Операция имени меня

      Я вхожу в кают-компанию одновременно с Литтлом и доктором Макдональдом. Крозье и Блэнки уже сидят за столом, и по виду Френсиса я понимаю, что он чувствует себя не слишком хорошо. И это ещё мягко сказано. Он зовёт Джопсона, и тот послушно присоединяется к нашей компании. Я знаю, о чём сейчас пойдёт речь. Тяжёлый момент. Но его необходимо пережить. Мы рассаживаемся вокруг стола. Френсис смотрит прямо перед собой. Ему стыдно глядеть в глаза присутствующим.       — Боюсь, я вынужден попросить вас об одолжении, которое ляжет тяжким бременем на ваши плечи, — он пытается говорить небрежным тоном, от которого все мы ощущаем ещё большую неловкость. — И, боюсь, сейчас время для этого самое неподходящее, я понимаю. Но и необходимо это, как никогда.       Он кусает губы. Мне хочется подойти поближе, взять его за руку, приобнять за плечи, сказать: «Успокойтесь, Френсис. Не мучайте себя угрызениями совести. Мы всё понимаем. Вы можете положиться на нас. Всё будет в порядке». Прижать бы его голову к своему плечу, погладить эти короткие жёсткие волосы, поделиться частью тепла… Но у меня нет такой возможности, поэтому я молча сижу напротив него, стараясь не пялиться напрямую, но и не упустить ни малейшей детали — жеста, движения, выражения лица…       Френсис вздыхает, приподымает руку, хлопает ею по столу и произносит почти весело, будто извиняясь:       — Я заболеваю, джентльмены. И серьёзно, полагаю. Не знаю — надолго ли. На неделю? — Он оскаливается в ухмылке. — Не-ет. На две. Возможно… Возможно и того дольше.       Паузы между словами становятся длиннее. Видно, как трудно даётся Френсису каждая новая фраза. Его душит стыд. Но то, как он преодолевает себя, вызывает во мне приступ горячего сочувствия и, — что удивительно, — уважения к этому человеку. Горячая волна нежданной, неуместной нежности окатывает меня с головы до ног и застревает комом в горле. Я кусаю губы и смотрю прямо в глаза Френсису, стараясь донести до него всё, что чувствую в этот момент. И, кажется, он понимает. На мгновение он замирает, будто забыв, что хотел сказать и пристально смотрит на меня. А после, словно очнувшись от наваждения, продолжает более спокойно и уверенно:       — И вам придётся не только скрывать, что со мной происходит, но и ухаживать за мной, обслуживать меня, поскольку сам я себя обслуживать не смогу.       Ну, вот, он и сказал главное. Самая тяжкая часть монолога остаётся позади — Френсис и сам это чувствует. Зато все, кроме меня и доктора напрягаются — услышанное становится для них неожиданностью. В кают-компании повисает пауза, наполненная стонами корабля и неясным гулом голосов за переборкой. Тишину нарушает Джопсон.       — Вам не о чем беспокоиться, сэр — произносит он уверенно и успокаивающе.       — Я буду не в состоянии командовать. Капитану Фицджеймсу придётся взять все заботы на себя, — Крозье смотрит в стол, словно чувствует себя виноватым персонально передо мной. Ещё бы — такая подстава для свалившейся невесть откуда на его бедную голову леди! Но леди сама виновата, что свалилась туда в столь неподходящий момент, так что пускай расхлёбывает и разруливает последствия. — А вы должны стать моим представителем здесь, Эдвард, — обращается он к Литтлу.       — Френсис…       Я хочу сказать, что приложу максимум усилий, мысленно добавляя: «Но их может оказаться недостаточно», однако он предостерегающе подымает руку и прерывает меня:       — Нет! Мы не должны останавливаться, пока всё не кончится. Я не должен останавливаться, а вы не должны позволять мне это.       Он вновь умолкает, словно собирается с силами, чтобы произнести следующую фразу и пытается за усмешкой скрыть сжигающий его жуткий стыд:       — Возможно, я буду вас умолять…       Френсис тяжело поднимается с места, бредёт к буфету, берёт стоящие там бутылки виски — одна из них полна приблизительно на треть, во второй на дне плещутся остатки, которых хватит на пару глотков — и подходит к Джопсону со словами:       — Отнесите это в то место, где пролилась кровь существа и вылейте.       Он отдаёт стюарду более полную бутылку и, осушив вторую прямо из горлышка, также вручает её Джопсону. После чего вынимает из кармана шинели пистолет и протягивает его Литтлу:       — Вот. Возьмите.       И видя, как лейтенант в смущении опускает голову и прячет глаза, повторяет настойчивей:       — Берите.       Когда Литтл берётся за рукоять, Крозье требовательно произносит, глядя ему прямо в глаза:       — И не возвращайте, пока снова не увидите меня на палубе в полном обмундировании.       После чего тяжело вздыхает, обводит всех взглядом усталым, насмешливым и извиняющимся одновременно и молча покидает кают-компанию.       Литтл торопливо кладёт пистолет на стол. Повисает тяжёлая пауза. Кажется, на этом завершается пятая серия. Но у нас тут не сериал. Поэтому глаза всех присутствующих обращаются ко мне. Груз ответственности, навалившейся на меня, я ощущаю физически. Я наперёд знала, что будет именно так. Но я не готова к этому! Ещё какое-то время я подавленно молчу, кусая губы. Но теперь я здесь главная. И эти люди ждут от меня каких-то слов и распоряжений. Мамочка!!! Мне страшно! Ответственность, рухнувшая на мои плечи, словно железобетонная плита, вот-вот вызовет приступ паники. Нет, я не имею права подвести Фицджеймса! Ну, Алиса Селезнёва, давай, вывози! Ваш ход, миледи.       — Джопсон, — мой голос звучит как-то не так. Я прокашливаюсь и стараюсь произнести увереннее. — Отправляйтесь за капитаном Крозье. Надеюсь, вы сумеете обеспечить ему качественный уход.       — Да, сэр, — стюард вскакивает и направляется к двери.       — Доктор, на ваши плечи тоже ляжет обязанность по уходу за капитаном, — говорю я. — И необходимость сохранения тайны. Мы не можем привлекать матросов к этому делу, поэтому придётся вам оказывать Джопсону посильную помощь.       — Разумеется, сэр, — кивает Макдональд.       — Держите меня в курсе насчёт состояния здоровья капитана Крозье. Сделайте всё возможное и даже невозможное…       — Излишне говорить об этом, сэр, — прерывает меня врач, но я прощаю ему эту дерзость.       — Вы свободны, доктор.       Макдональд уходит.       — Лейтенант Литтл. Я думаю, вы справитесь с обязанностями временного командира на «Терроре». Не мне вас учить. Корабль всё это время будет в надёжных руках.       — Да, сэр.       — Какое-то время я проведу на «Терроре», — говорю я, памятуя о делах, которые мне нужно завершить здесь. — Докладывайте мне обо всём происходящем, не упуская ни малейшей детали.       — Да, сэр.       Кажется, Литтл думает, что я ему не доверяю? Ну и чёрт с ним. Если его это обижает — не мои проблемы. Переживёт. Главное, что он будет с точностью выполнять распоряжения начальства, то есть, мои. А эмоции пусть оставит при себе.       Когда Литтл уходит, мы остаёмся наедине с Блэнки, который не произнёс ни слова за всё то время, что находился в кают-компании. Кажется, он не собирается покидать помещение вместе с остальными, из чего я делаю вывод…       — Мистер Блэнки. Вы хотели мне что-то сказать?       — Да, сэр.       — Я вас слушаю.       — Когда вы не пустили меня сегодня на палубу… Вы знали, что должно случиться?       Хм. Знала ли я?..       — С чего вы это взяли, мистер Блэнки?       — Ваши попытки задержать меня внизу были слишком настойчивы. Вы знали и не хотели, чтобы пострадал именно я. Ведь на месте Хорнби должен был быть я?       «Напьёшься — будешь», — крутится в голове крылатая фраза, но сейчас не место и не время произносить её вслух. Что мне ответить? Запираться до последнего или всё-таки?..       — Да, — коротко бросаю я, наблюдая за его реакцией. Но лицо ледового лоцмана остаётся совершенно невозмутимым. Кажется, мой ответ его не удивил. Он был готов к нему.       — Вы ведь понимаете, насколько логично прозвучит следующий вопрос — откуда вам это известно?       — А вы уверены, что имеете право задавать мне подобные вопросы? — Я смотрю на него с вызовом, но Блэнки принимает его. Он не отводит взгляд, и мне кажется, я вижу, как в его глазах скачут дерзкие черти.       — Думаю, я имею право знать всё, что касается моей жизни? — Усмехается он. Вопросительная интонация несколько смягчает дерзость тона.       — Вы ведь хотите знать правду, мистер Блэнки? — Надеюсь, в моей ответной ухмылке достаточно сарказма.       — Разумеется, коммандер.       — А если правда такова, что вы не поверите в неё ни при каких обстоятельствах? А выдумывать специально для вас какую-то приемлемую ложь у меня нет ни времени, ни желания?       — Я постараюсь поверить в то, что вы мне скажете, сэр. И, поскольку обстоятельства моего сегодняшнего спасения выглядят весьма странно… я готов к тому, что ваш рассказ будет не совсем обычным.       Тут меня осеняет мысль. До того, как все мы собрались в кают-компании, Блэнки какое-то время провёл здесь наедине с Френсисом. Возможно, тот успел что-то ему рассказать про меня?       — Хорошо, мистер Блэнки. Только для начала, ответьте мне, что сказал вам про меня капитан Крозье?       Блэнки снова усмехается.       — Он сказал, что вы, коммандер, немного не в себе. Что у вас возникают довольно странные мысли и идеи, но… Но при этом у вас появился дар ясновидения. Вы можете предвидеть некоторые события и пытаетесь предотвращать их.       — С чем он это связывает? — Интересуюсь я.       — Видимо, от долгой полярной ночи что-то в мозгу у вас сдвинулось, — честно отвечает Блэнки. — Такое бывает у некоторых. Я сам видел, как люди становились довольно… странными в полярных экспедициях.       — На ваш взгляд, я сейчас адекватен? — Спрашиваю я напрямую.       — Вполне, — кивает Блэнки.       — И, если я вам сейчас расскажу нечто такое, что опровергнет мою адекватность… Вы хотя бы попытаетесь воспринять это и не записывать меня сразу в сумасшедшие?       — Ну-у… Я, конечно, сделаю всё возможное.       Я задумываюсь. Пока Крозье болен и беспомощен, мне нужен человек, который сможет контролировать ситуацию на «Терроре», независимо от того, останусь я здесь или вернусь на «Эребус». Если Блэнки поверит мне — насколько это упростит мою задачу. Если нет — ну, запишет в сумасшедшие, только и всего. Поднимать команду против меня он не станет, а что мне ещё нужно? Зато у меня есть перспектива заполучить сильного и умного союзника. Нужно воспользоваться представляющимся случаем.       — В таком случае, усаживайтесь и покрепче держитесь за стул, мистер Блэнки, — говорю я и вываливаю на него историю своего странного водворения в теле коммандера. Кто я, из какого времени, откуда знаю про их экспедицию… А заодно обрисовываю нерадужные перспективы всего предприятия и лично его, ледового лоцмана Томаса Блэнки трагичную судьбу.       — Как видите, мне удалось кое-что изменить в этой истории, — завершаю я свой рассказ. — И я надеюсь, что смогу подправить и другие моменты. Так, чтобы вытащить нас отсюда — если не всех, то хотя бы частично.       Блэнки слушает меня, не перебивая и не задавая уточняющих вопросов. Я не знаю, считает ли он мой рассказ достаточно логичным или просто офигевает от того, насколько сильно коммандер Фицджеймс поехал кукухой. После короткой паузы я задаю вопрос:       — Ну, мистер Блэнки? Как вам такая правда?       Тот дёргает головой, словно отгоняет муху — видимо, впечатлился настолько, что не может сразу подыскать ответ. Надо быть осторожным с коммандером, мало ли, чего от него можно ожидать в таком состоянии. Я с кривой ухмылкой наблюдаю за ледовым лоцманом. Но прочитать его мысли по лицу по-прежнему невозможно.       — Да, это сильно, — наконец произносит он. — Однако, если это бред, то выглядит он весьма стройно и логично. От того, что вы мните себя женщиной, особого вреда не будет. А вот если вы действительно провидите будущее — это может быть нам всем на руку.       — То есть… вы готовы прислушаться к тому, что я говорю? Выполнять мои советы и приказы? Вы готовы довериться мне и моим знаниям и помочь мне вытащить эту злосчастную экспедицию? — Я боюсь спугнуть надежду, слабо, но радостно трепыхающую крылышками где-то у меня в груди.       — Пожалуй… готов, — хмыкает Блэнки. — Однако…       — Это трудно, я понимаю, — перебиваю я его. — И не всегда мои слова или действия покажутся вам целесообразными. Но я постараюсь обосновывать каждое из них. Мне трудно одному уследить за всеми — за Хикки, за Ирвингом, за Тозером и Силной, за Туунбаком этим чёртовым! Если вы мне поможете, наши шансы на спасение резко возрастут.       — Ну, ладно, — произносит Блэнки после короткого раздумья. — Я согласен. Что нужно делать?       — Прежде всего, следить за Хикки и пресекать все его козни. Обеспечить безопасность Ирвингу… Кстати! — Я внезапно вспоминаю ещё одно дело. — Надо бы обыскать этого мерзавца. В день похорон сэра Джона он забрался в каюту Френсиса и похитил оттуда некое незаконченное письмо, о котором Френсис забыл в суматохе. Хикки может использовать его против капитана. Нужно обязательно изъять у него этот документ.       — В таком случае, вызовите его сюда, и мы вдвоём обыщем эту гниду, — хмыкает Блэнки. — Не думаю, что он хранит столь важную бумажку у себя в сундуке.       — Если он сейчас не на вахте, то уже спит. Не стоит поднимать шум и будить остальных. Завтра по-тихому приведите его сюда, когда здесь никого не будет.       — Да, сэр, — кивает Блэнки. — А что это за документ?       — Незадолго до гибели сэра Джона Френсис обратился к нему с предложением отправить санный отряд на юг к фактории Компании Гудзонова залива за помощью. Сэр Джон категорически отказался. Тогда Френсис решил самовольно собрать такой отряд и возглавить его. Он начал писать письмо, в котором уведомлял сэра Джона о своём решении. Но тут поднялась суматоха в связи с гибелью сэра Джона. Френсис оставил письмо на столе у себя в каюте. Хикки воспользовался этим и выкрал письмо. Если вы помните, Френсис отправил отряд на юг. Но, разумеется, уже не под своим руководством.       — Да-а, в умелых руках… Это значит, имея такое письмо, можно обвинить Френсиса в измене и неповиновении.       — Разумеется. Что Хикки и не преминет сделать, как только представится случай. Так что…       — Его нужно срочно изымать, — констатирует Блэнки.       — Кстати, никто не знает про это письмо. Никто не видел, как Френсис его писал. Как никто не присутствовал при его разговоре с сэром Джоном относительно отправки отряда. Если мы найдём документ, он косвенно подтвердит вам правдивость моего рассказа, — говорю я.       Эта мысль приходит ко мне в голову только сейчас — и она весьма здравая, на мой взгляд.       — Тоже верно, — соглашается со мной Блэнки, подтверждая резонность моих рассуждений.       Я подымаюсь со своего места. Блэнки тоже встаёт на ноги. На обе ноги, между прочим! Я протягиваю ему руку со словами:       — Я рад, мистер Блэнки, что нашёл в вашем лице союзника. Надеюсь, вы скоро привыкнете к моему так называемому «сумасшествию» и не перестанете верить мне в главном. Спокойной ночи.       — Спокойной ночи, коммандер Фицджеймс, — Блэнки пожимает протянутую руку. В его взгляде я замечаю нечто, что заставляет меня понять — Томас присматривается ко мне с явным интересом. Видимо, пытается выявить незнакомые доселе женские черты в привычном облике коммандера. Значит, хочет он этого или нет, но его «зацепило», клюнуло! Его мозг отказывается верить в мою дикую историю, но постепенно задумывается над ней. Ничего, он привыкнет к мысли, что я — девушка. Или смирится с «ненормальностью» коммандера. И то, и другое меня устроит.       