«М-да, наверняка какая-нибудь стерва»

— Епт, правда что ль?! — удивлено воскликнул Великанов у себя в комнате, заметив пересланное сообщение от классной руководительницы. Он тут же взял только что зазвонившую трубку, и не успела Горбачёва задать вопрос: «Может, поучаствуем?», как парень тут же твёрдо крикнул: «да!». Даже кот, лежащий у него на животе вздрогнул. Ребята договорились встретиться и как следует все обсудить, хотя ни одна, ни второй не знали, что такого эдакого они хотят обсудить, ведь ответа «да» вполне достаточно. * * * Гуляя по району города, они не заметили как пришли прямо ко двору их школы. Шли, стараясь угнаться друг за другом, однако обоих вели ноги сами себя к учебному заведению. Обсудив не только это предстоящее выступление, они успели поговорить о многих-многих вещах, ещё посмеявшись над историком и его любимой жабой, которая работала завхозом. Оба весело проводили свободное время, топча землю уже в парке. Вместе они какое-то время гонялись за все время летающей крышкой от бутылки газировки, ведь сами же эту крышку и пинали, имитируя игру в футбол. Они и под дождь умудрились попасть, но все же хоть он и лил как из ведра, было прикольно. Никто и не парился на счёт домашнего задания, на счёт концерта, а просто веселились. И шаурму съели в какой-то мрачной подворотне, в которую если зайдёт ребёнок — жутко испугается кромешной темноты и желтых, гнилых листьев, застрявших в тонкой паутине. Навстречу им встретилось огромное количество уличных музыкантов. Прекрасные люди! Открытые, артистичные, яркие… молодцы, в общем. И эти двоя кинули им пару рублей, услышав сквозь песню, будто бы на бэк-вокале, быстрое «спасибо». В данную минуту идёт третий час ночи, а друзья все так же шляются по городу, обойдя множество улиц, оглядев множество фонтанов и прочих арт-объектов, зайдя в несколько кафе, оставив там пару сотен. Вдруг они услышали, как к ним кто-то бежит, хотя на улице почти никого не было, и даже машин было максимально мало. Темноглазая обернулась и оказалось, что к ним подбежал мальчик из параллели, какой-то там… вроде, Егор? Это парень из класса физматов, его белые зубы, казалось людям, которые вот-вот познакомились с ним, могут затмить любой бриллиант, а глаза ярко-ярко зеленые. Ему были присущи кудрявые, длинные волосы и прекрасное чувство юмора. Подбежал он даже не к обоим, а именно с целью подойти к Горбачевой. На шее у него болталась массивная серебристая цепочка, да и сам он был одет по моде. Уши были проколоты, висели два крестика. Скорее всего, серебро. Лицо светлое и до отврата чистое, а черты и мимика настолько слащавые и смазливые, что каждая девушка при одном его виде сразу же побежит с банальным: «ой, а можно познакомиться?» и, не дожидаясь ответа назовут своё имя да возьмут симпатичного незнакомца под ручку. Хотя, наверное, не только девушки. Было максимально мало людей, думающих, что это правда его настоящее лицо. Люди, не подгибающиеся под остальных, думали, что ему нужен Оскар, и подобного актёра будут ждать все в своих театрах и киностудиях. И Мэрил Стрип, и Ди каприо, и Джонни Депп, и все-все-все остальные должны курить в сторонке, плача в бумажную салфетку. — Приветик! — бодро начал Егор, изучая глазами девушку, которая остановила ход. Он начал качаться от пятки до носочка, вставая тем самым на них, что выглядело очень смешно и мило, чем-то схожим на ребячество что ли. — Привет, я тебя знаю? — прищурила глаза Александра, пытаясь вспомнить юношу, которого будто бы видела впервые в своей и без того ещё недолгой жизни. Однако встречаться им приходилось. На празднике они много пересекались взглядами, когда мальчик выходил на сцену, желая уже наконец прочесть своё стихотворение, которое ему поручили написать пол года назад, а он выполнил просьбу… хотя скорее приказ учителей в ночь перед тем, когда надо его представлять, но все же нереально гордился собой. В то время он постоянно ходил с крашенными в красный цвет волосами и всегда улыбался одной стороной рта — это заметила Саша, когда им пришлось попасть на несколько школьных мероприятий в одной компании. Несмотря на это, у неё, когда она услышит о нем или увидит его, в мыслях образуется кромешная темнота и до неприличия глубокая пустота. — Не думаю, но все же я Егор! — протянул он ей свою