***
– Чонгук, почему ты здесь сидишь? – раздался удивленный и обеспокоенный голос над головой. – Что-то случилось? Парень медленно открыл глаза, пару раз сильно зажмурился и зевнул. Он поднял голову и увидел Тэхёна, который выглядел слегка обескураженным. – А. Привет. Я…эм... – прохрипел Чонгук и снова повертел головой, отгоняя остатки дрёмы и окончательно осознавая, что находится в подъезде. – Я шёл домой и услышал, что ты играешь, захотел послушать и присел ненадолго рядом с дверью, – опираясь на стену, он неуклюже поднялся. – Но видимо из-за усталости не заметил, как задремал. Напряженные плечи Тэхёна опустились, и он ободряюще улыбнулся. – А я успел испугаться! Открываю дверь, а тут ты сидишь! – Извини. Не хотел тебя беспокоить. Я пойду домой, – парень поклонился, поднял рюкзак, сумку с подрамником и уже развернулся в сторону своей квартиры, как в спину прилетело: – Хочешь яблочный чай с мятой? – Что? – растерянно обернулся Чонгук. – Заходи. Я угощу тебя, – Тэхён открыл шире дверь и, заметив смятение на лице Чонгука, добавил: – Я буду рад, если ты составишь мне компанию. В тапочках, широких светло-коричневых брюках, мягкой салатовой кофте поверх белой футболки и круглых очках с темной тонкой оправой, улыбающийся Ким выглядел нежно и по-домашнему уютно. – Хорошо, – не смог устоять парень перед таким соседом. Зайдя в квартиру, Чонгук оставил вещи в прихожей и прошел в кухню-гостиную следом за Тэхёном. – Присаживайся, – кивнул тот на светло-серый диван с разноцветными подушками, – а я пока заварю чай. В квартире Тэхёна было аккуратно и чисто, в отличие от квартиры Чонгука, где почти всегда присутствовал творческий беспорядок. Белые стены делали комнату визуально больше, а растения, расположенные по периметру помещения и образующие зеленые островки, добавляли жизни. В углу от дивана стоял узкий высокий книжный шкаф, одну из полок которого занимали пластинки и граммофон. Но первое, что увидел Чон, войдя в комнату – пианино из красного дерева. Сверху на нем лежала стопочка нотных тетрадей, а на полке выше цвели различные суккуленты, стоял маленький светильник и рисунок Чонгука в рамке. Заметив его, парень испытал необычное приятное чувство из смеси гордости, радости и воодушевления, от чего губы сами растянулись в улыбки. Однако пианино всё же привлекало больше внимания. Чон подошел к нему и невесомо провел кончиками пальцев по крышке. Инструмент явно был старым, но в очень хорошем состоянии: было видно, что за ним ухаживают и относятся бережно. – Так вот, значит, на чем ты творишь шедевры, – обернулся Чонгук на звук приближающихся шагов Тэхёна. – Выглядит как музейный экспонат. Ким усмехнулся на это. – Оно принадлежало дедушке. Он был учителем в школе, – оставив поднос с чайником и чашками на столике возле дивана, он подошел к Чонгуку и плавно опустил руку на инструмент. – Дедушка научил меня играть, когда мне было 5 лет. А когда я пошел в музыкальную школу, помогал с домашними заданиями, – в голосе Тэхёна слышалась грусть, но кончики губ были приподняты. – Благодаря дедушке у меня не было такой неприязни к сольфеджио, как у одноклассников. У него получилось с самого начала и, видимо, уже на всю жизнь привить мне любовь к музыке. – Где сейчас твой дедушка? – тихо спросил Чонгук. – Его не стало 3 года назад, – Тэхён нежно погладил инструмент. – Пианино осталось в память о нём. Чонгук не знал, что сказать. Глупо было спрашивать, ведь по голосу было понятно, что скорее всего его уже нет в живых. Слова наподобие «сочувствую» или «извини», которые обычно говорят в такой ситуации, были, по его мнению, бессмысленными. Для соболезнований уже поздно, а за что тут извиняться – не понятно. Да и вообще, Чонгуку редко приходилось кого-то утешать или говорить слова поддержки. Чаще всего он просто терялся в попытках подобрать правильные слова. Чон осторожно положил руку на плечо Тэхёна. Тот мягко улыбнулся, продолжая задумчиво смотреть на инструмент. Конечно, утрата близкого и дорогого