***
Утром будильник разбудил Риту громким звоном. Отключив злосчастный орущий будильник, девушка уткнулась в подушку лицом и шумно выдохнула. Перьевая подушка с трудом пропускала воздух, и потому быстро пришлось повернуть голову, чтобы дышать. Перед глазами были спутанные во сне волосы, и Рита с трудом видела через пелену тёмных паутинок очертания комнаты и кровать подруги. Та зашевелилась, тоже проснулась от будильника Риты, но вставать пока не собиралась. Пока каникулы, Раде везло, она могла себе позволить встать позже обычного, но по факту с графиком учебы Риты вставала вместе с ней. Тяжело выдохнув и сдувая тем самым волосы с лица, Маргарита медленно встала с кровати и потянулась. На часах было шесть утра, и ей стоило поторопиться, если она хотела умыться и вымыть голову до того, как кто-нибудь займет ванную комнату из жильцов. Вместе с Радой они жили в коммунальной квартире у Людмилы Витальевны. Это была женщина средних лет, старающаяся всячески молодиться. Откуда Зиновьева доставала одежду, Рита могла только догадываться, но яркие тряпки на ней всегда смотрелись нелепо и не к месту. Помимо них в большой квартире жило еще несколько человек. Само жилое помещение, насколько помнила сама девушка, досталось Зиновьевой от ее бабки, которая пережила революцию и войну. Квартира была внушительных размеров, потолки пусть и были в плохом состоянии, но с лепниной. В какой-то из комнат даже была печь, но, насколько Рита знала, та не работала. Помимо кухни и ванной комнаты было пять жилых, в небольшой жила сама Людмила Витальевна, в примерно такой же большой, как у них с Радой, обитала супружеская пара с ребенком, и в двух последних юноша, студент медицинского, и какой-то мужчина лет сорока, к которому Людмила Витальевна неровно дышала. Из ранних пташек были только они с Радой да студент медик и мужчина из супружеской пары. Дядя Вова из первой комнаты работал непонятно где, он вообще о себе не распространялся, но все знали, что на работу он уходит часа в четыре, а возвращается часов в шесть, ест, моется и пропадает в комнатушке. Студентика звали Львом, и все, что о нем запомнила Рита, так это то, что у него родственники из Прибалтики. Он занимал ванну позже по договоренности, потому что сборы у Лёвы занимали от силы минут пять. Николай вставал ближе к семи, и потому в промежуток с шести до семи можно было свободно попасть в ванную и помыться. При любом другом раскладе можно было опоздать на работу или учебу. Взяв из комода полотенце и стакан с зубной щеткой, Рита вышла из комнаты и сонно двинулась в сторону ванной. Внутри было светло, обстановка по большей части напоминала больницу: всё белое и в минимальном количестве. Никаких личных вещей в ванной не хранилось, все предпочитали свои вещи держать в комнатах, и потому, помимо различных тряпок, швабры и башни тазиков здесь толком ничего не было. Единственным личным здесь могла быть одежда, повешенная после стирки на бельевые веревки, но ими в ванной пользовалась в основном сама хозяйка квартиры и за редким случаем супружеская пара, развешивая пеленки и детскую одежду. Рита прищурилась от яркого света единственной лампочки, одиноко висевшей на черном проводе по центру, и подошла к раковине. Разлепив глаза, она взглянула на себя и тяжело вздохнула. Из отражения на нее смотрела сонная девушка, которой искренне хотелось пожелать еще хотя бы лишний час сна. К несчастью, такой роскошью Маргарита не располагала, и потому, открыв кран с горячей водой, она подставила ладошки лодочкой и нагнулась. Кожу лица обдало пару раз прохладой, но третий заход уже был теплее. Нагревшись, напор воды разбрасывал в стороны теплые брызги, и вокруг раковины собирался приятный сгусток тепла, в котором хотелось раствориться. Будь у нее возможность, Рита с удовольствием сейчас бы окунулась всем телом под горячую воду, но нужно было торопиться. Почистив зубы, она вымыла волосы под краном над ванной и, чтобы не задерживать возможную очередь, вышла в коридор. В некоторых комнатах уже слышимо просыпались обитатели, и Рита поспешила в комнату. Рада