин попытался разглядеть название книги. —"Обломов"? —Ирина кивнула головой,— и что скажешь? —Мне нравится,—она перевела взгляд обратно,  желая отыскать определённый момент,—ты только послушай, —она прочистила горло и прочла: "Хотя любовь и называют чувством капризным, безотчетным, рождающимся, как болезнь, однакож и она, как все, имеет свои законы и причины. А если до сих пор эти законы исследованы мало, так это потому, что человеку, пораженному любовью, не до того, чтоб ученым оком следить, как вкрадывается в душу впечатление, как оковывает будто сном чувства, как сначала ослепнут глаза, с какого момента пульс, а за ним сердце начинает биться сильнее, как является со вчерашнего дня вдруг преданность до могилы, стремление жертвовать собою, как мало-помалу исчезает свое я и переходит в него или в нее, как ум необыкновенно тупеет или необыкновенно изощряется, как воля отдается в волю другого, как клонится голова, дрожат колени, являются слезы, горячка."       Сережа ни разу не сводил взгляда с Ирины во время её чтения. Зачем она прочла именно этот отрывок? Что она хотела сказать этим? Кажется, у него немного дрожали колени и учащенно билось сердце  в тот момент, когда Кельцева взглянула на него. Снова мысль высказать ей всё мелькнула в голове Есенина, но у него ничего не удавалось, как только безмолвно смотреть то в ее глаза, то на её сдержанную улыбку. —Проснитесь, сударь,с вами Ирина!— она щёлкнула пальцами перед Сережей,— Хорошо сказано, да?— он лишь кивнул головой, а после попросил девушку читать дальше и погрузился в свои мысли.       Так просидели они до обеда. Пробило 12 часов и Есенин собрался уходить. Он выглядел растерянным и в тоже время на что-то решавшимся. —Так рано?— Сережа не мог не заметить, как растроенно проговорила это Кельцева. —Да дела, — ответил он, то и дело поправляя свои волосы. Они вышли в коридор и перед самым уходом он добавил, — у меня завтра день рождения, поэтому приходи, —Ирина обрадованно улыбнулась. —А если я не смогу? — Отказы не принимаются, иначе обижусь,— он тоже улыбнулся и хотел выйти, но вдруг остановился, — знаешь, дела подождут. Лучше собирайся, и пойдём к Мариенгофу. Думаю, он по нам соскучился.