человека всегда тяжела, но со временем счастливые воспоминания вытесняют боль, заменяя её светлой грустью. Поэтому иногда слова действительно не нужны. Вполне достаточно почувствовать через прикосновение тепло другого человека и понять, что ты не один. В образовавшейся тишине оба парня ощущали себя комфортно, но вскоре Тэхён прервал её, повернув голову к Чонгуку. – Давай пить чай, пока он не остыл, – в голосе и глазах больше не было печали. Они вернулись к столику. Тэхён стал разливать напиток по кружкам, а Чон неспеша опустился на диван, продолжая рассматривать интерьер. – Я не ожидал, что у тебя будет столько картин дома! – изумленно произнес Чонгук. Стены гостиной и кухни заполняли различные работы как старых мастеров, так и современных художников. Среди картин парень узнал «Уроки музыки» Яна Вермеера, несколько композиций из серии Анны Осиповой «Средний мир», пару репродукций Джозефины Уолл и одну из фэнтезийных работ Якоба Брострупа, названий которой он, к сожалению, не знал. А ближе к окну стены украшали причудливые пейзажи вьетнамского художника Ву Цун Дьен. – Ты помимо музыки увлекаешься ещё живописью? – Не то, чтобы увлекаюсь. Просто есть некоторые картины, которые мне нравятся, или художники, чьё творчество в целом меня привлекает, – Тэхён поставил поближе к Чону кружку с чаем и поднял голову, устремив взгляд поверх парня. – Например, вот эта – «Мир Кристины» Эндрю Уайета. Ты же знаком с ней? Чонгук поджал губы, перевел с картины на Кима смущенный и немного виноватый взгляд и отрицательно покачал головой. – Оу, – удивленно воскликнул Ким, и на его лице отразилось легкое замешательство, но быстро придя в себя, он отвернулся обратно к репродукции и начал рассказывать: – На этой картине Уайет изобразил свою соседку Кристину Олсон. На первый взгляд может показаться, что это молодая стройная девушка, прилегшая отдохнуть в поле. Но если ты присмотришься, то заметишь, что у неё есть седые волосы, тело скорее слишком худое, а не стройное, да и ноги выглядят будто не живые. Кристине тогда было за 50, и она была частично парализована. Видишь, как испачканы её руки? – Чонгук, внимательно слушающий Тэхёна, кивнул в ответ. – Художник однажды увидел её в поле и был поражен, что она передвигается вот так самостоятельно без инвалидной коляски и сопровождения. Помимо этой работы, есть и другие с ее изображением. Как ты наверно заметил, – Тэхён обернулся и обвёл взглядом другие картины, – в основном мне нравятся более красочные и фэнтэзийные работы, которые будоражат воображение и рождают яркие образы в голове. Однако, «Мир Кристины», несмотря на меланхоличные цвета и простоту, очень вдохновляет меня. Особенно в тяжелые для меня минуты, когда хочется всё бросить или кажется, что созданная музыка звучит не так красиво, как хотелось бы, и из-за этого возникают сомнения в собственных силах. Тогда я смотрю на эту картину и думаю о том, что нет ничего непреодолимого, что со всем можно справиться, главное не падать духом и не забывать о своей цели или мечте. Ведь даже эта хрупкая женщина смогла найти в себе силы, чтобы достойно прожить жизнь, не жалуясь и не завися от чужой помощи. А значит и я смогу всё преодолеть. – О, хён! – восхищенно выдохнул Чонгук, когда тот закончил и сел рядом. – Ты так интересно рассказываешь! В ответ Тэхён скромно улыбнулся и взял со столика кружку. – Спасибо за комплимент, но на самом деле я недостаточно хорош в знании тонкостей живописи, а тем более в истории искусств. Максимум, чем я могу похвастаться – истории создания некоторых картин или какие-нибудь факты из жизней известных художников. – Знаешь, не так уж много людей, кто по-настоящему разбирается во всем этом, – махнул рукой Чонгук в сторону картин. – Я хоть и учусь сейчас в универе, и до этого несколько лет потратил на художественную школу, но за все эти годы так и не научился в полной мере понимать искусство. Особенно современное! – Тэхён усмехнулся на прозвучавшую в голосе Чона иронию. – Даже