Комната (The room)

Это лето кажется бесконечно длинным. Хенджин не жалуются, ему нравится тепло и палящие лучи солнца. В темноте зимы ему тяжело существовать, вечерами он даже не может заставить себя выйти из дома. Потому вечерние пары всегда остаются без его внимания к себе. Единственное место куда он вынужден ходить не зависимо от времени года и суток — это работа. Пусть он и живёт в отчем доме, но старается зарабатывать на своё пропитание и нужные вещи самостоятельно. Хван аккуратно подвешивает очередные колокольчики к потолку, но ветра пока нет, поэтому звона не слышно. Хенджин заканчивает со своеобразным украшением своей комнаты и решает, что ему нужно прогуляться. Ноги сами несут его на городскую свалку, куда доставляют вещи ещё пригодные к использованию, там люди могут найти что-то для своего быта. Пусть называлось это в народе свалкой, на деле перед входом висела табличка: «дай вещам вторую жизнь». Хенджин был рад дать второй шанс, чему-либо и кому-либо, кроме себя самого. Хван здоровается с дедушкой, который работает здесь охранником, но на деле мало кому нужно громить и без того старые потрёпанные вещи. Но находились дельцы, приходящие сюда для того, чтобы «весело» провести время. Поэтому помимо пары камер, посадили ещё и дедушку, который в случае чего мог нажать на кнопку вызова полиции. Хенджин бездумно бродит среди вещей, иногда натыкаясь на других посетителей. Откуда-то сбоку слышится ворчание и весёлый голос, оповещающий о том, что это им непременно нужно. Хван заглядывает за угол. Рядом со старым потрёпанным веками сервантом стоит паренёк, чей голос подбадривает двух других коренастых парней поднять сие чудо. — Привет, а ты чего прячешься тут? — у Хенджина от страха сердце уходит в пятки. Рядом с ним оказывается парень с волосами пылающими на солнце. Кажется в его шевелюре помимо огня затерялись ещё и бабочки. Хван сначала не понимает, как насекомые не улетают с чужой головы, но потом присматривается и видит, что это лишь заколки. Красивые заколки, блестящие. Хенджин бы хотел такие же. — Привет. На самом деле Хван не знает, как объяснить парню, почему он подглядывает за незнакомыми ему людьми. Наверняка со стороны это смотрится как минимум странно, как максимум подозрительно. Слова застревают в горле, а тело потрясывает и Хенджин не может объяснить себе подобную реакцию, но голос и эти бабочки…внутри всё переворачивается. Прямо позади слышится шорох перьев и громкое карканье, похожее на предсмертный крик. В голове что-то громко щёлкает, останавливая время вокруг. Хван слышит собственный крик, как бы со стороны, будто это он тот самый ворон, даже перья разлетаются в разные стороны. Приходит в себя Хенджин уже на пути домой. Он практически не помнил, как вышел со свалки и направился обратно в свою обитель. Дом встречает его прохладой кондиционера и вопросом И Соль, о том голоден ли он. Парень кивает и после того, как моет руки возвращается на кухню. Женщина уже расставляет гарниры на столе, рис дымится в чашках, а на тарелке жаренная рыба. — Ох, ты откуда такой? — Соль подходит к сидящему парню ближе. — У тебя тут перья в голове. Ты что, гонялся за воронами? — она тихо смеётся, доставая несколько перьев, затерявшихся в волосах. Хенджин их берёт и относит в комнату, к остальным подношениям. Почему-то ему кажется это очень важным, будто они имели какое-то сакральное значение, о котором Хван пока не догадывался. Вороны видят смерть. Так говорила его мама. *** Хенджин разрисовывает специальными красками ошкуринный сервант, который уместился под разваливающейся крышей веранды. Окно в комнату было открыто и оттуда доносилась музыка из граммофона. Хван включил классику, точно название он не помнил, но переливы фортепиано успокаивали бунтующий в последнее время разум. Хенджин вновь стал видеть сны и они его пугали. Проще было спать, погружаясь в белизну и просыпаться от трели будильника через мгновение. Он ненавидел эти картинки, что возникали в его голове после отбоя, потому что слишком часто из-за этого, отцу приходилось будить его. Хенджин не мог сам вырваться из