Личная ответственность

Pov Арсения. - Кто на общий сеанс в семнадцатую палату? Я рассматриваю увядающие ромашки в вазе на сестринском посту. В стерильно чистом холле то и дело намывают полы и бесконечно трут пыль по всем углам, я ужасно мешаю. Психолог – невысокий молодой мужчина в красивых строгих очках, посмотрел на меня с нескрываемым сомнением. - Вы ведь не отец нашего болезного? Я слабо улыбаюсь. Нет, я не отец. Более того, я вообще ему никто. - Меня, конечно, предупреждали, что будет его друг, - тем не менее, с иронией говорит врач и поглядывает за моё плечо, не желая, чтоб его услышали бдительные девочки. – Бля, как же я обожаю этих богатеньких придурков, которые пытаются любую ситуацию просто купить. Когда так нужен родитель, он просто не приходит. Считает, раз заплатил – то и участвовать не надо. - Дмитрий! – тут же окликнули из маленького кабинета с полуоткрытой дверью. - Ой, всё, - хмыкает он и дарит мне выразительный саркастический взгляд. – Ладно. Пошли. Я захожу за ним в полутёмную палату, и при виде знакомого силуэта моё сердце усиленно стучится о грудную клетку, и я будто падаю в пропасть. - Здравствуйте, здравствуйте, добрый вечер! – бодро начинает Дмитрий и предусмотрительно запирает двери. На меня устремляется безжизненный пустой взгляд, и я робею под ним, не узнавая его обладателя. Антон сидит тихо, его руки все в пластырях от запястий до плеч. Осунувшийся и очень худой, он откладывает в сторону книгу и садится на кровати, скрещивая ноги. - Так, ну в этот раз проведём беседу с вашим близким другом, - Дима буднично раскладывает на маленьком столе медкарту, блокнот с заданиями и собственную записную книжку. – А с отцом в следующий раз, уверен, он обязательно прилетит на этой неделе в Россию. Я не могу понять наше общее настроение в тишине, которая уже звенит на всю палату, да и в моей голове. А может, это звенит в ушах моя собственная тоска и боль? Помимо бесконечных угрызений совести, я понимаю, как ещё ужасно скучал. - Итак, - начинает наш доктор. – Давайте разберём, как мы продвинулись за эти две недели в нашем лечении. Ваш предыдущий врач оставил мне весьма интересную характеристику вашей личности, Антон. Антон молчит, лишь смотрит тёмными глазами, и губы его расслаблены, не выражая никакой эмоции. - Итак, молодой человек, пожалуйста, ответьте на вопрос, - голос Дмитрия всё такой же спокойный и размеренный. – Почему вы все эти дни игнорируете знаки внимания от своих друзей? Почему не соблюдаете рекомендации психотерапевта общаться в социуме? Наверное, не стоило начинать с таких претензионных вопросов. Антон встаёт и подходит ко мне. У меня словно отказывают ноги, чтобы попятиться. Если бы не присутствие врача, я бы обнял его сразу же, но при посторонних просто не могу. Не могу. От Антона за версту несёт враждебностью. А ещё от него пахнет лекарствами и болезнью. Он набирает воздуха в легкие и выдыхает мне в лицо: - Уходи. Я сглатываю. Он так и не простил. - Нет, малыш, так не пойдёт, - встаёт между нами Дима. – У нас типа с вами сеанс семейной психотерапии, или как? - Этого человека я не желаю знать, - чеканит Антон и вдруг, отталкивая врача, вплотную подходит ко мне. Его ладонь опускается мне со щеки на шею, меня обжигает его дыхание. - Как ты мог не встать на мою сторону? – спрашивает он, и в его голосе я читаю глубокую детскую обиду. – Как я теперь должен жить с этим, если ты меня предал? - Прости, - я даже не сопротивляюсь, когда он больно начинает сдавливать моё плечо. Наверное, если он захочет меня убить – пусть. Я хочу, чтобы он меня простил. - Убирайся, - рычит он мне в ухо. – Забудь вообще сюда дорогу. - Я хочу, чтобы