Личная ответственность

Морской холодный воздух пробрался в палатку с первыми лучами солнца. Я проснулся, дрожа, словно осенний лист на ветру. В палатке никого не было, и меня пронзил страх, что Арсений меня бросил здесь, а сам поутру уехал. Я придвинулся к выходу и трясущимися руками расстегнул брезентовое полотно. Передо мной было светло-голубое небо, обнимающее спокойное море и кучка угольков от костра прямо на берегу. Я вышел из палатки, натягивая на ходу шорты и футболку. Вокруг меня был лишь безграничный дикий пляж. Берег блестел перламутром мелких ракушек. Я провёл пальцами по саднящей шее и взглянул на своё запястье. Розовый ровный след от зубов. Такой же на шее и на бедре. Точно. Он уехал. И я всё помнил. От начала до конца прошлой ночи. Что ж. Если меня проучили таким образом: значит, было за что. Теперь надо искать выход отсюда. - Привет, - вдруг услышал я за спиной. Из другой палатки выполз Арсений, держа в одной руке большую дымящуюся кружку. - Арсений… - мне стало неловко от своих подозрений и одновременно радостно. – Я думал… - Чего? – непонимающе посмотрел на меня парень и протянул мне чашку. – Горелка сломалась. Лишь в одной палатке есть работающая, представляешь? Я тебе кофе сделал. Я невнятно буркнул что-то вроде благодарности и, взяв напиток, отвернулся. - Постой, ты что, решил, что я… - начал он, но я пошёл ближе к морю, чтобы меня ни в чём не заподозрили. Арсений, конечно же, поплёлся за мной восстанавливать справедливость и своё доброе имя. - Антон, я бы не бросил тебя! - Знаешь, - я неосознанно залюбовался его глазами. – Когда ты уехал типа в МФЦ, и не приехал на следующий день, я залез к тебе в дом. Я не знаю, зачем я это сказал. Арсений застыл с вопросительным выражением лица. - Ну, я решил, что ты просто избегаешь меня, посчитав меня каким-то ебанутым. И просто решил спрятаться от меня в какой-нибудь комнате, чтоб не видеться со мной на втором этаже. - Но ты ведь был так уверен в себе! – пораженно воскликнул Арсений. – Как ты мог не понять, что очаровал меня с первого взгляда! - Ты написал, что уехал. Арсения снова сбило с толку. - Ты написал это без… - я запнулся, съев последнее слово. - Чувств? – Арсений тут же родил его обратно в предложение. Я замолчал и стал пить кофе. - А ещё ты меня выебал. - Фу, как некультурно. Я в конце был очень нежен. Я снова отпил. Арс нахмурился и отобрал у меня кружку. - Или ты уже не помнишь? - Не помню, - сказал я нарочно, чтоб у этого дурака снова вылезли глазки из орбит. – Не помню, чтоб я был таким грубым. Твои засосы чудовищны. Я всё же более нежен, знаешь ли. Я злорадно наблюдал, как у Арса отлегло от сердца, и он мечтательно вздохнул: - Антон. Я когда тебя увидел… Это не описать ничем. А потом ты залез ко мне с этой крысой, угрожал мне с ней, боже, я едва сдержался, какой ты был смешной… А то, как ты помогаешь своим женщинам по дому? Тупишь, но стараешься, приходишь им на помощь в любую минуту. Да, мне нравится за тобой наблюдать, прости. По тебе и не скажешь, что ты московский мажор с претензиями. Одна твоя улыбка чего стоит. И я тебе обещаю, я буду нежным. Просто слишком уж хотел тебя. Он приблизился и убрал мне чёлку со лба. - И я так не хочу, чтобы ты гробил свою жизнь наркотиками. Опять двадцать пять. У меня вовремя зазвонил телефон, иначе снова бы произошла ссора. Я достал айфон из кармана, и Арсений автоматически опустил глаза на дисплей тоже. Это звонил Артём. - Мне нужно ответить, - сказал я