Личная ответственность

Перелёт из Краснодара в Москву дался мне нелегко. - Ты что, под транквилизаторами? – свысока бросила Маша, глядя, как я кутаюсь в толстовку и жмусь в кресло. – Или ты просто со мной не разговариваешь? - Мне нужно как можно скорее увидеть Ивана, того следователя, - пробурчал я куда-то в обивку кресла. – А ещё мне нужен пакетик. - Иван просил его не тревожить, а вот отец тебя уже заждался. - Нет, по приезду мне нужно в полицию. - Антон, - Маша вздохнула и максимально отсела от меня, упираясь боком в иллюминатор. – А вот эти все твои раны, они откуда? Ты вообще там, как? Нормально дышишь таким страшным носом? - Закладывает, охуеть как, - кивнул я. – Вот и все причины. - Твой отец нас ждёт в реабилитационном центре. Когда мы придём, он уже будет свободен. Наверняка, там есть какой-нибудь врач. Пусть он тебя осмотрит, что ли. - О, неужели ты заботишься обо мне? – хмыкнул я, зевая. – Я думал, что тебе жутко кринжово от моего присутствия. Ведь такая модная писечка обычно ходит в компании толстого папика, а не с побитым типом с красными глазами. - Ты отвратителен, Антон. Твоей матери стоило лучше тебя воспитывать, а то и пороть, - не осталась в долгу Маша, довольно наблюдая за моей реакцией. – Бедный обиженный мальчик. - А причём тут моя мать? – пожал я плечами. – Что за сексизм, Машенька? - Чего? – Мария посмотрела на меня, как на умалишенного. - Я прекрасно знаю, что веду себя по-скотски, - продолжил я, рассматривая замысловатый рисунок на ногтях девушки. – Более того, я осознанно творю гнусные вещи, а со мной нянчатся и постоянно отмазывают от проблем. И, знаешь, что удивительно? Чем больше я веду себя, как конч, тем больше в меня влюбляются и носятся со мной как с кинозвездой, а винят во всём кого? Мамочку! Это мамочка во всём виновата! Не доглядела, не долюбила, ряя! Маша круглыми глазами уставилась на меня, потеряв дар речи. - Более того, меня воспитывал отец, который женщин не очень-то и уважает, - я засмеялся этому непростому для Маши открытию. – И если в ближайшее время у вас родится ребёнок, который вдруг окажется девочкой, то эта девочка, Маш, ты меня слышишь? Эта девочка станет очередной моей сестрёнкой, имени которой я не знаю. Маша ошеломлённо смотрела на меня, а я смотрел в никуда. - Знаешь, Антон, только больные на голову люди могут влюбиться в такого подонка, как ты, - сквозь зубы процедила девушка, считая, видимо, что мне от этого резко станет грустно. - Хорошие девочки и мальчики, Мария, всегда выбирают плохих, - учительским тоном заявил я и натянул капюшон. – Тебя же как-то выбрал мой отец. Но я и не сказал, что ты плохая. До конца полёта она со мной больше не разговаривала, но мне это было не особенно-то и нужно. У аэропорта нас уже ждал отцовский неприметный Чероки с тонированными окнами. Водитель был мне незнаком. Усаживаясь на заднее сиденье с Машей, я спросил о том, куда подевался Артём, но Маша лишь отвернула носик с выражением полного презрения. За окном мелькали торговые центры, цветные билборды и тысячи мимо проезжающих машин. Всё это мне было абсолютно не важно. Деревня за окном, город ли, или пустыня, что мне с этого, если я сейчас порчу судьбу важного мне человека? Всё, что мне нужно – объяснить отцу, что Арсений не виноват, что Иван зря придумал эту схему с подменой, что я на самом деле хочу, чтоб… - Приехали, - сообщил водитель, паркуясь у огромной клиники с серыми колоннами. Мы вышли из машины, и я поплёлся за Машей, которая уже звонила моему отцу. - Паша, мы в клинике, ты закончился с духовной беседой? Маша спокойно прошла мимо стойки администратора, даже не кивнув молодому человеку в белом халате. Он как-то испуганно посмотрел на меня, хотя чего б и не удивляться. Выглядел я действительно как настоящее пугало. Мы поднялись в стеклянном лифте на седьмой этаж, прошли по мраморному коридору и свернули в небольшой зал с тремя комнатами. Маша уверенно постучала в двери с номером «17», и я вошёл за ней в полутёмную комнату. У окна стоял отец и… Меня пронзил холодный пот. Нет-нет-нет. Я же не сошёл с ума, не умер, не закинулся солями и не спал, я не мог это