Здравствуй, счастье моё!

      Костя устал. Сказать точно, в каком смысле, это было практически невозможно. Наверное, он устал, как это говорил дедулька сосед с первого этажа, «всяко-разно», потому что о чем бы он не задумался, испытывал гнетущее чувство внутри. Мысли съедали, Гром мотал головой и ерошил волосы, отвлекая себя и тем самым разгоняя кровь в голове. Потом много двигался на очередном выезде и понимал, что мышцы после третьих суток на работе болят у него «капитально». Грустнее всего в этом всём было то, что так тяжело было год от года. Конечно, раньше было полегче, пока жена с ним не развелась, а уж третий год пошёл, как он с Игорем справляется сам. И все те тяготы быта, что были возложены на супругу, теперь приходилось делать самому. И ладно бы он жил один, перебивался бы какими-нибудь харчами, но у него сын, а растущему организму надо хорошо питаться. Да и в принципе все условия нужны для того, чтобы Игорь жил счастливую детскую жизнь, не зная бед.       Не зная бед, это, конечно, громко сказано. На дворе был тысяча девятьсот девяносто четвертый год, советский союз распался, и в стране были сложности. А ему, молодому папаше, работающему в милиции, было тяжко. К счастью, Игорь пошел уже во второй класс, и каким-то чудом порой обходился дома без отца. Главное, думал Костя, вовремя пополнять холодильник, чтобы сын не голодал, а с остальным ещё можно потерпеть.       Но Гром отдавал себе отчёт в том, что таким образом он просто сам себя успокаивает, отец из него неважный получался. Сам он тоже вырос без отца, а Игорь повторял его же судьбу, но только при живом родителе. Нехорошо получается, неправильно даже, но повлиять как-то на обстоятельства Костя не мог. Работал бы он каким-нибудь слесарем или может шофёром, наверняка бы дома был чаще. Игорь наконец-то бы сходил во все музеи с папой, погулял по Невскому и обязательно бы потащил Костю в зоопарк. Он столько раз ему обещал сводить Игорька посмотреть на белого медведя, что сбился со счёта. Игорь ещё лет с пяти тыкал в большой энциклопедии в иллюстрацию с белым мишкой и с улыбкой и надеждой говорил, что хочет увидеть вживую медведя. А Костя возьми и пообещай ему, что сводит сына посмотреть на Умку. До сих пор ведёт, а Игорю через две недели уже восемь…       Костя вышел из здания отдела милиции и достал мятую пачку сигарет со спичками. Чиркнув по коробку, мужчина сощурился и сделал тягу. Стряхнув вонючую спичку, он бросил ее обгоревшую в урну и пошёл как можно скорее прочь от отделения. Ну точно, как он мог забыть о том, что у сына совсем скоро день рождения? От этого жутко мучила совесть, но Костю так рубило в сон, что совсем неудивительно, что он что-то забыл. Стоит сказать Господу Богу спасибо за то, что он вообще помнит дорогу домой.       Заскочив по пути в круглосуточный магазинчик, в котором сильно пахло спиртом и хлоркой, Костя купил булку хлеба и молока. Хлеб у них уходил быстро, Игорь постоянно уплетал бутерброды, а на молоке, каким-то чудом, Костя научился варить кашу. Ну как научился, невеста Прокопенко однажды показала принцип действия, а Костя судорожно запоминал, как промывать рис и сколько его варить. Нет, конечно в армии всякое было, каши эти они ели и варили будь здоров, и Костя по-честному знал многое, но чтоб на молоке… Это не та же самая каша с мясом, а про манку он вообще старался умалчивать. Игорь как назло любил манную кашу, а Костя никак не мог приноровиться, чтобы без комочков и молоко чтобы, как положено — в кастрюле оставалось. Отмывать плиту приходилось всякий раз после того, как Игорь попросит эту чертову манку. И кто вообще придумал эту пытку? Вот овсянку сварить, гречу