все еще продолжала лежать в кровати, а часы клонились все ближе и ближе к семи. — Ты собираешься вставать? Потом не дождешься горячей воды. Опоздаешь! — возмутилась Рита, сев на стул. Рада с кровати издала недовольное мычание и, оттолкнувшись от подушки, села. На голове у нее было чуть ли не самое настоящее гнездо из кудряшек, и она поспешила их пригладить. Широко зевнув, Черновец спустила ноги на пол, нашла под кроватью тапочки и, лениво взяв полотенце и свою зубную щетку с мылом, поплелась в коридор. Покачав головой, Рита проводила подругу насмешливым взглядом и принялась тщательно вытирать волосы полотенцем. Нужно было успеть мало-мальски их высушить до выхода, чтобы не простыть. Встав со стула, Рита пару раз нагнулась резко туда-сюда, помахав волосами и, чуть пошатнувшись, поморщилась. Голова закружилась, но зато так эффективнее было согнать лишнюю влагу, которую уже не брало несчастное полотенце. Подойдя к шкафу, Рита взяла с полки расческу и наткнулась на фотографию. Фото было зажато между деревянной рамой и стеклом на дверце шкафа. С плотной бумаги на нее смотрели две улыбающиеся девочки на фоне яркого и сочного летнего пейзажа. В это темное утро фотография будто бы светилась теплом и счастьем, и Рита грустно улыбнулась, вспомнив, насколько мало в Петербурге солнца и тепла. У них в родных с Радой краях зимой холодно, но зато летом жарко, а солнце светит и осенью, и весной и летом. Солнечный свет не редкий гость, и за этим Маргарита скучала больше всего. По настоящей русской зиме с огромными сугробами и буранами, а не тому, что приходилось уже который год видеть в Петербурге. Рита, в отличие от подруги, жила в северной столице дольше, хотя с детства они мечтали перебраться в легендарный город России вместе. Но даже несмотря на большую подростковую сбывшуюся мечту, обе подруги скучали по родным краям. Расчесывая черные от влаги локоны, Маргарита вспомнила невольно, как они с подругой в детстве в родной деревушке строили шалаши и умудрялись придумывать себе игры из ничего. Сейчас все их время занимали работа и учеба, детство давно закончилось, и теперь голова была занята не тем, чем они с подругой займутся сегодня, а тем, где бы взять денег и как бы устроить свою личную жизнь. От этого на душе становилось как-то гадко, и в темные времена тянуло в родную деревушку, где жили родители. Распутав мокрые локоны, Маргарита положила обратно расческу и встряхнула головой, чтобы волосы разлиплись из влажных сосулек. Взгляд упал на стол, и Рита взяла свою тетрадь с вчерашним конспектом. Не совсем аккуратным почерком на обложке было выведено «М.И. Калашникова». Поджав губы с мыслью о надежде, что в декабре ее ждет автомат по зачету, девушка убрала конспекты в сумку, и комнату прорезал звук резко закрывающейся молнии. За спиной скрипнула дверь, вернулась Рада уже более бодрой, но такой же сонной, как и сама Маргарита. Обе они хотели спать, но мечтать о безмятежной жизни они могли только перед сном. Обе, по правде, немного завидовали Маше из комнаты напротив. Чего уж греха таить, вопреки плачу, бесконечным пеленкам и укачиванием, что Рада, что Рита мечтали о семье и возможности спать в свободное время. Может ребенок и лишал сна, но Маша спала куда больше, чем они с Черновец. Да и к тому же, Маша могла себе позволить спать днем, если ребенок плакал ночью, а они с подругой, слыша плач, все равно вставали с будильником и шли по делам. Несправедливо. — Ты тоже не хочешь есть? — спросила Рада, глядя на соседку. — Нет, но надо бы. — ответила Калашникова, отбросив за плечо мокрые локоны. — Яичницу? — Яичницу. Готовя завтрак, Рада думала про Тузика. Вернее, больше про то, где взять сосиски. Это не сказать, что самый доступный продукт, и с Ритой они сосиски варили крайне редко. В обычном гастрономе повезет, если попадется хоть пара штук, а вот кости какие-нибудь достать для собаки было попроще. Людмила Витальевна была женщиной сентиментальной, и потому подкармливала в округе собак и кошек тем, что у нее было. В квартире Зиновьевой был закон — все, что не