Крест-накрест

— И что это за херня? Космос больше всех контактировал с необычной посылкой. Он ее вертел в руках, выворачивал наизнанку, даже нюхал, что вызывало сдавленные смешки у Пчелкина: — На зубок не попробуешь? — он наигранно вскинул брови, будто удивлялся. Холмогоров только недовольно фыркнул. — Вы бы это лучше не трогали. Черт знает, что на ней есть, — холодно сказал Валера и этот его тон подействовал лучше любого удара: Космос небрежно кинул кепку в коробку и поудобнее устроился в кресле. — Может, тогда сдадим знакомым спецам это? — предложил Витя. — Пусть осмотрят. Если космическая пыль не перекрыла все следы… — Я не могу просто смотреть на эту… — Космос на секунду замолчал, подбирая слова. — На эту штуковину! Что я в ней увидеть могу? Ну зеленая, военная, с козырьком, а дальше-то что? — Кос, не заводись! — перебил его Саша, все это время стоявший у окна и смотревший на Москву под ними, как бы пафосно это ни звучало. Белов повернулся к своим друзьям и засунул руки в карманы брюк. Взгляд его льдистых глаз был почти пустым; почти — потому что его друзья знали, что пустота — конец, а конец их истории еще ой как нескоро. Саша не мог отдаться этой пустоте, он всегда боролся до конца. — И ежу понятно, что это — намек. Но вот на что? — Филатов взял в руки карандаш и стал вертеть его в руках. — Почему именно это, а не что-то другое? — Намек как раз таки ясен, Фил: кто-то очень хочет, чтобы всплыли грешки, на которых мы все вот это построили, — голос Белого повысился, стал эмоциональнее, а сам он обвел рукой кабинет, где они сейчас заседали. — Так вроде бы все уже лет пятнадцать как поумирали, — ответил ему Космос. — Макс, даже если бы был жив, не стал, потому что без приказа он ничего не делал; Володенька тоже уж давно землю отравляет своим крысиным ядом… — Явных конкурентов у нас сейчас нет, — продолжил его мысль Пчелкин. — Значит, надо «чесать» всех. — Умаемся мы всех «чесать». А может, наш почтальон Печкин только того и ждет, чтоб мы выдохлись! — смешливо возразил ему Александр. — Тут надо более глубокий анализ провести и, — тут он понизил голос, — Главное, тихо, чтоб никто, кроме нас, ничего не знал. Белов сел в кресло и пододвинулся вплотную к столу. Его друзья, на лицах которых отчетливо был виден серьезный мыслительный процесс, все посматривали друг на друга со смесью недоумения и усталости. Все понимали, что кто-то хотел испортить им сладкую и практически беззаботную жизнь. При этом, было ясно, что вряд ли что-то даст проверка тех, с кем учредители «Максимум Групп» вели дела последние годы. По сравнению с теми безжалостными акулами и циничными крысами большого бизнеса, нынешние претенденты на роль отправителя посылки были робкими детьми, не смеющих без разрешения родителей и шагу ступить. Искать нужно было там, о чем хотел напомнить тайный отправитель. Саша сразу понял это и почувствовал почти те же самые эмоции, что и его друзья. Особенно ярко себя проявила усталость: вновь вступать в борьбу со старыми врагами не хотелось — надоели хуже горькой редьки, хоть и вспоминали о них нечасто. Белов мысленно составил список фамилий и моментально перечеркнул все тем же мысленным карандашом мысленную запись в мысленном блокноте. Только так он мог продуктивно работать и принимать верные решения. — Сань, он же и правда давно мёртв? Мужчина несколько раз подряд моргнул и почесал голову: ни Фила, ни Пчелкина уже в кабинете не было. Только Космос возвышался над ним и смотрел с хрупкой, но сильной, жизнеспособной надеждой на него. Белов растерянно кивнул: — Ты же знаешь, я его тогда сам, лично ликвидировал, — прохрипел Саша. — Без третьих лиц. — Так-то оно так, Сань, только мне все равно стремно, — неожиданно признался Космос, теребя край темно-синего шарфа, перекинутого через затылок. — Сам понимаешь, что будет, если окажется, что он жив… — Снаряд дважды в одну воронку