Пространство, одетое в китель

Удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда, и, верно, будет когда-нибудь опять.   «Герой нашего времени», ч.1.,«Бэлла».   Карета тяжело тряслась на извилистых ухабах, природа за окном вновь навевала тоску. В непреодолимом желании сбежать из мрачного осеннего Петербурга с его дождями и унылым видом на Неву, Анна не преуспела. Лишь недолгий визит в Баден, полный солнца и великолепия города, сумел ненадолго смыть тоску с сердца красавицы. Ко всему прочему ей посчастливилось встретиться там с Василием Андреевичем Жуковским, который вот уже два года жил в Германии, оставив шумный двор и императорскую чету, но спешно приехавший в Баден-Баден ради встречи со своей любимицей - принцессой Марией. Однако их остановка в Бадене была совсем недолгой, Мари рвалась на Кавказ - последнюю точку своего длительного путешествия. Сияющая и счастливая после встречи с родней и первым учителем русских традиций, она едва ли не восторженно подпрыгивала на всех ухабах, то и дело бросая лукавый взгляд на все более печальную Анну. -Ваше Высочество, Вы не утомились? - любезно спросила Натали, кивая головой за окно кареты, словно пытаясь одним жестом выразить всю свою неприязнь к путешествиям по российским дорогам. -О, Натали, ничуть! Мысленно я уже давно в Пятигорске, этом славном городке опальных офицеров! - восторженно ответила принцесса, не отрывая, впрочем, взгляда от лица враз вспыхнувшей Анны. -Мне кажется, Ваше Высочество, что Ваше представление о Кавказе несколько романтизировано. Вы читали Лермонтова? Мари потупилась и испуганно посмотрела на свою фрейлину. -О, Натали, что Вы! Я знаю, как этот человек не по душе Его Величеству и никогда не осмелилась бы… -Значит, читали, - грозно кивнула княжна. -Натали! -О, Ваше Высочество, я не хотела, чтобы Вы подумали, будто я осуждаю Вас, отнюдь. Но хочу предостеречь Вас - реальное положение вещей несколько отличается от романтичных этюдов Михаила Юрьевича. -Однако я не смогу судить, не увидев, - резонно заметила Мария, и тема получила свой финал.   Чем ближе дамы были к Пятигорску, тем тяжелее становилось на душе у Анны. Она давно уже не была ни мечтательницей, ни идеалисткой. Девушка прекрасно понимала, что шанс встретить в городе Владимира ничтожно мал. Да и встреча эта не сулит ничего хорошего - все слова уже были сказаны, а новых Анна в сердце не накопила, да и что она еще могла сказать ему, кроме самого тихого и заветного «люблю»?   Во время путешествия Наташа регулярно писала письма домой, брату, в то время как Анна смогла написать лишь два письма - папеньке и Лизе, да и те были сухими и скупыми. Михаил писал Натали о доме, родителях и неожиданной новой беременности Лизы, которую он теперь носил на руках и слезно молил не огорчать. В одном из писем адъютант Его Высочества рассказал сестре о тайном визите Наследника в военный госпиталь Грозной и о разговоре, который состоялся у Александра с Владимиром. Подробностей Миша не знал, упомянул только, что Его Высочество вернулся крайне удрученным и обеспокоенным судьбой общего друга, а на пытливые, но аккуратные вопросы Репнина отвечал уклончиво. Так же Миша в последнем письме сокрушенно добавлял, что Владимир, едва оправившись после тяжелейшего ранения, вновь рвался в бой и только личный приказ Наследника заставил его уехать в Пятигорск.   Возвращаться в столицу барон отказался наотрез, чем немало расстроил Александра, готовившего его к серьезной должности при дворе. Наташу особо пугало то, что Владимир, вероятно, до сих пор находился в Пятигорске. Она не хотела видеть ни переживаний Анны, ни то холодное и отчужденное выражение лица Владимира, которое за последние два года словно намертво приклеилось к некогда красивому и обаятельному другу.   О нет, лицо его не стало безобразнее, скорее приобрело иной шарм, еще более притягательный для юных красавиц и отталкивающий для их гувернанток и матерей. Владимир стал настоящим мужчиной еще с момента гибели отца, теперь же в этом мужчине поселилось что-то роковое и волнующее, причем роковое не так поверхностно, как жило оно в красавце и бретере бароне Корфе. Нечто новое сквозило и в его взгляде, и в речи. Владимир Корф хранил в себе тайну, тайну не надуманную, а вполне реальную, и совершенно не хотел ее никому открывать.   