Я: что гепарин?
Ответ не заставляет себя ждать. Арс: Мазь для твоей попы :) Антон закатывает глаза и краснеет ушами, но добавляет еще один пункт в список будущих покупок в аптеке. Ягодица все еще давала о себе знать. Телефон вновь завибрировал. Арс: Обрати внимание, не гепариновая мазь, а именно гепарин Антон вновь закатывает глаза, но мысленно благодарит учителя за важное уточнение. Купив в аптеке все, что планировал, Шастун наконец-то едет домой. По дороге от метро он идет устало и медленно, у него гудят пятки и саднит попа, он хочет кушать и спать. Первые дни после каникул выдались насыщенными, есть о чем порефлексировать. — Шастун, не спи, замерзнешь, — слышит Антон голос учителя позади себя. «Блять, следит он за мной что ли?» — проносится в голове. Антон стискивает зубы и медленно оборачивается. — Арсений Сергеевич, — сухо поприветствовал он физрука. — Антон, — кивнул Попов. — Ты так медленно идешь, что я всерьез опасаюсь, что ты замерзнешь по дороге. — У меня болят ноги, — немного жалобно с каплей раздражения ответил Антон. — Пятки? — ухмылка Арсения сменилась сочувственным взглядом. — Не только, — уклончиво ответил Антон. — Попа? — ухмылка учителя тут же вернулась на место. — И она тоже, спасибо, что спросили, — Антону неловко говорить об этом. — Не злись, — физрук со смешком похлопал мальчика по плечу. — Как лодыжка? — Почти забыл о ней, — пожал плечами Антон. Они помолчали. Идти оставалось метров 500. — Вы каждое утро выходите на улицу в такую рань? — спросил Антон больше для заполнения тишины, чем из интереса. — Да, — улыбнулся физрук. — Так я поддерживаю форму. — Поддерживаете форму? — вопросительно поднял бровь Антон. — Да. Я бегаю. Я прям бегаю, — Арсений говорил о беге с горящими глазами и каким-то обожанием. Антон этого не понимал. Как кто-то искренне может настолько любить бег? — И я прям стал фанатом этого всего, — с упоением продолжил физрук. — И мне почему-то иногда кажется, что если пропустить тренировку, можно заболеть. Антон задумался о том, смог ли бы он каждое утро вставать в адскую рань, чтобы пробежаться по морозным улицам Питера, и пришел к выводу, что нет, он не настолько боится заболеть. — Вам не хватает физ-ры? — усмехнулся Шастун. — Я физрук второй день, Антон. А бегаю я уже много лет, — с любовью к бегу в голосе ответил Попов. Это был очень подходящий момент, чтобы задать вопрос. Антон уже слышал объяснение происходящего от Матвиенко, а также сегодня за колонной слышал обрывки из прошлого Арсения. Но ему бы хотелось, чтобы учитель поделился своей версией. — Арсений Сергеевич, а почему вы вдруг переквалифицировались в физруки? — пошел он ва-банк. Арсений молчал, и Антон хотел было извиниться за то, что лезет в душу. Но тут Арсений заговорил тихим надломленным голосом: — Это сложно объяснить, — он смотрел куда-то вдаль, за горизонт, выстраивая в голове целый рассказ. — В общем, я был врачом, ты об этом знаешь. Я окончил ординатуру и, соответственно, имел право проводить хирургические вмешательства. Я провел довольно много операций, в основном, связанных с урологией. Но частенько на ночных дежурствах приходилось выполнять полостные операции абсолютно всех органов. Антон думал о том, что после рассказа спросит значение слова «полостные». Арсений продолжил: — Как-то раз привезли по скорой мальчика с аппендицитом. Операция по удалению аппендикса — очень простая. Но сосуды мальчика были в отвратительном состоянии. — Он покачал головой, вспоминая. — В итоге операция затянулась на 10 часов, 9 из которых я коагулировал кровотечения. Антон добавил «коагулировать» в список слов, значение которых он хочет спросить. — После того, как он проснулся, у него был очень долгий период реабилитации, во время которого я разговаривал с ним, выяснил, что он курит с 9 лет по пачке сигарет в день, — с горечью в голосе продолжил рассказ Попов. — У меня было много времени, чтобы объяснить ему, что его сосуды очень слабые, он губит сам себя, ему нужно бросать курить и пожалеть свое сердце. Антон невольно вспомнил сегодняшний подслушанный