съедалось, складывалось в специальное ведро, из которого потом женщина подкармливала бедных бездомных животных. В основном это всегда были какие-нибудь кости и обрезка от мяса, негодная в употребление в пищу. И, насколько помнила Рада, пару костей в ведре валялось. Собственно, после завтрака, Черновец замотала в старую газету несколько костей (попутно сильно морщась от мысли, что она копается в ведре с отходами) и пошла в комнату с кульком. Рита была занята сборами, поэтому про кулек ничего не спросила, и девушки распрощались на пороге комнаты. Ноябрьское утро приняло в свои объятия Маргариту, мягко говоря, не приветственно. Она пожалела, что решила пойти в юбке, и вопреки плотным колготкам, доставшимся по блату через маму Рады, холодный ветер все равно морозил коленки. Однако, Калашникова хотела произвести правильное впечатление в свой первый день в Главном управлении милиции. Ради этого стоило потерпеть ветер. Прежде чем отправиться в ГУМ, нужно было сдать конспекты. У Риты была тактика, которой она придерживалась уже пятый год обучения, и, как правило, это прокатывало. Ей крупно повезло, что у подруги старшая сестра когда-то тоже училась на юридическом, и потому литературы, которую было тяжело достать, у Калашниковой было предостаточно. Много заданных тем в программе она проходила именно по книгам от сестры Черновец, и преподаватели поощряли выбранную литературу. Выработанный подход «сдай заранее — потом отдыхай» очень устраивал девушку, и потому она и в этот раз планировала выйти сухой из воды и не сдавать чертовы зачеты. Главное, чтобы и в этот раз прокатило с конспектами и ее похвалили. Маргарита была отличницей, и все, что она писала в тетрадях — заучивала. По-хорошему, она могла в легкую сдать все эти экзамены, но не хотелось сидеть в аудитории с утра до вечера, пока все на потоке отвечают свои билеты. Хочешь жить — умей вертеться. На метро она добралась сперва до института. Внутри как всегда было шумно и людно, и Рита не стала сдавать пальто в гардероб, прошмыгнув так на лестницу. Цокая каблуками, она преодолела темный коридор и остановилась у двери в лекторий. Заглянув внутрь, Рита оглядела пустующие парты и преподавательский стол. По расписанию лекция у нужного ей преподавателя проходила здесь, и если бы не открытая дверь в лаборантскую, девушка осталась бы ни с чем. Зайдя внутрь, она прошмыгнула к кабинету и тихо постучала в дверной косяк. — Да-да, — отозвался низкий старый голос. — Вениамин Самуилович, разрешите? — осторожно поинтересовалась Рита, приводя дыхание в норму. — Да? Доброе утро, Маргарита. А вы разве не должны быть сегодня на практике? — из глубины кабинета от стеллажей с книгами вышел пожилой мужчина. — Доброе утро, Вениамин Самуилович, всё так, но я буквально забежала по делу и сразу в управление. Я хотела сдать свои конспекты… — А-а… Вы как всегда, работаете на опережение. — улыбнулся профессор. — Да, стараюсь решать некоторые проблемы до того, как они возникнут. — улыбнулась Рита, копаясь в сумке в поисках нужной тетради. — То есть, по-вашему, мой предмет с зачетом — это проблема? — вздернул бровь мужчина. — А… Я… Не это имела в виду… — Расслабьтесь, Маргарита, я всего лишь пошутил. Простите старику неумение шутить, я всё-таки профессор, а не юморист. — А… Да что вы, думаю, у вас бы получилось стать юмористом. Ваши же студенты вас и снабжают от года к году историями. — хмыкнула Калашникова, протягивая тетрадь профессору. Мужчина принял в руки тетрадь. Картонная обложка чуть оттопыривалась с краю, и исписанные плотно листы пушились веером. Удивленно вздернув брови, старик пролистал быстро страницы и присвистнул. — Знаете, Маргарита, вы не перестаете меня удивлять. Я даже боюсь заглядывать, что конкретно вы мне тут написали, но объем впечатляет. — Стараюсь, Вениамин Самуилович. Старик улыбнулся и закрыл тетрадь, положив ее на стол рядом со своим кожаным портфелем. — Вы удивительный феномен, Маргарита. Я очень надеюсь, что реальная работа в органах вас не сломает, этой стране нужны такие ответственные люди, как вы. Особенно сейчас, когда