Натали вздохнула и поправила шляпку. Они въезжали в Пятигорск, подходило к концу выматывающее путешествие - здесь Мари со своей свитой планировала пробыть как минимум до весны, а, значит, ближайшие четыре месяца Пятигорск станет их домом.   Вполне можно было понять принцессу, уставшую от постоянных интрижек цесаревича, от его отчужденности. Мари была гордой и сильной женщиной, в ней, как и во многих, произошли серьезные изменения. От робкой пугливой принцессы из маленького далекого княжества не осталось почти ни следа. Мари предназначено было стать императрицей великой России, и она не собиралась уступать. Но покуда она носила немецкое имя, принцесса могла позволить себе такую шалость, как побег на Кавказ. Конечно, Натали была почти уверена, что столь долго пробыть в Пятигорске Мари не позволят, но ближайший месяц они проведут здесь и, вероятно, к лучшему. В Петербурге в ноябре погода просто невыносима, а Анне пойдет на пользу смена климата, ведь ее бледность стала волновать не только родных, но даже знакомых.   -Приехали, Ваше Высочество, - сопровождавший их князь Баскаков распахнул дверцу кареты, протягивая враз загоревшейся Мари руку. Они остановились у величественного особняка, совсем непохожего на тот, который занимала чета Репниных в свой последний визит в город. Несмотря на то, что Мари находилась в городе «инкогнито», было сложно представить, что в этом доме мог бы остановится кто-то не голубых кровей.   Анна осторожно ступила на посыпанную гравием дорожку и подала руку Баскакову. -Князь, принцесса, верно, утомилась в дороге. Не поторопите ли Вы слуг, чтобы те поскорее истопили баню и приготовили нам комнаты? - поинтересовалась она у офицера. -Комнаты уже готовы, княжна, - с ухмылкой ответил Алексей.   Алексей Баскаков восходил к древнему княжескому роду, имевшему представителей не только в Петербурге, но и в Москве. Был он двадцати трех лет от роду, весьма хорош собой, умен и обходителен. Успешная служба и влиятельные родители обеспечили ему хорошее место при дворе, нравом молодой человек отличался вспыльчивым, однако дуэлей опасался, как огня, отчего прослыл среди прочих офицеров если не трусом, то весьма сомнительным человеком. Баскаков был умен и хитер, старался не упускать своей выгоды и откровенно не нравился Наследнику, однако очень нравился Императору, отчего и оказался в сопровождающей свите принцессы Марии. За все время их путешествия Алексей был предельно внимателен и уважителен к Мари и Натали, а вот с Анной их отношения приобрели весьма странный характер.   Поведение Баскакова крайне не понравилось бы Владимиру, если бы тот был все тем же безумно влюбленным ревнивцем. Но Корф пропадал в неизвестных краях, посему Анне приходилось справляться со всеми бедами самостоятельно. Еще при первой встрече в Петербурге Алексей сумел довести крайне спокойную Анну до ледяного тона, полного презрения, что случалось с ней крайне редко. Он не оставлял своих наглых попыток скомпрометировать княжну на протяжении всего путешествия, и только помощь и поддержка Наташи помогли Анне. Последняя стычка княжны и Баскакова произошла за день до отъезда из Бадена, и свидетелем этой сцены стала сама принцесса Мари. Нежная и мечтательная, Мария никак не хотела верить в столь неприкрыто наглое поведение своего провожатого по отношению к собственной фрейлине, однако факты говорили против князя. Разгневанная Мари приказала Алексею держаться как можно дальше от Анны и не испытывать впредь ее терпения. С той поры Баскаков старался даже не смотреть на княжну, опасаясь августейшего гнева.   