Комната (The room)

Хенджин ненавидит походы к своему психотерапевту. Нет, Чимин хороший. У него красивый тембр голоса, лёгкие шутки и такой же смех. Он умеет говорить не только о рабочих моментах, но и частенько идёт выпить с Хваном кофе из автомата внизу. Иногда они обсуждают политику, иногда звёзд, а порой других пациентов. На самом деле Чимин всегда выражается абстрактно, но Хенджин понимает, что тот говорит о конкретных людях из своей практики. Это его не смущает, даже если доктор разговаривает с другими о нем самом. Порой истории других, кажутся куда более наглядным примером того, что ты не один такой, и не нужно этого бояться. Чем непонятные общие фразы о твоём состоянии с точки зрения врачебной диагностики. Сегодня у Хенджина совершенно не было желания приходить сюда, часто такие визиты заканчивались слезами на глазах и разорванными шрамами, которые парень так старательно зашивал. Чимин осторожно подкрадывается к тому моменту, когда всё изменилось, но никак не может подойти ближе, стоит ему только нащупать нужную тропинку, как его грубо толкают назад. Хенджин поставил слишком хорошие замки на своих дверях в подсознание, установил камеры слежения и автоматическую программу самоуничтожения. Чимин боялся именно последнего, потому и не торопился, но он понимал слишком хорошо, что чем дольше дверь будет закрыта, тем труднее будет смотреть на содержимое, скрываемое за ней. — Посмотри на мой правый глаз, — терапевт не поднимает ручку, как часто это делает, чтобы указать нужное место. Он считывает в глазах напротив замешательство и понимает, что они снова сделали шаг назад. Хенджин давно потерял возможность распознавать лица. Для него все вокруг были похожи на безликие маски, за которыми могло скрываться что угодно. Это пугало и одновременно с тем помогало не обращать внимания на косые взгляды в свою сторону. — На той неделе ты четко смог описать мне своего кота по имени Минхо, — Хенджин кивает, но лица старшего всё равно вспомнить не может. Чимину же кажется, что этого кота не существует и потому Хвану удалось разглядеть его черты лица настолько детально. Если он существовал только в голове Хенджина — это многое объясняет. Если он придумал его самостоятельно, то и все черты лица и поведения мог воспроизвести настолько достоверно. — Может попробуешь рассказать о своем отце? Как сейчас выглядит мистер Хван? — из воспоминаний детства, когда Хенджин ещё отлично и спокойно мог идентифицировать людей, он описывал молодого папу достаточно хорошо. Хотя люди обычно помнят свое детство плохо, но Хенджин наоборот, мог похвастаться множеством воспоминаний оттуда, нежели из своей повседневной взрослой жизни. Хенджин старается. В голове всплывает образ отца из детства, который он пытается сравнить с настоящим. Кажется у него изменилась прическа, и он точно теперь носит очки. Иногда на лице появляется бородка, которую он ровняет в салоне, но часто просто сбривает. — А его глаза? Помнишь как он смотрит на тебя при общении? — Чимин всегда даёт подсказки, даёт направление, стараясь вести за собой, словно малыша, за руку. Хван пытается, правда. Старательно выуживая сегодняшний совместный завтрак с отцом и его невестой. Хенджин искренне был счастлив, что папа решил вновь связать себя узами брака с любимой женщиной. У него и мысли не было ненавидить свою мачеху или обижаться. Нельзя носить вечный траур и укладывать свою жизнь в гроб вместе с ушедшим человеком. Мысли резко переключаются на женщину, которая поселилась в их доме пару месяцев назад. Её лица Хенджин вспомнить не мог, но точно знал, что ногти у неё почти всегда окрашены в красный, волосы аккуратно заплетены в высокие причёски, и только дома она позволяет себе носить неприглядную безразмерную пижаму и очки в толстой оправе. — Получается, в другие дни она выглядит по-другому? — Чимин знает, что хватается за соломинку, но она была слишком важна, даже если и не сможет удержать наплаву тонущих людей. Хенджин вопросу не удивляется, он уже уплыл в воспоминания, позволил терапевту управлять своими мыслями. Извилистая дорога среди высоких деревьев, сотканных из тысячи мелких фрагментов его жизни. Крупная сетка забора, навсегда изменившая его жизнь и женщина, чьи волосы отдавали неестественной белизной. Да, обычно она не носит очки, часто теряет резинки для волос, которые потом находятся по всему дому. Она приносит ему украшения, оставляя на подоконнике, словно подношение. Хенджин все их носит, иногда одновременно, чем веселит…веселит…он точно помнит заливистый смех и мириады созвездий рассыпанных по лицу. Хенджин