не падает, а я лично в эту падлу весь магазин всадил, — жестко оборвал его Саша. Он с секунду помолчал, смотря на часы на своей руке, сжавшей воздух в плотный и тяжелый кулак, а потом поднял светлые глаза на Холмогорова. В них плескалось недоумение. — Я вообще не понимаю, почему ты меня об этом спрашиваешь, — продолжил Белов. — Коль не веришь — иди и запроси эксгумацию тела. Тебе же есть кого просить. Последнее он добавил с усмешкой, посматривая все же своими лучистыми глазами на друга детства. Прошлый опыт, на котором четверо друзей — почти братьев — построили свой бизнес, процветающий и ныне, оказал на него непоправимое влияние, а уж главный антагонист той истории и вовсе чуть не убил троих из них. Не шутить про доблестных стражей правопорядка у него не получалось. — Совсем дурак, что ли? — насупился Космос. — Я же за нее и боюсь. Людка-то ладно, она на рожон не лезет: ее, если что, сплавить можно по-быстрому и надолго, а это чудо в погонах все делает по-своему! Как бы она еще свою историю с этой не связала… — Ну молчи, раз так. Только тогда тебе придется мне поверить, — Белов картинно развел руками, мол, ничего не попишешь, ты в безвыходном положении. Космос это прекрасно понимал и внутри него уже поднималась волна стыда за то, что он посмел усомниться в лучшем друге. Тем более, что в свое время он за такое нехило от судьбы-злодейки получил по шапке. — А я ведь тебе верю, Сань, — вдруг простодушно ответил ему Холмогоров. — Ты же знаешь, что верю. Просто я за своих боюсь так сильно, что уже шарики за ролики, видать, заезжают. — Знаю, Кос, думаешь, что я за своих не боюсь? Думаешь, Пчела с Филом за своих не боятся? — протянул Саша, тем самым поднимая в Космосе вторую подряд волну стыда — теперь уже за свое равнодушие к остальным друзьям детства. — Все боимся и сами не знаем, кого же боимся. Звучит хреново, согласись? Космос ничего не ответил, а только кивнул с задмучивым взглядом, устремленным в дальнюю стену. Саша сначала последовал его примеру — чувствовал, что тоже не помешало бы подумать в тишине над сложившейся ситуацией, но вдруг его вновь из размышлений выдернул голос все того же Космоса: — У Каверина была семья? Услышав этот вопрос, Белов удивлённо вкинул брови и повернулся к Космосу. Тот же не выглядел так, будто жалел о заданном вопросе. Напротив, Холмогоров казался человеком, который в тот момент знал, о чем спрашивал. На секунду у Саши в голове промелькнула мысль: не знал ли сам Космос что-то об этом? Вдруг его вопрос о семье Каверина — всего лишь попытка понять, чего ждать от него, Саши? — Жена у него была, — неуверенно пожал плечами Белов. — Красивая такая, рыжая. Светой, вроде бы, звали. Где сейчас — Бог её знает. А ты что, на жену думаешь? — Да это так, попытки мозгового штурма, — Космос улыбнулся другу привычной широкой улыбкой. — Забудь, Саня, это я просто предполагаю. — Ну слушай, я бы жену со счетов не скидывал, — Белов неожиданно для Космоса вдруг уцепился за персону вдовы Каверина. — Её ведь не убрали тогда, свалить за кордон она вполне могла, тем более, что деньги были. Но, с другой стороны, надо ли ей это? Что-то я не видел между ними пламенной любви! — Как знать, как знать… — покачал головой Космос. — Ладно, поехал я. Ты как, побудешь здесь еще или тоже?.. Холмогоров поднялся со стула и вопросительно посмотрел на Сашу. Он с секунду посидел молча, а потом кивнул и направился вслед за ним. Произошедшее сегодня не потрясло их до глубины души: за долгие годы, проведенные в жестоком мире большого бизнеса, никто из них и не думал отпускать вожжи подозрительности. Можно даже сказать, что друзья были готовы к тому, что когда-то произойдет что-то подобное. Только вот желания вновь ввязываться в какие-то войны не было. То ли за годы относительного спокойствия жиром оплыли, то ли еще что, но все прекрасно понимали, что предстоят тяжелые времена.

