Секрет Григория Волжского

Гриша затыкает рот ладонью, а второй упирается в стену. После знакомства, а вернее, именно сожительства с Вильгельмом, грани приличного и допустимого — у Волжского значительно расширились, но… Но это! Эта выходка Вильгельма в сравнение не шла ни с чем, что он когда-либо себе позволял. И сейчас, к слову, жутко довольный призрак сделался невидимым только потому, что Гриша настоял. Ибо если их в таком положении здесь увидят — это уж слишком. Уже слишком, но если могло быть слишком-слишком, то как раз оно и будет. — Здесь кто-то есть? — кричит вошедший. В ответ ему лишь тихо шумит вода. Что, собственного говоря, произошло? Да ничего нового, ну, как… Гриша тяжело вздыхает и подумывает, может, ответить лучше? Хотя, слышат же, что вода шумит, в душевых кто-то есть, чего так орать… Всё началось с того, что Грише взбрело в голову поцеловать Вильгельма. Прямо в управлении: они бы домой ещё нескоро добрались, да и после тренировки все реакции и чувства на пределе, вот подумал на секунду, может, поцеловать Вильгельма? Так и сделал, они в раздевалке одни были. Книгу с камнем Гриша всегда с собой носил: призрак мог отлететь и подальше, но обычно рядом с Гришей держался, а на тренировке Волжский и вовсе кожей чувствовал его голодный взгляд. Наверное, оно. Гриша вспомнить не мог, когда в поседений раз на него смотрели так. Этакая гремучая смесь страсти и похоти с искренним восхищением и нежностью — этот взгляд получался только у Вильгельма. Как? Знать бы наверняка. Но тот упрямо переводил разговор на другие темы, а Грише каждый раз так неловко становилось со своими чувствами. По действиям, кажется, Вильгельм его тоже любит. На словах же, вот до них дело не доходило. Хм. — Эй! — кричат у двери. — Опять воду забыли выключить! Безобразие, — бурчит женщина, и Гриша теперь по голосу узнаёт уборщицу. Дело стало проще. — Извините, задержался! — как можно спокойнее кричит Гриша. — А! — женщина тихо бурчит что-то ещё, но слов уже не слышно. — Поторопитесь тогда. С тем и выходит. Повезло. Очень. Если бы зашёл кто-то из мужчин, точно бы прошёл внутрь и мог застать Гришу в душевых в очень… компрометирующем положении. Так вот. Волжский с ребятами занимался в зале. Спортом, как положено, по расписанию. Вильгельм сделался невидимым и внимательно за ними наблюдал, а когда все выходили, Гриша задержался, отошёл в сторону, где как раз и расположился призрак, жестом показал ему чуть-чуть проявиться — наклонился и поцеловал. Невесомо, да и Вильгельм лишь полу-видимым сделался, что почувствовали оба не так остро, как могли бы- Или Гриша так думал. Первые мгновения Вильгельм замер, что Гриша почти успел насторожиться. Всё же до того Твангсте всегда целовал первым, а тут инициативу проявил Волжский. И ошибся. — Как вам не стыдно, Григорий? — прошептал призрак и полностью проявился. Игривый тон с головой сдал нарочито-упрекающий вид, а Вильгельм уже вцепился в майку и втянул Гришу в куда более страстный поцелуй. В зале, кроме них, никого не оставалось, так что поцелуй за поцелуем, ласки становились куда откровеннее, Вильгельм ладонями нагло шарил у Гриши под майкой, тот не уступал и ерошил светлые волосы- — Was für ein Pech… (*Какая незадача…) — вдруг прошептал Вильгельм, но далеко не отстранился. Его губы едва кожи Гриши касались. Прохладное дыхание по-прежнему обжигало, сколько бы раз между ними ни было. Что его так позабавило? А. Поэтому Гриша просто схватил Вильгельма в охапку и рванул до раздевалки. Хотел переодеться и до дома, да у кого-то были другие планы. Впрочем. Этих кого-то в раздевалке было двое, иначе бы в душевую не затолкал его Вильгельм так просто! А теперь, раз уж отвлекшая их уборщица ушла да и поторопиться велела. Гриша чуть уголками губ улыбается, в полный рост