там или даже перловку — ради бога, а вот манка, будь она неладна…       После магазина пошла уже вторая сигарета. Курить он старался не так уж и часто, но когда уставал, концентрировал мозг на самом процессе курения. Занятие так себе было, думать о том, как сверкает кончик сигареты, когда он делает очередную тягу. Найти бы занятие поинтереснее, чтобы мозг включать, но это было самым простым и более-менее доступным способом, который вообще был известен Косте. Всё бы ничего, он не задумывался об этом так глобально, пока не удавалось ему проходить мимо соседки из другой парадной. Бабулечка очень старая, по виду жизнь её сильно потрепала, вроде как она даже коренная петербурженка, блокадница. Проходя мимо и видя Костю с сигаретой, она по обычаю начинала ворчать, отчего её морщинистый рот забавно двигался, будто за уголки губ кто-то дергал ниточками. В такие моменты, глядя на неё такую старенькую, Гром испытывал стыд и вину. А ведь он уже взрослый мужчина, переживший развод и имевший под опекой сына. Но старшее поколение на то и старшее, чтоб стыдить и винить молодежь, независимо от годов за плечами, за всё что можно и нельзя. Проблема отцов и детей, так вроде звучала тема одного из уроков по литературе. Всегда актуальна, если уж верить тому, что написал великий автор. И сколько с этим не борись, всегда так было, есть и будет.       Сейчас, к счастью его простому и усталому, бабулечки не было, светили только фонари и занимался поздний вечер. От былого летнего ясного дня не осталось ничегошеньки, и темнело с каждым днём всё раньше и раньше. А вместе с тем холод становился всё сильнее и сильнее. До середины октября отопления не давали, они с Игорем, бедные, кутались в свитера, а Игорь даже колготки не снимал после школы. Да ещё и к тому же натягивал носки шерстяные, из собачьей шерсти, которые однажды ему передала невеста Прокопенко. Мол пусть ребенок греется, а то заболеет еще, кому это надо. А Костя, давно переставший знать, что такое детские колготки, надевал подштанники, натягивал до середины голени носки и шаркал дедовскими тапочками, сделанными из такой же твёрдой подошвы, как на некоторых валенках. Ноябрь пролетит незаметно, а вслед за ним и декабрь, и тогда можно будет достать валенки и ходить в них. Ему, правда, на работу в таком не то, что не положено, а неудобно ходить, но зато в остальное время самое то. Игорю проще, ребенок, ему главное в тепле. С двумя парами гамашей, а порой и вовсе в ватных штанах.       Зайдя под арку, Костя поёжился и выдохнул уже не дым сигаретный, а облако пара. Тут, на сквозняке, ощущения были как у горной речки: несет холодом и сыростью, пробирающейся прямиком в лёгкие с желанием застудить. Глотнув холодного воздуха резко, Гром закашлялся, вжал голову в плечи и сощурился. Во дворе на фоне эха его кашля послышался лай. Плечи расправились, Костя перестал щуриться, стараясь как орёл широко распахнутым взглядом выследить источник суматохи. Под деревом в их дворике, упершись лапами в ствол, стоял крупный пёс. Костя сразу узнал в нём Тузика, местного дворового пса, которого он ласково обзывал «без роду, без племени» за отсутствие породистой родословной. Пёс был с чуть вьющейся черной шерстью, в которой просматривалась серебристая седина. Образ старика псу придавали помимо этого ещё и мохнатые брови с усами, защищающие морду от холода. Пёс гавкнул, но активных действий никаких не предпринимал. Гром насторожился, Тузик знал всех из дома, и потому на дереве был кто-то чужой. Будь лето и листва, он бы подумал, что Тузик опять гоняет кота или птиц, но среди голых веток он чётко видел скукожившийся в приседе силуэт. Этот кто-то сидел тихо, и только изредка поглядывал вниз и что-то шикал. Костя подумал, а не алкаш ли это какой, по ошибке забредший в их двор. А если и так, он быстро алкоголика и без Тузика прогонит, а сам пойдёт домой.       