***

Саша наотрез отказалась ехать вместе с Ваней домой. Точнее, она не хотела, чтобы свой обеденный перерыв этот самоотверженный человек тратил на московские пробки и в конечном итоге все равно бы опоздал в больницу. Филатова демонстративно набрала на телефоне номер водителя, который возил ее на тренировки и в школу, и вскоре он за ней приехал. Белов все же вызвался проводить ее прямо до машины и Саша решила, что уж за секундную отлучку по такому поводу ему вряд ли свернут шею, а потому согласилась. — Вечером меня набери. Мне интересно твое самочувствие, — сказал Ваня, когда она уже открыла дверь подоспевшего автомобиля. — Хорошо, — покорно кивнула Филатова. Она бросила затуманенный взгляд на сидевшего к ней спиной водителя и продолжила: — Спасибо тебе. Ты — настоящий друг. Белов едва сдержался — понимал, что по-другому сейчас никак. Когда она села на заднее сиденье, не поцеловав его, не обняв и даже не улыбнувшись ему мягко и лучезарно, как она умела, чувства только разгорелись, а обида сжала горло спазмом. — Что, плохо тебе, да? Всем нам плохо, когда на скользкую дорожку ступаем, — раздался совсем рядом знакомый голос, говоривший с привычными насмешливыми интонациями. Белов привычным жестом засунул руки в карманы халата и повернулся на звук. Его гениальный наставник стоял позади и медленно, с нескрываемым наслаждением затягивался сигаретой. Едва какая-то пушинка табачного дыма долетела до ноздрей парня, как у него тут же заныли зубы — желание самому закурить просыпалось мгновенно, как от пушечного выстрела. Не желая испытывать самого себя, Ваня достал из кармана синюю пачку и ловким движением руки подпалил конец сигареты. Наблюдавший за его действиями Зайцев только хрипло усмехнулся. — Откуда вам знать, что между нам на самом деле? — недолго думая, заявил Ваня, пытаясь казаться равнодушным к словам хирурга. Он надменно тряхнул волосами и аккуратно затянулся, медленно выдув облако дыма. — Ты меня не прижучишь, салага! — театрально потряс перед ним указательным пальцем врач. — Знаю я вас всех, как облупленных: девочку помладше хочется, а нести ответственность за нее — нет. Ваня поперхнулся сигаретным дымом, чем вызвал нескрываемое самодовольство у Николая. Мужчина, недолго глядя на задыхавшегося в кашле студента, резко приложил свою крепкую ладонь об его спину. Ваня зажмурился, но кашлять стал не так надрывно. — Вы ни черта не знаете!.. — просипел Белов, медленно разгибаясь. — Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, что девочка недавно втайне от мамы прочла «Лолиту». Она даже чем-то похожа на актрису из давней экранизации… — он задумчиво почесал подбородок, смотря куда-то вдаль. Ваня, услышав это, стиснул зубы и резко развернулся к Зайцеву лицом, на котором полыхал праведный гнев. — Не смейте судить нас! Мы любим друг друга и всегда будем вместе! — едва ли не кричал отчаявшийся парень. Николай Антонович расхохотался в ответ: — По правде говоря, я думал, что ты не носишь розовые очки, Белов. А, выходит, я ошибался. Ваня не стал ждать продолжения его тирады. Растоптав недокуренную сигарету, он торопливо взбежал по ступенькам вверх и рывком открыл дверь больницы. Николай Антонович еще долго смотрел вслед юному медику, навязавшегося ему в ученики. За то недолгое время, что он знал его, Ваня вызывал у ведущего хирурга отделения противоречивые чувства: он терпеть не мог возиться с практикантами, они казались ему надоедливыми мухами, которые постоянно жужжат летними ночами над его ухом. Студенты отвлекали его от по-настоящему важных вещей, вроде статей в авторитетные медицинские издания или исследований какого-нибудь очень интересного случая. Белов ничем не отличался от огромной, плотной массы точно таких же ребят, которые думали, что