Связь
10 ноября 2023 г. в 06:15
— Ну же, ведьма, просыпайся, — Бакуго осторожно опустил безвольную, но нежную девичью кисть с застрявшими под ногтями пеплом и грязью.
Его отчаянный шëпот остался без ответа, и ни один мускул в теле, едва пахнущем жизнью, не дрогнул. Нет, не притворялась ведьма уже пятые сутки, и еë тяжëлый сон оставался нерушимым. Хуже всего было то, что Бакуго не имел ни малейшего понятия, как же помочь своей ведьме. Оборотни предпочитали отгрызать отравленную конечность, а не выводить яд; без сожаления они лишались поражëнного магией куска плоти, если знали, что это спасëт их жизнь. А обычные, не слишком тяжëлые раны вполне могли зажить без постороннего вмешательства — оборотни хоронились где-нибудь в покое и зализывали их. И уже скоро могли вернуться в строй. Таинство лекарского искусства было открыто немногим, врачеи встречались редко, хоть и чрезвычайно почитались многочисленным оборотницким обществом. К сожалению, Бакуго, будучи крепче большинства ровесников, никогда не интересовался тем, как лечить, хоть и мог пользоваться положением сына главы стаи и учиться у лучших. Незрелому оборотню было гораздо интереснее учиться убивать, поэтому сейчас он мог лишь уповать на крепость тела и духа Очако.
Собственным теплом и жаром от печи он грел девушку, пытался напоить жирным бульоном из кроликов и перепëлок. Обращаясь полуволком, зализывал еë раны, ведь если оборотням это помогает, должно и ведьме? Жевал противный подорожник и замазывал сочащиеся раны травяной кашицей (всë, что отцу удалось вложить в голову сыну о медицине), пытался разобраться в ведьминых зельях, кореньях и записках, бегал по ближайшим сëлам и городам, да только те были оккупированы церковниками. Лишь у одного знахаря удалось урвать какую-то дурно воняющую мазь, но помогала ли она, пока не было понятно. Что Бакуго знал о ведьмах? Он понимал, что совсем ничего. Тело у ведьмы было совсем обычное, девчачье — без дьявольского хвоста, торчащего из копчика, без когтей, трëхпалых ступней и прочей ереси, о которой говаривали крестьяне, монахи да древние, бредящие старожилы-оборотни, из которых давно сыпался песок. У оборотниц, которых знал Кацуки, были такие же тела — руки, ноги, животы, задницы. Тонкие коричневые волоски на предплечьях и икрах, поросль жëстких волос на причинном месте, светлые полосы растяжек на мягком брюшке и бëдрах, шрамы от огня и мечей. Разницу оборотень увидел лишь в том, что ведьмочка была гораздо мягче, круглее и ниже, чем оборотницы — те, включая мать, много сражались, охотились и просто двигались, и были как на подбор жилистыми, крепкими, а украшенные прессом животы округлялись лишь когда у женщины в семье планировалось пополнение. И магией от них практически не пахло.
От Очако тоже сейчас не пахло. И, в отличие от случая с оборотнями или людьми, это было ужасно противоестественно, неправильно — пугающе. Быть может без фамильяра в таком состоянии ведьма не могла создавать и черпать магию, хоть та пропитывала весь еë дом, а оставшейся магии не хватало, чтобы подлатать тело? Бакуго плохо знал, как работает связь фамильяра и ведьмы — лишь то, что после разрыва их связи ведьма становится в разы слабее. И Бакуго уже не думал, почему так сильно переживает за ведьму. Не до того было. Все мысли были лишь о том, как помочь Урараке. И уставший мозг скандировал — «хоть бы очнулась».
Временами Бакуго улавливал вонь солдатов, охотников или шавок Инквизитора, и хотя те были слишком далеко, а лес и магическая завеса продолжали защищать дом Очако, оборотень гасил печь. Не хватало ещë, чтобы кто-то нашëл их по дыму из трубы. Тоже самое случилось и на шестой день. Уже поздней ночью Кацуки, обегая окрестности, повëл носом, ощетинился и в несколько прыжков оказался у дома, чтобы снова погасить печь. Очень ему не нравилось, что и монахи, и охотники, появлялись в этих лесах — такого не было за всë время, что Бакуго жил у Очако. А после той бойни в городе каждый день кто-то сновал туда-сюда. Велико было желание оборотня выследить их и разодрать в клочья так, чтобы нашедшим остатки трупов ещë долго снились кошмары, но он понимал, что в таком случае отправят Жрецов, чтобы те по-настоящему начали прочëсывать местность и уж их простенькая магия леса не собьëт с пути. С бессознательной Очако Бакуго будет гораздо сложнее сражаться и даже уйти от погони вряд ли получится легко. И это в случае, если Жрецы не решат сжечь весь лес вместе с ними.
