Символ революции

      Шестеро мужчин крестьян, как законопослушные граждане, увидев запретный танец, продемонстрированный уличным танцором на главной площади, окружили юношу, встали перед ним, словно непробиваемые скалы; они были высокого роста, широкоплечие в сравнении с худым мальчишкой. Королевская стража из десяти человек, во главе с их командиром, тоже подошла к виновнику.        Отступник встал в оборонительную позицию, направил на мужчин и императорскую стражу два металлических меча, переливающихся на солнце серебром; совсем, как его прозрачно серые глаза, мерцающие искрой ледяных кристаллов на поверхности снега в сумрачную ночь.        Губы юноши дёрнулись в самоуверенной полуулыбке, весь вид —разъяренный; светлая пшеничная чёлка прикрывает правый глаз. Он смотрит на императорскую стражу и крестьянских мужиков, как показалось Джану, с высока, будто незнакомец ставит себя выше их, а они для него — приземленные крысы, не вызывающие интереса.        Если одним взглядом можно было бы убить, то у этого уличного танцора отлично бы получалось; смотря в его глаза, казалось, что в них мечутся кинжалы. Про себя принц подумал: «Интересно, он правда на что-то способен или лишь выпендривается?». Он наблюдает за этой картиной с бьющимся сердцем, скрывшись в толпе людей, следивших за происходящим. Даже обычный острый взгляд этого юноши вызывает в Джане очень много разных непонятных чувств.        Его Высочество считывал на лице танцора каждый жест, мимику его лица; огонь в глазах почему-то находил отклик внутри принца. Джан составил у себя в голове образ смелого, дерзкого, свободолюбивого парня.       Господин Сяо не понимает, как чистый сердцем уличный беспризорник, живущий в серых кварталах страны, будто крыса, может осветить собой пространство ничем не хуже принцев страны? Ничего в нём не выдавало бедного крестьянина.       Джан восхищается подобным смелым людям, которые привыкли бросать вызов, всё в этом юноше говорит, что он любит опасные стычки, чувствовать драйв. Поэтому юный наследник престола так и загорелся незнакомцем. В глубине души он был таким же любителем приключений — это лучше, чем сидеть в стенах дворца и смотреть на пытки: наследный принц ценит прекрасное. И на юношу он больше любуется, как учёный, открывший для себя внезапное открытие, словно отступник — драгоценная реликвия, которую хочется изучить поближе.       Наследный принц интересуется крестьянами, отступниками с чистыми сердцами. Эти люди привлекают его одним лишь существованием. Они кажутся ему удивительными, теми, кем бы он сам в глубине души хотел стать. Джан хотел бы знать, что двигало отступниками. Почему они не послушались закона? И не попытались ничего сделать для приближения лучшей жизни? Императором им был дан шанс подняться по иерархической лестнице, если бы они убивали крестьян с чистыми сердцами. Почему они отказались от данного предложения? Джан это не совсем понимает.       Почему даже этот юноша гордится тем, что он преступник страны? Чем лучше была его участь? От людей, исполняющих закон, да, они редкостные мерзавцы, привыкшие жить без чести, проделывающие преступные дела, и сами по натуре они — хитрецы, обманщики, эгоисты, грубияны, злые создания.       Но зато Император к ним милостив. Они продолжают спокойно жить, нечестными путями пробиваясь в жизни. В глазах закона, они элита, хоть и были бедняками, и, по сути, их жизнь практически ничем не отличается от чистых сердцем.       Император так и выжидает момента, когда все люди в Скарлентии станут чистыми сердцем, и он их переубивает. Это относится также и к Джану. Абсолютно каждый граждан страны — раб жестокой системы. Им всем остаётся только рассчитывать на милость Его Высочества.       И всё же наследный принц не считает уличного танцора неправильным, тем, кого не должно существовать в мире. Он тоже человек со своими особенностями и характером, а по мнению отца Джана, парнишка не достоин внимания, его жизнь не имеет никакого значения, и он зря родился на свет, если не подчиняется закону. Джана это злило.        