и отошёл, нажимая принять вызов. - Привет, котёнок! – радостно провозгласили в трубке, и я интуитивно скрутил громкость на минимум. Но, блять, Арсений это услышал всё равно. Успел. - Привет, - потерянно откликнулся я. - Спал, да? Но девять утра, пора доить коров, моя красотуля! - Их доят вечером, - рассеянно пояснил я, садясь у моря и вытягивая ноги в воду. – После луга. - О, да ты уже профессионал в этом деле. Но я буквально на пару минут, пока помехи не начались… - его голос перестал быть таким бодрым. – Антон, парень, которого нашли, оказался не твоим капотным пассажиром. Иван ошибся и зол как чёрт. - Ясно, - я вздохнул. - Это конец. - Нет, малыш, еще не конец. Я вчера был у твоей будущей жены. Звонил твой батя. Назвал адрес, и я возил её смотреть жильё. Короче, они присматривают хату, где вы будете жить после свадьбы. Вот это точно конец. - Я не женюсь на ней. Мой отец тронулся. - Пока расклад только такой, Антон. Мы поговорили еще немного, и я положил трубку. На душе стало гадко. Мне не хотелось говорить Арсению, что у меня действительно богатая семья с домами и тачками, а звонит мне не мой какой-нибудь парень, а реальный личный шофёр. Но и врать мне тоже не хотелось. Я пошёл к палатке, где Арсений уже перебирал удочки и снасти. - Арс, я должен объяснить… - начал я, но он сразу перебил меня. - Ты мне ничего не должен. - Не подумай ничего, это друг. Он просто общается так… - Антон, - Арсений посмотрел на меня пронзительным голубым взглядом. – Я ведь не имею на тебя никаких прав. Как бы ни было это печально, ты не моя собственность, и я не могу тебя привязать к себе. Хотя очень хотел бы. Но мы взрослые люди. - Как интере-е-есно, - протянул я, складывая руки на груди. – Значит, как отговаривать меня употреблять – то тут как за здрасьте, хотя я взрослый человек и имею право выбора. А как услышал шутку от друга-пиздюка, так тут же приревновал и завёл пластинку про: «Не должны, не обязаны». Что за двойные стандарты, алло? Арсений молчал, продолжая возиться с удочками. - Чтобы ты не надумал в своей голове всякий бред, - я подошёл к нему. – Я скажу тебе здесь и сейчас. У меня нет никаких отношений. Я абсолютно свободен. Потому что я сам всё решаю – с кем мне быть и что принимать. У меня нет зависимости ни от кого и ни от чего. Понял? - Ты хоть раз ловил рыбу? – спросил он, сглаживая напряжение диалога. – Там, за горой, есть старый пирс. Должно быть, там получится удачная рыбалка. Мои раздувающиеся ноздри вернулись в нормальное состояние, а когти ушли обратно в мягкие лапки. Эта его улыбка, умение уйти от конфликта полностью лишала меня возможности нарываться и вести себя как мудак. Мы были вместе весь этот день. До обеда торчали на пирсе, пока я, наконец, не вкурил, как правильно закидывать удочку, подсекать и тащить. Арсений, к слову, тоже постоянно пытался гуглить, как правильно насаживать червей, но связь и дохлый интернет, традиционно, слали всех нас дружно на хуй. Солнце жарило так, что у меня белело в глазах. В итоге мы поймали пять рыбок размером с ладонь, и я радовался им, как ненормальный. Потом прилетел огромный баклан и утащил из ведра одну рыбу. Я погнался за этим пернатым пидором, поскользнулся и чуть не свалился, но Арс успел ухватить меня за руку. Казалось бы, но нет. Он охнул, неудачно дёрнувшись и хватаясь за бок: резко заболели рёбра, и в один миг мы просто свалились вместе в воду. Под нами не оказалось дна. Плавать я умел, и барахтающегося Арса без труда