мы в столь опасное и шаткое время живем. Все в руках такой молодежи, как вы. И мне хочется верить, что у вас хватит сил привести в порядок весь тот хаос, что творится вокруг. — Вы преувеличиваете мои способности, Вениамин Самуилович, но мне тоже хочется верить, что мы сможем что-то изменить. — Обязательно, Маргарита, иначе стагнация будет означать конец всему. Движение — это жизнь, и это не просто слова. — профессор улыбнулся. — Ладно, ступайте, Маргарита, иначе я сейчас устрою вам лекцию об эволюции и истории, а у вас практика, а мне еще занятие вести. — Спасибо большое, Вениамин Самуилович. До свидания! — попрощалась девушка, выходя в коридор. — До свидания, Маргарита, удачи вам на практике. Разговор с профессор воодушевил Риту. Она не помнила себя, выходя из здания института, и поймала себя на мысли, что улыбается, спускаясь в метро. Сейчас ей казалось, что она готова горы свернуть и в её руках возможности всего мира. Почему-то она была уверена, что это же настроение поможет ей в первый день практики. Надо быть дураком, чтобы не волноваться перед столь ответственным моментом, но нервы утихали под действием какой-то странной эйфории, возникшей после разговора с Харитоновым. Это был один из тех профессоров, с которым было приятно вести беседы на лекциях и готовиться к его занятиям. К тому же, у Харитонова в запасе было много историй, особенно из шестидесятых и семидесятых о том, как он работал в милиции. И ценнее его историй из жизни ничего не было. У самого здания Главного управления милиции было не так уж красочно, как хотелось бы. Само здание было одним из тех привычных всем исторических мест Петербурга, но возникший перед главным входом не так давно рынок, портил всю картину. Подобные рынки с палатками возникали в городе хаотично: сегодня есть, завтра нет. Конечно, были те, кто работали в одном месте и регулярно. На таких рынках можно было достать много того, чего не было на обычных прилавках, а в коопе в разы дороже. И если от рынка, который был в нескольких минутах ходьбы от их дома, впечатление было исключительно приятное, то от этого палаточного сборища рядом с участком было как-то не по себе. Рита старалась отгонять от себя мысли о том, что так будет всегда, и верила, что в будущем подобные рынки не будут стоять прямо перед носом у милиции. Как-то не презентабельно это, неправильно. Вздохнув, Калашникова потянула на себя тяжелую дверь и вошла внутрь. Главное управление милиции было внушительным зданием с высокими потолками. Внутри оно напоминало муравейник из представителей правопорядка и людей, пришедших со своими проблемами. Риту интересовала начальница, Елена Александровна Хмурова, потому что только она могла направить куда надо Риту в этом хаосе из сотрудников в форме. Выйдя по лестнице вверх в основную часть отделения, Рита сжала ремень сумки на плече и поджала губы. По ощущениям было сравнимо почти так же, как в первый раз, когда она приехала в Санкт-Петербург. Запах вокзала, когда она вышла из вагона на перрон. Запах хлорки в вестибюле ее института. И наконец-то запах затхлости в общежитии, в котором Рита жила до тех пор, пока в Петербург не перебралась Рада. Одной снимать комнату дорого, а вот вдвоем — куда легче. И Калашникова была рада, что смылась из общежития. И сейчас она чувствовала себя так же неуютно, как в первый день там. Вспомнились слова дяди Славы, с которыми он постоянно лез к дочери и к Рите: «Язык до Киева доведет». Отец Рады нередко выдавал какие-нибудь мудрые советы, и к этой простой истине стоило прислушаться. К тому же, в том, чтобы спросить, где кабинет Хмуровой, не было ничего сложного, и какой-то молоденький милицейский согласился проводить студентку до кабинета. Остановившись у двери, Маргарита замерла в ожидании. Ее спутник постучался и заглянул внутрь. — Елена Александровна, разрешите обратиться. К вам студентка, говорит, что на практику. — Пусть заходит. — послышалось изнутри. Голос начальницы был прокуренным и неприятным, вызывающим мурашки по телу. Рита еще не успела столкнуться лицом к лицу с начальницей, но