когда знаешь биографию художника, в каком стиле он пишет, какой теме посвящены его работы и тому подобное, это вообще не гарантирует, что его творение понравится, и ты будешь в таком же восторге, как большинство «ценителей прекрасного». Да, такие знания отлично расширяют кругозор, учат замечать нюансы, да и в целом помогают более осознано воспринимать произведения искусства. Но я всё равно продолжаю ориентироваться в первую очередь на чувства, которые они у меня вызывают. – О, и я тоже! – радостно отозвался Ким. – Кстати, хён, мне очень нравится твой выбор картин! Особенно я люблю такие акварельные работы! – Чонгук указал в сторону кухни, где висели натюрморты и цветы Шин Чен Сика, а также несколько городских пейзажей Майи Вронской, изображавших Италию и Париж. – У меня не получилось подружиться с акварелью. Все попытки нарисовать что-нибудь заканчиваются грязной мазней и мокрой порванной бумагой. Не понимаю, как у других получается творить такую красоту… – Да, эти акварели прекрасны! – поддержал его Тэхён. – И мне приятно, что ты оценил! А вообще хоть какая-то моя любовь к искусству, помимо музыки, это заслуга родителей. Мама у меня реставратор, а папа – искусствовед, – глаза мужчины заискрились особенным теплом и нежностью. – Они с пеленок таскали меня по выставкам и музеям. Но меня по-настоящему интересовала только музыка и поэтому единственное, что по итогу им удалось – сформировать у меня относительно хороший вкус и навыки более-менее разбираться в произведениях искусства. – Ха! Да у тебя великолепный вкус в отличие от некоторых! – Чонгук откинулся на спинку дивана, сложил руки на груди и недовольно надув губы, пробурчал: – Не зря наверно говорят, что преподавателями становятся только бесталанные неудачники. – У тебя все-таки что-то случилось? Поэтому ты сидел возле двери с таким расстроенным видом? – осторожно поинтересовался Тэхён, внимательно смотря на парня. Рассказывать о трудностях в универе, а тем более жаловаться Чону не хотелось, да и непривычно было. С родителями подобным он не делился, потому что это могло послужить для них подтверждением, что Чонгуку не стоило идти учиться в творческий вуз, да и не поняли бы они таких проблем, а перед однокурсниками нельзя было выглядеть жалко. Отношения в группе были хорошими, но, когда дело касалось учёбы, каждый становился сам за себя. Парень с первых дней обучения понял, что конкуренция будет не шуточной и до диплома дойдут только самые изворотливые, стрессоустойчивые и трудоспособные. Ну и может быть ещё талантливые. – Ничего серьезного, – Чонгук тяжело вздохнул. – Просто в универе препод по живописи сломал ногу и вместо него нам временно поставили другого, а он мне занижает оценки, – слова вырвались сами собой, и парень решил все же поделиться с Тэхёном наболевшим, ведь возможно он сейчас единственный, кто мог его понять или по крайней мере выслушать без упреков, насмешек и пустых советов. – Предыдущий тоже не всегда ставил высокие баллы за работу, но при этом давал конструктивную критику и объяснял над чем и как поработать, чтобы следующая работа получилась лучше. А этот просто унизил сегодня перед всеми! Как будто я какой-то малолетка неопытный, который первый раз в жизни взял в руки краски! Так несправедливо! – от нахлынувшей злости Чонгук покраснел, а руки сжались в кулаки. Он уставился на кружку перед собой, концентрируясь полностью на ней, чтобы не дать эмоциям разбушеваться. – Я могу понять твои чувства, – бархатный голос Тэхёна прозвучал мягко и по доброму. – У меня тоже были преподаватели, которые не ставили хорошие оценки. Кто-то из-за высокого самомнения, кто-то потому, что у него было в тот день плохое настроение. Может это прозвучит слишком банально, но оценки действительно не являются самым важным. Важнее сохранить любовь к делу, несмотря на происходящий в жизни негатив. Расстраиваться из-за подобного вполне естественно. Ты вправе обижаться на преподавателя, но не позволяй этому чувству захватить