придумать. Рядом с улыбающимся самой доброй родительской улыбкой отцом стоял Арсений. И лицо его было взволнованным и виноватым. Мария исчезла, я лишь услышал, как в скважине провернулся ключ, замыкая нас в этой комнате. Нет, больничной палате. - Сынок! – расчувствовавшись, бросился ко мне отец и обнял так, что у меня затрещали кости. Но я вовсю пялился на Арса, абсолютно ничего не понимая. - Как ты, сын? Я так переживал, так волновался! Но это истинное чудо, что всё вот так… - Что происходит? – отрывисто спросил я, прерывая этот поток нежностей. - Антон, сядь, - отец попытался усадить меня, но я напряженно убрал его руки с себя. - Ладно, - вздохнул отец и поправил мне капюшон толстовки. – Этот милый молодой человек позавчера позвонил мне лично. Он представился как старший брат твоей подруги Авроры. Он мне всё рассказал, Антон! У вас с этой девушкой большие проблемы! Но есть хорошая новость! Всё это решаемо! - Что? – не прекращая охуевать, машинально спросил я. - Ну да! Антон, ты болен, у тебя реальная зависимость, а этот милый парень готов пойти нам на встречу и не заявлять в полицию при условии, что ты пройдёшь лечение в наркологическом центре. - Но как Арсений узнал твой номер? Арс, какого хуя?!… И Иван, он же сказал, что … - и тут до меня начало доходить, как меня жёстко наебали абсолютно все. И Арс, который споил меня и забрал мой телефон, без труда найдя в телефонной книге контакт отца; и Иван, который наврал мне, решив сыграть на элементарной психологии; и даже Маша, которая сказала, что мой отец сейчас просто на исповедовании в реабилитационном центре. Коллективное, сплочённое, дружное наебалово. Браво! Но не им, а моей непроходимой тупости. Я развернулся и направился к выходу. Дверь оказалась запертой. Ах, да. Маша. - Антон, ты не уйдёшь, - строго сказал отец. – Вчера один мой хороший знакомый в суде привёз мне документы о твоём принудительном лечении. Я имею право удерживать тебя здесь и лечить. С помощью врачей, конечно. - Я не наркоман, - сухо сказал я и снова посмотрел на Арсения. - О, я был готов к этим словам, - горячо заверил отец и подсел ко мне, гладя по плечу, как больного. – Видишь ли, мы общались с Арсением очень долго. У него такая же проблема с сестрой. Такая же! Я думал, это всё баловство с твоей стороны, временные трудности… Но Арсений, он многое объяснил мне. Как и то, что у нас мало времени. А ты, Антон, мой единственный сын! Я не могу рисковать тобой, твоим физическим и моральным здоровьем! Я, право, сначала считал, что с женитьбой на добропорядочной целомудренной девушке ты исправишься, бросишь все эти клубы, но… - Я гей, - громко прервал его я и пристально посмотрел на Арса, который лишь поджал губы и отвёл взгляд. - Ах, Арсений, как вы были правы! – в восхищении хлопнул в ладоши мой родитель. – В стадии отрицания он действительно выдумывает всякие глупости! - Я могу хотя бы позвонить? – убито спросил я, и отец отрицательно качнул головой. - Через десять минут придёт твой лечащий врач, - участливо сказал он, поглаживая меня по загривку. – Обсудите схему лечения, а завтра я заеду, и мы поговорим подольше. Нельзя сбивать режим. Он начинается уже сейчас. Я сидел в терминальной стадии шока, паники и ощущения, что меня предали, настолько выпав из реальности, что даже не препятствовал уходу отца. Впервые я не знал, что мне делать: доказывать, что у меня нет зависимости или набить ебало человеку, который меня ко всему этому подвёл. - Арсений, идёмте, - вежливо позвал отец, но Арс колебался, видимо, желая мне что-то сказать. - Один вопрос, - остановил я их. – А где Аврора? Арсений взволнованно открыл рот, но и тут отец любезно встрял с объяснениями: - Не волнуйся, твоя девушка тоже здесь. Только в другом крыле. Она уже прошла первую капельницу. Я потерял дар речи. -Моя… кто? – выдавил я, чувствуя, как лавиной накрывает головная боль и бьёт какая-то странная лихорадка. - Господи, Антон, у тебя кровь из носа, немедленно врача! – испуганно воскликнул отец и достал ключ из кармана пиджака. – Арсений, идёмте, нам нельзя оставлять дверь не запертой. Я непонимающе тронул нос и посмотрел, как