уже ее побаивалась. Юноша пропустил девушку в кабинет, а сам испарился, будто его и не было. Калашникова вошла внутрь и подавила желание поморщиться. Странный запах настиг ее еще в коридоре, но здесь усилился. Пахло каким-то ужасным и тошнотворным парфюмом, от которого тянуло вывернуть все содержимое желудка наружу. Ко всему этому мешался непереносимый запах табака, но только не обычных сигарет, а чего-то другого. И, стоило Маргарите скользнуть взглядом по столу начальницы, она поняла — сигары. Следующим, что увидела Рита, стало лицо самой Хмуровой. Это была женщина в летах, с короткой стрижкой и сединой в волосах. На переносице покоились очки, за линзами которых четкими линиями вокруг глаз вырисовывались морщины. По коже побежали мурашки, Елена Александровна вызывала какое-то страшное и пугающее впечатление. «Строгая» не подходило под ее описание, этого было недостаточно, чтобы описать в полной мере то, какое ощущение вызывала только своим видом эта женщина. По ней было видно, что за ее, казалось бы, хрупкими женскими плечами много ужасных вещей, с которыми ей пришлось столкнуться. Рите оставалось только догадываться, что пережила Хмурова, и почему-то стало не по себе при мысли, что когда-то в будущем сама Маргарита может стать такой же. Она росла в семье военного, с детства знала, как тяжело расти в дисциплине, приходилось становиться взрослой не по годам. Характер маленькой девочки закалялся уже тогда, а если она будет работать в милиции, неужели она сама будет производить такое же впечатление на людей, как Хмурова? Может, она тоже когда-то начнет курить, лишь бы справиться с нервами на работе?.. — Ну чего ты застыла, как кролик перед удавом? — прохрипела Хмурова, присев за стол с картонной папкой в руках. — Доброе… утро. Извините, что-то на меня нашло. — мотнула головой девушка. — Неудивительно. Тут творится самый настоящий хаос, могу представить, что первое впечатление странное. — Вовсе нет. Я готова приступать к практике. Меня зовут Маргарита Ильинична Калашникова, вам наверняка должны были сообщить из института… — Да-да, припоминаю… Фамилия у тебя, конечно, звучная. — хмыкнула Хмурова и откинула папку на край стола к остальным бумагам. Рита нервно улыбнулась. Это «звучная» означало только одно, и больше всего девушка терпеть не могла шутки и разговоры про свою фамилию. В детстве это было обидно, сейчас стало скорее скучно и неуместно, слушать колкости из раза в раз становится нудно. Повезло, что Елена Александровна напрямую не пошутила. — Так, что я буду делать? Женщина не спешила дать ответ на вопрос. Взяв сигару, Хмурова подрезала ее и закурила. Рита подумала, откуда она такие сигары сумела достать, подобные табачные изделия не лежат на прилавках в магазине в общем доступе. Но спрашивать было бы неуместно и глупо, поэтому девушка лишь молча наблюдала за действиями начальницы. Сощурившись, Елена Александровна посмотрела задумчиво в потолок и, выставив в сторону Риты руку с сигарой, произнесла. — Будешь стажером под руководством одного из сотрудников. Думаю… Да, Прокопенко в самый раз подойдёт. — кивнула сама себе женщина и встала из-за стола. — Идём, я представлю тебя твоему шефу. Стараясь дышать через раз рядом с Хмуровой, Рита вышла в коридор и зашагала следом за ней по коридору. Походка у начальницы была уверенная и даже какая-то… строевая. Так ходят солдаты, которые на собственных зубах ощущали плоть и кровь войны. По рукам вновь побежали мурашки, но Рита постаралась это чувство всеми силами отогнать. Вместе они вышли обратно в просторный зал с рабочими местами милицейских. Стоило Хмуровой выйти в поле зрения своих подчиненных, как все притихли, и хаотичное движение муравьев-милицейских стало более структурировано и осторожно. Елена Александровна даже не обратила на это внимание, проходя мимо своих верных псов статной походкой. Подойдя к крайнему столику, она остановилась, и ее остановка заставила усатого мужчину из-за стола встать и встрепенуться. — Доброе утро, Елена Александровна, — произнес бодро мужчина. — Доброе, Федор. Ну, принимай