удержал на воде. - Ты чего? – вгляделся я в его перекошенное лицо. – Ты не умеешь плавать? - Нет… Я… - он откашлялся водой. – Забей, это не так важно. Мимо нас степенно проплыла огромная белая медуза с тёмно-синей бахромой, словно любопытная летающая тарелка. Я осторожно помог Арсу ухватиться за ржавые колышки арматуры, служившие тысячу лет назад поручнями. Я взобрался на пирс и потянул на себя парня. Как же мучительно заскрипели его зубы. Он сидел на теплых бетонных плитах, обняв сам себя, я беспомощно хлопал глазами. А что я мог сделать? - Например, меньше принимать наркоту, - прохрипел Арсений. Но мне действительно настолько было страшно и жалко его, что я даже не обратил никакого внимания на его неуместную шутку. - Сиди, Арс, я сейчас… Я забегал по мосту, собирая шмотки. Без рыбы я уходить не собирался. Чёртова чайка, всё из-за неё! - Ну, - подошёл я, навесив на себя сумки и рюкзак с маленьким ведром, где плескались рыбки. – Иди ко мне на ручки. - Нет, нет, - запротестовал Арсений. – Я сам. Я сгрёб его в охапку и понёс с пирса на руках. - Господи, - не мог отдышаться Арсений. – Какой позор. Ощущаю себя девяностолетним немощным стариком. - А ты представь, что ты невеста, которую выносят из Загса. - Разве, что тоже девяностолетняя. - Не смеши меня, - я сжал челюсти, стараясь не думать ни о чём и боясь упасть на мокрых плитах с торчащими из них тут и там железками. – Тут воды полно, если сейчас упадём, то кроме рёбер еще и позвоночник тебе сломаем. С божьей помощью и чьей-то матери я дошёл до конца пирса, и Арсений аккуратно спустился на ноги. - Меня никто ещё не носил на руках, - отметил он, цепляясь мне под локоть. – Это странно. Странно было и то, что я ни с кем не ходил вот так под руку. На руках пьяных или обкуренных друзей носил. А идти под руку вот так – точно ни с кем не было, и это пробуждало во мне какую-то доселе неизвестную ответственность. - Ты бы проверился, как следует, - поморщился я, косясь, как зажимает свой живот Арсений и тяжело надсадно дышит. – И вообще. Когда ты поедешь обратно, в Москву? Эта мысль взволновала меня. Арсений почему-то замешкался. - Так что? – хмурился я в ожидании ответа, но он делал всё, что угодно: кряхтел, сопел, щурился от прямых солнечных лучей, но только не отвечал на мой вопрос. Мы дошли до палатки. В рюкзаке нашлось обезболивающее. Арсений лёг на свой матрац и закрыл глаза. Я сидел напротив и разглядывал своего… а вот тут в моей голове звучал интересный вопрос, кто он мне? Сосед? Друг? Любовник? Случайный парень? Как мне его называть? - Антон, - не открывая глаз, произнёс Арсений. – Сейчас меня отпустит, и пойдем жарить рыбу. - Угу, - сказал я и лёг рядом с ним. - Ты чего? – удивленно распахнул глаза Арс. Ровный красный загар лежал на его щеках словно консилер, видно было, как парню больно, тяжело и жарко, и меня это возбудило. - Антон, пожалуйста, я не могу тебе сейчас ответить, - застонал Арсений, не в силах противиться внезапным ласкам. – Я согласен: ты главный, ты первый во всём, я уступаю и признаю твои преимущества, только отпусти меня. Он просил и просил, чтобы его не трогали. Даже, когда сосал, захлёбываясь слюнями. Даже, когда я настойчиво стащил с него штаны тоже. Мы сгорели на солнце, нам было больно касаться друг друга, и Арсению вдвойне было больней, но это меня не останавливало. Всё о чём я думал – как же классно мне быть с ним. Особенно, когда он стонал от удовольствия сквозь собственную физическую боль.