по ладони растекается яркая красная кровь. Она шла и шла, пульсируя, затекая мне по шее за ворот толстовки. - Сходите за врачом, я побуду с ним, - дрожащим голосом сказал Арсений и присел передо мной, как тогда, в том доме, где мы были вдвоём. Отец запер нас, и его быстрые шаги тут же стихли в коридоре. - Антон, ты меня слышишь?! – жалобно, будто плача, воззвал Арсений, поднимая моё лицо и пачкаясь в моей крови. Я молчал и просто смотрел на него немигающими глазами. У меня кончились и слова и вопросы. - Прости меня, - приговаривал Арс дрожащим голосом. – Прости меня, Антон! Но это нужно! Я не могу позволить себе не помочь тебе сейчас, пусть даже таким способом! - Но это ложь, - я не хотел встречаться с ним взглядом. Ещё и крови натекло, будто со свиньи, я ебал. Мои глаза начали медленно закрываться. Слабость настолько охватила моё тело, что я начал неконтролируемо сползать с края кровати. Арсений удерживал меня на себе, обнимая сразу двумя руками. - Антон, ты меня слышишь? – сказал мне в макушку печальный бархатный голос. – Я тебя не брошу. В палату прибежала медсестра, отец, кто-то ещё. Меня тут же подняли и уложили на кровать, утыкав иглами и прочими приблудами, кто-то начал больно вытирать мне лицо и что-то делать с моим многострадальным носом. - Артериальное давление снижено. Пульс 220. - Родственники, на выход. Зачем они спасали меня? Ведь я же, по их мнению, неприспособленный к жизни наркоман, который всем только мешает. Ах, да. Как же я забыл. Надо мной проплыла та самая медуза с заброшенного пирса, и я протянул к ней руку. Я ведь мальчик. - Бредит? - Очевидно. Но это потом. Кровоостанавливающее, быстро. Моя главная ценность – мой пол. Как же был горд мой отец, когда я родился! И как он был счастлив, что я получился ещё и довольно качественным. Светло-зелёные глаза в обрамлении пушистых ресниц, красивый рот, а рост, какой у меня рост! Я почти такой же по внешности, как сёстры, но только бонус: у меня хуй! И после меня столько ещё попыток, чтоб сделать девочку, и Маша… моя прекрасная мачеха Маша, которая порой курит со мной на балконе и ржёт на общие темы: всего лишь очередной инкубатор произвести мальчика. Но отцу уже много лет, и не факт, что вообще в ближайшие годы родится хоть кто-то, поэтому нужно спасать то, что есть. Вот только отец еще не знает, что никакого потомства я не дам. Медуза легла мне на грудь и подложила склизкую лапку под прозрачную щёчку. - Представляешь? – сказал я ей. – Я мальчик. Она понимающе кивнула своей красивой головой в водянистой шапочке. - Галлюцинации неустановленного типа. Возможно синдром отмены психотропов. Запишите в медкарту. Всё, что они говорят над моей головой – полная чушь. Я не имею зависимости ни от чего и ни от кого. Маленькая медузка свернулась калачиком и уснула. Мне ужасно захотелось её погладить, но мои руки меня не слушались. Надо мной склонилась безликая медсестра, будто прислушиваясь к моему дыханию. - Как вы оцениваете предательство по десятибалльной шкале? – вдруг спросил я у неё абсолютно ясным и чистым голосом. Она перевела взгляд на лысого мужика, очевидно главного здесь доктора, и быстро записала что-то ещё в карточку. - На завтра три капельницы с интервалом в четыре часа, между ними психотерапевт и нарколог, – продиктовал ей вдогонку врач. – Ещё, только прямо с утра, МРТ мозга, анализы крови, всё по стандартному списку. Он не тяжёлый. Меня укрыли тёплым одеялом. - Антон Павлович, всё хорошо, - сказал этот мужик елейно и добро, будто мне пять лет. - Мы нормализовали давление, кровотечение остановили. Через час вам поставят очистительную капельницу. Если что-то понадобится: вот внутренний телефон с одной кнопкой. Доктор поправил ворот халата и посмотрел на меня с улыбкой, которая мне показалась абсолютно пустой. - Будьте благодарны своему другу, - сказал он. - Большая редкость, когда друзья вот так оперативно и чётко помогают в лечении. С этого дня у вас начинается ваша новая жизнь. И ещё. Посещения пока запрещены, и разрешены будут только по мере положительной динамики вашего выздоровления. - О, - с чувством сказал я, также наигранно