ловушки сна, задыхался, кричал и у него не получалось вынырнуть, будто заключённый в воде под толщей из льда. Из мыслей его вырывает с корнем звук фотоаппарата. Хенджин вздрагивает и мажет кистью мимо. Сбоку раздается заливистый смех Минхо, а Хван на это губы дует и пытается исправить рисунок, попутно ворча на старшего. — Хей, да ладно тебе, не важно каким будет рисунок, важно, что именно ты нарисовал его, вложил в него свои старания, — Ли садится рядом, опуская ноги с веранды. — Ты создаёшь искусство, даже просто сделав одну единственную линию. Ведь главное, что именно твоя рука провела кистью над бумагой, — Минхо машет фотокарточкой, которую ему выдал Полароид. — Ты же знаешь, что это миф и фото не проявится быстрее, даже если ты будешь пользоваться ей, как веером? — Хенджин отвлекается от своего занятия и внимательно рассматривает профиль старшего, чей взгляд устремлён куда-то вдаль. Минхо молчит, подбирая слова, а Хван его не торопит, давая время и наслаждаясь тишиной между ними, на фоне которой слышатся звуки природы и музыка из граммофона. Ли не перестает размахивать снимками даже после комментария от младшего. — Пока ты веришь в этот миф, он будет работать, — Ли поворачивает голову и видит в глазах напротив свет, который мешает Хенджину видеть мир вокруг. Он ослепил себя, посмотрев прямо на солнце и теперь не может видеть тени, отбрасываемые вещами. Теперь Минхо понимает, почему их лица стёрты, а имена замазаны. Хенджин слишком долго смотрел в небо, забывая о том, что под его ногами есть земля, на которой его ждут другие люди. — Просто поверь в чудо и оно сбудется, даже если для этого понадобится много работать и ждать пять лет. Хван улыбается мягко и мажет кистью с красной краской по чужому лбу, довольно выкрикивая «Симба!». Старший естественно задумывает месть и вот они уже бегают по полю, все измазанные красками разных цветов, облепленные травой и лепестками. Минхо по итогу валит Хенджина на траву, щекоча и смеясь, Хван же старается избежать мучений, но старший сильнее и ему остаётся только вертеться под ним ужом. — Я тоже в деле! — выпрыгнувший, словно чёрт из табакерки, Феликс, присоединяется к безобразию наполненному щекоткой и поеданием цветов. К этому весёлому делу подключается Чонин, а затем и Джисон, который в обычное время старается избегать слишком уж близких физических контактов. Сынмин сначала пытается разобраться в происходящем безумии, но его быстро подключают к одной из воинствующих сторон. Никто даже не понял, когда они успели разделится на враждующие фракции, но конфликт набирал обороты. Тактические приемы шли вход вместе с криком и смехом. Всё это безобразие распутывали Чанбин с Чаном, которым пришлось ещё и воду в ванну таскать, чтобы измазанные красками партизаны двух сторон, смогли хотя бы немного привести себя в порядок. Хенджину было сложнее всех, длина волос и их цвет, выдавали сколько именно всего успело приклеиться к ним. Потому Чонин с Феликсом тщательно мыли волосы старшего, пеня в них принесённое кем-то жидкое мыло. Сынмин всё это действие фотографировал, а Минхо с Ханом первыми справились с последствиями кровавой войны, и ушли помогать другим старшим в приготовлении ужина. Электричество наконец снова провели. Младшие ввалились в комнату мокрые с головы до пят. Хотя изначальная цель была лишь смыть краску. Чан ворчал, выуживая многочисленные полотенца и разномастную одежду из коробок. Чанбин помогал младшим сушиться, а потом, как самый настоящий завхоз раздавал бельё, подбирая по размеру. Правда из-за того, что большинство вещей тут оставлял Чан или приносил на себе Джисон, то точного размера подобрать было невозможно. По итогу, Феликсу досталась футболка Джисона и шорты Чанбина. Чонину нашли просторную хлопковую кофту Минхо, случайным образом попавшую в одну из коробок, и спортивные штаны Чана, которые пришлось крепко завязать на бедрах. Хенджину из-за роста одежду подобрать было тяжеловато, но безразмерная футболка одного из старших, кому именно она принадлежала вспомнить они не могли, подошла хорошо, а вот вниз… Хенджин с высоко