именно они — те самые особенные, одаренные, талантливые будущие врачи и именно к ним внезапно окажется благосклонен знаменитый Зайцев, обстоятельства и сам Господь Бог. Впрочем, первое и третье очень часто имели в их глазах одно и то же лицо. В то же время, при таких вводных данных Ваня был готов к реальной работе. Остальные амбициозные студенты, не умея скрывать свои эмоции, стискивали зубы, когда занимались какой-нибудь грязной работой; по ним было видно, что они это делали только ради того, чтобы выглядеть хорошими в нужных глазах. Иван Белов был хладнокровен и ко всякой работе относился ровно — знал, что избрал профессию, в которой много грязи, вони, крови и боли. Возможно, он был одним из тех немногих фанатиков медицины и пришел в эту сферу не потому, что это, по словам родителей, «прибыльно и всегда работа есть», а потому что и впрямь тяготел к изучению человеческого тела и хотел спасать жизни. Хотел или не хотел Николай Антонович Зайцев, но замечать это частенько приходилось. Наверное, поэтому он все же смягчился по отношению к этому парню и позволил ему разговаривать со своей персоной почти на равных, пересекаться с ним на улице. Ваня представлял собой не совсем стандартный субъект и, возможно, что из него и получилось бы что-то стоящее. Как минимум потому, что пока Белов еще сам не осознавал, что мечта многих практикантов в этой больнице сама идет к нему в руки.

***

Криминалистикой Юлиана интересовалась больше, чем всеми остальными дисциплинами. Естественно потому, что она отображала то, ради чего она и пришла учиться в Академию МВД. Она усерднее и быстрее других записывала лекции и уже мечтала об интересных семинарах и иных видах практики. В Холмогоровой играло тщеславие: она хотела показать себя с лучшей стороны, доказать преподавателю, что она умнее остальных. К сожалению, на лекциях у профессора Бородина этого пока сделать никак не удавалось, ведь он просто зачитывал материал с заранее приготовленных бумаг. Конечно, он отвлекался от них, что-то объяснял своими словами, чтобы новым студентам этот предмет не доставлял хлопот своей загадочностью, но на лекциях профессор не допускал лишних разговоров и обсуждений. Юлька шла каждый раз на занятие, будучи раздираемой обидой и стремительно растущими амбициями, которым, казалось, её тела скоро будет мало и они обязательно выплеснутся наружу, создав своей хозяйке огромное количество проблем. Прослыть выскочкой не хотелось, да и сама Юлиана привыкла лавировать между диаметрально противоположным чувствами и манерами поведения. Её главной целью было — не допустить крайностей в нем, тем самым не дав возможности эмоциям одержать над ней верх. И это было одной из причин в её непомерном списке, где указывалось, почему она не может ответить взаимностью на чувства Паши Пчелкина. Первой причиной, конечно же, стояла смерть Миши, второй — как раз та самая несовместимость характеров: Пашка жил на эмоциях, отдавался им полностью и частенько испытывал проблемы с самоконтролем, чего не было у Юлианы, вышколенной за тот год со дня гибели Миши. Третья и дальнейшие позиции были основаны уже на конкретных прецедентах, но все они как один сообщали девушке, что ей не стоило связываться с этим человеком. Их максимум — дружба: пусть и не идеальная, но все же проверенная временем. Да и Пчелкин был хоть и чересчур эмоциональным молодым человеком, но все же адекватным и с ним можно было вести какие-то серьёзные дела. Взять хотя бы их недавний визит к родителям Андрея Пловцова. Сколько информации он смог вытянуть из них: теперь у них было сразу два источника, которые могли навести на что-то уже более определенное. А как он быстро сориентировался, когда старики спросили его о «человеке из органов»? Паша Пчелкин был