Подойдя ближе, Костя разуверился в своих догадках, на дереве не сидел алкаш, это была женщина. Ко всему прочему, об этом говорил голос, в котором слышались нотки подступающей истерики. Видать сидит уже давно, а Тузик её пасёт не первые пять минут. Делать было нечего, и Костя, вместо того, чтобы продолжать свой обычный курс к парадной, свернул к дереву.       — Фу, Туз, фу! — нарочито басисто поругался он на пса, зашелестев пакетом. — А ну, ди прочь.       Тузик, завидев знакомого, обнюхал пакет и завилял облезлым, с колтунами, хвостом. Перестав лаять, он теперь изредка и хрипло гавкал на Костю, будто приветствуя его после долгой разлуки. Костя не совсем оценил его радость, скорее был по-простому снисходителен, и потому, потрепав под ухом, вгляделся в тёмный силуэт на дереве.       — Вы как там? — спросил мужчина, снова прищурившись.       — А вы как д-думаете?       Судя по моложавому голосу, на дереве была не женщина, а девушка. Лица Костя толком не видел, фонарь светил как раз откуда-то из-за спины девушки, и потому она была похожа на карикатурного грача на детском нелепом рисунке. Нелепым лишь потому, что слишком уж большой грач для такого дерева, да ещё и бесформенный какой-то, неправильный. Тёплый свет делал пар изо рта бедняги похожим на сгустки молочного тумана, и Костя мысленно себя поторопил: холодно.       Отломив от булки хлеба небольшой кусок, Костя поводил им перед мордой Тузика, чтобы пёс запомнил запах свежего, утреннего хлеба с приятной хрустинкой на корочке. Тузик оценил лакомство, завилял хвостом, и, когда клацнул рядом пастью, Костя повернулся и бросил в противоположную сторону кусок хлеба. Пёс гавкнул, ринулся через двор за пролетевшим лакомством и скрылся где-то за припаркованным жигули.       — Слезайте быстрее, а то он сейчас вернётся. — скомандовал Костя.       — У меня ноги з-затекли, — жаловалась девушка.       — Разомнёте позже, ну же! — потребовал Гром и, подойдя к дереву, ухватил девушку за локоть.       Для него она сидела не так уж высоко, это для безродного Тузика она как Машка в коробе у медведя за спиной: высоко сижу, далеко гляжу. Потянув бедолагу на себя, к счастью имея привычку пакет на запястье надевать, он словил бесформенного «грача». Девушка ойкнула, как-то нелепо ухватившись рукой за Костю. Ухватилась она за его плечо не сразу, сначала рукавом куртки, аккурат тем местом, где была пуговица, прошлась по лбу. Он поморщился, чуть было не оставшись без глаза. Ещё подумал, что ему везет на шрамы на лице, и как смог, спустил девушку на землю.       Оказалась она достаточно высокой, почти как он, а, если верить ежегодной медкомиссии, в нём было сто восемьдесят и три сантиметра. Девушка действительно была молодая, младше него. Глядела растерянным тёмным взглядом миндалевидных глаз, а брови дрожали. Совсем перепугалась, как котёнок, что забился в углу. Круглые щеки такого же круглого лица совсем красные были, и то ли от натуги, то ли от холода теперь пугали Костю своим багрянцем. На голове покоилась шапка, съехав как-то набекрень, и, поправив её на макушку, Костя вздохнул и кивнул в сторону парадной.       — Идемте, — проговорил он только, взяв свободной рукой незнакомку за запястье.       