По его мнению, отличному от отца, юноша был таким же человеком, как и он сам, только их вселенные были разными. Джан имеет ценность обществу, потому что является аристократом и принцем, а уличный беспризорник — нет. Но выглядит он смелее сводных братьев Джана и многих аристократов. Не каждый осмелится выйти танцевать на центральную площадь, где собирается много правильных граждан, исполняющих закон, для них юноша — изгой.       Уже то, что Джан имеет отличное мировоззрение от семьи на мир и закон, делает его чистым сердцем, как этого юношу на центральной площади. Никто из семьи принца не покидает стены дворца под чужой внешностью, зачем им это? Если они чувствуют себя там в своей среде. Только Джан проделывает это: пишет рассказы, пытается отвлечься от происходящего, а сейчас он не может отвести взгляд от отступника.       Кем же был господин Сяо? Наследным принцем, следовавшим закону или же чистым сердцем? Предателем родины, где для того, чтобы идеально подходить под её параметры, нужно быть жестоким, равнодушным, любить сеять раздор, пытать людей. Нужно ли это Джану? Почему его сердце бьётся с сумасшедшей яростью, словно у него тахикардия, когда он смотрит на уличного танцора, следя за каждым его движением? Джан пока не может дать ответы на свои вопросы, он предпочитает оставаться молчаливым наблюдателем.       Он знает, что однажды наступит день, когда ему придётся выбрать сторону. Отказаться от человечности или же стать достойным правителем, которым его хотела видеть мать. Принц стои́т словно в замедленном времени возле пропасти, куда он вот-вот упадёт, сто́ит часам ожить вновь.       До него долетает насмешливый голос главаря королевской стражи, вышедшего вперёд к танцору.       — Сколько стоишь? — с издёвкой спрашивает мужчина. — Двигаешь бёдрами, как те шлюхи из домов удовольствий. Напрасно расходуешь свой талант, он бы пригодился богатым мужчинам. Танцевать можно только для высших господ, но не для людей. Не проходит ни дня, чтобы я не переставал удивляться таким клоунам, как ты. Как тебе ещё не стыдно светиться перед людьми? Ты ведь тот, кто не должен существовать в системе нашего Императора. Удивительно, что такие крысы, как вы, всё равно продолжаете вылазить, несмотря на строгие меры. Мне даже разговаривать с тобой противно, не то что смотреть на твой вычурный макияж, на тонкие бедра, словно у девчонки. Одним словом — клоун.       Джан был с ним не согласен: танцор выглядел очень красиво, вот этот верзила и позавидовал, наверное, его внешности. Что-то внутри принца ёкнуло от гадких слов, сказанных юноше. Такие, как он, не уважают женщин в постоялых домах, трогают их без разрешения в неприличных местах. Услышать такое парню — что его сравнили с девушкой, да и ещё оскорбили, — должно быть, унизительно. Джану стало жаль незнакомца, который его так сильно заинтересовал. Почему, интересно, его это обидело?       Слава Богу, что парень-отступник нашёл, что ответить.       Он засмеялся, направив на мужчину колкий взгляд.        — Если я вам так противен, почему тогда смотрите? Как печально, что такие ублюдки, как вы, ходите в постоялые дома, чтобы домогаться девушек. Мне даже разговаривать с вами не о чём! — с этими словами юноша убрал левый меч в ножны и вмиг подпрыгнул с правым кверху. Подол его красного ханьфу развевался, словно раскрывшийся красный бутон, со стороны он напомнил Джану разъяренного дракона.       Всё произошло так быстро, что за движениями парня сложно было уследить; он устремился на мужчин, оказавшись близко к земле — он летел практически над ней! — и касаясь асфальта вьющимся шёлком одежды. В считанные секунды он пронзил мечом стопы ног семерых стражей, и они упали на колени; ещё одна минута — и юноша снова оказался в воздухе, направив клинок к их глазам, резанув по ним одним махом.        Он оказался позади них, присел на колени, касаясь руками земли, с меча стекали капли крови. На губах была улыбка.        