Засим я отправляюсь спать. Денёк выдался насыщенным. А уж вечер — тем более. ***        С каждым новым утром я испытываю всё меньшее желание подняться с койки. Тело болит и ноет, мысль о необходимости выбираться из-под одеяла вызывает отторжение. Хочется не просто плакать, а выть в голос, но, разумеется, коммандер Фицджеймс не может себе позволить такого позора. Впрочем, это не мешает Алисе Селезнёвой, пребывающей в его теле, тихонько пореветь некоторое время, пока она остаётся одна в холодной мрачной тесноте каюты, похожей больше на комфортабельный вместительный гроб, чем на помещение, пригодное для жизни. Однако я понимаю, что, оставаясь в бездействии, увеличиваю свои шансы сойти с ума, а потому с усилием вылезаю из-под горы одеял и быстро одеваюсь. Этот процесс больше не вызывает у меня затруднений, в отличие от процесса бритья, в котором я ещё не настолько преуспела.       Я открываю рот, чтобы позвать Джопсона, но внезапно вспоминаю, что наш милый Томас сегодня и в ближайшие пару недель будет слишком занят, чтобы обслуживать ещё и меня. Я отодвигаю в сторону дверь и выглядываю в тускло освещённый коридор. Удивительно, но из полумрака тут же вырисовывается долговязая фигура Уильяма Гибсона.       — Коммандер Фицджеймс? Могу ли я?..       — Можете, — обрываю я его. — Принесите тёплой воды для бритья.       — Да, сэр, — Гибсон мгновенно растворяется в полумраке.       Я отправляюсь в гальюн, после чего возвращаюсь к себе в каюту, прихватив фонарь из коридора. Гибсон проявляет весьма похвальную расторопность — принесённая им вода ещё сохраняет видимость тепла и вполне пригодна для моих экзерсисов с бритвой.       — Завтрак будет готов через десять минут, — докладывает стюард.       — Хорошо. Через десять минут возвращайтесь, чтобы убрать это, — я киваю на воду, катастрофически остывающую в миске на столе.       — Есть, сэр, — кивает Гибсон и испаряется. Мне неприятен этот тип, поэтому его исчезновение меня радует.       Сегодня бритьё проходит с гораздо меньшими потерями крови. Крозье мог бы мною гордиться. Кстати, нужно будет заглянуть к нему и спросить у Джопсона, как прошла первая ночь ломки. Ох, Френсис! Как же я вам сочувствую, капитан! Знали бы вы…       Я оглаживаю щёки Фицджеймса (ах, как звучит эта фраза!) и остаюсь довольна качеством бритья. Убираю на место бритвенные принадлежности и направляюсь к капитанской каюте. Стучусь в дверь, которая открывается не сразу. На пороге возникает Джопсон. По его лицу сразу видно, что прошедшая ночь была для него не самой лёгкой.       — Как он? — Спрашиваю я шёпотом, чтобы мой вопрос не достиг «случайных» ушей.       — Очень тяжело, — так же шёпотом отвечает Джопсон. — Сейчас он уснул. Но ночь была ужасной.       — Поешьте и ложитесь отдыхать, пока есть такая возможность, — говорю я. Надеюсь, в моём голосе бедняга Томас сможет различить искреннее сочувствие.       — Да, сэр.       — Скажите Френсису, что коммандер Фицджеймс искренне желает ему скорейшего выздоровления.       Конечно, я отдаю себе отчёт, куда капитан Крозье пошлёт коммандера Фицджеймса с его искренними пожеланиями, но не могу не сказать этого. Пусть знает, что о нём тут беспокоятся и сочувствуют ему. Может, Френсис вспомнит об этом позже, когда ему полегчает.       — Да, сэр, — мягко отвечает Джопсон. — Я обязательно передам ему.       — Отдыхайте, Джопсон. Я скажу Макдональду, чтобы подменил вас.       — Благодарю вас, сэр.       Завтракаю я в присутствии Ирвинга, Литтла и доктора Педди, которого теперь тоже знаю в лицо. Отчего его роль в экспедиции настолько невнятно прописана в сценарии сериала, я не знаю. Но, поскольку Френсис не посвятил его в подробности своей болезни, разговор за столом кажется несколько напряжённым. Мы обсуждаем погодные условия, доклады вахтенных, текущие работы по кораблю, изо всех сил стараясь при этом не свернуть на запретную территорию, касаемую отсутствия капитана Крозье. После завтрака я, как и обещала, заглядываю в лазарет и прошу доктора Макдональда подменить Джопсона. Блэнки до сих пор не попался мне на глаза, поэтому я отправляюсь к Силне — мне нужно знать, что решила эта девчонка по поводу моего предложения.       Я застаю барышню в её закутке вместе с Гудсиром, который пытается вникать в тонкости инуитского языка. При виде меня он застенчиво улыбается и встаёт с ящика, на котором сидел.       — Доброе утро, доктор Гудсир, — улыбаюсь я в ответ. — Как ваши успехи?       — Доброе утро, коммандер Фицджеймс. Я уже почти понимаю, что она говорит об этом существе. Трудно уловить суть того, чего не можешь представить. Но мне кажется, я понял, что она имеет в виду.       — Хорошо, доктор Гудсир. У меня к вам просьба. Будьте любезны, помогите доктору Педди в лазарете. А позже продолжите ваши занятия с нашей гостьей.       — Да, конечно, — Гудсир кивает девушке со словами: — До встречи, Силна.       Я понимаю, что он сказал. Здесь я понимаю всё, что говорится на любом языке — и это хорошо. Это мне на руку. Разумеется, Гудсиру об этом знать не обязательно. Я делаю вид, что ухожу вместе с ним, но вскоре возвращаюсь в закуток и занимаю место на ящике, где только что сидел Гудсир.       — Ты пришёл раньше назначенного времени, — произносит Силна.       — Я уверен, что ты уже обдумала ответ, — говорю я.       