под свое крыло стажера. Студентка на практику пришла. Федор наконец-то заметил за статной фигурой начальницы низкую девушку. Заметив ее, он приветливо улыбнулся и в дружелюбном жесте протянул руку. Рита улыбнулась натянуто в ответ и пожала протянутую ладонь. — По всем вопросам обращайся к Федору, он все расскажет и покажет. Всё, мне некогда. И, не сказав больше ни слова, Хмурова вернулась обратно к себе в кабинет. С ее уходом все расслабились, и снова участок стал напоминать хаотичный муравейник. Рита удивленно вздернула бровь и перевела взгляд с милиционеров на Федора. — Меня зовут Маргарита, рада буду с вами сотрудничать. — А я Федор, то есть, Федор Иванович. Но обычно кличут Прокопенко. Тебя то, как по батюшке будет? — Ильинична. Маргарита Ильинична Калашникова, если уж полностью. — О-о… — Только, пожалуйста, давайте без шуток про фамилию. — улыбнулась Рита. — Что ты, что ты! Даже не думал. К тому же… есть у меня один такой друг, которого тоже донимали шутками с фамилией. А это ой как опасно, — хитро прищурился Прокопенко. — Ну что ж, Маргарита Ильинична, добро пожаловать в Главное управление милиции. — Спасибо, Федор Иванович.***
День для Рады пролетел практически в прострации. В школу она все же сходила и убедилась, что у противной директрисы к ней нет никаких вопросов. Рада до талого сидела заполняла журналы, лишь бы ее начальница к ней не пристала. А в остальном больше придраться было не к чему, к тому же того, что Черновец была вынуждена на каникулах учить мальчика, было достаточно, чтобы доставить девушке хлопот. К четырем часам, когда Рада расписала несколько занятий с Егором наперед, она собралась и вышла из школы. В каникулы она предпочитала готовиться к занятиям у них с Ритой в комнате, но раз уж ее занесло в школу, не было смысла возвращаться по холодине домой. Ко второй половине дня распогодилось, ветер уже не завывал, стало спокойнее, и небо над головой, пусть и темнело, но прояснилось. Рада решила не заходить во двор, где обитал Тузик, и на занятия к Белову пошла другим путем. Ее приветливо встретила мама Егора, и следующие полтора часа прошли в уютной обстановке с разговорами о правилах русского языка. Черновец пару раз угостили чаем с пряниками, и от Беловых она вышла не такой голодной, как ожидала. Вечер занимался на улице, покрывая округу вуалью сумерек. Зажглись фонари, и Рада почувствовала страх, что повторится вчерашняя история. Достав из сумки сверток с костями, она вошла во двор с деревом осторожно. Оглядевшись по сторонам, девушка поняла, что Тузика нигде нет. Перспектива идти к Константину домой со свертком костей не радовала, и Черновец потратила минут десять на то, чтобы обойти на несколько раз двор в поисках пса. В конце концов, она остановилась недалеко у одной из парадных и тяжело вздохнула. — И что мне делать?.. — спросила она себя вслух. Решение не заставило себя долго ждать. Под коленку что-то уперлось, и Рада повернулась назад. Отскочив в сторону, она уставилась на лохматую морду Тузика. Пес стоял, чуть опустив голову, глядел прямо карими глазами на Раду и ожидал подвоха. Выдохнув, стараясь избавиться от чувства страха и легкого испуга, Черновец медленно опустилась на корточки и раскрыла сверток из газеты. Тузик принюхался, обнюхал кости на газете и, завиляв хвостом, взял первую. Хруст кости раздался легким эхом во дворе-колодце. С первым лакомством Тузик расправился быстро, а затем принялся и за следующее. Рада не решалась погладить пса пока тот ест, и потому дождалась окончания трапезы. Тузик, надеясь на продолжение банкета, обнюхал газету в жирных и мокрых пятнах, но не обнаружил ничего вкусного. Черновец осторожно погладила пса по спине и улыбнулась. — Ну… Тузик, давай дружить, ладно? Я люблю собак, может мы найдем общий язык? Пес больше не смотрел настороженно, карий взгляд смягчился и стал добрым. Однако ластиться пес не спешил и попросту развернулся и ушел. Рада, проводив темную спину собаки взглядом, выпрямилась и смяла газету в произвольный шарик. Облегченно выдохнув, она направилась к нужной парадной.