сообразителен и явно находился на своём месте. К тому же, удачлив: то самое «свое место» он выбрал, фактически, методом «тыка» и не прогадал! Сегодня Юлиана впервые не слушала профессора Бородина. Её мысли занимали их с Пашей приключения на выходных. Только сейчас её осенило, что они не спросили у Пловцовых адреса Дины и теперь она усердно думала, как найти девушку. Рука Юлианы сама потянулась к телефону, который спрятался за пеналом. Девушка, не забывая о преподавателе, разблокировала его и открыла браузер. «Итак, чтобы найти человека в двадцать первом веке бывает достаточно странички в социальных сетях. Но полноценно этот способ может сработать только в небольших городах или поселках, да и то, не факт, что человек поставит в качестве места жительства настоящий город. К тому же, Дина Давыдова — не такое уж и редкое сочетание имени и фамилии, а мы ведь даже внешности её не знаем, чтобы сразу понять, кто перед нами, » — мозговой штурм шёл активно и Юлиане казалось, что она уже даже слышала скрип мифических шестеренок в собственной голове. Снизив яркость на телефоне, девушка все же открыла первую попавшуюся социальную сеть, где и сама была зарегистрирована, и напечатала имя девушки, которую они с Пчелкиным искали. Опасения Юли одновременно оправдались и не оправдались: в Москве девочек, девушек и женщин с таким именем нашлось, конечно, не миллион, но примерно пятнадцать-двадцать аккаунтов она насчитала. Уже увлечённая своим расследованием Юлиана взяла ручку, которой начинала писать конспект и перевернула страницу в тетради, чтобы найти абсолютно чистую. Записывать Холмогоровой было гораздо удобнее: сразу появлялось приятное ощущение, что в голове все раскладывалось по полочкам. Продолжая поглядывать за профессором, неотрывно от бумаги читавшим лекцию, она начала вычислять нужную ей Дину Давыдову. Прошерстив аккаунты бегло, без детального изучения содержимого их профилей, Юля тут же отсекла четыре аккаунта, так как они принадлежали не её возможной ровеснице, а женщинам возраста её мамы — и то как минимум. На всякий случай, Юля проверила эти аккаунты и, убедившись, что их действительно вели женщины в возрасте за тридцать, вычеркнула из списка. Лёгкий отсев закончился, дальше надо было думать, кто из Дин кто. Девушка постучала колпачком ручки по толстой тетради: Дина училась вместе с Андреем в школе, а затем и в техникуме, следовательно, должна была быть их с Мишей одногодкой или же на год младше (в том случае, если ее отправили в школу в шесть лет). Под это описание подходило еще меньше страничек — всего три аккаунта принадлежали девушкам, которые родились в диапазоне от девяносто шестого до девяносто седьмого годов. Первый из них принадлежал статной девице, у которой в профиле было множество фотографий с каких-либо фотосессий. В качестве места работы было указано какое-то малоизвестное модельное агентство. Впрочем, возможно, что малоизвестным оно было только в понимании Холмогоровой, но улыбчивая шатенка Дина Давыдова, которая родилась в июне девяносто шестого года, не казалась подходящей кандидатурой на роль несчастной девушки Андрея Пловцова. Второй аккаунт принадлежал девушке, которая родилась в девяносто седьмом году. Эта Дина была полной противоположностью первой: фотографии, в основном, рассказывали об участии девушки в каких-то школьных мероприятиях, а «стена» странички была заполнена постами об участии Дины в различных школьных олимпиадах и конкурсах. У этой Дины Давыдовой волосы были короткими и черными, как смоль; она носила милую челку и стильные очки. Юлиана даже почувствовала, как зависть к этой девочке пронзила ее сердце: очевидно, что она успевала быть не только отличницей, о чем повествовала фотография с красным аттестатом за девятый