поднятой головой, закинув ногу на ногу, сидел рядом с Минхо. Тот то и дело пытался не смотреть под стол. Хван нашёл в коробке юбку, которая по признакам принадлежала сестре Чана. Каким образом она попала сюда, никто не мог даже предположить, но зато они теперь знали, что Хенджину идут даже юбки. После плотного ужина было решено играть в мафию, по иронии судьбы, Хенджину в первом же коне досталась роль самой древней работы и он каждую ночь ходил к Минхо, который оказался мафией. Оставшийся вечер они отыгрывали пару настоящего преступника и его «женщины», веселя остальных. Сами же парни под маской шуток осознавали непривычные для себя вещи. Минхо нравилась тяжесть Хенджина, восседающего на его ногах, а Хван пытался принять ощущение правильности от руки, которая то и дело, осторожно придерживала его за спину. Не было в этих жестах и позе ничего пошлого и отталкивающего. Она давала им понять самих себя. Ближе к полуночи они стали раскладывать матрасы, пледы и всё, что могло сгодится для сна. Хенджин юбку с себя стянул, футболка была достаточно длинной, чтобы он не смущал никого своим слишком откровенным видом. Правда потом Чан стянул с себя майку, а Минхо и вовсе остался в одних боксерах. Видимо только Хван заботился о такой мелочи, как одежда для сна. Потому что остальные реагировали на это спокойно. Минхо забрал кучу подушек в свой угол. Он устроил гнездо между коробками, баррикадируясь ими от Феликса, который ныл и желал спать прямо на нём, чтобы страшно не было. По итогу младший выторговал себе место между Чанбином и Чаном. Чонин свернулся калачиком на кресле, к которому были подставлены стулья. Сынмин лег прямо под стол, укутавшись сразу с три пледа. Хенджин застыл на мгновение, пока не прочёл во взгляде старшего Ли приглашение. Хван осторожно вступил на территорию города под названием крепость коробок и улёгся вплотную к Минхо, чтобы лишним движением не создать неожиданный оползень. Уже лёжа, практически засыпая, они рассказывали страшилки и городские легенды, вплетая в них частичку собственной жизни. Так, под мерный рассказ Чана о смотрителе леса, Хенджин провалился в сон, который принёс с собой ветер воспоминаний, так тщательно закрытых в недрах старого пыльного подвала. *** И Соль встревоженно смотрит в недра мусорного пакета, куда они отправляли только продуктовые отходы. В последнее время там всё чаще можно было заметить недоеденные обеды, булочки с двумя укусами и лапшу из рамена. После попытки поговорить, Хенджин перестал есть дома в принципе, ссылаясь на то, что в университете отличная столовая. Правда упустив тот факт, что в учебном заведении он появляется чуть чаще чем никогда. Ночевать тоже приходил редко, устроился на вторую работу в бар. Плохая идея для его ментального здоровья, хорошая для кошелька. Пока было тепло мог заснуть где-то по дороге домой на лавочке, когда стало холодать выбирал более комфортные места в саунах. Иногда спал в задней комнате кофейни, за что пару раз получал от Хены, которая всё чаще стала смотреть так печально, словно хотела что-то сказать. Хенджин прямо спросил хочет ли она его уволить, на что девушка покачала головой и удалилась в свой кабинет. Больше не комментируя ситуацию, когда находила своего работника ютящегося на маленьком диванчике. Пусть лучше тут, чем непонятно с кем и где. Очень часто Хенджин бродил по окрестностям. Ему казалось, что он забыл нечто очень важное и никак не мог понять, что именно. Шелест деревьев и кошки пробегающие мимо него по заборам, навевали флёр чего-то уютного и домашнего. Хенджин потерялся. В своих мыслях и своей жизни, за белой полосой пришла чёрная, а в руках поселился яркий фонарик. Ему нужно найти дорогу назад. Туда, где звучало фортепиано, были улыбки и громкий смех. Туда, где бабочки взлетали к крыше, из-за охотящегося на них кота. Вытаскивать упавшие в суп лепестки цветов, потому что на том же столе, где он ел, пересаживали растения в новые горшки. Включать фонарик и зажигать свечи, их не самый благополучный район часто страдал от перебоев электричества. Хенджин хотел обратно. Хотел к маме.