Комната (The room)

У Хенджина с равновесием всё плохо, он и на велосипеде-то катается с огромным трудом. Поэтому прыгающего по заборам Минхо представить ему сложно. Хван никак не может понять, каким образом можно в жизни повторить нечто подобное. Но Ли рассказывает об этом так обыденно, словно все люди умеют делать нечто подобное. Хенджин смотрит на него с приоткрытым ртом, хватаясь за каждое произнесённое старшим слово. Сегодня они в комнате вдвоём, придут ли остальные — неизвестно. За окном неожиданно началась метель, скоро она закончится, в их городке редко бывают продолжительные снегопады. И всё же, захотят ли другие обитатели этого места идти в подобную погоду через лес, непонятно. Поэтому они ютятся вместе около печи, завернувшись в тёплые пледы. Звуки ветра заглушает мелодия из всё того же граммофона, а голос Минхо так естественно вписывается во всё это. Для Минхо бег был смыслом жизни, потому что если он остановится хоть на миг, то призрак прошлого поймает его и уже никогда не отпустит. Как это было в детстве. Маленький Ли часто лазил по деревьям, прятался там от криков, доносящихся из-за тонких стен, и считал ягоды на ветках. По весне он собирал почки в маленькую коробку из-под спичек, летом коллекционировал бабочек. Хенджин на этом моменте хмурится. Он никогда не понимал, как можно поймать живое существо, прикрепить его иголками к рамке и накрыть стеклом. Пусть это и красиво, но слишком мрачно, всё равно что собирать по крупицам смерть вокруг себя. Хван мог коллекционировать её и без ловли бабочек или жуков, слишком уж близко она находилась к нему. — Нет, я никогда их даже не ловил, — Минхо резко встаёт и уходит к углу, где свалены все коробки. Хенджин тоже поднимается, начинает извиняться, пугаясь, что своими размышлениями обидел кота, а этого ему совершенно не хотелось. Ведь он только-только начал спокойно реагировать на чужие прикосновения и почти постоянно приходил под бок, когда собирался подремать. Но старший машет в его сторону рукой и начинает копошиться среди коробок, явно наслаждаясь этим занятием. Хван улыбается еле заметно и вновь садится на своё место. Он следит за тем, как Минхо упорно разбирает хлам, накопленный в углу, и ругается на Феликса, который этот самый хлам сюда и таскал. Хенджину уютно, даже когда он слышит этот ворчливый тон. На самом деле всё в Минхо вызывает в нём комфорт, кроме одной вещи: его частого отсутствия в жизни. Хван стал его запоминать, но комната всё ещё была другим миром, отделенным от той реальности, где есть университет, квартира, пахнущая теперь женскими духами, и работа с привкусом горького кофе на губах. С победным выдохом Минхо вытаскивает откуда-то со дна толстый альбом и с довольной улыбкой возвращается на место рядом с Хенджином. Ли открывает книгу, и перед Хваном предстают фотографии, сделанные на Полароид. Множество снимков бабочек, какие-то смазанные, какие-то очень чёткие, словно с эффектом зума. Хенджин заворожено перелистывает страницу за страницей, пока не натыкается на самую последнюю фотографию. Там тоже бабочка, только на руке. Не татуировка, она вырезана чем-то острым, алые капли крови медленно стекают вниз. Минхо тут же тушуется и пытается забрать альбом. Хенджин отдаёт его сам. Хван смотрит на Ли, который отложил снимки куда-то в сторону и застыл, будто пытаясь исчезнуть на месте. Хенджин, не говоря ни слова, просто закатывает рукав своего свитера на левой руке и показывает Минхо свои художества. Хван всегда любил рисовать, не важно чем и где, главное, чтобы яркие краски сияли, передавая все эмоции. И порой сдерживать их было совершено невозможно, и он рисовал уже не маркером, а обычным лезвием, стараясь утопить в этом ощущении всё, что так терзало больную голову. Минхо неожиданно двигается ближе, поднимает свой рукав, под которым прячутся узоры бабочки, и берёт ладонь Хенджина в свою, переплетая их пальцы. Становится спокойно. Их раны воссоединяются, словно два потерянных осколка красивой расписной вазы. Остаётся только налить в неё воды и поставить цветы, чтобы вдохнуть жизнь. Сколько они так сидят в полном молчании, слушая звуки мелодии, струящиеся из граммофона, и завывания ветра, никто не знает. В печке потрескивают бревна, а Хенджин грезит о лете и солнце. Вопреки ожиданиям, в комнату врывается ветер, перемешанный со снегом. Он