Она молча смотрит на меня долгим пронзительным взглядом. Я физически ощущаю этот взгляд, буравящий мне мозг. Легилиментка хренова! Жаль, никто мне не давал уроков окклюменщии. Но я пытаюсь поставить барьеры — как могу. Думаю о чём-то совершенно постороннем. Вспоминаю эпизоды из любимых фильмов. Пусть девчонка озадачится — что это такое она видит в моей башке. Кажется, она понимает, что ничего не понимает и прекращает сверлить мне мозг.       — Вот так-то лучше, — говорю я. — Итак?       — Я не смогу удержать Туунбака, если он захочет уничтожить вас, — медленно произносит Силна. — Кто успеет спастись — спасётся. Кто не успеет — погибнет.       — Та-ак. Хорошее начало, — я покусываю губу.       — Но я смогу помочь тебе уничтожить того, кто угрожает гибелью моим соплеменникам, — продолжает она.       — Значит, твоих мы спасаем, а моих — как получится? Не слишком выгодная сделка.       — Какая есть. Другой не будет, — отрезает она.       «Ах ты, мелкая инуитская сучка!» — Со злостью думаю я, пытаясь внешне оставаться спокойной.       — Ладно. А как насчёт тюленей? Ты поможешь нам их добывать?             — Нет.       — Почему?       — Это может не понравиться Туунбаку.       Во как. Ему это может, видите ли, не понравиться! А может, всё проще? Ты хочешь, чтобы мы все тут подохли, не выбрались из этой ледяной ловушки? Чтобы ты спасла одного Френсиса, оставив его без надежды когда-либо вернуться на родину? Чтобы спокойно рожать от него маленьких шаманчиков, имеющих сверхспособность общения с твоим домашним монстром? А вот хрен тебе!       Меня распирает злость. Что-то в моей картине мира складывается не так. Всё вокруг происходит, согласно сериала. И только эта девчонка — абсолютно книжный персонаж. И амбиции, и желания у неё полностью книжные. Интересно, какова в этом случае её зверюшка? Нужно будет обдумать всё как следует и использовать для извлечения максимальной пользы. Эх, жаль, я так и не дочитала книгу! И теперь мне трудно понять, чего ожидать от девчонки. Ну да ладно, выкрутимся.       — Хорошо. Договорились. Значит, пока ты с Гудсиром останешься здесь. Постарайся, чтобы твой питомец никого не сожрал. В том числе и меня.       «Даже Хикки пока не надо!» — мысленно произношу я. Надеюсь, она не знает, когда именно будет надо. Иначе не захочет, чтобы её зверюшка отравилась этой тварью. Хотя… Мне не хочется, чтобы случился мятеж и всё, что за ним последует. А, значит, надо придумать, как устранить Хикки, и Туунбака и при этом спасти побольше народу. Во, задачка! С тремя звёздочками, блин.       — Он не тронет тебя, — слышу я уверенный голос Силны.       — Почему?       — Потому что ты нездешний. Ты не отсюда. Он не сможет ничего сделать с тобой.       Ого. Вот это поворот. Откуда она знает? Ну, я имею в виду - насчёт намерений Туунбака относительно моей персоны.       — Откуда ты знаешь? — Спрашиваю я.       Она молча пожимает плечами. Я ухожу, так и не дождавшись ответа. Если это правда… Что ж, неплохо. А если она врёт, чтобы я потеряла бдительность, перестала опасаться?.. А зверёк тут, как тут — хвать меня и тикать. В прорубь, вслед за сэром Джоном. Чтоб не мешала девчонке добиваться Френсиса. Хмм… Я подумаю об этом позже. А сейчас мне нужен Блэнки.       Я нахожу ледового лоцмана в кают-компании.       — Где вы пропадаете, сэр? — Слышу я вместо приветствия. — Мне казалось, у нас есть важное дело, которое не терпит отлагательств?       — Я весь в вашем распоряжении, мистер Блэнки, — улыбаюсь я, не обращая внимания на то, как он игнорирует требования субординации. — Только для начала распорядитесь, пожалуйста, от моего имени, чтобы установили пост рядом с местом обитания инуитки. И пусть ставят туда на дежурство только надёжных людей, на которых можно положиться.       — Хорошо.       — А заодно приведите Хикки, пока здесь никого нет.       — Да, сэр, — Блэнки ухмыляется. Мне кажется, ему нравится идея обезвредить мерзавца, который посмел строить козни против его друга. Мне она тоже нравится, а посему я усаживаюсь на узкий диванчик, приткнувшийся к стене кают-компании. Сидеть на нём не очень удобно из-за крена судна. Но в ногах правды нет. Хоть нет её и выше…       Когда в коридоре раздаются шаги, я напрягаюсь. Всё-таки, обезвреживание негодяев — не слишком привычное для меня занятие. Я волнуюсь и чувствую отвратительную слабость в солнечном сплетении. Однако, вместо ожидаемого Хикки на пороге возникает Ирвинг. Вот, какого хрена ему сейчас здесь понадобилось? Нужно срочно придумать для него какое-то поручение, чтобы спровадить отсюда. Мой мозг напрягается в мучительном поиске, но ничего не может «родить». Внезапно я вспоминаю начало шестой серии. Фицджеймс с офицерами обсуждает количество оставшегося топлива и продовольствия. Фразочка домовёнка Кузи: «Запасы немеряны, убытки не считаны!» выскакивает в голове автоматически.       — Лейтенант Ирвинг.       — Да, сэр.       — Передайте лейтенанту Литтлу моё распоряжении о необходимости инвентаризации запасов на «Терроре». Сколько у нас осталось угля и продовольствия? Нужно сделать это, как можно скорее. Займитесь этим, не привлекая внимания экипажа.       — Да, сэр, — Ирвинг делает резкий кивок.       — Выполняйте.       Он уходит, очевидно, тихонько проклиная слишком деятельное начальство, которое не дало ему возможности спокойно отдохнуть перед вахтой. Ну и пусть. Начальство — оно всегда мешает подчинённым жить. Такая у него работа.       