Анна и Натали поспешили в дом, проверить готовность комнат. Те и вправду уже ждали своих хозяек, радуя уставших девушек теплом и приглушенным светом. Анна очень устала за время поездки и потому, как только получила разрешение Мари отправиться наверх, тут же скрылась в своих покоях. Однако сон никак не желал накрывать ее своим теплым одеялом. Едва Анна смыкала глаза, перед ее взором представал Владимир, уставший, бледный, с опустошенным взглядом. Он тяжело смотрел на свою возлюбленную, разочарованно качал головой и уходил в белый густой туман, как только она пыталась прикоснуться к нему. Анна выныривала из полудремы, отбрасывала одеяло, подходила к окну и долго всматривалась в пугающую в темноте осенней ночи громаду гор, словно пытаясь разглядеть на их склонах того, кого так отчаянно звало, за кого так страшно болело ее сердце. Лишь когда линия рассвета расчертила небо за горами, девушке удалось уснуть.     Владимир Корф прибыл в Пятигорск в конце октября. Все еще бледный после тяжелого ранения, он, однако, тут же был обласкан местным непритязательным обществом, особенно женской его частью. Осенью в горах оставалось совсем немного людей, большинство отдыхавших торопилось уехать в Петербург до начала нового сезона, посему барон был избавлен от пышных балов и постоянного пристального внимания. Однако ему приходилось посещать салоны и приемы, устраиваемые, как оказалось, по большей части в его честь. Слава о его геройском сражении и тяжелом ранении быстро облетела весь Пятигорск и наверняка так же скоро добралась до Петербурга. Князь Муранов, навестивший только начавшего вставать с больничной койки Владимира, пробыл на Кавказе недолго, возвратившись в столицу уже к середине октября.   Император вовсю работал над денежной реформой, разработка которой была поручена графу Канкрину, и активно привлекал Наследника к государственным делам, посему Александр не мог долго задерживаться вдалеке от дворца. Однако встреча с Корфом состоялась, и состоялась в лучших традициях всех их встреч.   Был теплый октябрьский день, одни из тех немногих первых дней, когда Владимиру стало разрешено выбираться во двор госпиталя, дышать жухлой листвой и пряным, но уже таким осенним стылым воздухом. Корф неспешно бродил вдоль аллеи небольшого парка, что раскинулся подле здания госпиталя, вспоминая отчий дом, родную усадьбу, спелое детство, похожее на красное яблоко. Однако тут же в его воспоминания врывалась непрошенная девчонка со смешными косичками, то теребящая его рукав с просьбой достать клубники, то удивленно и восторженно смотрящая на то, как он забирается на высокий дуб, чтобы снять негодного кота с ветки. Владимир поморщился, стараясь изгнать настырную девчонку из воспоминаний, но она упорно перебирала клавиши фортепиано, заливисто смеялась, бежала вприпрыжку по двору, пока не видит гувернантка, и смотрела-смотрела-смотрела на него своими ясными глазами.   -Владимир! Как я рад Вас видеть, чертяка Вы везучий! - вдруг ворвался в его воспоминания голос Наследника престола. В голове барона пронеслась череда образов, от направленного на него дула дуэльного пистолета до печального прощального рукопожатия перед отъездом Корфа на Кавказ. Однако в реальности на него летел, другого слова не подобрать, Александр, в простой военной форме поручика, и радостно улыбался.   -Ваше Высочество, - широко улыбнулся Корф, радостно пожимая протянутую руку. -Тише, Владимир, я здесь инкогнито! Князь Муранов к Вашим услугам, капитан! -А что же, приказ о присвоении нового чина уже вышел? -Вышел, подписан и приведен в исполнение, - отрапортовал Александр, - но все же, как Ваша рана? Надеюсь, много лучше прежнего? -О, да. Почти не беспокоит, благодарю. -Вы прекрасно проявили себя, барон. Каковы же Ваши дальнейшие планы? Может, пора уже оставить войну и пожить немного в скучном Петербурге? -Боюсь, что столичный климат плохо скажется на моей ране. Они, знаете ли, болят и ноют в непогоду, - Владимир ухмыльнулся и неспешно зашагал по дорожке, усыпанной желтыми листьями. -Однако, раньше Вас это не тревожило, - не сдавался Наследник, приняв прогулочный шаг барона. -Раньше я никогда не бывал так серьезно ранен, - парировал Корф. -Но барон, выслушайте меня сперва! Отец готов выделить Вам место при дворе, я бы хотел, чтобы Вы стали моим адъютантом, это моя личная просьба, отказывая, Вы обижаете меня. -Александр Николаевич, бросьте. Если Вы приехали только за тем, чтобы вернуть меня в столицу, то Ваш путь оказался напрасным. Я не вернусь в Петербург в ближайшее время, и, хоть Ваша просьба весьма лестна для меня, я вынужден отказаться. Я нужен на войне. -А может