ненавидит ходить на приёмы к Чимину. В его глазах после визитов всплывают вещи, которые хочется оставить по другую сторону двери. Вот и сейчас, мир расплывался перед глазами, пока Хван упорно пытался делать вид, что не плачет посередине коридора больницы. Слышатся шаги. Хенджин тут же подбирается весь и старательно смотрит в экран смартфона, словно ищет там важную информацию, которая может спасти человечество. Смех заставляет его почувствовать холод. Мурашки проходятся вдоль позвоночника, а воздух застревает где-то в груди. Ему страшно поднять свой взгляд, страшно пошевелиться и привлечь внимания призраков собственного сознания. — Ох, Хенджин, ты ещё здесь? — голос Чимина помогает вернуться в реальность. Парень тут же голову поднимает и смотрит на двух парнишек, стоящих рядом с терапевтом. — У меня тут пополнение небольшое, — улыбается Чимин указывая на них. — Феликс и Чонин Ли. В голове происходит короткое замыкание. Хенджин не слышит голосов и не замечает никого вокруг. Ноги сами ведут его прочь, подальше от собственного сумасшествия. Хван останавливается лишь у дверей собственной квартиры и даёт себе пару минут, чтобы перевести дух, прежде чем войти. Парень не помнит точно, будет ли кто-то сейчас дома, но на всякий случай принимает максимально расслабленный вид. Отец всегда переживает о его состоянии после походов в больницу. Квартира встречает его тишиной и запахом каких-то цветов. Из-за женщины вся квартира постепенно превращалась в подобие оранжереи и затхлый запах законсервированных под одной крышей жизней, превратился в цветущий разными ароматами палисадник. Хенджина это более чем устраивало, всё же он желал для отца лучшей жизни. Ему не хотелось, чтобы папа зачах под гнётом опеки над проблемным сыном и тяжёлой работой. Хенджин сразу направляется в свою комнату. Ему просто необходимо скинуть с себя уличную одежду и переодеться во что-то более удобное, чем узкие джинсы и рубашка, давящая на горло не хуже удавки. На столе подношение: маленькие, но очень красивые серёжки-гвоздики. Парень не разбирался в камнях, но эти сияли так, что хотелось утонуть в их свете. Подношения стали появляться не сразу. Подруга отца кажется первое время старалась наладить с ним отношения, но когда поняла, что Хенджин едва ли в силах впустить её в свой мир, перестала пытаться делать это обычными методами. Эта креативная женщина нашла другой подход. Она устроила на его столе что-то вроде алтаря. Букет из засохших цветов, стоящие кристаллы разного размера, карты и глубокая деревянная миска, на небольшой подставке. С разной периодичностью в этой самой чаше появлялись предметы, которые Хенджин сразу же клал к себе в карманы или надевал. Первым подношением был небольшой кулон в виде бабочки с инкрустированными камнями крыльями. Рядом с букетом бумажка сложенная надвое, обычно нечто подобное оставляют около священных мест, а не на столе парня. Хенджин записку открыл, там и правда было нечто вроде загаданного желания. Женщина попросила написать три любых слова. Парень без промедления откопал в одном из ящиков ручку и записал первое, что пришло в голову: бабочка, кот, хлорка. В доме перестали использовать агрессивные моющие средства и теперь везде пахло только лавандой и апельсинами. Хвану нравилось. Серьги были сразу же надеты в проколотые хрящи сбоку, а парень взял очередную записку. «Напиши три имени». Хенджин даже не задумался, взял ручку, вернее нечто вроде стилизованного пера (одно из подношений) и быстро написал: Феликс, Минхо, Чан. Хван не был уверен где слышал последние два, но первое сегодня точно произнёс Чимин, если всё это не было бредом или сном. Парень осторожно сложил бумажку с ответом и положил её на место и только после этого пошёл переодеваться. На улице было жарко, но вечер частично унёс за собой духоту. Хенджин, как самый настоящий шаман, надел на себя просторную хлопковую рубаху с рукавами в три четверти, обычно такие носят в Индии и короткие шорты, едва выглядывающие из-под полов рубахи. Где-то в квартире слышалось тиканье часов и Хван понял, что опаздывает. Волосы, ещё мокрые после душа, с трудом дали надеть на себя заколки, которые беспощадно в них запутались. Руки почти до локтя обзавелись браслетами, забавно брянчащими при ходьбе, многочисленные кольца по паре штук на каждом пальце. На шею чокер, весь усыпанный кристалликами и три подвески разной длины. Летом даже ноги покрывались блеском, отпугивающим чудище, прячущиеся во тьма, браслеты на лодыжках и пара колец на пальцах. Защищённый со всех сторон, Хенджин вытащил из холодильника