класс, но и, судя по всему, душой компании — фотографии с мероприятий периодически разбавлялись снимками из каких-то уютных кофеен, с ночевок у подруг. Эта Дина казалась Юлиане очень доброй девушкой со светлым сердцем, к которой тянулись такие же светлые и милые люди. К третьему из отобранных аккаунтов Юлиана подошла с трепыхавшимся сердцем: он должен был стать той самой соломинкой, за которую тонувшая в болоте неизвестности Юлиана должна была ухватиться. Зайдя на страничку последней, Юлиана тут же закрыла рот рукой, чтобы не закричать от радости: первым же постом была старая фотография Андрея и Дины. На селфи они улыбались и держались за руки. На дату рождения и город, выставленный в поле «место жительства», она уже не смотрела, ведь фото говорило само за себя. — Таким образом, мы можем сказать, что в криминалистике термины «фоноскопия» и «вокалография» почти идентичны, однако в литературе представляется, что фоноскопия несколько шире, чем вокалография, которая изучает только звуки голоса человека. Вот, например, Холмогорова, — Юлиана испуганно подняла взгляд на профессора Бородина, который, судя по его виду, последние минут пять точно делал вид, что не замечал ее разгильдяйства. От осознания этого у нее внутри все съежилось и она даже была не в силах пошевелиться. Профессор, заметив это, усмехнулся и продолжил: — Вы так громко обрадовались тому, что вам написали в этом вашем гаджете, что даже не заметили этого. Вот это, друзья мои, и есть предмет ведения вокалографии! — Простите, Леонид Сергеевич… — пролепетала испуганная Юлиана, стыдливо смотря на ухмылявшихся одногруппников. — Не поделитесь с нами, что вас так развеселило? — блеснул своими круглыми очками преподаватель. Говорил он так, будто приглашал ее к дискуссии или еще к чему-то подобному. Девушка нервно закусила губу и уставила свой взор вновь в экран смартфона. — Скажем так, это неким образом пересекается с моим предметом? — продолжил допытываться Бородин. Немного подумав, Юлиана неожиданно закивала головой. Даже с одного из самых дальних рядов, где она сидела, было видно его изумление. — Надо же! А я и не знал, что у меня тут на задних партах человек, который всего две недели учится в Академии, уже ведет какое-то расследование, — театрально удивился он, поправляя очки. — Это очень важное дело. Для меня… — только и смогла выдавить из себя Холмогорова. Одногруппники попереглядывались меж собой и вновь уставились на профессора — видимо, решили, что Юля так прикалывалась над стариком. Впрочем, так пусть оно и будет, ей же легче. Леонид Сергеевич несколько секунд постоял, задумавшись о чем-то, а потом вдруг продолжил лекцию ровно с того момента, на котором прервался. Юлиана уже хотела убрать телефон до самого конца лекции, как вдруг ей на него пришло сообщение от Паши. Оно было коротким: «Я нашел Дину». Девушка, недолго думая, отбарабанила ответ: «Я тоже. После лекции скину тебе ссылку на страничку». Ответ от Пчелкина не заставил себя долго ждать. «Не, ты не поняла. Я с ней сейчас в машине еду с Харьковской». Юлиана, чтобы опять не удивиться слишком громко, тут же выключила телефон. Внутри у нее все тряслось, как холодец перед новогодним застольем. Она помнила, что Дина на страничку заходила редко, последний раз — две недели назад. Для молодой девчонки это было нонсенсом и, естественно, наталкивало на какие-то подозрения. А тут Пчелкин, как обычно, взял и никого не спросил, а поехал искать эту Давыдову. И, самое интересное, что нашел и вез куда-то в своей машине. Впрочем, куда он ее вез, было ясно, как Божий день — лекция по криминалистике на сегодня у Юлианы последняя, значит, Паша сегодня опять заберет ее на машине. Только в этот раз заберет он ее не один, а с этой загадочной девушкой.