руку. Собеседница вытащила тёплую ладонь из кармана и неохотно пожала ему конечность в знак приветствия. Моисей стоял, уставившись на суетливого доставщика пиццы, у которого, по видимому, что-то приключилось с тонким-тонким колесом на велосипеде. Кто ж точно не попадёт в какую-нибудь совершенно абсурдную ситуацию, везя заказ ночью какому-то человеку, который наверняка будет очень недоволен, если доставщик опоздает. Возможно, это какой-то студент заказал, дабы заесть стресс из-за промаха в поступлении в ВУЗ мечты. Может, нищий музыкант/художник решил заказать пиццу на последние деньги, понимая, что оплатить проживание уже нечем. Масса вариантов. — Я Саша, — выдавила из себя улыбку та, не предвидя умалишенного критина, что представлялся ей раньше под видом сладкого-пай-мальчика. — Ну так и зачем ты… — Познакомиться захотел, — вытащил он свою руку из слабой хватки новой знакомой, почёсывая затылок. — Я тебя замечал тебя в коридорах, ты очень-очень красивая! Давай общаться? — Твоя прямолинейность меня убивает, но я скажу: «давай», — игриво усмехнулась шатенка, запихнув руку обратно в карман. — А может… — уж было снова начал зеленоглазый. Но не успел договорить, как Моисей схватил подругу и оттащил ее в сторону, куда они хотели дойти, перерезав момент их общения словами «Вот в школе и попиздите!». Девушка рассмеялась от тона, которым это было сказано, однако вырываться она не сочла необходимым, поэтому расслабившись, шагала за тащащим ее другом. — Саша, блять, ты его видела? Какой «давай»?! — недовольно процедил тот, отпуская девушку. — Он же тебя потом в кровать затащит, знаю я таких Егоров! — Тебе напомнить почему не затащит? — хихикнула Горбачёва, выдыхая белый дым изо рта, словно пар, что тут же растворился в окружающем. — Ну ладно, но все равно! — эта реакция вызвала ещё большую дозу хихиканья от темноглазой, что еле удерживалась на месте. * * * Новый день и новый страх того, что у преподавателей будет плохое настроение… так ещё и с фриковатым этим знакомиться… Вставать отнюдь не хотелось. Однако одна нога, затем вторая, и вот ты уже стоишь в результате командной работы организма. Как же в тот момент Горбачёва сочувствовала людям, занимающимся спортом. Не подумайте, что она как-то их задирает. Нет. Просто в шесть утра ей казалось, что у спортсменов наверняка компактные ноги, и вдруг они нечаянно подогнуться. Эта мысль преследовала ее и когда она зубы чистила, и когда она завтракала, и когда она одевалась. И только лишь когда девушка вышла на улицу, она отмерзла и глупый вопрос сам по себе отпал. Все же она к нему потом вернётся и будет думать и корить себя за то, какая же она дура, и думают ли о ней так окружающие. За размышлениями второй мысли она будет сидеть с красным, как помидор, даже ярче, лицом. Сегодня ещё и классную руководительницу догонять, записываться в музыканты. И парня этого искать. Сейчас хотелось обозвать все и вся самыми различными матерными словами, что их услышишь и будешь думать, про себя: «тихий ужас». В общем-то так всегда начинались утра Горбачевой, это уже классика жанра. * * * Наконец плюхнувшись на деревянный школьный стул, она цокнула языком, прежде глянув на табло, где было написано расписание. М-да, мало, кто захочет, физру первым уроком. И Моисей что-то не соизволил порадовать одноклассников и учителей своим присутствием. Да и вообще она подумала, может, тот тип с улицы отстанет сам. Ну если она, конечно же, не будет его стимулировать своими визитами. Решено. Физра будет в форме сидения в раздевалке, а Егор будет проигнорирован, как бы это по-хамски не звучало, забыв про всю эгоистичность. Сегодня, кажется, ещё кто-то контрольную обещал… Ой, самостоятельную. Учителя специально так говорят, чтобы не поднимать лишний шум и звуки негодования, что позволены нынче только им. Голова раскалывалась, будто рассыпается на тысячи маленьких кусочков, а вместе с ними превращаются в месиво мозги, вытекая вместе со всеми самыми простыми и банальными правилами по физике, алгебре и геометрии, утаскивая за собой все остальное. Сейчас она могла забить в поисковой строке: «как делить шестнадцать на четыре». И все равно, что есть калькулятор; все равно, что эти примитив; все равно, что это любой встречный младшеклассник решит, а учитель постучит ей по башке, уже