разговор. Возможно, именно об этом случае говорил Дмитрий Темурович? — Через какое-то время его вновь доставили по скорой. Он вскрыл себе вены, — эта фраза, произнесенная Арсением, показалась Антону тяжелым камнем, рухнувшим наземь с громким звуком. — Когда его привезли, он был жив. Мы пытались остановить кровотечение. Мы пытались переливать ему кровь. Но его сосуды… Он убил их курением… И, в общем, он не выжил, — Губы Арсения дрожали. То ли от холода, то ли от тяжести произносимых слов. Он помолчал несколько секунд. Антон ни о чем не спрашивал, давая физруку время справиться с роем мыслей. — Смерть пациента — то, к чему невозможно привыкнуть, Антон. Конечно, я переживал, — В голос Арсения вернулось самообладание и жалость. — Он был таким молодым, но погубил сам себя. Антон молчал, переваривая услышанное. Один Бог знает, как такое отразилось на молодом хирурге. — Наутро приехали его родители, — горько усмехнулся Арсений. — Они скандалили, грозились полицией, прокуратурой, письмом Президенту и посланием Папе Римскому. Они не хотели слушать наши объяснения и кричали, кричали, кричали. И тут наш заведующий отделением не выдержал и высказал им, что воспитывать нужно было ребенка, запрещать курить, следить за состоянием, кормить нормальной едой и показывать врачам периодически. Они стушевались, сообщили нам, что это не наше дело и уехали. Внутри Антона медленно закипала ярость. Как можно быть такими тварями, чтобы во всем винить врачей, а не себя? — А у меня внутри будто что-то перегорело, — тихо продолжил Попов. — Знаешь вот это состояние, когда ты о чем-то переживаешь какое-то время, твоя психика не выдерживает и отключает эмоции? — Нет, Антон не знал. — Вот я это испытал. Я перестал испытывать эмоции, перестал сострадать. Я ходил на работу, как на каторгу. И так продолжалось несколько месяцев. Ярость Антона резко сменилась сочувствием к Арсению. Он читал об эмоциональном выгорании. Жуткая вещь. — Пару недель назад мне позвонил Сергей Борисович, с которым мы на тот момент давненько не общались. Раньше мы работали в одной больнице и были достаточно близкими приятелями. Однако в какой-то момент он уволился одним днем и уехал в Питер, даже не предупредив меня. Признаюсь, я был задет, так как считал его своим другом. После его отъезда я ему не звонил, считая, что раз он не поговорил перед отъездом со мной, значит, не ставит меня ни во что, и не стоит ему навязываться. «Ого, а Борисыч, оказывается, драма квин», — невольно пронеслось в голове Антона. — Он позвонил, и мы поговорили. Он рассказал, что в Питер его позвал… кхм… позвала его давняя любовь, которы… ая когда-то училась с нами, но на стоматолога. Антон покраснел. Арсений Сергеевич так мило путался в родах глаголов, неуклюже пытаясь сохранить секрет Матвиенко. Дмитрий Темурович позвалА, стало быть? — Мы проговорили четыре часа. Это был сложный и эмоционально тяжелый разговор, после которого я вновь стал считать его своим другом. Я рассказал ему историю своего выгорания, он в ответ рассказал, что у него такое тоже случилось, после чего он переехал. И, в общем, слово за слово, он предложил мне тоже переехать в Питер и хотя бы временно уйти из медицины вообще. И я на тот момент был в таком эмоциональном состоянии, что не раздумывая принял это приглашение. Тоже уволился одним днем и переехал в Питер на одной грузовой газельке. Сергей Борисович предложил мне занять место физрука в той школе, где он работал. Говорил, что там физкультуру преподавала женщина, которая каждый день устраивала директору вынос мозга на тему того, что она хочет на пенсию, и если она уйдет, то директор никогда в жизни не найдет никого на ее место. Антон хмыкнул. Это было очень в духе Зинаиды Андреевны, мозг она выносила профессионально. — Ну и когда я пришел к директору с предложением взять меня физруком, директор принял меня с распростертыми объятиями, добавил к предлагаемой зарплате все существующие премии и надбавки и выдал карт-бланш на любые допустимые законом действия в процессе физического воспитания школьников. Так что