Ирвинг исчезает очень вовремя. Он успевает убраться из коридора до момента, когда там появляется мистер Хикки и идущий вслед за ним Блэнки, перекрывающий помощнику конопатчика путь к отступлению.       — Вызывали, господин коммандер? — Вкрадчиво произносит Хикки. — Мистер Блэнки сказал, что в кают-компании есть работа по моей части.       Я бросаю быстрый взгляд на стоящего за спиной Хикки Томаса. Он ухмыляется и подмигивает мне. После чего резко тянет дверь, закрывая посторонним доступ в кают-компанию, а также окончательно отрезая этой крысе возможность сбежать.       Я стою прямо напротив Хикки и вглядываюсь в его лицо, чуть склонив голову набок. Жест, абсолютно не свойственный Алисе, но, по-видимому, органичный для коммандера.       — Мистер Хикки, — говорю я, понизив голос, чтобы исключить возможность кому бы то ни было подслушать, что происходит за закрытой дверью кают-компании. — В день похорон сэра Джона вы имели наглость пробраться в каюту капитана Крозье и похитить у него со стола некое письмо, которое он оставил недописанным. У меня есть основания полагать, что письмо это до сих пор при вас. Будьте любезны отдать нам сей документ, чтобы мы смогли принять соответствующие меры к капитану Крозье.       Мысль предстать в глазах мятежного помощника конопатчика противником капитана возникает у меня совершенно внезапно. Это даже не мысль, а какое-то наитие, которому я подчиняюсь независимо от собственной воли. Блэнки за спиной у Хикки приподнимает бровь и понимающе склоняет голову, выпятив нижнюю челюсть. «О, как…» — означает его мимика, и это вполне узнаваемая, поистине, международная реакция.       — Я не понимаю вас, господин коммандер, — невинно отвечает Хикки. Выглядит он при этом очень естественно. Каков актёр! — Я никогда не проникал незаконно ни в чьи каюты, тем более, не выносил оттуда ничего, что мне не принадлежит.       — Мистер Хикки. Если вы хотите помочь нам отстранить от командования капитана Крозье — у вас есть такая возможность. Если нет… Я буду считать вас своим противником. Выбирайте, на чьей вы стороне. Здесь и сейчас.       Хикки косится на стоящего у него за спиной Блэнки. Конечно, более неудачного сообщника мне трудно было найти. Блэнки, плетущий заговоры против Крозье? Против человека, с кем его связывают долгие годы не только службы, но и дружбы — и это известно всем? Конечно, Хикки не дурак и понимает, что я блефую.       — Господин коммандер. Я ничего не знаю ни о каких письмах. И не понимаю, почему вы решили, что я сделал это.       — В таком случае нам с мистером Блэнки придётся обыскать вас. Раздевайтесь, мистер Хикки.       — Но… — Помощник конопатчика неуверенно оглядывается назад.       — Никаких «но», мистер Хикки. Это приказ, — говорю я твёрдо. — И не оглядывайтесь — сбежать вам не удастся.       Видимо, Хикки и сам понимает это — ледовый лоцман, как скала, перекрывший выход, станет для него непреодолимым препятствием. На губах у помощника конопатчика появляется елейная ухмылочка. До чего же он мерзок сейчас! Ах, с каким удовольствием я придушила бы его голыми руками! Видимо, наши желания в этот момент совпадают, но ни он, ни я не в силах их осуществить. Хикки медленно, глядя прямо в глаза, расстёгивает бушлат, снимает и подаёт мне. Я протягиваю руку, чтобы взять сей предмет одежды, но Хикки, будто невзначай, роняет его на пол и смотрит на меня невинным ангельским взглядом.       — Поднимите, — киваю я на бушлат. Хикки медленно приседает, не сводя с меня хитрых глаз. Его улыбочка поистине вводит меня во искушение.       Хикки берёт с пола бушлат и внезапно резко выпрямляется, как будто собирается швырнуть его мне в лицо. Я инстинктивно дёргаюсь. Но Хикки с почтительным видом подаёт мне одежду, произнося едва ли не нежно:       — Ну, что вы, господин коммандер.       Злоба душит меня. Но я стараюсь изо всех сил не подавать виду. Не знаю, насколько хорошо у меня получается.       Я осматриваю бушлат — проверяю все карманы, ощупываю подкладку… Хикки внимательно следит за моими действиями.       Пусто. Швыряю бушлат на стул, стоящий сбоку и спокойно произношу:       — Продолжайте, мистер Хикки.       Он всё с той же елейной улыбкой расстёгивает тужурку и подаёт её мне, не роняя на пол,при этом всё так же глядя в глаза. Я чувствую, как напряжённо наблюдает за ним Блэнки у него из-за спины, готовый к любой пакости, которую можно ожидать от этого гадёныша.       Я тщательно ощупываю подкладку и внезапно ощущаю нечто, зашитое под неё в передней части тужурки ближе к боковому шву. Швырнув её на стол, я неторопливо осматриваю аккуратный шов, почти неотличимый от фабричного. Зная, что мне предстоит обыск, я заранее запаслась канцелярским ножом для резки бумаги — Блэнки показал мне его в ящике стола, тут же, в кают-компании. Вот этим-то ножом я и вспарываю подкладку, под которой ожидаемо нахожу сложенный вчетверо лист бумаги, исписанный чётким аккуратным почерком капитана Крозье, образчики которого я имела возможность видеть в редких документах той эпохи, изучая всё, что только могла найти о злосчастной экспедиции Франклина.       Я без труда читаю документ, написанный по-английски — и это меня уже ничуть не удивляет. Передо мной то самое письмо, которое мы искали. Я оборачиваюсь к Хикки.       — Так вы утверждали, что ничего не знаете об этом письме? — Усмехаюсь я.       Хикки делает невинное лицо.       — Конечно, господин коммандер. Я понятия не имею, как оно туда попало. Видимо, кто-то воспользовался и спрятал его там, чтобы дискредитировать меня в ваших глазах.       Понимает, сволочь, что мы с ним ничего не сможет за это сделать и открыто издевается над нами!       — Ну, что же, мистер Хикки. Благодарю вас за содействие. Вы оказали нам неоценимую услугу, — говорю я как можно более доброжелательно. Пускай не думает, что его подколы и насмешки возымели на меня хоть какое-то действие. Напротив, пускай сам бесится из-за моего спокойствия .- А теперь извольте забрать ваше барахло и освободить нас от своего присутствия. И запомните: если вы вздумаете хоть как-то воспользоваться этим письмом и обвинить капитана — вас выпорют за клевету. Доказательств у вас нет, а за голословные обвинения придётся отвечать. Ваша задница ещё не зажила после прошлой порки. Думаю, ещё пятьдесят плетей вы вряд ли выдержите.       Хикки не спеша надевает тужурку, потом бушлат. На его губах по-прежнему играет елейная улыбочка.       — Всего доброго, господа, — произносит он сладким голосом, покидая кают-компанию, когда Блэнки отходит в сторону, освобождая ему проход. «А теперь, ехидна, когда я вырвал тебе жало, кусайся, если можешь», — звучит у меня в голове голос Атоса.       Блэнки закрывает за Хикки дверь.       — Ну, слава Богу, — говорит он. — Я боялся, что придётся обыскивать сундук, а сделать это незаметно нам бы не удалось.       — Да уж. Хорошо, что обошлось без лишнего шума, — отвечаю я. — Надо бы сжечь это письмо. Как нам это сделать, чтобы не устроить пожар? И чтобы никто ничего не увидел?       — Идите к себе в каюту, коммандер. Я сейчас приду к вам.       Я послушно топаю к себе, словно признавая за Блэнки право старшего по возрасту и по житейскому опыту человека руководить мною. Через несколько минут он появляется у меня, держа в руках миску, из которой матросы едят свой паёк. Блэнки ставит миску на стол со словами:       — Могу я прочитать, что там написано?       Я вынимаю письмо из кармана и протягиваю ему. Конечно, Блэнки имеет право знать о его содержании. Он — друг Крозье и мой союзник. Он никогда не использует эти знания против нас.       Блэнки внимательно читает документ. Закончив, машинально складывает его вчетверо, дёргает головой со словами:       — Да уж… Если бы сэр Джон не погиб, пришлось бы Фрэнку стать отщепенцем и предателем в глазах всей экспедиции. А это письмо в руках врагов могло бы стать сильным оружием против капитана. Настроить команду, измученную голодом и лишениями, против начальства — раз плюнуть.       Он вопросительно смотрит на меня. Я киваю. Блэнки рвёт на мелкие кусочки исписанный лист и кладёт обрывки в миску. Затем вынимает из фонаря свечу и подносит к ним. Клочья бумаги загораются не сразу, будто не хотят сохранить тайну капитана Крозье. Они тлеют, коптят, но всё-таки вспыхивают внезапным ярким пламенем. Я смотрю, как корчатся в огне остатки злосчастного письма и чувствую себя Штирлицем, сжигающим в пепельнице компрометирующие его материалы. Впрочем, моему воображению не дано долго играть в эти игры. Моя каюта — не просторная кухня в особняке штандартенфюрера. Она мгновенно наполняется едким дымом, от которого першит в горле и слезятся глаза. Но мы с Блэнки терпеливо ждём, пока бумага в миске не превращается в пепел. Прокашлявшись, он уносит миску с пеплом, оставляя дверь в каюте открытой.       — Мистер Блэнки, возвращайтесь в кают-компанию, когда уберёте это, — говорю я.       — Да, сэр, — кивает он в ответ.        Через минуту на пороге проявляется Гибсон.       — Сэр, здесь что-то горело? — Обеспокоенно спрашивает он.       — Да, — отвечаю я «на голубом глазу». — Я по неосторожности слишком близко поднёс свечу к бумаге, чтобы прочесть то, что на ней написано. Но теперь всё в порядке. Опасности нет.       Гибсон подчёркнуто внимательно осматривает каюту, но, поняв, что придраться не к чему, склоняет голову.       — Вам что-ни будь нужно, сэр?       — Нет, благодарю вас. Вы можете идти.       Запах гари в каюте немного рассеивается. Воздух вокруг нельзя назвать свежим — и это ещё мягко сказано — но он достаточно холодный, чтобы хоть как-то скрыть следы нашей с Блэнки деятельности. Я закрываю дверь и направляюсь в кают-компанию.       Блэнки появляется с другой стороны коридора в момент, когда я мельком заглядываю внутрь и вижу там лейтенанта Ходжсона, очевидно, сменившегося с вахты и незнакомого мужчину, тихонько пристроившегося с книгой в уголке дивана.       — Кто это? — Спрашиваю я почти одними губами, кивая в сторону незнакомца.       — Инженер Томпсон, — едва слышно отзывается Блэнки.       Мне не хочется говорить с ним при свидетелях. Надо бы как-то спровадить отсюда этих двоих. Но вот как?       — Добрый день, господа, — я первой вваливаюсь в кают-компанию.       — Добрый день, — повторяет у меня за спиной Блэнки.       Офицеры отвечают на наше приветствие.       — Лейтенант Ходжсон, как обстановка? — Спрашиваю я бодро, ибо, чёрт возьми, надо же мне с ним о чём-то говорить.       — Всё в порядке, коммандер Фицджеймс, — рапортует Ходжсон. — Без происшествий.       — Никто не заметил признаков зверя вблизи?       — Нет, сэр.       — Благодарю за службу, лейтенант. Отдыхайте. В ближайшее время вам вместе с прочими офицерами придётся провести инвентаризацию оставшихся у нас запасов продовольствия. Лейтенант Литтл получит от меня соответствующие распоряжения. А вы, инженер Томпсон, совместно с вашим коллегой с «Эребуса» подготовите расчёты, на сколько нам хватит запасов имеющегося угля. Займитесь этим незамедлительно.       Я произношу всё это очень уверенным тоном, при этом понятия не имею, насколько компетентными выглядят мои распоряжения. Что, если инженер не обязан заниматься подобными расчётами? С другой стороны, а кто тогда, если не он? Но, кажется, оба не выглядят чересчур ошарашенными моими приказами. А главная моя цель достигнута — оба покидают кают-компанию, резко кивая мне в знак прощания. Когда дверь за ними закрывается, я не удерживаюсь и спрашиваю:       — Мистер Блэнки, я… Мои распоряжения не выглядели по-идиотски?       Он с интересом смотрит на меня, так же, как раньше смотрел Крозье, словно пытаясь проникнуть в мой мозг. Правда, при этом по губам Блэнки бродит снисходительная улыбка.       — Нет, сэр. Всё было в пределах здравого смысла, — произносит он весьма почтительно.       У меня нет желания разбирать, какова доля насмешки в его почтении. Он мне уже так здорово помог, что может себе позволить подобные вольности.       — Присаживайтесь, мистер Блэнки, — я киваю на стул и, дождавшись, когда он усядется, занимаю место напротив него.       — Мне нужен ваш совет. Да-да, в который уже раз, — киваю я, поймав его взгляд.       — Слушаю вас, коммандер Фицджеймс.       — В ночь нападения вы сказали Френсису, что с ним может случиться то же, что с Джоном Россом на Фьюри-бич. Реальный Фицджеймс потребовал бы у вас объяснений. Мне они не нужны. Я знаю, что вы имели в виду. В связи с этим у меня вопрос. Вы считаете, что для победы над мраком в душах людей нужно дать им что-то, отвлекающее их мысли, что-то, что зачтётся мне, как капитану, впоследствии, когда лишения станут невыносимыми…       Я поднимаю глаза. Блэнки, не говоря ни слова, внимательно смотрит на меня.       — Так вот. Исходя из этих соображений коммандер устроил для экипажей карнавал, закончившийся весьма плачевно. Френсис эту идею не одобрил. Я хочу знать ваше мнение. Как думаете вы — стоит ли организовать этот чёртов карнавал, если предусмотреть всё, что я знаю о нём и попытаться избежать тяжких последствий? Нужно ли дать людям эту отдушину?       Блэнки надолго задумывается. Он потирает бороду, уставившись в одну точку. Я не тороплю его. Мне нужен взвешенный ответ. А спешить нам некуда.       — Карнавал — хорошая идея, — наконец произносит он задумчиво. — Сама подготовка к нему уже позволит людям отвлечься. Но… Если последствия таковы, как вы рассказываете…       Он снова задумывается.       — Коммандер Фицджеймс. Я думаю, нам стоит попытаться. Вы запишете всё, что знаете об этом карнавале. Мы определим все слабые места и решим, как их нейтрализовать. Если сочтём, что нам это удастся — тогда объявим экипажу, что карнавалу быть. И, если это решение будет принято, мы приставим охрану ко всем, кто угрожает безопасности людей. Я помогу вам.       — Спасибо, мистер Блэнки, — говорю я от всей души и, встав с места, протягиваю ему руку.       Блэнки тоже встаёт, крепко жмёт протянутую руку и, глядя мне в глаза, произносит:       — Томас. Зовите меня Томас.       — Благодарю вас, Томас. Я рад, что мы с вами достигли взаимопонимания. Я сегодня же составлю план карнавала, выделю все опасные места. Вечером мы обсудим, как избежать опасности. И сумеем ли мы вообще её избежать.       — Договорились, сэр.       — Джеймс. Вы можете звать меня Джеймс.       — Но… Как же субординация? — Усмехается Блэнки.       — Вы же зовёте капитана Френсисом.       — Он мой друг.       — А я — нет? — Усмехаюсь я.       — Думаю, да, — теперь улыбка Блэнки становится шире и светлее. — Договорились, Джеймс.       — Спасибо, Томас.       Мы покидаем кают-компанию. Я не знаю, чем будет заниматься он. А я отправляюсь в каюту, где ещё витает запах сгоревшей бумаги, сажусь к столу и начинаю записывать всё, что могу вспомнить о карнавале. На одном листе я описываю сериальный карнавал — и с этим у меня нет проблем. Тут я помню всё подробно, до мельчайших деталей. На другом — книжный, и с этим дело обстоит не так благостно. Если и будут прорехи в нашей защите, то только в случае книжного развития событий. Но пока всё, что касается капитанов, кораблей и команды, совпадает с сериальной действительностью. Только Силна выбивается из общего ряда. Мне остаётся надеяться, что карнавал пройдёт по сценарию сериала. Но я обязана учитывать и книжный вариант. Моя голова пухнет он проблем. Я понимаю, что мне необходимо выйти на свежий воздух. Несмотря на моё глубокое неприятие температуры этого самого воздуха. Ненавижу мороз. Но мозги требуют проветривания. Скрепя сердце, я напяливаю на себя всё, что необходимо для выхода наружу и покидаю каюту, теснота которой мне сейчас даже кажется уютной. Но нет, гулять, так гулять. Прогулки на свежем воздухе укрепляют организм. Так, что, Алиса Александровна, шагом марш укрепляться.