Джан смотрел на его технику, продемонстрированную с мечом, с нескрываемым восторгом. Прыжки танцора были настолько плавными и быстрыми, словно проскочившая вспышка молнии. Мечом он орудовал также очень умело для мальчишки восемнадцати лет с виду. Таким уж был наследный принц, если его по-настоящему что-то изумляло, эмоции сразу можно было прочитать на лице, что и отличало его от сводных безэмоциональных братьев, лица которых ничего не выражали, кроме застывших равнодушных масок. Задорный блеск глаз, холодных, словно кристалл, и мерзкая усмешка на губах принцев говорили об их самоуверенности. От них ничего другого нельзя было ожидать, кроме как издевательского смеха и уничтожительного взгляда, направленного на крестьян-отступников, словно одни были соколами, а другие — мелкими сошками, ползущими по земле. Их интересовали только пытки и войны, в отличие от юного жизнерадостного Джана, который любил подмечать разные мелочи в жизни. Например, искусство, прекрасные лица, как у танцора, боевые техники. Всё, что могло вдохновить его. Таким качеством обладали только чистые с сердцем, творческие люди, которые были полны тепла, готовые делиться с ним окружающими.       Это нападение дало незнакомцу время, чтобы рвануть в бегство. Устремился с места он так же быстро, как орудовал мечом несколько секунд назад, на его лице даже ничего не дрогнуло от пролитой крови, он сделал это быстро и решительно. «Расчётливый», — догадался Джан. Пока оставшиеся мужчины-крестьяне в ужасе смотрели на только что поверженных вооружённых стражей Императора каким-то хилым мальчонкой; это не могло их не удивить. Главарь из королевской стражи, который до этого приставал к танцору, крикнул им:       — Чего стоите, как истуканы? Скорее берите наши стрелы — и бегом за ним, живым не отпускайте!       Оставшимся троим мужчинам из королевской стражи пришлось взять колчаны с луками и пойти вслед за мальчишкой. Джан последовал за ними издали. Ему нравилось чувствовать, как ветер хлещет по щекам, ощущать запах свободы, он завидовал незнакомцу, потому что тот мог испытать на себе этот драйв, непередаваемые ощущения, когда кровь закипает в жилах от адреналина — это и значит быть человеком, которого не сковывают душные ограничения законов, перекрывающие доступ к кислороду.       Танцор тем временем несся так быстро, словно стрела. «Профессионал», — подумал про себя принц с улыбкой на губах, его забавляла эта встреча, и ему было интересно, что же дальше будет делать незнакомец. Судя по всему, он не был простым уличным беспризорником, раз обучен боевым техникам, но меч у юноши совершенно простой, не украшенный на рукояти драгоценностями, как меч Джана. Только аристократы могли себе позволить роскошные оружия. Это было единственным, что господин Сяо не поменял в себе и своём имидже, он слишком сильно любил свой меч, потому что это его первый подарок от матери, подаренный до коронации, и последний. Он служил ему напоминаем о том, кем наследный принц должен стать, и что он должен всегда оставаться лицом страны, чтобы в нём не разочаровалась матушка с небес.       Господин Сяо продолжает преследовать таинственного нарушителя закона.       Он ловко пробегает мимо прохожих, которые, заметив процессию по ору мужчин-крестьян: «Схватите его! Не дайте ему уйти!» — пытались подключиться к ловле шустрого бегуна, но тот юрко ускальзывал от них, увертывался в разные стороны; он даже успевал обворовывать их карманы, мягко отталкивая прохожих от себя и освобождая дорогу.        Дорогу танцору перегородила карета, запряженная лошадьми. Он пробегает мимо неё, пока королевская стража, вся замученная, стреляет в него из лука, но ни одна из стрел так и не попадает в подростка. Юноша спотыкается, мужчины продолжают орать во всю глотку, чтобы к ловле парнишки подключились торговцы лавок, стоявшие рядом.       Они встали напротив юноши, распластавшегося на земле, позади него тоже встали другие мужики; он был окружён. Оставалось только бежать: либо вправо, либо лево — выбор невелик. Или же ранить простой народ.        Джан почему-то был уверен в том, что юноша не из тех, кто беспричинно нападает. Какое же было его удивление, когда он повторил практически тот же самый приём ранее со стражниками.       Поднявшись, уличный танцор подпрыгивает кверху, задерживается над землёй, он устремляется мимо вставшей перед ним преграды и оказывается позади угрозы.       