По-хорошему, ему бы представиться, не в самые спокойные времена живут, чтобы вот так насильно, без согласия, девушку незнакомую за собой куда-то тащить, но то ли от шока, то ли от чего-то другого незнакомка вопросов не задавала, дрожала только и шла покорно за мужчиной. До парадной они дошли как раз вовремя, Тузик доел свой хлеб, посланный Богом через Костю, точно как тот сыр вороне. Теперь пёс крутился вокруг дерева, нюхал и оглядывался, не понимая, куда успела деться жертва. Костя успел заметить, как пёс поднял морду от земли в их сторону, а затем за его спиной скрипнула дверь парадной, и они оказались в безопасности. Внутри на этаже опять не горел свет. По первоначальным предположениям Костя подумал, что никто до этого попросту не включил, но затем, бросив взгляд на выключатель, и заметив свет этажом выше, понял, что кто-то опять выкрутил лампочку. Мысленно окрестив негодяев иродами, мужчина зашагал грузными, усталыми шагами к лестнице, и бросил взгляд на девушку.       — Вы не бойтесь, я из милиции, — наконец-то проговорил Костя. — Пойдемте, чаю выпьем, вы успокоитесь.       Девушка стояла, как солдат на карауле тёмным силуэтом, пряча нижнюю часть лица за воротом куртки. Неловко поправив спавший ремень сумки на плече, она сделала два неуверенных шага вперед, а затем опомнилась и кивнула. В молчании они поднялись на самый верхний этаж, и Костя принялся рыться во внутреннем кармане куртки в поисках ключей. Достав связку, он открыл замок и толкнул дверь. Та, видимо наткнувшись на какое-то препятствие изнутри, остановилась, образовав щель около десяти сантиметров, не больше. Костя тяжело вздохнул, прижался лбом ко второй створке и прикрыл глаза.       — И-иго-орь, — протянул мужчина чуть ли не как песню.       Из недр квартиры послышались торопливые шаги, какая-то возня и даже грохот. Спустя пару мгновений, кто-то что-то тяжелое, судя по звукам, поставил за дверь, прикрыл ее слегка и начал копошиться у замка. Забренчал металл, ударившись о вторую дверную створку, а затем открылась дверь, и на пороге предстал сияющий от улыбки мальчишка. За ним стояла деревянная табуретка, сам он был одет в пижаму на пуговицах, а волосы, темные и густые, слегка вились и торчали во все стороны.       — Папа! — воскликнул мальчик и, чуть было не наступив на холодный бетон босой ногой, бросился к отцу. Костя успел на лету поймать сына и поднять его вверх. — Ты сегодня долго.       — Долго, сынок, долго. Прости, работы много.       — А это кто? — спросил тише Игорь, когда Костя шагнул через порог в квартиру, толкнув ногой табурет в сторону.       Гром бросил взгляд на незнакомку и поджал губы. Он ведь даже имени её не спросил, сонный и усталый он совсем не соображал.       — Это… гостья наша. Заходите, — последнее Костя сказал уже девушке, и та, неловко переминаясь на месте, зашла следом в квартиру.       Здесь уже света было больше. Опустив Игоря на пол, Костя сунул ему пакет с продуктами и велел идти на кухню. Игорь заглянул в пакет в надежде увидеть там что-то вкусное, но, застав пакет молока и надломанную булку хлеба, нахмурил брови.       — А чево хлеб такой? Ты что, по пути его ел? — интересовался мальчишка, шагая в недра квартиры.       Костя, сбросив ботинки и куртку, посмотрел на себя по привычке в зеркало и пригладил топорщащиеся волосы.       — Тузика кормил, встретил тут его. — оправдывался Гром и, обернувшись к гостье, замер.       Она так и стояла одетая, прижимая к бедру за ремень у самого его основания крепежа портфель. Часть лица всё также пряталась за воротом куртки, а на него смотрели глаза, напоминающие ему лисий взгляд. Хотя о таком лисьем взгляде Костя читал в книжках еще в школе, и думал иногда так о людях, которые смотрели на него с затаившимися неладными мыслями из-за того, что он их поймал с поличным. Но взгляд девушки был мягким и всё-таким же испуганным. Брови уже не дрожали, прячась под надвинутой вязаной шапкой.       — Ну что вы, раздевайтесь, проходите. — добродушно и с легкой улыбкой проговорил Костя. — Я пока чайник поставлю.       И, выполняя своё обещание, Костя направился на кухню. Проходя мимо гостиной, Костя заметил раскиданные тетрадки по разным предметам, еще альбом с карандашами поверх него и пару фантиков конфет. Судя по всему, конфеты были последними, иначе фантиков было бы в разы больше. Вздохнув, Гром мотнул головой и подошел к плите, хватая чайник за ручку. Игорь стоял рядом с раковиной, у рабочего стола, и неумело и нелепо, но как умел, резал надломленный хлеб. Костя в этом старался сыну уже не помогать. В первое время он, конечно, старался Игоря научить управляться ножом с продуктами, но после нескольких таких акций решил, что мальчишке полезнее будет привыкать делать всё самому. Иначе кто его тут контролировать и помогать будет, пока Костя на работе? Правильно — никто.       Набрав в чайник воды, Костя поставил его на плиту и зажег конфорку спичкой. Выбросив ту в урну, он обернулся к Игорю, который уже уплетал криво нарезанный хлеб.       — Что, бандит, все конфеты съел, да? — с усмешкой спросил Костя.       Игорь чуть опустил голову, глядя на отца исподлобья, и улыбнулся с крошками на губах.       — И чем мне теперь гостью угощать, а? — мужчина потрепал мальчонку по волосам, отчего те, и без того похожие на воронье гнездо, стали пушистее.       — Так хлеб есть! Масло, сахар и готово. — с улыбкой ответил Игорь.       Этому он научил Игоря еще прошлым летом, когда малому чуть ли не до слез хотелось сладкого, а из сладкого дома был только сахар. Вот и сделал ему самый вкусный бутерброд в мире, а потом еще сахар в ложке над конфоркой нагрел, спичку сунул и получился «петушок». Правда, такой леденец самому делать Костя строго запретил, потому что было опасно, и Игорь по-честному обещанному так не делал. По большей части потому, что папа сказал, что надо знать, когда убирать с огня, иначе сахар может сгореть, и тогда вместо леденца будет горелый сахар. А Игорь ещё не понимал эту науку, и потому просто не делал, хотя со спичками обращаться умел.       — Ловко ты это придумал, а. — хмыкнул Костя. — Тогда доставай масло.       Сам Костя вернулся к гостье. Она не решалась зайти дальше коридора, и потому стояла около входа в гостиную. Сейчас Гром мог разглядеть ее гораздо лучше: каштановое кудрявое каре, примятое шапкой, крупная фигура без особо впечатлительных форм. На девушке был свитер шоколадного цвета и брюки. Судя по позе, чувствовала себя девушка некомфортно, держа руки спереди в замке.       — Я не представился, меня зовут Константин, но можно просто Костя. — приветливо улыбнулся Гром и протянул ладонь для рукопожатия.       — Очень приятно, меня зовут Рада. — девушка пожала протянутую ладонь.       — Красивое имя, — удивился Костя.       — Да, но всяко лучше, чем Радость.       И почему лучше, чем радость, Костя не понимал. Как вообще интересно звучит это имя — Радость. Он такого никогда и не слышал. Кто вообще ребенка называет словом, которое буквально является именем нарицательным? Странно, хотя и хорошо звучит: радость! Что-то такое хорошее, теплое и светлое, что даже захотелось улыбнуться так по-детски искренне и беспричинно.       — Как так вышло, что вы на дереве оказались? Вы ведь не местная. — Костя бегал взглядом по лицу девушки.       — Я… Пришла на занятия к ученику своему, никакого пса не было… А вышла после, и тут он. До парадной не успела, рядом было дерево. И… вот.       — И долго вы там сидели?       — Минут двадцать может. Я пару раз пыталась слезть, когда думала, что собака ушла, но он возвращался…       — Замёрзли? — обеспокоенно спросил Костя.       — Немного… Спасибо вам, что вы помогли мне. Не знаю, что бы мне пришлось делать, если бы не вы.       — Не за что благодарить. Проходите, не стесняйтесь.       Не стесняться казалось простым звуком в отношении новой знакомой. Она была будто олицетворением слова «стеснение». Ходила осторожно, робко и украдкой бросала взгляд по сторонам, стараясь лишний раз не делать ненужных движений. Костя подумал, что такую девушку скорее должны были назвать Скромность, а не Радость, но за это себя же мысленно одёрнул. Пройдя на кухню, Костя двинулся к шкафу с кружками. Игорь усердно намазывал на куски хлеба сливочное масло, стараясь делать это как можно аккуратнее. Перемороженное масло как назло крошилось и не хотелось мазаться на свежий мякиш. Мальчик высунул кончик языка и тихо сопел, стараясь выполнить порученное дело до конца.       — Вы присаживайтесь за стол. — проговорил Костя, поставив три кружки перед собой.       Найдя в шкафчике банку с заваркой, Гром взглянул внутрь с неподдельным разочарованием: внутри было всего два пакетика, последние. Ему пора бы стать внимательнее до таких, казалось бы, простых вещей. Но, к счастью, это не так страшно было, они с Игорем порой заваривали чай одним пакетиком раза три. Сунув один пакетик в чашку для гостьи, второй Костя опустил в кружку для Игоря и взял закипевший чайник. Разлив кипяток по всем трём кружкам, Костя поставил ту, что для гостьи, перед девушкой на столе, а сам продолжил колдовать над своей и кружкой сына.       — Игорь, ты выполнил те задания, которые я тебе писал на днях? — спросил между делом Гром, опуская чайный пакетик то в одну кружку, то в другую.       Ответа не последовало, Игорь продолжал молчать, намазывая масло на хлеб. Конечно он прекрасно слышал своего отца, но разговаривать на эту тему вовсе не собирался.       — Игорь? — переспросил уточняюще Костя, бросив взгляд на мальчика.       Игорь тяжело вздохнул, нахмурил брови и надул губы со щеками недовольно.       — Да я ничего не понимаю там! А эти умножения… Кому вообще нужны эти умножения? — возмущался Игорь, с грохотом положив нож в масле на стол.       — Раз изучают в школе, значит нужны. Ты написал хоть что-то?       — Написал… — буркнул мальчик и, поставив на середину стола тарелку с хлебом, сел напротив гостьи. Взяв расписную сахарницу, он зачерпнул ложечкой немного сахара и посыпал поверх намазанного, пусть и с горем пополам, масла.       — Я потом проверю, имей в виду. — сказал Костя и, закончив заваривать чай на них двоих, присел к сыну рядом.       — Вы что же, сына на каникулах заставляете заниматься? — обыкновенно спросила девушка, бросив осторожный взгляд на Костю.       Гром, казалось, был застан врасплох наконец-то родившейся репликой со стороны новой знакомой. Моргнув пару раз, он отхлебнул кипятка из своей кружки и облизнул обветренные губы.       — Вроде того, мне некогда с ним заниматься, вот у него тройки за четверть и вылезли. — на жалобу это не было похоже, скорее на констатацию факта и принятие собственного бессилия.       Рада, поджав губы, с жалостью посмотрела на мужчину, а затем на мальчишку, который хмурился и ложкой передвигал сахарные кристалики по маслу.       — Знаете, я могу позаниматься с ним, пока каникулы. Всё равно мне сюда приходить придётся, у меня ученик со сломанной ногой дома лежит, вот я и хожу помочь ему нагнать.       — Вы учительница? — уточнил Костя.       — Да… Преподаю русский язык, но в институте я изучала и другие методики, так что… — девушка опустила взгляд и неловко постучала пальцами по кружке. — Вы извините, это звучало так, будто я навязываюсь.       — Нет, что вы… Всё нормально. Я просто не знаю, как мне вас за это благодарить. — добродушно улыбнулся Костя и потрепал сына по голове, чтобы тот взбодрился.       — О, это вовсе необязательно! — тут же оживилась девушка. — Услуга за услугу. Вы ведь меня от пса спасли, а я помогу вашему сыну с уроками.       Костя боролся с неловкостью и желанием согласиться. Отказываться было некрасиво и, посмотрев на недовольное лицо сына, он пихнул его чуть в плечо.       — Ну, бандит, что думаешь?       — Ничего… — бурчал в ответ Игорь, откусив умасленный мякиш.       — Тебя ведь Игорь зовут, да? — с улыбкой спросила девушка. — А меня Рада, будем знакомы.       Игорь чуть оживился, глядя ясным взглядом голубых глаз на протянутую ладонь. Пожав её и оставив масляные разводы с сахаром на пальцах новой знакомой, он внимательно посмотрел на нее.       — Рада? Какое странное имя…       — Игорь! — возмутился Костя.       — Ничего-ничего, — поспешила успокоить Грома девушка. — Он ведь прав, имя действительно странное. А тебя прям как древнерусского князя зовут?       — Меня в честь дедушки назвали. — проговорил Игорь, но лицо его изменилось, стало мягче от упоминания князя. — А кто такой князь Игорь?       — Если ты хочешь, я тебе расскажу потом. Даже книжку принесу, там о всех русских правителях написано. Хочешь? — улыбнулась Рада.       — Хочу! — кивнул на радостях мальчик.       — Ну вот, тебе понравится.       После чая с хлебом, Рада осталась еще ненадолго. Игорь принёс свой альбом, в котором показывал свои рисунки. Он был таким оживленным и жадным до внимания, что Костя, наблюдая со стороны за этим, мысленно себя проклинал. Сын ведь и к нему также тянулся, только он, как обычно уставший, просто не мог дать ту самую восторженную реакцию, которую ребенок так ждал. А Рада улыбалась и с интересом спрашивала, тем самым располагая к себе мальчишку. Он всё листал и листал, тыкая пальцем в рисунки и поясняя: где, что, почему, а главное как. Отчасти Костя был рад, что наконец-то кто-то дал Игорю глоток воздуха. Сам он держался из последних сил, чтобы не заснуть прямо на диване, рядом с гостьей.       — Ну что ж, Игорь, мне пора. — сказала с грустной улыбкой Рада.       — Как? Уже? — расстроился мальчик.       — Уже. На дворе скоро ночь будет, мне пора домой.       — Ну как же так, — печалился Игорь. — Вы ведь завтра придете? Рассказать про князя…       Рада взглянула на Константина с ноткой неуверенности, но кивнула. Она ведь обещала, и потому не могла отказать ребенку.       — Ура! — воскликнул мальчишка, подскочив с дивана.       — А ты заодно успеешь закончить рисунок. — улыбнулась девушка, встав с дивана следом.       — Еще бы! — хихикнул Игорь и, сгребая все свои карандаши с альбомом, понесся в комнату.       Костя выпрямился, издав звук, похожий на дедовское кряхтение. Он очень хотел спать, но просто не мог отпустить гостью без присмотра. Действительно было поздно, на улице совсем темно стало, и в такой час отпускать одинокую девушку Гром не хотел. К тому же, во дворе её поджидал Тузик, который был готов доблестно защищать двор от посторонних.       Одевшись, Костя наказал Игорю запереться, пока он провожает гостью. Игорь, всё еще взбудораженный визитом девушки, кивнул и, стоило Грому-старшему выйти за порог, закрыл за ними дверь.       — У вас такой замечательный сын. — с улыбкой проговорила Рада.       — Спасибо… Был бы у него еще такой же замечательный отец.       — Вы намекаете, что вы плохой родитель?       — Вы меня не так поняли, я не намекаю, я это утверждаю. — хмыкнул Костя, спускаясь по лестнице.       — Почему же вы так думаете? — непонимающе взглянула на мужчину учительница.       — Хотя бы потому, что Игорь сейчас в таком возрасте, что ему нужен рядом родитель, а я пропадаю на работе. Он всё равно, что сирота. И за это я не могу себя простить.       — Разве… Разве это не означает, что вы хороший отец? — робко спросила Рада.       — О чём вы?       — Ну… Вы прекрасно понимаете свои недостатки, но всё равно стараетесь для сына. Не каждый человек может похвастаться столь заботливым отцом или матерью.       — Может быть, но это не отменяет того факта, что я подвожу его. — пожал плечами Костя.       — А… Извините, не хочу показаться навязчивой… Как же мама Игоря?       — Мы с женой в разводе. Несколько лет как. У неё своя жизнь, Игорь ей не нужен.       — Как… Как ужасно. — грустно сказала девушка, опустив глаза в пол. — Простите, мне не стоило спрашивать.       Костя остановился только у двери парадной, обернувшись к новой знакомой. Она чуть было не наткнулась на него, но вовремя остановилась, подняв темный взгляд. Костя с мгновение смотрел ей прямо в глаза. Он старался понять девушку, будто ожидал прочесть в её глазах что-то важное, но затем чуть мотнул головой и усмехнулся.       — Давайте перейдём на «ты»? Я не так уж старше вас наверняка. — улыбнулся мужчина.       — Хорошо… Если так будет удобно.       — Отлично. Если вы… ты хочешь помочь Игорю с учебой, я буду только благодарен. Но, — отметил Костя важность своих слов выставленным указательным пальцем. — Придётся ходить через Тузика. Он не лает только на местных.       — И что же мне делать?       — Купи пару сарделек или косточек в мясном, а когда придёшь, угости его. Но сразу не давай, пусть он, как говорится, запомнит момент и запах. А когда доест, обязательно погладь. Он парень жадный до ласки.       — Хах… Наверное, как и все мужчины.       Повисла пауза, и Рада неловко отвела взгляд в сторону, разглядывая причудливые фигуры, образованные растрескавшейся краской. Костя тихо усмехнулся себе под нос, истина в словах Рады действительно была.       — Так и есть. Ну, идем?       — А сейчас он не будет кидаться? — беспокоилась Рада.       — Нет, ты ведь сейчас не одна. К тому же, пока сидела у нас, успела пропахнуть знакомым для него запахом.       — Что ж, надеюсь на это…       Внутреннее волнение было напрасным. Тузик даже не вышел на свет, видимо где-то спрятался и лёг спать. Рада выдохнула облегченно, как только они вышли за пределы двора-колодца. Пусть пёс мог шастать и тут, близ окрестностей дома, но уже какая-то уверенность в безопасности была. Шли они практически в тишине, обмениваясь изредка словами о том, каким же холодным выдалось начало ноября. Идти до дома Рады было не так уж далеко, пешком вся дорога заняла около получаса, может чуть больше, но никто этого не заметил. Каждый находился где-то в дебрях своих мыслей, чтобы заметить время и расстояние. Они прошлись в проеме между двух домов. Здесь, к удивлению, не было сквозняка. Местами не горели фонари, но над парадной, к счастью, лампочка светила.       — Ну, спасибо, что проводил. — улыбнулась Рада и протянула ладонь мужчине.       — Пустяки. — ответил Костя, пожав протянутую мягкую ладошку.       — Я… Приду завтра около шести, если что.       — Хорошо, будем ждать, — улыбнулся Гром. — По крайней мере, Игорь точно, а я… Надеюсь, что буду дома.       — Тогда… до встречи, когда бы она ни была.       Костя с улыбкой кивнул.       — До скорой встречи.       Рада спрятала кончик носа за воротом куртки, но глаза её стали уже от улыбки. Дверь в парадную за ней захлопнулась, и Костя ощутил тишину надвигающейся ночи. Какое же странное вышло у них знакомство, но отчего-то столь приятное.