яблоко и бросился прочь из дома. Тропинку никогда нельзя было увидеть издалека, она появлялась резко и словно бы из неоткуда. Хван прыгнул прямо на её начало и стал распугивать бабочек, то ускоряя свой шаг, то замедляя, если замечал особенно красивый экспонат, и даже фотографировал на телефон. Для Минхо. Солнце катилось в зенит, но это совершенно не пугало. Хенджин уже издалека видел горящую маленькими лампочками комнату. Недавно они с Феликсом и Сынмином рылись на свалке и нашли огромное количество выброшенных гирлянд, почти все были нерабочие из-за одной или двух лампочек в середине цепочки. Чанбин на пару с Джисоном возились над ними добрую половину недели, и с триумфальным кличем, смогли включить каждую из них. Было решено обвить их маленькую лачугу этими светлячками, на случай, если кому-то будет тяжело найти путь. Правда все знали, что только Чонин терялся, однажды блуждал почти месяц. Чан тогда впал в отчаяние, а Феликс почти не разговаривал. Лампочки задорно помигивали из-за нестабильности электричества. Это могло вылиться в очередную проблему, но было решено, что это будет проблема их из будущего. — Привет, хен, — Хенджин аж взвизгнул от неожиданности. Чонин возник рядом с ним совершенно бесшумно. Похоже реакция старшего его рассмешила настолько сильно, что он едва не начал задыхаться. Хван надул губы, но тут же получил лёгкий совсем невесомый поцелуй и растаял. Чонин всегда был таким. Читал Достоевского, портил поля книг, оставлял свои метки на каждом, кто не ожидал этого, но сам в руки не давался. Он был таким маленьким юрким Феньком. Хенджину нравилось. — Похоже сегодня только мы, — Чонин жуёт длинную ленту мармелада, даже не думая предлагать кусочек Хвану, а тот и не хотел. У него от этого слишком сильно сводило зубы. Они располагаются на скамейке прямо под окном, из которого к слову тоже льётся свет. Никакой экономии. Солнце окончательно исчезает за горизонтом вместе с их мыслями о важном. Чонин рассказывает о важности русской классики в мировой литературе, а Хенджин объясняет, почему не стоит убивать людей топором. Голова младшего падает на плечо Хвана без предупреждения. Чонин продолжает вещать о Чеховом ружье и синих шторах. Хенджин растворяется в его голосе, постепенно уводя чужие рассуждения в другую сторону. У Чонина с детства проблема с восприятием себя в мире и восприятие мира, как таковое. Не было никаких переломных моментов или триггеров. Он просто однажды заявил маме, что Феликс ненастоящий и им срочно нужно от него избавиться, иначе он сильно навредит им. Ему было семь. Так походы в больницу стали рутиной, а разговоры со странными людьми в белых халатах обыденным занятием. Чонина учили жить с его недугом, иногда забирали на месяц другой в стационар, если наступали особенно тяжёлые времена. Трижды младший Ли пытался в панике содрать с лица брата кожу, потому что ему казалось, что темные пятна на лице начинают разрастаться и скоро поглотят его лицо, оставив лишь безликую маску. Феликс стойко переносил подобные наваждения и совершенно не обижался, хотя какое-то время пользовался косметикой, чтобы скрыть веснушки. — Мне так жаль, что из-за меня он долго ненавидел свою внешность, — в голосе Чонина столько боли, что Хенджину непременно хочется забрать хотя бы частичку себе. — Его веснушки очаровательны, но он только пару лет назад перестал пользоваться этими ужасными осветляющими кремами, которые пагубно влияют на кожу в целом. Первый виток мармеладки закончился, но у младшего был припрятан ещё один. Самым сложным в его диагнозе было своевременная реакция. Он мог спокойно жить пару тройку лет, отмечаться у психиатра и пить таблетки, но если вовремя не поймать переход, то жди беды. Осенью того года он пытался изгнать злые силы из маминой сестры, ему казалось, что за ней ходит какая-то темная сущность. Она пугала Чонина так сильно, что он не поленился сходить купить всё нужное для проведения ритуала очищения и даже облил тётю святой водой. После чего заперся в ванной и отказывался пускать кого бы то ни было, потому что вместе с ними могла войти и она. После этого ему пришлось лежать в больнице больше месяца. Самый короткий срок на его памяти, чему все были рады. Это говорило о том, что Чонин начал справляться чуточку лучше. — Тебе страшно жить? — Хенджин не знает, как деликатнее задать такой вопрос, поэтому говорит как есть. — Нет, — младший отвечает легко, даже голос не дрогнул и Хван ему верит. Мальчишка рядом с ним сильный, по ощущениям сильнее всех них и в особенности самого Хенджина. — А тебе? — Я даже не уверен, что жив.