Он бежит вновь, доходит до небольшого здания, запрыгивает на его крышу и мчится далее по крышам домов. Трое мужчин королевской стражи с бегущим в далеке Джаном продолжают его преследовать.       Один из мужчин раскрывает подол рукава, и оттуда летит множество метательных ядовитых игл. Юноша сначала от них ловко увертывается, как он и делал до этого: то нагибался, то подпрыгивал кверху, мечом отбивая все атаки — но одна из игл пронзает его правую стопу, когда он приземляется.       Джан еле сдерживает себя, чтобы не вмешаться, но сейчас слишком рано. Хромой юноша бежит дальше, другой мужчина достает колчан со стрелами, натягивает тетиву, стреляет; в воздухе всё смешалось: и иглы, и стрелы — была каша из острых предметов. Господин Сяо удивляется, как танцор находит в себе силы увертываться от атак. Одна из стрел всё же попадает ему в правую лопатку, он останавливается, жмурит глаза, затем вновь делает шаг, бежит, в него летит вторая стрела, попадает в правый бок, третья вонзается в ногу, ту самую, которая до этого пострадала ядовитой иглой.       Юноша добегает до края крыши и видит перед собой тупик; единственный выход — прыгать, но у него была ранена стопа, нога, и бок. Если он продолжит стоять спиной к стражникам, то они его пристрелят. Как ни в чем не бывало, он поворачивается к своим врагам с полуулыбкой.       Сердце Джана ликовало от его крутости. Ему было интересно, как юноша поступит дальше. Может, ему не придётся вмешиваться.       — Вот ты и попался, крысёныш, — заговорил тот самый главарь стражников, который прицепился к незнакомцу ранее. Юноша продолжает ухмыляться и дерзко смотреть на мужчин, находясь даже на краю пропасти. — Прыгнешь — останешься без длинных ножек, — продолжает подчинённый Императора. — Кролик уже не сможет убежать. Ты поплатишься за смерть наших сослуживцев своими органами, гния в тюрьме Его Высочества.       — Давай же, стреляй мне в сердце, человек, надевший кожу монстра. — Юноша вонзил взгляд в главаря стражи — острый, словно переливающееся синевой лезвие металла. Грубо выплюнув, он вложил в одно предложение всю свою ненависть к подчинённым Императора. — Лучше умереть, чем видеть, во что превратился мир, когда им стали править изверги вроде вас, верившие, что творят правосудие, — из юноши выплеснулся раскатистый смех.       — О, — ответил стражник. — Если тебе не нравятся правила Его Высочества, то лучше сгинь в ад к голодным вампирам, пускай они высосут всю твою душу. В конце концов это ждёт всех глупцов, решившихся идти против воли Императора.       — Да пошёл твой правитель в утроб той суки, что породила его! Лучше бы он никогда не раскрывал глаза и своего поганого рта, не он должен решать судьбу людей, а они сами. Они сами должны выбирать себе правителя! Лучше жить вообще без него. Ненавижу каждого богатенького сосунка с манией величия Бога! И вас, обычных людей, выбравших путь убийств отступников, способных на чувства, так знайте, суки: мы нормальные, это вы сущие выродки! — заорал на всё пространство парень, смеясь.       Наследный принц странно себя ощущает в этот момент: с одной стороны, он разделяет мнение танцора, а с другой — какая-то часть его всё ещё не была готова признать это. Кое в чём парень ошибался: единственным, кто приравнивался к Богу, был Император, а его сыновья — подчинённые, у которых нет власти что-то изменить, даже у жестоких братцев Джана. Они, на удивление, точно подходили под описание юноши: «сосунки, возомнившие себя Богами», — а на самом деле были такими же пешками во дворце, как Джан. Только чувствовали они себя в своей тарелке, ведь привыкли каждый день к жестоким трапезам, смотреть на пытки людей, слышать крики их мучений.       Для Сяо Сянжана этот звук был словно приятная мелодия, то, ради чего стоит жить, смысл понимания «верного пути», по которому он идёт — как и для Гуана, хоть он и дрожал от каждой тени, являлся таким же безбашенным психопатом, как его старший брат (даже куда более опасным, потому что у него во время страха отключался здравый рассудок), он не рассчитывал каждый свой шаг, как Сянжан, для него человеческая жизнь была занимательной игрой. Гуан любил смеяться во время пыток над отступниками с чистыми сердцами, чем раздражал наследного принца Джана. В компании с палачом Медзу господин Гуан составлял яркую смесь психов, которым мучения людей доставляют удовольствие.       