ты дал мне хотя бы минуту, - мой голос ломается. – Ну, пожалуйста! Но он непреклонен. Он толкает меня к выходу, а у меня всё тело – сплошная вата. - Да, блять, - с досадой бросается к нему Дима и оттаскивает Антона на кровать. Он явно сильнее и опытнее, неудивительно, что он легко ориентируется при подобных инцидентах. У Антона пылают щёки, у меня тоже, и наш врач наползает на Антона с чудовищно зловещим голосом: - Послушай-ка сюда, сосунок. Я прочёл всю твою медкарту, схему лечения, перечитал результаты всех твоих тестов и заключения психолога и заодно предыдущего психотерапевта, так вот… Спектр биполярных расстройств, о котором тут пишут – полная чушь, это не про тебя, Антоша. Я могу сейчас за минуту разложить твою характеристику, хочешь? Не хочешь. Да и поебать. Слушай сюда, милый. Антон вращает выпученными глазами, и я непонимающе поднимаю с пола сброшенные бумаги врача. - О, ты не зависим от героина или кокса, на который присела твоя подружка, - продолжает зловеще шептать Дима. – Психосимуляторы, кислота и скорость: вот твои основные блюда, которые ты употребляешь под соусом обыкновенного ментального расстройства, не так ли? - Что это значит? – голос Антона срывается. - А то и значит, что синдром дефицита внимания и лютая гиперопека не позволяет тебе найти своё место в обществе, Антон. И то, как ты сейчас выстёгиваешь и гонишь своего приятеля – лишь подтверждает мою теорию. Ты просто хочешь, чтоб он чувствовал себя виноватым перед тобой. Он не денется от тебя никуда с этого блядского поводка своей вины, верно? - А вам не кажется, - Антон растеряно пытается собраться с силами и не выглядеть совсем уже запуганным. – Что доктор частной клиники, которому платят нехилые бабки пациенты, не должен так вести себя с людьми?! - Ах, да, - прищёлкнул пальцами Дима. – Ещё и материальная составляющая, всё верно. Это тоже одна из нерушимых опор этого скотства. Разбалованный, наглый сопляк, который выезжает лишь за счёт денег и собственной харизмы. Но и харизма, малыш, тоже быстро растворяется, особенно, когда с легких наркотиков пересаживаешься на тяжелые. Антон ничего не ответил. И мне было страшно его жаль. - Давай, вини во всём отца, друзей! Главное, не брать вину на себя! - То есть, я ещё и виноват во всём?! – в ярости воскликнул Антон. – Я один?! Его загнали в угол. И путей для отхода у него тоже больше нет. - Тебе двадцать два года, - вдруг спокойно сказал Дима, поймав его взволнованный живой взгляд. – Все твои пороки, ошибки и слабость: всё это сейчас твоя основа основ. Прими это всё и исправляй сам. Никто не сделает это за тебя. Нет в мире такого волшебника. - И что мне делать? – зло спросил он. – Я принимаю все эти ваши лекарства, я хожу на ваши долбанные занятия, что ещё вам надо? - Вкладывай в это хотя бы долю своего самосознания, - развёл руками Дима. – Если отпустить тебя сейчас на улицу – ты тут же побежишь в очередной клуб за своими гормонами радости! Срыв гарантирован! - Я не… - Пока ты будешь талдычить: «Я не наркоман», всё твоё лечение просто будет идти по пизде, понял? - А вы точно психолог? – не выдержал я и сел к Антону, чтобы хоть как-то защитить его от такой лавины эмоций. - Нет, что вы, - доктор интеллигентно поправил свой бейджик. – Я тут полы мою. А вы, мой дорогой, прекращайте бегать за мальчиком. Сказали вам уйти? Так уходите и не возвращайтесь. - Да, - подхватывает Антон и вытирает лицо ладонью. – Вот тут очкарик прав. Уходи и не возвращайся. И перестань уже меня трогать. И он выдирает свою руку из моей. - Прекрасный сеанс получился, - с сарказмом отметил док и направился на выход. – Я уж думал, что уже никаких эмоций не