приносит вместе с собой большого медведя и дракона, который цепляется своими когтями в чужую куртку, чтобы его не сдуло раньше времени. Феликс замечает переплетённые руки раньше, чем пара успевает разорвать эту картину, вновь разбивая вазу о пол. Правда, младший ничего не говорит, с ворчанием скидывает с себя куртку прямо на пол и бежит в сторону чайника, рассказывая попутно о том, что у него сегодня изумительно красные губы. — Потому что ты решил наесться рябины, — ворчание. — Еле достал его с дерева, чтобы не убился, — Чанбин машет головой, стряхивая снег, и тоже кидает куда-то в сторону свою куртку. — Рябина полезная и вкусная, — тут же заявляет младший и высыпает запасы этой ягоды из своих карманов. — Пожалуйста, не клади её в чай! По крайней мере, пока не помыл, — тут же восклицает Со и бежит в сторону кухоньки, останавливая в последний момент Феликса от того, чтобы насыпать ягоды сразу в заварник. Хенджин и Минхо всё ещё молча наблюдают за этой сценкой, их настолько сморило, что совершенно не хотелось двигаться. Да даже говорить было лень. Их головы соприкоснулись одновременно, и никого этот факт не удивил и не смутил. В таком положении их застаёт Чан, вошедший в комнату. На лице парня читается тревога, которая передаётся сразу всем. Обе парочки тут же оказываются возле стола. Они все словно собрались на совещание в офисе. Взгляды прикованы к Чану, который с тяжёлым вздохом прямо в верхней одежде опускается на стул. В глазах плещется отчаяние. Почему-то всё становится понятно без слов, кажется, в этой комнате они в принципе не всегда были нужны. Порой хватает вот такого мгновения, которое рассказывает куда больше, чем красиво сотканное полотно из букв. Они в полном молчании пьют чай с рябиной, и никто даже не вспоминает о том, помыл ли её Феликс или кинул так. Это не важно, важно другое. Один из них потерялся в лесу, и неизвестно, когда вновь сможет найти дорогу в комнату, где из самых тёмных мотков нитей, собранных из их ран, они ткут новое покрывало с яркими звёздами в небе, любовью, похожей на сахарную вату, и дружбой крепче вибраниума. *** Они вновь вдвоём. После потери Чонина Чан и Феликс стали редко появляться. Хан вместе с Чанбином притащили какое-то музыкальное оборудование, непонятно как оказавшееся на любимой свалке Феликса, и теперь часто сидели в углу, пытаясь починить это чудо. Сынмин обычно приносил настольные игры, в которые они могли играть, слушая фоном ворчание из угла и редкий грохот падающих инструментов. Но сегодня в комнату пришли только Минхо и Хенджин, их словно примагнитило друг к другу, и теперь они появлялись тут почти одновременно. Никто из них не пытался найти контакт вне стен, словно это разрушит их идеально сотканный маленький мир. Потеря кого-то ещё будет слишком сильным ударом по этому месту. Минхо варит кофе в турке, пока Хенджин, забравшись с ногами на стул, что-то рисует в своем альбоме. Тишина никогда не кажется им давящей, наоборот, она наполняет их, позволяя насладиться мгновениями обычной жизни. Такой, о которой говорят другие. Хван — большой фанат кофе, Ли это сразу для себя отметил и стал приносить разные зёрна, добавки, пакетики три в одном, даже с Феликсом раздобыл где-то старинную кофемолку. Теперь вместо запаха чая тут витал мягкий обволакивающий аромат кофе и грусти. — Как ты думаешь, — Хенджин вздрагивает, когда старший ставит перед ним кружку: слишком сильно погрузился в свою работу. — Прости, — лёгкий смешок. — О чём? — Хван откладывает альбом и берёт кружку в руки, грея об неё вечно холодные пальцы. — Чонин, — Минхо непривычно для себя мнётся, подбирает слова, но они не нужны, ворон понимает и так. Поэтому они тут вдвоём, поэтому в волосах Хенджина столько блестяшек, а на руках браслеты Феликса, словно защитные амулеты. — Он придёт, — Хван уверен, он сам не может объяснить, откуда в его голосе столько твердости. — Завтра, после заката, вместе с Феликсом. Минхо смотрит прямо в чужие глаза напротив и одновременно хочет оказаться ближе и убежать как можно дальше. Хенджин другой даже по сравнению с ними — от него веет могильным холодом. Но Ли, вопреки всему, не боится ни этого, ни тени, прячущейся позади парня. Хван встаёт и пересаживается на матрас у стены осторожно, стараясь не расплескать повсюду кофе, как это обычно делает неуклюжий медведь. Хенджин