Палач Императора и из Джана хотел сотворить свою копию — беспощадного мясника, рука которого не дрогнет над убийством маленького ребёнка, женщины и любого другого человека. Императорскому дворцу нужны были именно такие люди, в чей круг Джан никак не мог вписаться из-за своего доброго, наивного характера, который достался принцу от матери.       Этот молодой отступник ненавидел каждого аристократа без исключения, догадался Джан. Он опасен для государства: яркий представитель людей, идущих против власти. Его речи вдохновляют, но в них звучит что-то обиженное, словно танцор был обозлен на всех людей, выбравших спокойную жизнь, а не ставших отступниками страны. В чём они были виноваты? И сыновья Императора, которые просто родились в этой среде — тогда юноше надо винить судьбу, а не людей, которые отвечали за свои обязанности. Как же парень глуп и молод. Был ли он героем, как впервые подумал о нем Джан, или же являлся всего лишь обиженным мальчишкой, который так ничего и не изменит в обществе? Принц начал опасаться этого человека. Не все высказывания незнакомца он оценил. Ни один отступник не сможет понять, каково приходилось жить Джану во дворце. В конце концов все они пешки Императора.       Из губ юноши капает кровь. Он напоминает израненного лебедя, крыло которого подстрелили. Вся правая рука танцора была в стрелах, так же как и правый бок. На левую ногу он не наступал, потому что чувствовал боль в стопе, казалось, что игла на которую он напоролся, просочилась в самую кожу; нога была в крови, но он достойно держался, смотря на врагов, ни разу не сморщившись от боли, хотя Джан видел, как тяжело ему это давалось. Он стоял высоко на пятом этаже: если прыгнет вниз на таком расстоянии, то сломает ногу, разобьётся, как бы здорово он не летал над землёй. А если двинется вперёд, стражник подстрелит его. Что же юноша будет делать дальше?       — Ну всё, ты труп, — стражник, словно прочитал мысли принца, подтверждает его слова. — С раненой ногой ты не сможешь прыгнуть вниз или перепрыгнуть на другую крышу: я сразу тебя подстрелю ещё дюжиной стрел. Сдавайся по-хорошему, мы тебя доставим Его Высочеству живым.       — Лучше умереть, чем оказаться в его лапах, — огрызнулся юноша, доставая меч и готовясь напасть в любую секунду.       Мужчины рассмеялись.       — Выглядишь жалко, что же ты нам сделаешь? Ну, попробуй на меня напасть. Двинешься вперёд — я сразу тебя подстрелю, а исполнить свой парящий трюк ты не сможешь, так как не удержишь равновесия и свалишься вниз.       — На это жалко смотреть, хватайте его, — в глазах незнакомца действительно промелькнул страх: он не мог ни повернуться к стражникам сзади, ни напасть на них спереди. Вот до чего доводит безрассудство, подумал Джан, он такой же человек, как и все: одни понты, а до этого казался неуловимым.       — Нашли, чем гордиться. Десять человек напали на одного хилого мальчишку — этим и занимается королевская стража? Ловит беспомощных граждан? — юноша прыснул со смеху. — Вы всё равно останетесь ничтожествами, даже если и схватите меня сейчас. Только знайте: вам не удастся изловить нас всех. Ваше отродье не сможет выжечь из сердец людей добро, как бы сильно этого не хотелось. Справедливость восторжествует. Небеса вас накажут. И вы все сдохните.       Глава стражи с ненавистью посмотрел на парня, натянул стрелу, как и трое других мужчин. Незнакомец был готов принять смерть. Джану стало его жаль.       Настала очередь вмешаться.       Позади он достаёт колчан со стрелами и бесшумно ступает из тени. Танцор замечает это, но вида стражникам не подаёт, закрывает глаза, но мужчины не успевают выстрелить в юношу, так как наследный принц попадает в королевского стражника. Тот падает замертво.       