дождусь. Очень хорошо. - Антон, я хотел бы тебя просто на пару слов, - продолжаю я унижаться и просить. – Не гони меня. - Ты что, тупой? – Антон переходит на крик. – Мне не нужно ничего! Ни цветы, ни фрукты, ни ты! Проваливай! Я вываливаюсь в белый коридор и прислоняюсь к стене. Мне нечем дышать. И ведь это я ещё не был у Авроры. - Слышь, мужик, - отводит меня от палаты куда-то к лестнице наш неподражаемый врач. – Ну чего ты с ним нянькаешься, с уёбком? Ну, я же вижу, что ты нормальный и вменяемый, ну что ты с ним… Он останавливается на полуслове, прочитав меня без всяких аннотаций. - Нет, - он прижимает к открытому рту папку с документами. – Только не это… Я смотрю на него абсолютно беспомощно. - Такого в моей практике ещё не было, - он усмехается. – Да тут прямо кладезь сюрпризов. - Это я виноват, - пересохшими губами шепчу я. – Это я его таким сделал. Мужчина колебался, глядя то на меня, то на часы. Но профессионализм вкупе с любопытством одержал над его занятостью неоспоримую победу. Мы стояли в коридоре среди спешивших по своим делам врачей и медсестёр, и в принципе никому до нас не было особо дела, поэтому меня спросили в лоб: - Спишь с ним? Я опешил. Доктор абсолютно с простым, и даже каким-то дружеским выражением лица рассматривал меня в ожидании ответа. Я даже не нашёлся, что сказать. Это очень грубо. И слишком лично. - Значит, спишь, - он опустил голову и снова поднял, щурясь. – Давно? Он что, вообще ничего не стесняется? - Имеется ли связь между внезапным появлением этого парня здесь и твоим компрессионным корсетом под рубашкой? Немыслимо. Не таким я себе представлял семейного психолога. По крайней мере, в моих представлениях он не был похож на следователя с сорокалетним стажем. - Домашнее насилие? Измена? – перечислял он, читая по моему лицу все ответы. – Кража ценностей? Склонение к извращённому сексу? Что именно заставило привести тебя своего, скажем так, избранника, в эту купель истинного пути? - Господи, он сбил меня, когда ехал на машине в обдолбаном состоянии, а потом собрался заявлять сам на себя в полицию! Я этого не хотел и подстроил так, чтоб вместо полиции он попал в лечебницу, - на выдохе всё выдал я, будто находился на исповеди. – А про сестру наврал, что она его девушка, чтобы… - Чтобы что? – поднял бровь врач, не обращая внимания на мои растерянные чувства. - Чтобы его не женили, - мне вдруг стало жарко. – Отец хотел его женить на незнакомой девушке, чтобы это помогло ему как-то… - У богатых свои причуды, - кивнул Дмитрий. - И мальчик наш теперь настолько разобиделся, что не желает тебя знать, я правильно понял? В его устах всё было просто и гладко, так поразительно понятно и легко. Ещё бы не чувствовать ничего. - Послушай, - он взял меня за плечо и повернул к себе. – Не проще ли оставить его пока? - Вы ведь психолог! – поразился я. – Как вы можете такое советовать и так себя вести вообще?! В палате вы бросаетесь на Антона, говоря ему кучу омерзительных вещей. Мне прямо в лоб задаёте абсолютно постыдные вопросы, не имеющие никакой значимости для ситуации. А теперь предлагаете оставить его? Вы в своём, простите, уме? Дмитрий смотрит неотрывно, словно снова читает во мне какие-то свои психологические руны. Будто очнувшись ото сна, он тут же пожимает плечами: - Мда. Нарциссизм на лицо. - Что? - Нарциссизм Антона, который вы с ним так замечательно вырастили на окошке. Ты меня – цени, а я буду тебя обесценивать. Ты обо мне заботься, а я буду нападать на тебя. Ты меня уважай, а я буду презирать тебя. Тебя, и твои попытки всё исправить. Твои. Не общие. Я чувствую ком в горле. Мерзкой жабой он раздувается и мешает дышать. - Ты как