— Сначала ведьма, потом всë остальное, — решил для себя Кацуки.
Он скинул одежду и забрался под тяжëлые одеяла к ведьме до того, как в избе станет по-ночному холодно и прижался горячим телом к Очако, согревая еë. Урарака казалась такой холодной, что Бакуго боялся — без постоянного тепла растают крупицы надежды на еë пробуждение. Спал Кацуки как обычно чутко. Не дремало его охотничье чутьë; беспрестанно шевелился кончик носа, нервно подрагивали светлые ресницы от движений глаз под закрытыми веками. Человеческое тело было готово в любой миг обратиться в волчье. А потому слабое шевеление ведьмы Бакуго почувствовал сразу и распахнул алые глаза так резво, словно и не спал вовсе, лишь лежал, прикрыв веки. И замер, принюхиваясь и присматриваясь — не показалось ли?
Не показалось. Задрожали пушистые ведьмины ресницы, слегка нахмурились округлые бровки, зашевелился маленький подвижный рот и наконец приоткрылся, шелестяще выпуская воздух. Урарака вдохнула всей грудью, попыталась приоткрыть глаза, облизнув пересохшие губы, и Бакуго, потеряв над собой контроль, вильнул хвостом и влажно лизнул ведьму в нос по-волчьи длинным языком.
— Я знал, что ты сильная, Щекастая, — прошептал оборотень и до того, как Урарака успела как-то отреагировать, выскользнул из-под вороха одеял, и, как был нагишом, выскочил из домика.
Очако шевельнула пальцами, возвращая контроль над телом, но не успела она попытаться склепать простенькое заклинание, Бакуго уже вернулся и протопал к печке.
— В последнее время слишком много крыс расплодилось по округе, — злобно проворчал он, не думая о том, способна ли Урарака воспринимать информацию после практически недельной отключки.
А ведьма не стала говорить, что знает о «крысах». И несмотря на слабость в теле, разум еë был крепок и твëрд. Рассказывать Бакуго, что «без сознания» она была по своей воле — да и в сознании она по сути оставалась, казалось ей себе дороже. Да и смысла она в этом не видела. Невозможно объяснить созданию, так далëкому от магии, все тонкости и сложности. Сама Очако обучалась несколько веков назад — когда учиться у колдунов и ведьм было честью и мечтой каждого, когда единороги и пегасы ещë существовали, когда драконы не скрылись в пещерах недоступных горных хребтов, когда тем, кто отличался от людей, ещë не приходилось выгрызать зубами право на жизнь. С тех пор прошло так много времени, что слова наставников, которые когда-то объясняли несведущей девочке всë о сложной, но прекрасной магии, в еë памяти истлели. После учëбы она вспоминала наставления всë реже — магия стала частью Урараки. Руки сами выводили узоры, которым когда-то учила Мадам Полночь, тело само вставало в стойки, которые показывал ей один известный боевой маг, глаза сами выискивали в бескрайней зелени лесов полезные и ядовитые травы. Потом ведьма начала совершенствоваться самостоятельно, много изобретала и экспериментировала, но при всëм своëм опыте не знала, как объяснить. Она ведь слышала всë, что происходило в лесу, чувствовала запах стряпни Бакуго и тепло его тела, слушала бурчание и просьбы бороться.
Сейчас она снова слушала его ворчание похожего содержания, но лишëное той паники и переживания, молча смотрела, как оборотень хозяйничает в еë небольшой избе, и старательно не сводила глаз с его напряжëнного лица. Она догадывалась, что Бакуго хотел бы справиться о ведьмином самочувствии, поделиться о своих переживаниях, но он лишь ругался на бестолковую ведьму, которая лезла на рожон и совсем не заботилась о себе. За время, что они провели под одной крышей, Урарака успела понять невольного соседа.
Через несколько минут Бакуго за подмышки подтянул ведьму выше, усаживая в кровати, и всучил глиняную кружку с каким-то травянистым чаем.
— Что это? — хрипло просипела Очако и прокашлялась. Хоть еë разум и бодрствовал, тело до конца не пробудилось.