тебя. Определи для себя, чем тебе важно творчество, что оно лично тебе даёт, и старайся ориентироваться на это. Слова Тэхёна были искренними, и парень уловил в них необходимую для себя поддержку, благодаря которой немного успокоился. – Он сказал, что все что я делаю скучно и не интересно, – злость отпустила Чонгука, но обида все равно осталась, и поэтому голос немного дрожал. – А я больше всего боюсь, что мои картины не будут вызывать никаких эмоций. Иногда я расстраиваюсь, если слышу что-то плохое в адрес моего творчества, но даже это лучше, чем равнодушие. Если, смотря на картину, ты ничего не чувствуешь, то какой смысл в таком искусстве?! Тогда это мёртвое искусство… – Ты прав, Чонгук. Но твои работы не такие! – Чон перестал гипнотизировать кружку и поднял на Тэхёна глаза. Тот выглядел серьезным и говорил уверенно. – Пусть я видел небольшую часть эскизов, но они мне очень понравились. И даже если требуются еще годы практики, всё равно в тебе уже есть талант и большой потенциал, которым нужно просто дать возможность дальше развиваться. От услышанного Чонгук почувствовал, как грудь отпускают сдавившие её переживания и становится легче и свободнее дышать. Вместе с этим мелькнула мысль, что довериться Тэхёну и поговорить с ним было правильным решением. – Спасибо, хён. Мне стало лучше. – Станет еще лучше, если наконец попробуешь чай. Парень взял из рук соседа кружку и сделал маленький глоток, чтобы не обжечься о не успевший полностью остынуть чай. – Ммм, какой необычный вкус! – Чонгук сделал еще пару глотков. – Ты добавил сюда что-то ещё, кроме яблока и мяты? – Да. Ромашку и некоторые специи. – Вкусно! Научишь делать? – Почему бы и нет? – засиял Тэхён, заметив, что к Чонгуку возвращается хорошее настроение. Он пододвинул поближе к парню тарелку с печеньем и взял чайник, чтобы долить себе чая, как вдруг засмеялся. – Вспомнил один случай из детства, когда учился в музыкальной школе, – ответил Ким на вопросительный взгляд Чонгука. – Я как один из лучших учеников должен был принять участие в важном конкурсе. Мне было без разницы, что играть, поэтому композицию для выступления выбрал учитель, – Тэхён поставил чайник на место, сел в пол-оборота к Чону и оживленно продолжил. – Мне нравился сам процесс, нравилось слышать, как рождается мелодия от соприкосновения пальцев с клавишами. Я мог весь день провести за инструментом! А это произведение, по мнению учителя, я исполнял во время репетиций недостаточно хорошо. Он говорил, что я мало вкладываю эмоций, что нужно играть с большим чувством и энергией. Я не особо понимал, что он от меня хотел, так как старался изо всех сил. И в какой-то момент мне стало так обидно! Сначала на занятиях я раздражался в ответ на замечания учителя, потом несколько раз прогулял репетиции. Дедушка, конечно, узнал про это, – Тэхён рассказывал легко и непринужденно, однако, на несколько мгновений легкая полуулыбка, играющая до этого на губах, поблекла. – Он не стал ругаться, а просто поговорил со мной. После этого я продолжил ходить на репетиции и готовиться к конкурсу, хотя делал это через силу, потому что учитель не перестал меня злить, а от мелодии начинало подташнивать. В итоге на конкурсе, когда я вышел на сцену, от накопившихся чувств я ощущал себя как бочка с порохом, которая может рвануть в любую секунду, – Тэхён, поддавшись эмоциям, что нахлынули из-за воспоминаний, начал активно жестикулировать вслед за рассказом, изображая, как он выступал в тот день. – Я старался успокоиться и настроиться на игру, думал о словах дедушки и дышал, как он учил. Но, как только я сел за пианино, внутри меня всё взорвалось! И мысль, что эта игра последняя и больше не будет необходимости репетировать эту ужасно надоевшую мелодию, мне не помогла. Тогда я во время исполнения выплеснул всю злость, обиду и раздражение. Честно говоря, я даже не помню, как закончил выступление и как вернулся за кулисы. Единственное, на что я тогда обратил внимание и что осталось в памяти – глаза