никто должен знать, как зависимые люди строят отношения, - тихо продолжает Дмитрий, и мне хочется провалиться сквозь землю. – Не надо выбирать путь жертвы. - Тогда что мне делать? - Самая лучшая тактика – послушаться своего нарцисса и удивить его: сделать так, как он хочет. - Но… - Дождаться, когда он станет взрослее, умнее и проще. - Дмитрий, это не так просто выкинуть человека из своей головы. - Я просто предложил, - развёл руками мужчина. – Через время выйдет ваш постоянный психолог, который по-прежнему будет монотонно решать тесты о межличностных отношениях и спать на психотерапевтических скучных сеансах, от которых у Антона помимо панических атак разовьётся еще и депрессия. На своем совете я не настаиваю. А теперь мне пора. У меня еще трудный подросток, которого три дня назад сняли с козырька одиннадцатого этажа. - Постойте, погодите! - он идёт настолько быстрым шагом, что я бегу за ним как за встреченной в метро кинозвездой. – Но я могу хотя бы просто интересоваться у вас, как он?... Ну, если я исчезну из его жизни? - Нет, - отрывисто бросает он. – Каждый пациент лечится у нас в полной конфиденциальности. - Это несправедливо! - Жизнь сама по себе несправедлива, - соглашается он и быстро заходит в лифт вслед за группкой молодых врачей. – Но ты очень удивишься, насколько помогает время. Иногда нужно просто не лезть. Я смотрю на его пронзительный взгляд из-под густых тёмных бровей, пока створки кабины не соединяются вместе. Лифт уходит, а я стою, застыв перед таблом кнопок, и не могу двинуться с места. Когда я свернул не туда? Я не успел ещё привыкнуть к своей внезапно кубарем свалившейся на меня любви, познать его характер и образ жизни, а уже предал его, добровольно отказываясь от него в этой клинике. Неутешительные прогнозы по лечению Авроры усугубляют и без того моё подавленное состояние, ведь я еще и сам не до конца реабилитировался со своими собственными несчастными рёбрами. А ещё моя клиника знатно простаивает, даже знать не хочу, какой отток клиентов ожидает меня в ближайшее время. Я должен стать сильнее и смотреть проблемам в лицо, как мужчина. По крайней мере, так всегда учил меня мой отец, когда был жив. Мысли мои прерываются. У меня звонит телефон, и это уже лечащий врач моей сестры. Какое совпадение, а ведь я здесь, в клинике. Я практически не покидаю её, что впору открывать свой кабинет в этих стенах. - Здравствуйте, - слышу я в трубке холодный голос без капли эмоции. – У вашей сестры час назад случился сердечный приступ. Её увезли на скорой в городскую больницу. Я глупо оглядываюсь по сторонам, но со мной рядом нет никакого другого Арсения, которому можно передать все проблемы и этот ужасный телефон. - Я понимаю, вы шокированы, - продолжил голос. – Но вам следует как можно быстрее проехать сейчас к ней. Скорее всего, потребуют согласие на реанимационные действия. - Этого не может быть, - шепчу я. – У неё не было проблем с сердцем. - Извините, почему ваш телефон был вне зоны доступа? Медсестра пыталась связаться с вами, потому что когда Авроре стало плохо, она звала именно вас. Да, я отключил телефон перед посещением палаты Антона. Я не хотел, чтоб нас кто-то прервал. Я должен заплатить ещё и за это? - Она что-то передала? – я прислоняюсь к холодной стене и медленно сползаю по ней на пол. - Стандартно. Болит в груди, нечем дышать, нужен брат, - в голосе было ясно слышно раздражение. – Адрес медучреждения я вам назвал. Мы, кажется, договаривались с вами всегда быть на связи. Зависимые люди, Арсений Сергеевич, немного отличаются от обычных больных. Им и внимания нужно на порядок больше. - Извините. Извинился я уже коротким гудкам.