поднимает свой взгляд на старшего и хлопает по месту рядом с собой. Минхо не заставляет себя долго ждать и оказывается около Хвана достаточно быстро. Они соприкасаются плечами и молча пьют кофе, хотя на языке вместо горечи тысяча вопросов, которые так и рвутся наружу. Дело не в страхе услышать ответ, а в боязни причинить ещё больше боли — её и так слишком много в этом маленьком пространстве. Она спрятана в многочисленных коробках, закрыта в шкафчиках и укутана в плед. Но иногда неплохо посмотреть внутрь, чтобы точно знать, где и что ты хранишь. Хенджин щёлкает фонариком, который ему вручил вчера Феликс перед уходом. Дракон почти всегда знал всё наперёд и чувствовал куда лучше многих из них, хотя и прятал под рубашкой многочисленные награды, взятые вместо своего брата. Хван ставит чашку на пол и усаживается по-турецки, разворачиваясь лицом к Минхо. Щелчок, и свет фонарика бьёт в самое сердце кота, освещая ему путь к своему личному солнцу. — Он умер, — начинает Ли. В его голосе нет сожаления об утрате или чего-то подобного, он просто констатирует факт. — Я думал, что как только крышка его гроба захлопнется, мне будет без надобности умение прыгать по крышам. Хенджин вслушивается в каждое слово, стараясь уловить даже самые малейшие изменения в голосе старшего. В свете лампы блестит большая серёжка, к которой кот тянет свою лапу и, удовлетворенный звуком бренчащей безделушки, вновь возвращает руку на своё колено. — Мама привела его, когда мне было пять лет. Мой отец был успешным бизнесменом, и одна из секретарш увела его из семьи. Мама была разбита, она ходила к нему вместе со мной, устраивала сцены в холле отеля и офиса, оставляла меня на пороге его дома с записками, в которых содержались угрозы. До этого они были счастливой семьёй. Мама обожала строить из себя важную птицу, показывая другим свои цветные перья, но отец быстро утратил интерес к пёстрым переливам и упорхнул из гнезда. Он был не против общения с сыном, постоянно выделял деньги, но матери этого было мало. Ей хотелось обратно в золотую клетку, из которой её так нагло выселили. Минхо было всё равно, пока мама не потратила последние сбережения на каких-то парней из мафии, чтобы они подпортили жизнь её бывшему мужу. После этого Ли уже никогда не видел своего отца, а они сами переехали из престижного района в небольшую бабушкину квартиру. Там всегда пахло печеньем и цветами. Верхний этаж квартиры выходил на крышу, где бабушка устроила небольшой сад с различными цветами. Она учила Минхо ухаживать за ними, пока его мама топила своё горе, забывая о существовании своего отпрыска. Минхо никогда и никого так не любил, как свою бабушку. Она водила его в школу, на занятия по плаванию, занималась с ним уроками. И всё, казалось бы, наладилось, мама нашла какую-никакую работу в местном баре, откуда часто возвращалась уже под утро. Но ничего не может длиться вечно, как бы маленькому Минхо этого ни хотелось. В один из дней мама пришла домой не одна, а с ним. Человеком, который остался в их квартире непрошеным гостем. Минхо не знал, за что именно мама любила этого человека, но она готова была закрывать глаза на все его проделки. Он грубил бабушке, раздавал оплеухи ребенку, но это было только начало конца. В один из дней после школы Минхо вернулся чуть раньше домой и увидел, как этот человек ударил его бабушку по лицу и она упала. Дальше всё как в тумане. Мама повторяла без остановки, словно мантру, что это несчастный случай, бабушка плохо видела и споткнулась о ковёр. Ли пытался сказать правду, но его заткнули, говорили, что шок и он видел только, как тот человек пытается помочь бабушке. Минхо не верил, как и ему не верил никто. Дальше наступил ад. Этот человек не умел в разговоры, он знал только язык жестоких жестов и грубых слов. Мама ругалась с ним, но они продолжали жить все вместе, а Минхо учился лазить по крышам, чтобы длинные руки не успели схватить его. — Я всё ещё бегу, хотя он давно уже остановился, — шепчет старший. Хенджин щелкаёт фонариком и оказывается настолько близко к Минхо, что тот, не раздумывая, притягивает его, усаживая на свои колени. Ли утыкается носом в чужое плечо и дышит весной, хотя на улице ещё зима. Хенджин дарит ему покой, и это единственная важная вещь в этот момент. За окном светает, лучи солнца проникают через стекло в уже пустую комнату.