улыбаясь. - А я и не собирался никого здесь видеть. - Что ж, над этим тоже поработаем. Хорошего вечера. Маленькая медуза голубым сахаром растворилась на моей груди. И потянулись изнуряющие больничные будни. Обязательный режим дня, капельницы, таблетки и пластмассовые улыбки медперсонала. Беседы с психологом и обязательное тыканье в лицо картинок с вопросом, что я на них вижу. И что я видел? Размытые чёрные кляксы были похожи на мою безысходность, никаких силуэтов, животных или насекомых я на них разглядеть не мог. Меня загнали в угол, отобрав свободу. Меня предали. Я настолько был опустошён и разбит, что мои полудохлые попытки открыться врачу были похожи скорее на пинание мёртвой лошади, чем на этот «путь наверх», о котором гласили коридорные плакаты. - Антон, ну так же нельзя, - тяжело вздохнул мужик в бордовой униформе и смешном колпаке. – Я никак не могу наладить с вами контакт, хотя мы занимаемся уже одиннадцатый день. Одиннадцатый день! И кем я стал? Аморфным куском говна без инициативы, настроения и надежды на завтра. Длинный, летний день в клинике мне выходил за два, время тянулось и тянулось, словно высасывая все мои жизненные силы. - Вся эта лекарственная надстройка в вашем организме не удержится без психологической помощи, - бубнил мужик, словно читал молебен. - Вы же понимаете, что не выйдете из этих стен, пока ваше тело и мозг не начнут существовать в гармонии друг с другом? Без контакта с психотерапевтом одно лечение медикаментами не поможет. Это равносильно есть лимон и убеждать себя, что ешь шоколад! В дверь постучались. Вошла медсестра с букетом ромашек. - Простите, - она немного смутилась. – Антон Павлович, вам просили передать. - Оставьте, пожалуйста, цветы себе, - бесцветно ответил я. – Вы же знаете, что если не возьмёте, то я их выброшу. - Но жалко, - погрустнела женщина, рассматривая букет, и из него вылетела маленькая открытка. - И записку заберите, - напомнил я. – Она упала под вашу правую ногу. - Антон Павлович, вы возвращаете уже четвёртый букет, - она переглянулась с психологом. – Это от ваших друзей, от вашего… - Я ничего не хочу знать. Женщина скрылась за дверью, и мой врач подарил мне взгляд, полный укора. - С понедельника у нас должен начаться сеанс семейной психотерапии. Пригласим вашего отца. - Мне всё равно, - я встал и подошёл к окну, за которым весело разгорался тёплый летний денёк. В зелени высоких тополей тонули этажи корпуса, и даже если я сейчас окажусь за воротами этого центра, то… куда я пойду? К кому? Ощущение потерянного дома преследует меня всегда; и даже здесь, у меня просто нет своего берега. Да, и откуда ему взяться, если я не чувствую ничего? - Это нормально, - подал голос доктор и направился на выход. - И кстати. Завтра меня переводят в палату к паллиативному пациенту. Меня некоторое время будет замещать другой специалист, его зовут… - Хорошо, хорошо, - отмахнулся я. Один, второй, третий, я не помню ни одного имени. Мне абсолютно похуй. - И ещё. - Да что ж вы никак не уйдёте?! – повернулся я к нему, начиная заводиться. - Вам уже можно видеться с родственниками. И я мог бы допустить вашу встречу с другом вашей семьи, Арсением. Ведь это его цветы вы так упорно выставляете за двери? - Я, кажется, уже говорил, - я окончательно вспылил, но под действием ударных доз нейролептиков мой гнев вышел похожим разве что на возмущённое мяуканье двухнедельного котёнка. – Я не собираюсь ни с кем видеться. Мне не нужны никакие гости, и тем более, блять, цветы! - Я могу вас провести к вашей девушке, - вдруг сказал этот хлыщ, абсолютно не испугавшись моей внезапной вспышки ярости. – Аврора ещё слаба, она мало встаёт, у нее проблемы с сердцем, но если вы хотите… - Она не моя девушка, - язвительно сообщил я. – Это всё – влажные фантазии Арса и моего отца. Видите ли, не только наркоманы теряют способность рационально мыслить. - Извините, - буркнул он и вышел. Я сгрёб оставленные тесты и картинки, оставленные врачом для самостоятельной работы, и разорвал их вдоль и поперёк. В этом заточении никакие задания не исправят моё отношение к предательству, и к тебе особенно, Арсений. Запомни.