учителя и дедушки, которые были наполнены слезами. В тот момент я испугался, что возможно на эмоциях допустил ошибки и разочаровал их. Особенно было страшно из-за дедушки, – Тэхён взял кружку и сделал несколько больших глотков. – И что в результате? – Чонгук с приоткрытым ртом и огромными глазами неотрывно смотрел на Тэхёна, с интересом ожидая продолжения, а тот допил чай, с тяжким вздохом поставил кружку на стол и посмотрел на парня грустными глазами, сохраняя еще несколько секунд драматичную паузу, а затем тихо произнес: «Я занял первое место» и громко рассмеялся. – Эй, хён! – возмутился Чон и слегка толкнул Тэхёна в плечо. Он уже успел поверить в игру соседа и решил, что тот на самом деле облажался на конкурсе, но, услышав его смех, испытал облегчение и тоже засмеялся. – Учитель минут 15 меня нахваливал, не замолкая! – продолжил Ким сквозь смех. – А я от страха и стыда сам начал плакать, когда учитель с дедушкой подошли ко мне за кулисами. После такого стресса я даже не сразу понял, что моя игра не разочаровала их, а растрогала, и это были слезы радости и гордости. – Мне теперь интересно услышать это произведение. Сыграешь? – отсмеявшись спросил Чонгук. – Ооо, нет! Я больше никогда в жизни не буду это играть! – шутливо ответил Тэхён с наигранным ужасом на лице, а потом серьезнее добавил: – Честно говоря, в тот период я впервые всерьез стал задумываться, что возможно музыка – это не моё и что, сколько бы я не старался, не смогу достичь высоких результатов, – в его голосе еле различимо слышались нотки то ли печали, то ли сожаления. – Вообще я часто сомневаюсь в себе как в музыканте, но любовь к музыке не позволяет мне всё бросить, тем более, когда столько всего пережито. Так что, Чонгук, не принимай близко к сердцу слова преподавателя. Уверен, у твоего творчества будет очень много поклонников. – Я постараюсь конечно, хотя не так-то просто перестать обращать внимание, тем более, когда от этого человека зависит итоговая оценка. Но всё равно спасибо тебе за поддержку! – Если хочешь, то я исполню тебе что-нибудь, – предложил Тэхён и тут же, не дав Чону ответить, уточнил: – Только не то, что было на конкурсе! – Ну ладно, – притворился недовольным Чонгук и ненадолго задумался. – Тогда может что-нибудь наподобие того, что ты пишешь для дорамы? – Хорошо, – Тэхён встал и направился к пианино, а парень налил еще немного чая и поудобнее устроился на диване.Florian Christl – Inspiration
Тэхён мягко нажал на клавиши, словно осторожно пробуждая пианино ото сна, и оно эхом послушно отозвалось ему чистыми высокими нотами. Поприветствовав друг друга, оба затихли, а через пару секунд музыка полилась вновь как ручеек, который то немного спотыкался о камни на дне, то иногда робко замирал и плавно огибал препятствия на пути. Переливаясь в умелых руках точно драгоценный камень в лучах солнца, мелодия неторопливо, но уверено набирала темп и вскоре заполнила всю комнату. Несмотря на проскользнувшие в узор музыки немного печальные и тревожные ноты, по сердцу Чонгука разливалось тепло. Он поднес кружку к губам и вдохнул свежий травянисто-сладкий аромат, продолжая неотрывно наблюдать за пальцами Тэхёна, что завораживающе парили над клавишами. И снова парень удивился, как за считанные минуты музыка в исполнении этого мужчины вихрем унесла все мысли и погрузила в прекрасный мир грёз. После всех перенесенных днём неприятностей тело наконец расслабилось, а душа наполнилась чем-то близким к умиротворению и счастью. Чонгук прикрыл глаза, полностью отдаваясь во власть звуков. Впервые он так четко ощутил единение себя с окружающим миром. Вот так просто сидя на диване в гостиной Кима, ему казалось будто он весь без остатка растворяется и тонет в удивительной атмосфере, состоящей из Тэхёна, его музыки, запаха и вкуса чая, по-настоящему домашнего уюта, душевного покоя, тепла и гармонии. Если бы только он умел управлять временем, то пожелал бы задержаться здесь, в этом месте и в этом мгновении, как можно дольше…