вот так. Последняя фраза поставила Антона в ступор. То есть, Арсений Сергеевич может делать с ними все? Вот вообще все? Голос Арсения вывел его из ступора. — Антон, мы пришли. Тут наши пути расходятся. Скажи мне, ты купил гепарин? — после откровенного рассказа Арсений Сергеевич вновь превратился в строгого физрука. — Ээ, да, — припомнил Антон. — Ты сам намажешь или тебе помочь? — деловито поинтересовался Попов. — Сам. — «Уши, хорош краснеть уже, заебали». — Ну смотри, мне не сложно. — «Да уши, бля, ну харэ». — Спасибо, я сам. До свидания, Арсений Сергеевич, — поспешил распрощаться Антон. — Давай, до завтра, — махнул рукой физрук, разворачиваясь в сторону своего дома.***
После ужина Антон делает уроки, собирает рюкзак (со спортивной формой и новыми кроссовками) на завтра, а затем изучает инструкции ко всему, что купил в аптеке. «Так. Эти стельки нужно вложить в ботинки. Готово. Этой мазью нужно намазать пятку. Окей. Это странное приспособление — страсбургский носок — нужно надеть на ночь. Хорошо.» Антон предлагает маме вместе посмотреть фильм перед сном. Майя с готовностью пришла в комнату к сыну, разместилась рядом и укрылась пледом. Уютный домашний киносеанс начался. Не прошло и получаса от начала фильма, как Майя громко засопела. Антон усмехнулся: жаворонок, что с нее взять. Сам же Антон гордо выдержал до финальных титров, после чего выключил фильм, убрал ноутбук на тумбочку и со спокойной душой заснул с сопящей рядом мамой.***
Наутро Майю и Антона разбудил звонок телефона Антона. Сонный Антон вгляделся в экран, на которым большими буквами было написано «Сергей Борисович». — Алло? — хрипло произнес Антон. — Шастун, я, конечно, понимаю, что я вас разбаловал хорошим отношением. — бодрый саркастичный голос в трубке сработал как будильник. — Но это вовсе не повод прогуливать мои уроки! Шестеренки в голове Антона с громким скрипом обрабатывают полученную информацию. Среда. Первый урок. Химия. Антон смотрит на экран и в ужасе осознает, что на часах уже 9. Он расталкивает маму, и показывает ей время. Сонная и взъерошенная Майя вскакивает и начинает бегать по дому маленьким ураганом. — Антоооон, — позвал Матвиенко, не дождавшись ответа. — Простите, Сергей Борисович, мы проспали, — затараторил в трубку Шастун. — Всей семьей проспали. Я все отработаю, правда. — Шастун, я прощаю, я отходчивый, ты ж знаешь, — в трубке послышался смешок. — Но напоминаю, что вторым уроком у тебя физкультура, а ты в расстрельном списке Арсения Сергеевича. — Да-да, я уже бегу. Сергей Борисович, спасибо, что вы позвонили и разбудили, если бы не ваш звонок, мы бы еще пару часов проспали, спасибо, правда. Уже бегу, буду ко второму уроку. Матвиенко смеется: — Давай-давай, беги, Шастун, только осторожнее там. Ждем. И сбрасывает трубку. Антон пулей вскакивает, надевает первую попавшуюся одежду и хватает рюкзак. Уже одетый и с рюкзаком, забегает в ванную, быстро чистит зубы, параллельно расчесывая свои кудри пятерней, сплевывает, выскакивает из ванной, обувается, надевает куртку и выбегает из дома. Три минуты на сборы. Удобно быть парнем. Он бежит в школу, как никогда не бежал. Бежать непривычно удобно, и Шастун вспоминает, что вчера положил в свои ботинки ортопедические стельки. Ай да молодец. Антон добегает на территорию школы в унисон со звонком с первого урока. На территории школы он ускоряется. В три шага преодолевает холл, быстро бежит по коридору, поднимается по лестнице, устремляется в раздевалку, по пути натыкаясь на каждого из уже переодевшихся одноклассников, забегает внутрь и быстро переодевается в спортивную форму. Он едва успевает завязать шнурки, как звенит звонок на урок. Он забегает в спортзал. Арсения Сергеевича еще нет. Повезло. Он жмет руки одноклассникам, улыбается, общается, извиняется, что сбивал их по дороге в раздевалку, и не спеша, вальяжно встает в начало шеренги. Все ждут учителя. — Шаст, а че ты сегодня без браслетов и колец? — спрашивает Вовка Алексеев, который стоит в шеренге вторым. И сердце Антона опускается в желудок. Черт. Он забыл надеть браслеты.