быть, Владимир, Вы просто считаете, что не нужны кому-то в Петербурге? Тому, кто носит нежное имя и титул княжны? -Нет, дело не в этом, - более резко, чем хотел, ответил Владимир. -Анны сейчас нет в Петербурге. Она не появится на паркетах в этом сезоне. Причиной тому, я думаю, послужили Вы, однако Мишель крайне туманен. Кстати о нашем дорогом друге! Князь шлет Вам приветы, пожелания скорейшего выздоровления, а так же надежду на то, что к рождению его ребенка Вы все же сможете победить своих демонов и показаться в Петербурге, хотя бы на день крестин. -Все это я уже читал в его пятистраничном письме, Ваше Высочество, - улыбнулся барон и перевел тему, - что Вы скажете о нынешнем положении дел на Кавказе? Вы ведь наверняка уже были в Грозной?   Александр продлил отпуск Владимира еще на месяц, настояв на том, что после столь серьезного ранения уже не столь молодому, как прежде, организму нужно больше времени на восстановление. Истиной же причиной такой заботы о здоровье барона было нежелание его друзей вновь отпускать Корфа на передовую, поскольку все они были уверены, что следующее ранение окажется для упрямого барона последним.   Оттого Владимир, мучимый скукой и бездействием, приехал в Пятигорск. В молодости он, глупо и самодовольно, не признавал местного общества, считал барышень провинциальными кликушами, а кавалеров - неотесанными простолюдинами.   Естественно, речь шла о местных жителях, чего не скажешь о великосветской знати или опальных офицерах, коих в разное время здесь собиралось огромное множество. Теперь же, повзрослевший и уставший, Корф находил особую радость в тех, кем прежде брезговал. Незатейливое, но искренне общество Пятигорска позволяло ему быть расслабленным. Однако это лишь прибавляло к его образу флер загадочности.   Уже спустя неделю его пребывания в Пятигорске он понял, что будоражит умы всех местных барышень от мала до велика. Те, кто знал прежнего Корфа, сорвиголову и насмешливого красавца, не узнавали теперь в мрачном и ироничном бароне прежнего повесу. Те же, кто был прежде слишком юн, чтобы знать Владимира, теперь находили его невозможно притягательным. Его холодный взгляд, отстраненная насмешливая улыбка, иронично изогнутая бровь, прямая осанка и гордый профиль - все это возбуждало в юных особах самые романтичные мечты. Однако Владимир старался держать себя осторожно, много времени проводил в снимаемом им особняке, но ежедневно выходил на прогулку. Он следовал неизменно одним и тем же маршрутом, который оканчивался у источника, где Корф непременно встречал знакомые лица, завязывалась светская беседа, оканчивавшаяся, как правило, приглашением на обед.   И все шло так, как завелось, пока однажды у того источника он не повстречал старую княгиню Мещерскую и ее дочь, княжну, молодую Олечку. -Владимир Иванович! Вы? Здесь? Я слышала, что два года назад Вы стали главой Вашего славного рода, так что же привело Вас сюда? - по прищуренному взору княгини Владимир без труда понял, что известно ей не только о кончине Ивана Ивановича, но и о восстановлении в звании его сына, и о его трагической истории любви, которая стала уже достоянием всего Петербурга. -Ирина Денисовна! Как приятно видеть Вас в полном здравии, - Корф церемонно приложился к дряхлеющей ручке. -Позвольте представить Вам свою дочь, хотя, помня о Вашей славе, делать этого не стоит, - улыбнулась очарованная княгиня, - это Ольга. -Мне очень приятно иметь возможность познакомиться с Вами, - без тени заигрывания ответил Владимир, целуя воздух возле руки девушки. -Владимир Иванович, я много слышала о Вас. -Оленька дебютировала в прошлом сезоне, однако нас скоро утомила столичная суета и мы отправились в путешествие. Теперь мы здесь, - поспешила добавить мать, строго поглядывая на Ольгу. Правда последняя мало что замечала, не отрывая взгляда от непроницаемого лица барона. -В память о Вашем отце, разрешите мне пригласить Вас к нам этим вечером? Мы даем ужин, будут и князь Милославский, и граф Олсуфьев. -Буду рад вновь видеть Вас, - ответил Корф, и, поклонившись, скрылся. Уж очень не понравился прожженному в любовных делах барону тот огонек, что зажегся в глубине карих глаз княжны.