Остальные два натягивают тетиву, направляют её на ни пойми откуда взявшегося парня, но стрелы так и не смогли задеть Джана, потому что он повторил технику танцора: подпрыгнул в воздух, мечом отбил все стрелы, которые попали в одного из оставшихся стражей. С другим мужчиной он сошёлся в ближнем бою, нападая на него первым, ловко управляя мечом, и, увернувшись от его выпадов, протыкает стражнику сердце. Джан смотрит на незнакомца, стоящего на краю крыши и прожигающего его взглядом: юноша не отпускал меч из рук, направляя его на медленно приближающегося наследного принца.       — Больше ни шага, стой на месте, — бросил танцор. — С какой целью преследовал меня?       Джан усмехается.       — Мне просто понравился твой танец, он был бесподобен, — принц решает совершить реверанс.       — Избавь меня от этих театральных жестов, а то меня стошнит от твоей лжи. Кто ты такой?       — А где моё «спасибо»? — надув губы, обиженно ответил Джан, отчего глаза незнакомца блеснули искрами.       — Послушай, — начал он, — мне нет дела до тебя. Будь добр, исчезни с моих глаз.       Джан подносит правую ладонь к губам и смеётся.       — Успокойся, колючка, я тебе не враг. Я не отношусь к королевским стражам и аристократам, я просто временно нахожусь в Скарлентии. Только недавно освободился из плена странствующих магов-кочевников из пустыни. Долгое время они держали меня в заложниках, превратив в краба. Потом я сбежал, пришёл на главную площадь, увидел, что за тобой бегут люди, вот и решил помочь.       Незнакомец рассмеялся.       — Думаешь, я поверю в твои бредни, чужак? Прекрасно, что ты освободился из плена. Катись на хер с этой крыши. Не мучай меня разговорами. У меня нет желания с кем-либо общаться, проваливай! — закричал юноша.       Принца это лишь забавляло.       — Как же ты отсюда слезешь, о пресветлейшая колючка? Даже находится в обществе магов мне было не так страшно, как дышать с тобой одним воздухом.       — У меня нет времени на шутки, оставь меня в покое, ненормальный!       — Так не пойдёт, я не бросаю людей, попавших в беду. Это моё хобби — спасать бедняжек! Не могу я тебя бросить.       Это было последней каплей, что вывела незнакомца из себя. Уличный танцор от негодования, охватившего его, прикусывает нижнюю губу — как же его все сегодня замучили! Бесит эта страна, где никому нельзя доверять. Если бы юноша жил в других условиях, он бы поблагодарил незнакомца за помощь, но в их стране никогда не бывает всё просто. Может, он решил его ограбить? Кто знает? Или сам был аристократом. Эти подозрения юноши, касательные незнакомца, раздражали отступника больше, чем шум от чужака с его глупыми шутками. Он с детства ненавидел богатеньких аристократов, которые раньше были крестьянами, но поднялись по иерархической лестнице, убивая чистых сердцами, таких как Жао Янши — этот революционер, показавший запретный танец жителям страны. Янши любил танцевать, он чувствовал себя свободным и делал это, скорее, больше для себя, чем для того, чтобы позлить правильных граждан страны, верующих в закон Императора. Как говорилось ранее, любое творчество было запрещено в государстве, поэтому Янши и хотели задержать противные королевские стражи. Все аристократы были для молодого танцора на одно лицо. Если незнакомец — один из них, то с ним придётся распрощаться. Но почему он ему тогда помог? Слишком подозрительный парень. Раздражает.       Янши впивает ногти левой руки в ладонь и почти что забывает о том, что его подстрелили. Голова немного кружилась, на правую ногу было больно наступать, но, несмотря на все эти трудности передвижения, он доходит до своего спасителя, правой ногой делает поворот, тянет грациозно носок ноги, словно балерина в танце, только слегка неуклюже. Из-за боли он пошатывается, совершает поворот и поднимается кверху, распластавшись над землёй красным огнём. Подол его ярко-оранжевого ханьфу горел, как язычки пламени. В полёте он достаёт длинную саблю, оказывается сзади наследного принца и направляет клинок к его горлу.       — Неужели не знаешь здешних правил? Нельзя приходить на помощь туда, где каждый прохожий тебе — главный враг. — Джан сглатывает, когда холодное лезвие касается его шеи, а сердце пропускает удар, когда вблизи мочки уха чувствуется дыхание юноши; спина и шея покрылись мурашками, ладони вспотели от вставшего напряжения.