рассыпавшейся. Или себе, проговаривая, мол, мир рухнул окончательно, если такие взрослые лошади все ещё тыкают своими уже длинными пальцами (копытами тогда уж) в экран, на котором высвечивается калькулятор. И вот завизжал бьющий по ушам звонок, а кареглазая не заметила, как вошла в уборную, встроенную в женскую раздевалку. Она заглянула в окно, где струились капли дождя, а с деревьев падали уже сгнившие листья. По словам, представляя, завораживает, да? Однако любой встречный прорычал: «бр-р-р-р» и, развернувшись, ушел быстрым ходом прочь. А ученица присела на подоконник, закидывая ногу туда же. «Боже, блять, завались, долбоящер!» — после сильного хлопка дверью отдалось эхом в комнате, долетая до маленькой чуть ли не каморки — можно назвать дамскую комнату. Саша даже не вздрогнула, но почувствовала приступ хихиканья. Она светила ноги и поняла, что красная метка на «Шкале Настроения» повышается. Улыбнувшись, она вовсе слезла и, забывшись, что прозвучал голос явно взрослого человека, пошла навстречу этому повысителю настоя. Выглядывая из-за двери, которая издала громкий, противный, скрип, она увидела сидящую на лавочке женщину с красными волосами, которая испуганная вертела головой, надеясь, что никто не не увидел с потекшей тушью и немного потрёпанными волосами. Она резко водила глазами из стороны в сторону и вдруг заметила торчащую из угла копну тёмных, немножко кудрявых волос. — Подождите! Не смейте выходить! Сейчас! Секунду! — она судорожно начала вытирать тёмно-серые струйки краешком белой дорогостоящей рубашки. Конечно же, интерес взял верх, и тут же появилась Горбачёва, укусившая нижнюю губу, увеличенными глазами то стекая вниз по красноволосой, то поднимаясь, как на башне падения, вверх. — Ах вот кто, Горбачёва, знаете, неудивительно, — горько усмехнулась голубоглазая, стараясь вновь превратиться в ту язвительную, высокомерную стерву. — Могла бы проявить хоть каплю уважения к обучению… вместо того… чтобы шляться по раздевалкам, — фыркнула Швецова, сдерживая слезы. — Алёна Сергеевна, что случилось? — улыбка спала, а тревожный взгляд занял все черты. — Может, Вам нужна помощь?.. Порвём любого! — На урок. Горбачёва. Что непонятного?! — резко крикнула светлоглазая, созерцая быстро выбегающую ученицу, с быстрой скоростью то ли от от злости, то ли от испуга. На физкультуру никто не пошёл. Естественно. Просто вместо туалета в раздевалке будет просто туалет на их этаже. Ещё бы. Ну а кто сделал бы по-другому? Швецова? Ну уж нет, много чести. А шатенка уже сама поверила, что ей как то на физичку везёт. Это при том желании не видеть вообще остальных учителей, так как после них оставалось мерзкое послевкусие. После же Швецовой — наоборот. А вид «четырнадцатилетней девчонки с яркой прической» завоевывал доверие. И в эти все моменты с ней она искренне не понял догнать тот факт, что кто-то ее буквально после первого дня стал ненавидеть. И серьезно, она стала рассуждать на этот вопрос, достав сигарету. Продымив пару минут, девушка закашлялась и решила, что сегодня лучше прекратить. Так и не найдя ответа, тут же заиграл звонок, и она побежала в раздевалку, надеясь ещё зайти в прошлой место, которой пришлось сменить и чуть-чуть намочить волосы и лицо, будто она на самом деле наворачивала круги по залу. Все остальное прошло скучно, а Моисей, оказалось, заболел. Простудился. Ну это Моисей, что с него взять. Зато вприпрыжку вчера прыгал от одного ларька до следующей забегаловки без куртки. Правда, весело было на английском, когда бумажка попала учительнице в голову. Все, конечно же, засмеялись, а учительница подняла ор. Этого парня с улицы она так и не увидела. В данную секунду она выходит из школы, смотря пол ноги, спускаясь по бетонной лестнице. Через пару секунд уже была внизу. И вот же сработало правило, что надо лишь вспомнить и подумать, а человек тут же появится. Он дёргает ее за спину, побуждая повернуться. Если бы это произошло на лестнице — уместней было бы сказать: «навернуться». — Приветик! — воскликнул Егор, напугав свей чрезмерной резкостью знакомую, которую он уже считал подругой. * * * День прошёл в пустую. Ничего нового, кроме постоянных мыслей в голове о Алене Сергеевне. Что могло ее так расстроить и вывести из себя, зная ее как стальную стерву. А главное — кто?!