— Чай, — буркнул Бакуго и внимательно всмотрелся в ведьмино лицо.
Урарака принюхалась и припала губами к краю чашки. И после такой долгой жажды, этот незамысловатый, приятно пахнущий чай, казался божественным нектаром. Ведьма выпила весь за несколько больших глотков, проглотила пару попавших в рот листьев, и протянула подрагивающими руками кружку Бакуго.
— Сейчас жрачка будет, — с практически ощутимым счастьем в голосе произнëс оборотень и отвернулся к печи, когда Очако спустила одеяло от груди и нарисовала на свежих бинтах незамысловатую закорючку.
Смотреть на вырисовывающую искрящиеся символы руку ведьме не было смысла. Она подняла глаза на широкую спину Бакуго, исполосованную старыми шрамами и затягивающимися ранами после недавней бойни в городе, потом скользнула взглядом по пояснице и уже тогда дошла до крепких мускулистых ягодиц. Когда оборотень ходил из стороны в сторону, Урараке открывался вид на его свободно свисающий член. И хотя ведьму, которой уже перевалило за пятьсот лет, нельзя было пронять таким, она почувствовала, как жар стыда обжëг щëки, когда Бакуго развернулся и обратился к ней.
— Как самочувствие, Круглолицая? — сначала спросил он, поворачиваясь, и тон его мгновенно изменился с нейтрального на хитрый. — Если пялишься, значит нормально. Нравится, ведьма?
Урарака сползла под одеяло и что-то невнятно пробурчала.
— Вот заживут твои раны… — многозначительно произнëс оборотень.
— Они уже зажили, — буркнула ведьма из-под одеяла и, поняв, как это прозвучало, снова высунула нос. — Даже не думай. Я не это имела в виду.
Бакуго хохотнул и протянул ей дымящуюся тарелку. Когда она поела, а он снял с неë бинты, убеждаясь в том, что от ран остались лишь розоватые следы, он заставил ведьму лечь спать. И только утром завëл разговор, о котором думал последние дни.
— Может ли ведьма завести нового фамильяра после смерти первого?
Очако, просовывая руку в рукав ночной хлопковой рубахи, замерла.
— Вообще, конечно, да. К чему ты это?
— А какие-то условия для выбора фамильяра есть? — Бакуго проигнорировал вопрос ведьмы.
Урарака оделась и почесала щеку.
— В принципе, ничего особенного. Чем сильнее существо, тем сильнее мы становимся после установления связи. К тому же важна связь и до ритуала. То есть взять с улицы кошку и сразу сделать еë фамильяром можно, конечно, но довольно глупо, — задумчиво ответила Очако.
Намекал ли Бакуго, что без фамильяра Урарака была слишком слаба, и ей нужно обзавестись новым? Возможно, конечно, хотя он скорее сказал бы об этом прямо. Слишком уж не заботился оборотень о том, что может кого-то обидеть.
— Но можно совершенно любое сильное существо взять в фамильяры? — продолжил свой допрос Бакуго.
— Ну… Зависит от его уровня. Обычного животного довольно просто сделать фамильяром — и безопасно для ведьмы. Можно заключить договор с разумным существом. Например, обычными или низшими духами. Раньше, конечно, заключали договоры с пегасами, единорогами… — Урарака сделала небольшую паузу, чтобы у Бакуго была возможность вставить слово, но он промолчал. — Моим фамильяром была каппа. Хозяйка озëр. Не высший дух, конечно, но достаточно сильна. Обычно выбирают кого-то попроще. Водяные — своевольные духи. Но мы подружились. Так что ничего невозможного, я полагаю. Разве что людей и других ведьм, колдунов и магов мы не сможем сделать фамильярами.
— Значит и оборотней можно?
— Наверное, — Урарака пожала плечами. — Ещë когда я училась, я слышала легенды о колдуньях, в фамильярах которых ходили сатиры, сирены, дракайны… Подожди…
Бакуго закатил глаза.
— Да, Щекастая. Я хочу быть твоим фамильяром. Только сначала расскажи обо всех подводных камнях.
Очако неуверенно потеребила завязки на рубахе и вздохнула. Терять ей было нечего. Бывали случаи, когда фамильяр пытался предать ведьму и тогда горем обращались эти попытки для них обоих. Но почему-то Урарака не могла представить, что Бакуго попытается предать еë. Проблема была в другом — ведьма отчаянно не хотела испытывать то же, что испытала в день, когда погибла Асуи.