разгибается, он ведь рукой в стену упирался. Вильгельма к себе притягивает и в очередной поцелуй завлекает. Тот не ожидает, ойкает, чем Гриша и пользуется проникая в прохладный рот языком. Ощущения от прикосновений притуплённые. На контрасте разгоряченной после тренировки и не только кожи — острее и слаще всего, что было до Вильгельма. Голову кружит, возбуждение в груди полыхает и раскалённой страстью по телу растекается. — Gregor, — тихо постанывает Вильгельм и цепляется за его плечи призрачными пальцами. Ноги на поясницу закидывает, ему держаться-то не нужно, сам в воздухе зависнуть может, но так намного лучше. — Gre… gor… Бёдрами в Гришу вжимается. Едва теплая вода струями по щекам Волжского стекает, с волос каплями срывается, на каждом резком движении брызгами разлетается. Вильгельм ещё в одежде, всё же даже в самом видимом состоянии — справиться с ней Грише сложнее. А Вильгельм, кажется, сегодня забылся совсем. Его вода не заботит, призрачная одежда не мокнет, Твангсте ближе льнёт, мурлычет, тихо постанывает и бёдрами трётся. Ох. Они в душевых. В здании управления КГБ. А Грише, кажется, никогда настолько на нормы морали не было плевать. Что с ним творит Вильгельм? Да любит его Гриша всё равно. — Нас попросили быстрее, — разве что напоминает он. — Echt? (*Правда?) — Вильгельм чуть отстраняется и моргает. Взгляд затуманен и страстью подёрнут. Янтарь в них плавится, зрачки расширены, от радужки лишь тонкая полоска и осталась. С головой не только глаза выдают. Призрак краснеть физически не может, всегда одинаково бледный, но общее выражение меняется. Вильгельм забывается во всём: в первую очередь, что он русский знает. Потому, что ему дышать совсем не нужно, он ртом воздух глотает, сам жест ему ничего не приносит, Гриша спрашивал, но именно потому Твангсте «дышит» особенно часто в такие моменты. Забывается, в ощущениях теряется. Ему не нужно — но пока был жив, давно бы сбился. Забывается и полной грудью дышит. — Виль, — тихо зовёт. — Смотри на меня. Глаза друг друга находят. Впрочем, у самого Гриши сейчас такой же видок. Разве что он это наверняка знает, а Вильгельм плывёт и теряется. Грише же в его шальном янтарном взгляде тонет вполне осознанно. — Домой доберёмся, — Гриша не продолжает, в том смысла нет. Вильгельм довольно хмыкает, последний раз целует в губы, отпускает плечи и перехватывает Гришу за запястье. Его ледяные пальцы сквозь кожу проходят, это последнее, что Волжский той рукой чувствует. А после- — … м… Хриплые стоны и судорожные вздохи обоих. Они сейчас как одно целое: физически и ментально. Вильгельм в голове Гриши засел так плотно, что и эта грань тоже стирается. Сам часто думает о нём — или Вильгельм проникает в его мысли, ощущения сближаются, да и самому Твангсте с каждым разом легче то даётся. Сил тратит всё равно много, но удерживает воображение легче. Все точки выучил, как и Гриша запомнил тело своего любовника до мельчащих деталей. В конце концов, где укрыться, если они в одной голове? Гриша свободной рукой в стену упирается, еле-тёплая вода из душа по спине стекает, а Вильгельм ведёт его рукой быстрее. Ещё немного. Сжимает, у основания задерживается, потом обратно к головке ведёт и по краю большим пальцем обводит. Рукой Гриши но ощущается, как будто своей, разве что без привычной призрачной прохлады. Гриша губу закусывает и шумно выдыхает, в руку изливается. Спешно под душем следы смывает, Вильгельм довольно мурчит и в шкафчик прячется. Вовремя они заканчивают. Волжский едва одеться успевает, как уборщица возвращается. Недовольная, что ж поделать. — До свидания, — вежливо говорит Гриша и уже свои вещи подхватывает. Домой спешит. Вильгельм невидимкой за ним следует, иногда плеч касается. Знакомый холодок не отпускает Гришу всю долгую дорогу на автобусе.